Buch lesen: «ЯТЬ. Психотерапия русской традицией, или как жить лучше в опоре на наш культурный код»

© Тюгаева Е. В., текст, 2024

© Яковлева А. Б., предисловие, 2024

© Гундлах К. С., Рыжова М. А., иллюстрации, 2024

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Предисловие Александры Яковлевой

Признайтесь, вы любите смотреть, как солнце встаёт над лесом, как плывёт туман над рекой, как колышутся травы в полях? Замирает ли ваше сердце, когда вы видите на картинах русских художников одиноко стоящую деревянную избушку: в оконце теплится свеча и тоненькая струйка дыма тянется из трубы?

Мы, жители мегаполисов, бегущие на работу, уткнувшись в экраны телефонов, занятые тысячами дел, плохо помним или уже не представляем, как жили те, кто был до нас. Мы ищем ответы на тревожащие нас вопросы в кабинете психолога, обращаемся за советом к друзьям или исследуем разноголосицу мнений в Интернете. Но мы до сих пор печём блины на Масленицу, вслушиваемся в колокольный звон и красим яйца на Пасху.

У каждого из нас свой путь, но если у вас в руках эта книга, значит, ваша тропинка привела вас к русской традиции. К тем истокам, которые помогали нашим предкам жить, любить и решать сложные психологические вопросы, когда от урожая зависела жизнь, а роженице нужно было отправляться за душой ребёнка в другой мир. Наши предшественники, несмотря на отсутствие электричества и водопровода, знали о жизни то, что забыли мы.

В этой книге заботливо собраны история и опыт поколений. То, что сейчас принято называть «культурный код», и то, чему мы принадлежим, даже если не помним об этом. Эту книгу нужно читать, чтобы прикоснуться к тайному знанию, почти утерянному среди бурь и потрясений, проносившихся над нашей страной в течение века. Это знание крайне хрупко, ведь оно передавалось не в книгах, а из уст в уста, из песни в песню. Люди переезжали в города, деревня редела, а вместе с этим угасала и память.

Читая эту книгу, вы будете слышать голоса наших бабушек, призывающих дождь, выдающих детей замуж, оплакивающих родных. Вы узнаете, сколько мудрости и силы было в том, что можно назвать «народная психология». Как люди справлялись с горем, как в этом помогали обряды, насколько мощно это наследие проросло в нас и где мы до сих пор встречаемся с памятью предков. Вас ждут удивительные открытия, которые наполнят душу радостью и светом. А может быть, просто дадут ответы на ваши вопросы, позволят взглянуть на жизнь под другим углом.

Я постоянно нахожусь в поиске новых идей, тем и гостей для своего подкаста. Он называется «Психология с Александрой Яковлевой», в нём я обсуждаю с экспертами то, что волнует многих из нас. Благодаря подкасту произошло моё знакомство с Елизаветой Тюгаевой, автором этой книги.

Жарким летом я готовилась с друзьями к празднованию Ивана Купалы. Моими задачами были плетение венков и рассказ об истории этой традиции. Я ездила в поля, собирала цветы, читала о традиции плетения купальских венков. Всё это было полно магии: много красоты, но мало смысла.

Чем глубже я погружалась в историю, тем острее становился вопрос: психология – наука молодая, а как справлялись с проблемами ОНИ? Боль, потери, тревоги, радости были у людей всегда, как же ОНИ переживали всё это? Что помогало? Что берегло? Что было опорой?

Тогда я поняла, что очень хочу найти специалиста, который даст ответы. И я нашла Елизавету. Она собирала знания по крупицам долгие годы. Мне повезло стать маленьким шагом на пути к созданию этой книги: я просто поняла, что то, что делает и о чём говорит Елизавета, должно быть доступно большему количеству людей.

Её просветительство исцеляет душу и облегчает сердце. Работая на стыке психологии и антропологии, она накопила уникальную экспертизу, которой щедро делится с читателями.

Эта книга – возвращение к себе. Путь среди шумных проспектов и безликих многоэтажек к той самой уютной деревянной избушке с резными наличниками, со свечой в окне и с тихим дымом, поднимающимся из трубы.

Александра Яковлева, автор и ведущая подкаста «Психология с Александрой Яковлевой»

Введение

Эта книга – вход в мир аутентичной русской традиции XVIII–XIX веков для современного человека, который увлекается психологией, историей, самопознанием. Зачем петь старинные песни сейчас? Как управляют нами культурные коды? В кого мы такие? Точно ли русская традиция – это матрёшка, «Калинка-малинка», хороводы вокруг ёлки и «Во поле берёзка стояла»? Или это мощная телесно ориентированная практика, музыкальная терапия и духовный путь в одном флаконе, не уступающие по глубине восточным направлениям? Что ещё мы не знаем о себе?

Я – Елизавета Тюгаева, психолог и музыкальный терапевт из Новосибирска. Десять лет я вместе с обычными людьми исследую психологический потенциал русского фольклора: пою старинные песни, вожу хороводы и выполняю обряды в поисках места архаичным кодам в повседневной жизни.

Для меня русская традиция – это розетка в сейфе, нескончаемый источник энергии, земная твердь, сундук с ресурсами…

Почему розетка?

Я отношусь к русской традиции как к особому пространству накопленного коллективного опыта поколений. Через фольклорные практики мы получаем доступ к этому полю. Это про ощущение принадлежности к чему-то большему и право распоряжаться ресурсами по факту рождения/принадлежности. Ещё можно обозначить это поле словами «культурный код», «коллективное бессознательное», «эгрегор» – тут каждому по вере.

Почему в сейфе?

Да потому что среднестатистический русский находится в плену стереотипов относительно своей культуры. Многое из того, что современник воспринимает как русскую традицию, ею не является. Это либо советский «фейклор»: атласные сарафаны, хороводы вокруг ёлки, Снегурочка в кокошнике и странные, ужасно весёлые оркестровые аранжировки. Либо новая русская традиция в формате родноверия/неоязычества: коловраты, ведическая Русь, солнечные хороводы мира, бубны, белые платья, очелья.

Я вам покажу, что подлинная русская традиция не уступает по глубине западным и восточным культурным кодам, просто многие из нас и не в курсе.

А теперь личная иллюстрация. На одном фольклорном фестивале был коллектив из той же деревни, что и «Бурановские бабушки». Настоящие бабули, слегка квадратные и супербодрые. Плясали три дня без перерыва. Мы, молодые, обходили их стороной, ибо если попадёшь в эту центрифугу, то через пять минут будешь умирать, лёжа на травке. Я всё думала, ну как так-то? Я же пью витамин D, хожу на кинезиофитнес и к остеопатам, и всё равно мне явно далеко до НИХ. ДО БАБУЛЬ! Ничего не понимаю. И вот ОНО МЕНЯ ЗАСОСАЛО. Пляшу в сарафане и вдруг понимаю, что с меня предательски начинают сползать трусы. Думаю: «Ну фсё, пришёл мне конец, потерять трусы в публичном месте – это несмываемое пятно в биографии». Я, значится, боком-боком отползла, и сия участь меня миновала.

С тех пор усвоила две вещи:

1) почему в традиции не носили трусов;

2) дело не в витамине Д.

Чем больше я погружаюсь в русскую традицию, тем мне очевиднее, что бабули так пляшут и так поют, ибо знают, где «розетка».

Бабушки в деревнях не отвечают на вопрос «почему» («потому что гладиолус!» – но об этом мы с вами ещё поговорим). А в книге вы сможете найти ту самую розетку и варианты объяснений и инструкции, как можно повысить качество жизни в опоре на культурный код. В чём практическая польза фольклора? Что из практик XIX века можно применять сейчас и как? Почему фольклор и психология – идеальная парочка?

Готовьтесь отказаться от стереотипов и погрузиться в аутентичный мир фольклора. Сначала я выдам «этнографический минимум» о разнице мышлений сейчас и век назад (отношение к телу, ко времени, к границам и т. д.), о визуальном коде русского костюма и о жизни как пути из «белого в белое», о гастрономических кодах, квашеной капусте и чёрной соли. Затем обсудим мужское/женское и был ли секс в деревне, потом поговорим про этнографию «дома» и «фэншуй по-русски», рассмотрим песенную терапию фольклором и почему мёртвые молчат, а живые поют. А завершим на обрядовой ноте: вы осознаете, как понимание основных переходов жизненного цикла в традиции (рождение, свадьба, смерть) может помочь современному горожанину.

Эта книга не этнографический трактат, а попытка перевести архаичные смыслы на понятный нам с вами язык. Почти что фольклорный детектив, приправленный личными историями – с огоньком и юморком. У меня нет задачи детального описания каждого региона, такой информации в Сети огромное количество. Но в этом супермаркете этнографии современник теряется и не может ухватить саму суть, и, по моей любимой прибаутке, вприпрыжку идёт на йогу, ведь там всё просто и понятно.

Передо мной стояла иная задача: выдать точки навигации, рассказать общую логику, правила, принципы. Я создала этакий букварь культурных кодов, чтобы после его прочтения у вас в голове возникала цельная картина мировоззрения русских крестьян позапрошлого века. Да, пришлось опустить детали ради общего вида. Конечно, профессиональный фольклорист или этнограф найдёт свои неточности и места для возмущения. Но эту книгу я пишу для вас, дорогие читатели, не для специалистов. Пусть она окажется вашим личным навигатором в диком лесу фольклора, а быть может, и в личном внутреннем пространстве.

Глава № 1
Базовая навигация в диком лесу фольклора

Для начала стоит определиться с основными понятиями, потому что под словосочетанием «русская традиция» каждый видит своё. О каком временно́м периоде идёт речь? О каком регионе?

Сейчас «русской традицией» называют всё что угодно: от атласных приталенных сарафанчиков а-ля «калинка-малинка» до хороводов в белых платьях с очельями вокруг костра с идолами. Как в этом всём разобраться простому человеку? Что из этого всего на самом деле имеет отношение к русской традиции? Как отличить одно от другого? При чём тут современная психология и почему она выстроена на западном культурном коде? Можно ли петь старинные русские песни человеку другой веры и этнической принадлежности? В этой главе разберём базовые вопросы, чтобы дальше говорить на одном языке.

Город vs деревня

Когда я говорю «русская традиция», имею в виду деревенский культурный код, а не городской. То, чем нас приучили гордиться ещё со школьной скамьи, – мир, созданный Пушкиным, Достоевским, Ахматовой, – это всё ГОРОДСКАЯ РУССКАЯ ТРАДИЦИЯ. А ДЕРЕВЕНСКАЯ русская традиция известна только узкому кругу специалистов, в школе этому не учат, но гордиться там ой как есть чем!

Это два разных культурных кода. Город начал расходиться с деревней века с XV, и к началу XX века – это просто небо и земля, разные планеты! Пока в городах говорили на французском, немецком, носили приталенную одежду и соблюдали свой «устав», деревня жила по собственным правилам: пела, плясала и трудилась. Удивительно, но факт: как и сейчас, так и в XIX веке городские жители не имели должного представления о деревенской культуре и считали её недостойной внимания высокообразованного человека. В целом именно это отношение мы и переняли из классической русской литературы.

В качестве иллюстрации приведу отрывок из дневника гимназистки 1916 года, которая впервые познакомилась с деревенской традицией уже во взрослом возрасте и была поражена увиденным:

«Первая экскурсия в родную старину была в Петрограде, у нас на курсах, когда я слушала бабушку-сказительницу Марью Димитриевну Кривополенову, 72-летнюю старушку, с таким жаром передававшую старины и былины: про „царя Ивана Васильевича“, про „Микитушку Родомановиця“, про „Скарлютку-вора“»¹.

Ещё в детстве, читая нашу золотую классику, я всё время думала, почему у деревенских – образ людей третьего сорта и обслуги? Это потом я поняла: наша классика написана из позиции «сверху» по отношению к деревне. Что логично, писали же её в основном представители города. Эту «обесценивающую» позицию впитали и мы, ныне живущие, благодаря погружению в шедевры русской литературы. Представление о «недалёкой деревне» теперь и топором не вырубишь. Поэтому мы имеем то, что имеем: йогу, даосские практики, тибетские чаши и африканские барабаны…

Когда я открыла для себя мир деревенской традиции, была шокирована её многообразием, глубиной и сложностью. Моя мама, кандидат биологических наук, и я со своими четырьмя дипломами с огромным трудом в первый раз заправили стан для ткачества! До сих пор как вспомню, так вздрогну. А орнаменты? Ума не приложу, как они, эти «недалёкие деревенские женщины», без принтеров ткали все эти узоры. Мы явно не теми глазами смотрим на фольклор. Поэтому я и написала эту книгу: это моя попытка вернуть ценность нашего наследия и выстроить дорожки от ушедшего к настоящему.

По данным переписи 1913 года, 85% населения в России жили в деревнях и сёлах и только 15% – в городах. Это означает, что как минимум 85% читающих эту книгу своими корнями уходят именно в деревню и деревенский культурный код. Но в школе все учили Пушкина, и это могло сформировать неверную картину сословной принадлежности (на всякий случай: деление на сословия моё, авторское).

Смею предположить, что в голове каждого из нас идёт некое противостояние кодовых систем: культурный код города VS культурный код деревни. Для вас, к примеру, блин – это символ солнца или поминальное блюдо? Цвет смерти – чёрный или белый? «Чёрное солнце» – это новый культурный код, а «белое поминание» – архаичный. У современника эти коды причудливым образом уживаются в определённой пропорции. И даже если я – городской житель в третьем поколении, то семейные сценарии и поведенческие установки «деревенского сословия» всё равно живут во мне в фоновом режиме и иногда вступают в конфликт с более «свежими». С этой колокольни «сословных несостыковок» эта книга может выступить недостающим звеном для лучшего понимания себя.

Не такая уж и архаичная

Ещё важно договориться об исследуемом периоде. В книге речь будет идти о русской традиции XX, XIX веков, максимум XVIII. Именно об этом периоде у нас есть достоверные данные этнографических экспедиций, в которых были записаны песни и обряды, собраны наряды и артефакты, хранящиеся в музеях. Опять тут стоит отметить, что город не очень-то интересовался жизнью деревни, не видел в этом ценности. Экспедиции – это что-то на гурманском для интеллектуальных эстетов. Таких энтузиастов оказалось немного, и им большой поклон.

Как деревня жила раньше, мы знаем только ориентировочно. Например, сколько хранится ткань? Не в музейных условиях, а в деревне в естественном бытовании? Двести лет? Тем более с учётом истории нашей страны с войнами, переселениями и другими перипетиями? Да и кто ж в здравом уме хранит рабочее? Вот и получается, что в музеях мы можем найти только праздничную одежду.

А песни? Первая звукозаписывающая аппаратура – фонограф – появилась в 1877 году, и то бо́льшая часть раннего архива была утеряна и разрушена из-за хрупкости катушек. Фактически мы имеем тексты старинных песен XVIII–XIX веков, а звучание – только XX века, когда первая волна фольклорного движения вдруг обнаружила архаичный пласт культуры в деревне и ринулась записывать бабушек. Получается, что старинные песни не настолько уж и стары.

В этом месте современный человек обычно очень расстраивается и возражает: «Какая же это архаика! Вы мне лучше расскажите, что было до крещения Руси», «Вот у Ольги Павловны есть родовая книга, которой 600 лет, и там записана подлинная история ведической Руси». Вместо ответа я бы рекомендовала посетить музей в Великом Новгороде, где по этому периоду есть один крохотный зал. Там вы найдёте антропоморфного идола, пару мисок да схему капища. Первая книга – уже церковный текст, псалтырь XI века, также здесь хранится. Как из этой информации рождаются подробные посты в социальных сетях об истинной природе ведической русской женщины? Мне непонятно. В поисках «дохристианского», помимо музея, можно заехать на Труворово городище недалеко от Изборска. Это с виду ничем не примечательный холм, где до XI века располагался древний крупный город, который потом был перенесён по соседству. И вот стоишь на этом холме, взираешь на поля, и действительно чувствуется какая-то другая энергия, атмосфера, но словами это вряд ли можно выразить…

Вот и получается, что позапрошлый век как будто недостаточно древний для восхищения, а действительно древнее совершенно неизвестно.

Однако я уже десять лет плотно исследую русскую традицию и могу ответственно заявить, что нам, современным, достаточно и столетней глубины для культурного шока. Там такое мировоззрение, что порой волосы дыбом встают – то ли от восторга, то ли от ужаса. Если сравнивать не линейкой времени, а относительностью мышления, то деревенская культура даже XIX века – это космос для современника.

Традиция меняется

Ещё одна ошибка восприятия – отношение к русской традиции как к постоянной величине: вот такой сарафан, такие песни, такие обряды и ничего нового, и так тысячу лет. В реальности традиция менялась всегда, это река, плывущая в ногу со временем. А мы с нашей колокольни воспринимаем ту самую традицию как застывшую картину на момент 1917 года, и это создаёт ложное ощущение «культурных скреп».

Есть фольклорная байка, как юные участницы коллектива на глазах у бабушек сняли наручные часы перед выходом на сцену:

– Зачем же вы вышли без часов? – спросили бабушки после выступления.

– Так их же не было.

– Если б были, я бы обязательно надела!

Бьюсь об заклад, если бы наши деды знали бы про газобетонные блоки, они бы с удовольствием строили дома из них, а не из дерева, потому что такие избы не горят. Все шили вручную из-за того, что не было швейных машинок, а не потому что чтили «энергосберегающий крой». Любая хозяйка не отказалась бы от печи-посудомойки, если бы такие были.

В рамках одной деревни век назад могли существовать одновременно и более архаичные традиции, и новшества. Например, на юге сохранилась понёва как более древняя форма одежды. Это то, что было до сарафанов: несколько домотканых полотнищ, которые сшивались и затягивались на шнуре, превращаясь в нечто похожее на юбку. И вот на улице деревни позапрошлого века можно было встретить и женщину в понёве, и девушку в сарафане. Получается, зрелые женщины носили «старьё», а молодёжь «новьё», а для нас, современных, и то и то – уже этнография.

Все новинки того времени активно вписывались в деревенский быт. Фантики от конфет вместо ракушек каури? Легко! Советские монеты вместо царских? Пожалуйста! И это естественно, ведь русская традиция – это просто система практики, которая помогала людям выжить, поэтому в дело шло всё, к чему был доступ.

Завершу этот постулат про переменчивую природу традиции забавной иллюстрацией. В XIX веке в городе пошла мода на чай с лимоном. Деревенские старались соответствовать новшеству как могли и за неимением лимона пили чай из самовара в прикуску с… солёным огурцом. Самолично пробовала – странно, но что-то в этом есть.

Как адаптировать русскую традицию в современном мире?

«Региональность и вариативность!» – девиз этнографии. Нет такого понятия, как «единый русский костюм (песня/свадьба)». У каждого региона, да что уж там, у каждой деревни были свои традиции. Но тем мне менее есть общая суть, объединяющая все регионы и отличающая русских от других народов. На метафоре ремонта: у всех современных квартир есть стены, пол, потолок, окна, деление на комнаты, входная дверь, но при этом каждая квартира обставлена по-своему. Так же и в этнографии: есть суть всего культурного кода, а есть региональные особенности. Главная задача – отделить «несущие стены» традиции от региональных украшений и деталей.

Проблема в том, что многие исследователи фольклора заняты исключительно своим регионом и не в курсе особенностей соседей, а чтобы ухватить общую логику, необходим сравнительный анализ разных регионов. Нужна картинка сверху!

Именно в этом подходе кроется ответ на сакральный этновопрос: а как адаптировать русскую традицию в современном мире? Объясняю.

Делай раз – проведи сравнительный анализ по интересующей теме в разных регионах, отдели зёрна от плевел. Пойми, что можно менять, а что нет.

Делай два – меняй то, что можно менять! Подшивай сарафан под себя, пробуй, исследуй, ищи!

Надо сказать, современный мир русской традиции в России в каком-то смысле достаточно единообразен. Мы все выровнены советским прошлым (пока что). Несхожесть жизни и мышления людей, живущих в разных регионах в XIX веке, была значительнее, нежели сейчас. Слава Интернету и телевидению! В какой-то степени мы все с вами деревня Интернетовка, «советские граждане» с современными особенностями. Поэтому всё, что нужно сделать, – взять «несущую стену» традиций позапрошлого века и «украсить» актуальными деталями. Если бы передача традиций шла естественным путём, а не прервалась в 1917-м, было бы гораздо проще. Но что есть – то есть. Поэтому и приходится прибегать к такому достаточно субъективному способу, предполагающему личную ответственность за меру «адаптации». Но только так, на мой взгляд, можно найти место архаичным традициям в современной жизни. Нет готовых решений, это поиск, и всегда будет тот, кто останется недоволен и даже возмущён «столь легкомысленным обращением с исконными традициями». Самое время ответить на вопрос: что нам с вами важнее – музейный экспонат или живая практика?

Мне кажется, основная проблема тех, кто пробует «адаптировать» культурный код, – это попытка натянуть старинное на современное, ничего не меняя, не учитывая реалии. Например, мы стали больше и шире за этот век. В буквальном смысле, среднестатистический женский размер 150 лет назад 44-й, а сейчас – 46–48. Далеко не всякий старинный сарафан придётся лично мне в пору – хоть плачь, а придётся перешивать под себя. Так же и с культурным кодом. Например, возьмём свадьбу как обряд. Ну позовём мы специалистов-фольклористов на празднование, ну споют они, очень красивые, в сарафанах, очень стройно старинную песню. Разве это повлияет на обрядовость самой свадьбы? Вряд ли. Вот если бы гости сами спели ту самую старинную песню и активно включились в традицию русской свадьбы – другое дело! Но это целая эпопея: поднять гостей, которые жаждут хлеба и зрелищ, из-за столов и в буквальном смысле заставить их проводить обряды для молодых. Тут мне есть чем поделиться, расскажу в главе про переходы жизненного цикла.

На мой взгляд, никакой специалист по фольклору не может сказать, как надо адаптировать, ответ лежит только внутри нас, простых наследников культурного кода. Я голосую за вдумчивое отношение к вопросу адаптации: важно брать суть и творить современное, опираясь на культурный код.