Buch lesen: «Церковь – открытый дом»

Schriftart:

Дизайнер обложки Антон Банников

ISBN 978-5-0064-3698-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Новая книга епископа Эдуарда Грабовенко о глобальной и глубокой миссии церкви, героях веры и малоизвестных проповедниках и пасторах. Епископ обращается к тому поколению служителей, которые сохраняют преемственность и готовят платформу для молодёжи. Автор побуждает читателей сделать открытыми свои церкви, чтобы принять как можно больше спасаемых.

Чтение этой книги займёт у вас максимум два часа. Если вы разделяете миссионерское видение церкви о проповеди Евангелия, приготовьтесь к тому, что это займёт у вас всю жизнь.

Посвящается моей маме Анне Ильиничне Грабовенко, которая всегда молилась за меня и вдохновляла.

Мальчик, который возил Воронаева

Когда Иван Воронаев начинал служение, – Бог призвал его, и он приехал на Украину, – то многие баптистские и православные прихожане и священнослужители получали крещение Святым Духом и переживали Пятидесятницу. Он шёл ко всем, не взирая на лица, нёс послание Пятидесятницы, горел огнём проповеди.

Мальчиком, лет в восемь-девять, в Кривом Роге я услышал от одного старца историю о том, как он был возницей у Ивана Воронаева. Это было в Николаевской губернии, в районе Нового Буга. Иван Воронаев ездил из посёлка в посёлок, из деревни в деревню зимой на санях. Приедет в деревню, помолится, едет в другую деревню. Этот старец был тогда пацанёнком, родители отправили его возить Воронаева. Как-то возница и его спутник проехали всю ночь, а под утро проповедник спросил: «Есть ещё рядом деревни?» В пяти километрах была деревня, но возница слишком устал и не хотел туда ехать: «Нету больше деревень». Прошли годы, пришла перестройка, во многих деревнях Николаевской области открыли евангельские церкви. Но в одной деревне не смогли ничего сделать – и это была та деревня, в которую возница не повёз Ивана Воронаева.

Свидетельство это я запомнил будучи ребёнком. И подумал: «Насколько сильно было желание, страсть, посвящение, огонь у Ивана Воронаева».

К священнику заезжал, ночевал у него, утром уезжал – священник был крещён Духом Святым. Для него не были важны национальность и обрядность, он нёс послание. Только послание веры и сила молитвы совершают чудеса.

Когда мы приехали в Пермскую область, мы ездили в колонии. Открылись двери в тюрьмах, и можно было проповедовать. Нам дали на один год автобус ПАЗ. У Сергея Мельничука были права на грузовик, поэтому он водил автобус. Мы тоже водили, но у нас не было прав. В поездку отправлялись на неделю. Тогда ещё моста через реку Чусовую не было, а дорога представляла собой местами асфальт и грунтовку. Переправляемся на пароме, едем мимо Полазны – молюсь за Полазну, едем мимо Добрянки – за Добрянку молюсь, в Березниках – за Березники. И дальше – Соликамск, на обратном пути – Чусовой, Кунгур. За города, где ещё не было церквей, а только колонии рядом. Молимся за город, благословляем. Прошли годы, я потом вспомнил: оказалось, там, где мы молились, образовались церкви.

Меня вдохновляет посвящение Воронаева: страсть по Богу, желание исполнить Его волю, нерушимая вера творят сильные чудеса

Не думаю, что Воронаев при жизни увидел такой результат своего труда, о котором мечтал. Но его посвящение дало колоссальный плод, его вера оказала огромное влияние, потому что суть его труда была в послании. Нашему поколению надо больше сосредоточиться на послании, а не на форме.

У моего отца в шифоньере висело много галстуков, а на воскресные собрания надевать галстуки не приветствовалось. Но он их хранил для меня, потому что понимал, что формы меняются, а послание остаётся. Удивительно, мы стали носить галстуки, но сейчас, похоже, я последний, кто в галстуке проповедует.

Мы обращаем внимание на внешность. Нам надо, чтобы человек был понятен. Был одет соответственно нашему стандарту, проповедовал – как нам надо. И разочаровываемся, если кто-то не соответствует нашему пониманию проповедника, учителя, пророка или апостола. Но жизнь показывает, что есть разные формы и они не так важны, как истина. Если мы это поймём, то, наверное, и для молодёжи откроем больше перспектив. Будем больше понимать и меньше воевать друг с другом.

В церковь пришло много ревностных и искренних молодых людей, которые готовы много делать.

Мы сами, спустя 70 лет воинствующего атеизма, были первым поколением, которое вкусило свободу. Свобода открыла перспективы. Я служил в армии, когда родители приехали ко мне и рассказали, что почти все знакомые решили эмигрировать. Верующие не верили, что свобода надолго, боялись преследований в Советском Союзе. Родители приехали со мной посоветоваться. «Что ты думаешь?» – спросила мама. И я им говорю: «Слушайте, это хорошая идея. Все едут, и, конечно, вы заполняйте анкету. Я вас буду навещать, но я останусь». Мама спросила: «А почему?» Я ответил: «Сейчас перестройка, такая возможность». На самом деле, это было лишь веяние свободы, мы только начинали её вкушать. В 1986 году мы отправлялись в первые евангелизации, нам разрешали собираться в клубах, мы стали проводить большие служения, водные крещения. В Одесской области собирались тысячи людей.

«Я буду проповедовать, потому что такое время, такая возможность появилась». Мама посмотрела на меня: «Мы тогда тоже не поедем». И мы были одна из тех немногих семей, которые не уехали.

Через несколько лет я приехал в церковь Кривого Рога, где у меня были родители. Я увидел, что молитвенный дом человек на семьсот полный. Церковь состояла из новообращённых людей. Большая часть людей эмигрировала, но пришли новые люди, которые покаялись.

Иван Ефимович Воронаев

Иван Воронаев был расстрелян по постановлению «тройки» НКВД в 1937 году.

Владимир Иванович Франчук, пастор, профессор Евангельской Теологической семинарии, почти тридцать лет занимался историей пятидесятнического движения Украины и России. К 90-летию служения Ивана Воронаева у Владимира Франчука вышла книга «Пробуждение: от центра Одессы до окраин России», в которой автор описал, в том числе, последние годы жизни одного из основателей евангельского движения.

Владимир Иванович пишет, что пос ле второго ареста осенью 1936 года Ивана Воронаева из Калуги этапировали в Москву. Он стал одним из главных обвиняемых по делу о Московской общине, по которому проходило 100 человек. В марте 1937 года Особым совещанием при НКВД его приговорили по ст. 58 к 5 годам тюремного заключения в особой Мариинской тюрьме НКВД.

Владимир Франчук исс ледовал 14 томов дела и продолжил писать запросы в федеральные органы. В 2005 году пришло письмо из ФСБ РФ: «Ваше обращение в отношении Воронаева (Черкасова) Ивана Ефимовича, поступившее из Главного информационно-аналитического центра Министерства внутренних дел Российской Федерации внимательно рассмотрено в Управлении регистрации и архивных фондов ФСБ России. Сообщаем, что по информации, полученной из Информационного центра Главного управления внутренних дел Кемеровской области, Воронаев (Черкасов) Иван Ефимович (Никита Петрович) по постановлению „тройки“ УНКВД Новосибирской области от 2 ноября 1937 года „за контрреволюционную агитацию“ приговорён к высшей мере наказания – расстрелу, что исполнено 5 ноября 1937 г. … Информацией о месте захоронения Воронаева (Черкасова) Ивана Ефимовича (Никиты Петровича) не располагаем».

Ивана Ефимовича Воронаева расстреляли 5 ноября 1937 года.

Фарисейство – монополия на спасение

Церковь должна быть понятной для людей, которые живут вокруг нас. Мы в силу сложившихся стереотипов часто не можем представить нашу работу обществу. Это ложный страх, основанный на детских воспоминаниях. Я помню, меня вызывали к директору школы, что-то говорили о сектантах и шпионах, пытались переубедить, потом запугать. Это до сих пор накладывает отпечаток. Мы делаем большую социальную, духовную, нравственную работу, а опыт прошлого мешает рассказать об этом. Молодёжь, рождённая в свободе, лишена этого страха, они не боятся дать отчёт обществу о своей вере. Они готовы нести послание веры, и нам не нужно удерживать их от этого.

Когда я приехал в Пермь и встретился с местными верующими, рассказал, что я приехал открыть церковь – одни меня поняли, а другие спрашивали: «А зачем тут ещё одна церковь?» Они не понимали, что на миллионный город может быть ещё церковь.

Мне запомнилась одна встреча того периода. На улице Ленина я встретил человека, которому было 77 лет, я рассказал ему о Христе. Он ответил мне: «Никто и никогда не рассказывал мне то, что ты мне рассказал». Я рассказал об этой встрече местным служителям, на что мне ответили: «Мы не верим, что есть такие люди, которые никогда не слышали о Христе?» Может быть, о Христе слышали, а о спасении не слышали.

Мы создали субкультуру, свой круг общения, окружили себя людьми, поддерживающими наши взгляды, обрядность, традиции и осуждаем других. А вместо этого нам надо понять время, суть послания, и двигаться в этом. Потому что если мы это не поймём, то рискуем застрять в духовном консерватизме, фарисействе, которое не даст Духу Божьему двигаться как Он хочет.

Мы христиане, застрявшие в прошлом

Простой пример: когда молодые заводят детей, старшее поколение считает, что молодёжь за ними не так ухаживает, не вовремя кормит, слишком легко одевает на прогулку. В нашей семье были такие споры. Мы начитаемся книжек, что надо каждые четыре часа детей кормить. Пацаны кричат, родители зайдут: «Что же вы их не кормите?» – «Только покормили, полтора часа назад». «Так вы что, вообще, сумасшедшие родители? Кормите их!» – «Вот положено, четыре часа». Пока потом сами не поняли, что надо всё-таки кормить, потому что они есть хотят.

Старшее поколение ценно тем, что они могут вовремя подсказать, поделиться опытом, научить, а молодое поколение шишки набивает. Мне бы очень хотелось, чтобы была преемственность поколений. Чтобы мы, создавая платформу будущего, смогли предоставить детям максимальные возможности. Чтобы опыт и знания накапливались и приумножались новыми поколениями.

Жизнь доказала, что верным решением для пасторов было благословить нас на служение. Пастор Иван Данилович Трюхан в 67 лет был с прогрессивным мышлением, доверял молодым. И он поднял молодых служителей, дал им возможность состояться в служении. Те, которые не давали – пережили разделения. Когда молодёжь уходила, было много боли. Я видел, как служители ущемляли своих же детей, которые их любили, которые им доверяли. Немножко другие формы прославления вносили болезненные разделения в церкви. Они могли как семья встретиться за общим столом, а как верующие поклонялись в разных местах. Они не переставали быть родными людьми, но перестали быть родными в Боге. Это печально.

Самое печальное, что формы служений возвели в доктрины, абсолютизировали традиции. Сколько церквей и сейчас верит, что только они спасены. «Не всякий, кто призовёт имя Господне, не всякий, кто будет крещён, не каждый, кто исповедует Иисуса Христа Господом и Спасителем, а только вот такой как я, по моей форме служения будет спасён». Вот это, наверное, самая большая опасность – абсолютизировать свои взгляды.

По этому поводу существует много неканонических притч. Люди спаслись, пришли на небо, а кто-то ведёт их мимо одного зала: «Тише! Тише!» – «Почему?» – «Потому что тут сидит группа верующих, которые верят, что только они одни спасены». Радоваться и ликовать нельзя, чтобы эти люди не разочаровались.

Мы будем удивлены, увидев на Небесах наших соседей – братьев из соседней церкви, которые, оказывается, тоже верили во Христа и спасены. Просто поклонялись немножко по-другому. Музыка была шумнее или, наоборот, сильно религиозная. А окажется, что они искренние и любящие Господа люди. Господь смотрит на сердце.

У нас есть евангелисты, которые проповедуют людям разных субкультур. Мы их вообще не понимаем. А я общаюсь с этими людьми, и я восхищаюсь их верой, я восхищаюсь их искренностью: «Надо же! Вот он идёт туда, к этим людям, проповедует им, а я туда пойти не смогу. Да меня там и не примут, и за своего не посчитают». А они проповедуют байкерам, рокерам, и их за это критикуют на чём белый свет стоит. Но не смотрите на то, что они в кожаных одеждах ходят. Вот самый хороший пример, – Захарий, – когда сын у него родился, в кожаных одеждах ходил. Питался не как все остальные, иначе служение проводил.

Если бы Иоанн Креститель в наше время жил, тоже не от мира сего бы был. Он приготавливал путь Господу, а папа был священник, папа ходил в священнических одеждах, у папы служение отличалось от служения сына. А знал ли отец, что это дитя, рождённое по откровению от Господа? Потому что ответ-то был Божий. Да знал, конечно. И мама это знала. Но сын был другим, я бы сказал, противоположных взглядов. Очень радикальных взглядов, в отличие от отца, который был степенным, в храме молился. Был ли отец благочестивым? Очень был благочестивым! А о сыне что пишут? Мученик за Христа, который жизнь свою отдал. А где он? Да в Царстве Божьем. Так он же был другой? Да неважно это! Послание-то осталось, суть-то осталась.

Der kostenlose Auszug ist beendet.