Buch lesen: «В кровавых объятиях Кали»

Schriftart:

Во тьму веков та ночь уж отступила,

Когда, устав от злобы и тревог,

Земля в объятьях неба опочила,

И в тишине родился С-Нами-Бог…

Он здесь, теперь – средь суеты случайной

В потоке мутном жизненных тревог.

Владеешь ты всерадостною тайной:

Бессильно зло; мы вечны; с нами бог.

Владимир Соловьев.

Иллюстратор Ирина (Irina Di) Диденко

Дизайнер обложки Дарья Бантле

© Дмитрий Ключников, 2019

© Татьяна Доброхотова, 2019

© Ирина (Irina Di) Диденко, иллюстрации, 2019

© Дарья Бантле, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-4496-8276-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Для знакомства и представиться

Здравствуйте. Я такой себе Дмитрий. Место действия – очень ненадолго! – Новосибирск. Время – утро. Свежее ноябрьское раннее утро. Еще долго будет темно за окном. Там холодный дождь и мокрый снег, слякотно, стыло. Только половина четвертого на часах. Через пятнадцать минут в дверь позвонит мой друг и всегдашний соискатель приключений Коська. А еще через тридцать минут нас уже будет ждать такси, чтобы увезти в аэропорт. Впереди у нас Индия. Манящая, жаркая, сказочно грязная и великолепная Индия.

Каждый год, в течение уже многих лет, мы проводим свой отпуск в Гоа. Самыми разными маршрутами добираемся в это богом поцелованное место. По пути посещаем другие города и страны, чтобы расширить свой кругозор и утолить жажду странствий. Но цель и конечный пункт маршрута всегда один, известный заранее, ожидаемый и непременный – Гоа. Именно сюда мы стремимся, мечтаем, ждем долгие месяцы, считаем дни и часы.

Не могу точно и с определённостью, которая удовлетворила бы меня самого, ответить на часто задаваемый мне друзьями и родственниками вопрос. Почему Индия? Почему именно Гоа? Есть же много других уголков на планете, где можно отлично провести время. Нет у меня для них четкого ответа. Нет возможности выделить какое-то конкретное обстоятельство, что так повлияло на мой выбор. Больше того, я не знаю ни одного любителя Индии и поклонника Гоа, который смог бы не туманно и расплывчато, а конкретно и четко ответить на эти вопросы. Могу сказать определенно и точно только одно. Я никогда и нигде не чувствовал себя более свободным и счастливым, чем в Гоа! Это место, отмеченное богами. Здесь они тебя слышат. И даже отвечают тебе. Здесь на физическом уровне ощущаешь воздействие таинственной энергии Вселенной. Она буквально переполняет твое существо, вызывая порой непроизвольные слёзы счастья. Здесь просто живешь, оставаясь наедине с самим собой, природой, Вселенной. Десять дней своей обычной жизни в социуме можно смело променять всего лишь на один день в Гоа. И это будет честная сделка!

В Гоа мы живем всегда в одном городке – Кандолиме. И там нас давно уже знает каждая собака. Да-да, это не для красного словца, а все так и есть. Псины подходят на улицах здороваться, лезут под наш стол в кафе, в общем – всячески демонстрируют удовольствие видеть нас снова из года в год.

Знаете, как обычно происходит наш первый променад по центральной улице? Эмоции – не передать! Торгаши, таксисты, люди – все те же, что и в прошлые года. Узнают, руками машут, бегут здороваться, кто-то даже лезет обниматься. Одни изменились сильно, другие совсем нет. У некоторых от удивления тяпки отвисают – узнали! Пальцем тычут, чего-то своим знакомым про нас говорят, руками машут, как разводящие на взлетке. Как-то жена хозяина ресторана, где мы обычно столовались, на радостях всю свою жизнь прошедшего года нам выложила, как на духу. Уложилась в 10 минут скороговоркой. И что она беременна на третьем месяце. И что болела сильно, только оправилась. И что не знает, кто у нее родится, да и не хочет знать. И что все индийцы – идиоты, раз истерят по поводу девочек. У нее одна есть, и вторую с радостью, если что, заведет! И много чего еще наговорила. И знаете, в такие момент очень хочется верить, да по большому счету, и верилось всегда, что все эти люди нам по-настоящему рады. Что не только цифры в рупиях у них на тот момент образно возникли в голове при виде нас.

На этот месяц, что мы собираемся провести в Гоа, запланировано много разных встреч. За несколько лет у нас накопилось огромное количество друзей и просто знакомых, они приезжают туда как раз в то же время, что и мы. И еще друзья-индийцы, с ними тоже велико желание пообщаться. И, конечно, самый преданный и главный наш друг – Ренни! Брамин, ювелир, бизнесмен и… просто очень хороший друг и человек. Один из первых наших местных друзей в Гоа. Он учился на врача в Питере и до сих пор отлично говорит по-русски и по-прежнему обожает нашу северную столицу. Познакомились мы с ним по одной простой причине: я с ума схожу от хороших драгоценных камней. Как увижу что-нибудь стоящее – прямо в ступор впадаю. Мне кажется там, внутри, в призрачном волшебном свете творится какая-то своя жизнь, отдельная и недоступная нам, и если долго вглядываться – можно чуть-чуть разглядеть, понять, узнать.

Заселяемся мы последнее время к Мери. Тоже забавный персонаж на нашем жизненном пути. Мери живет с семьей на первом этаже своего огромного дома, а на втором находятся квартиры, которые она и сдает отдыхающим. Собственно, тем и жива. Муж нашей хозяйки упокоился уже несколько лет назад, и потому вся тяжесть по управлению таким большим хозяйством легла исключительно на ее хрупкие португальские плечи. Почему португальские? Да потому, что Гоа – это бывшая португальская колония. Из нее в течение нескольких сотен лет страна-паразит, высасывала все, что можно и нельзя, и успешно населяла своими отпрысками. Вот и Мери тоже – как раз из потомков португальцев-завоевателей, правда, давно ассимилировавшихся на благословенном индийском побережье. Во дворе ее дома стоит огромный мраморный католический крест, но честно сказать, за все время знакомства я ни разу не видел, чтобы она отправилась в церковь, а католических храмов в Гоа хватает. И место для пуджи в ее доме тоже имеется. Понятно, Гоа – такое место, где сплелись разные верования, обычаи, религии. Здесь все уживается вместе вполне миролюбиво.

Правда, для русского человека некоторые, даже необходимо каждодневные бытовые привычки, часто кажутся, мягко говоря, странными, а то и просто взрывают мозг своей непонятностью. Помню, как-то я вошел в нашу спальню и, разинув рот от удивления – замер, не имея возможности сообразить, что же произошло с койкой. Мери постелила странное постельное белье. На узоре из маленьких крестиков был нарисован огромный красный прямоугольник с черным католическим крестом. Не знаю уж, что эти символы означают у индусов, вполне может быть, что пожелания добра и счастья, но от двери определенно казалось, что у нас на кровати стоит самый настоящий гроб. Ничего себе так впечатленьице. Конечно, я сразу помчался к Мери с требованием заменить безобразие. Мне долго пришлось объяснять ей, что почивать на таком кошмаре я не имею никакой возможности, потому как у меня с детства стойкая боязнь всяческих кладбищенский причиндалов. До сих пор не уверен, что она поняла, но постельное белье заменила.

Одновременно мне сразу вспомнилось, что в Шри Ланке, например, на свадьбе у невесты в руках обычно букет из пластика, так принято. Наши девки, если выходят туда замуж – шокируются до невозможности. Тоже аналогия с кладбищем налицо.

Про хрупкие плечи Мери я, может, и погорячился. На деле – женщина она увесистая и боевая, со своим обширным хозяйством справляется вполне себе успешно.

Имеется у нас с Коськой и любимая шека на пляже, и любимый ресторан, конечно. Везде нас как родных принимают, обнимают при встрече, целуют, о себе рассказывают, новости, что за год накопились, сразу сообщают. Торговцы из всех лавок приветственно машут, к себе зовут, мы их всех давно по именам знаем. Словно и не в чужой стране, а в деревне у родной бабушки на каникулах, с той лишь разницей, что уже все можно и дозволено, ты взрослый.

Тут вот еще какой момент надо осветить. Если вы думаете, что мы с Коськой полиглоты какие-нибудь, то сильно заблуждаетесь. Вовсе нет. И это не смотря на солидный опыт путешествий и количество стран позади. Просто у нас на полузабытый школьный английский наложились со временем местные расхожие выражения и характерные языковые особенности, достаточные, чтобы кое-как распознать, о чем там местные нам лопочут. Что-то понимаем, об остальном просто догадываемся, кое-что приходится самим додумывать. Но нам хватает, никогда, вроде, никакого недопонимания не возникало. Обходимся. Это я к тому, что про индусов, чего они там и как говорили – я рассказывать буду так, как сам понял. По-другому, увы, не умею.

Ну и про Коську еще несколько слов. Он мой самый первейший друг и злостный единомышленник во всем, мы знакомы столько лет, что сами уже не помним точно. Сто, а может, тысячу. По-моему, так всегда. Наша дружба началась еще с сопливого возраста на детской площадке возле дома, где нас выгуливали наши мамаши-подружки. Вроде, мы так особо и не дружили сначала, даже по паре фонарей друг от друга поимели в раннем отрочестве, разница в возрасте сказывалась. Но после все время сталкивались носами, то в школьном коридоре, а потом и в аудиториях института. Так что, уже и сопротивляться перестали, и подружились уже сознательно и навсегда.

По профессии мы – инженеры. Только сами знаете, как сейчас с работой и профессиями дела обстоят. Коська потом еще второе образование получил, художественное, всегда хорошо рисовал. И где мы только ни работали, чем ни занимались, наверное, все перепробовали, что только вокруг есть. Даже артель по заготовке грибов и ягод с идиотским названием «Сумасшедшая Белка» как-то основали, но только недолго она просуществовала. Сами мы ничего собирать не планировали, а у заготовителей тогда одна валюта была – бутылка. Набили мы всю имеющуюся в квартирах мебель бухлом, но как-то не сложилось, что собственно, и вполне закономерно с таким-то затейливым названием. А запасы потом еще несколько лет допивали с друзьями и родственниками.

На сегодняшний день у Кости своя дизайн-студия, вполне себе успешная и на слуху у городского контингента, а я проектирую торговые помещения. Не так чтобы очень жирно было, булки с икрой по полу не валяются, но жить можно, с голоду не помираем, хоть и не шикуем особо.

С тех пор, как у Коськи появилась своя студия, он постоянно экспериментирует с внешностью. Как говорится, сам себе манекен и стилист в одном лице. Сегодня он байкер в кожаной куртке с шипами и перчатках без пальцев, что вызвало во мне немедленно непременное сравнение его с кондуктором, страшно обидевшее модника. Завтра – унылый растаман с дредами и трилистниками на самых разных местах. А потом еще что-нибудь придумает. Но смотрится это все весело, и как-то очень стильно. Вкус у Кости, бесспорно, есть.

В данный момент мы оба холостякуем. Я давно, еще в институте женился, дочку вырастили, а потом поняли как-то, что не сложилось, живем вместе только по привычке, не пойми из-за чего. И разбежались каждый по своим делам и жизням, без претензий друг к другу. Вроде, ни о чем не жалеем. Внуки общие будут, еще встретимся.

А у Коськи любовь была, неземная как в песнях поется и в сказках рассказывается. Только любой сказке всегда конец наступает, а в жизни не всегда хороший, даже чаще плохой, почти всегда. Вот он после этого конца решил больше не экспериментировать, чтобы опять не нарваться, никогда. Или это ему пока еще сейчас кажется, что никогда, время покажет.

Мы так давно дружим, что понимаем друг друга уже с полувздоха, полуслова, даже внешне чем-то похожи: два таких крепких мужичка-бодрячка, тренажерный зал тоже вместе посещаем. Только Коська загорает лучше, два дня, и он уже негр, в темноте мимо можно пройти и не заметить, одни ладошки розовые сверкают. А я обычно, как все. Еще Коська, он скромный очень, с чужими все больше молчит, если только его из себя не вывести, в гневе он страшен становится. Так что рассказывать обо всем мне придется, одному.

Да, кстати, как-то скудно я вначале представился, только и сообщил, что меня Дмитрием зовут. Даже сколько мне лет, не сказал. Что ж, возраст у нас с Коськой такой… Как бы пояснее намекнуть? Ну, в пионерских галстуках мы когда-то ходили, и что такое СССР – еще помним. Только Коська на пару лет старше меня. Что ж, исходная ситуация и главные действующие лица так сяк очерчены. Можно начинать.

Повторение жульнического чуда в далёком Непале

Хмурый вечер спустился на затерянную далеко в горах маленькую деревушку. Низкие, моросящие облака, опустившись к остывающей к ночи земле, только чудом каким-то не просачивались в рассохшиеся двери каменных халуп. Жители деревни, как всегда, улеглись рано. И лишь брехливые псы изредка беспокоили только что родившуюся и еще неокрепшую вечернюю тишину.

Но в одной халупе, самой большой и стоявшей чуть выше на склоне, никто на покой не собирался. Обитатель её ждал подходящего момента. Момента для того, чтобы совершить далеко не благовидный поступок.

Посреди просторной, но грязной комнаты стояло ни то кресло, ни то, потертый и завшивленный, но трон. В нем восседал неопрятный, с пропитым лицом мужик неопределенного возраста. Удушливо дымили черной гарью масляные светильники давно не чищеной, позеленевшей бронзы. Слева, на маленьком столике, располагался непременный атрибут существования хозяина – кувшин с вином, а прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки – старинное зеркало из полированного серебра. Круглое и очень большое, в давно потемневшей старинной раме. Но странное дело, в зеркале не было отражения пропойцы. В нем отражалась деревня. Вся. Полностью. До малейших деталей можно было разглядеть и дома, и псов, и нехитрую утварь, бестолковыми хозяевами не убранную на ночь со дворов. Но что еще интересней – можно было увидеть и самих жителей, ведь каменная кладка стен стала прозрачной как стекло. Вот именно жители деревушки в тот момент интересовали пропойцу.

Один единственный пасс рукой над поверхностью зеркала, и на деревню опустился голубоватый, местами с розовыми неровными кляксами, туман. Он расползался по деревне очень медленно, постепенно. Как ленивое животное – проникал сквозь щели дверей и окон, и столь же лениво, но неотвратимо творил свое черное дело. Жители деревни не проснутся еще очень долго. Они будут спать не менее двух дней и ночей.

Старый алкаш остался доволен своей работой. Как шкодливый дьяволеныш, в предвкушении завладения душой грешника потирает свои мохнатые лапки, так и он, криво усмехаясь в пьяном угаре, потирал свои крючковатые, с обгрызенными ногтями безвозрастные руки. Что ж… Теперь можно со спокойной душой идти и грабить свой народ. Брать все, что приглянется, и отправлять на соседний рынок, что находится в нижней деревне. Кувшины с драгоценной влагой стоят денег, и он давно привык пополнять пустую казну за чужой счет.

Позже, когда местное население очнется от волшебного сна, непременно будут разборки. Они придут к его дому, кто с топорами, кто с вилами, серпами… Они будут негодовать и требовать. Они попытаются даже схватить его и сжечь, но… Все случится, как и раньше. Как случается каждый месяц. Из столетия в столетие. Он их уговорит. Он будет каяться и ссылаться на свой старый пропитый мозг и беспамятство. Он будет стоять на коленях и предлагать свою защиту от злых духов и людей. Из месяца в месяц… Из года в год… Из столетия в столетие… Он уговорит. Он знает, как.

Глава первая
Путешествие начинается. Стамбул и Мумбай. Первая оранжевая странность на нашем пути

В этот раз наша дорога была спланирована так, что предстояло посетить Стамбул, а затем Мумбай. Два совершенно непохожих друг на друга города, абсолютно полярные миры.

Все начиналось как всегда. Привычная обстановка аэропорта радовала началом путешествия, но одновременно волновала. Все же не каждый день тебя запирают в замкнутом пространстве самолета и уносят за тридевять земель со скоростью девятисот километров в час. К этому привыкнуть невозможно, ибо небо человеку совсем не родной дом. Но в этот раз волновался я уж как-то слишком сильно, необычайно. Даже Коська заметил.

– Завязывай.

– Чего завязывать? – непонимающе смотрю я на своего попутчика.

– Завязывай соседний стул ногой долбить и вернись в реальность. У тебя лицо потерявшего карамельку ребенка. Скажем так: идиотски-удивленное лицо с налетом кретинизма. Косоглазия для полноты картины не хватает. На тебя люди внимание свое обращают. Наверное, чего-то не совсем приличное думают. Может, что не так? Спал хорошо? Не писался?

Это юмор у нас такой. Мало кто понимает, но ничего поделать с собой не можем. Подтрунивать друг над другом с постными физиономиями – за десятилетия дружбы стало попросту привычкой. Те, кто нас не знает, иногда проявляют искреннее беспокойство и заботу по поводу наших умственных способностей. Кое-кто, бывало, даже помощь предлагал посильную.

– Да нет, – говорю, – все нормально. Вот только как-то не по себе мне. Явственно чувствую, что эта поездка будет далеко не такой простой, как планируем. У тебя нет такого ощущения?

– А как же, – отвечает друг, – с самого вчерашнего утра не могу от него избавиться. Сижу вот, помалкиваю. Не хочу твою не устоявшуюся еще детскую психику расстраивать. Вдруг тебя по волнам твоей фантазии потащит. Кричать по ночам начнешь, руками махать, маму звать. Возись потом с тобой весь отпуск.

Тут надо сказать, что мы оба – довольно чувствительные в плане интуиции личности. Не было еще случая, чтобы она, интуиция эта – нас хоть раз подвела. Накрывает обоих в один момент, как панамка бабочку. Но иногда, даже довольно часто, распознать, что же готовит нам эта панамка, и о чем кричит внутренний голос так, что воображаемые перепонки ушные лопаются – не имеется никакой возможности. Вот и в этот раз, сам не понимаю почему, но вой сирены подсознания перекрывает любые эмоции. Хлопушки и мигалки неутомимо взрываются в мозгу и сигналят о чем-то настолько важном и волнительном, что заглушить их или не обращать внимания – нет никаких сил. Знали бы мы тогда, что за испытания нам уготованы – не полетели бы. Ну а пока… Нас ждет Стамбул, граница между Европой и Азией, хлипкая стена между цивилизованным западом и полным древнего очарования востоком.

Пересадка в Стамбуле. Не короткая, но и не долгая. На все про все – девять часов ожидания. В этом городе мы не первый раз, практически все знакомо и осмотрено. Единственное упущение с нашей стороны – цистерны Базилика, оставшийся со времен древнего Рима заброшенный константинопольский водопровод. Вот их и предстоит нам посетить.

Любовь к древностям у нас в крови. Уж и не знаю, как так получилось, но эту любовь лично я ощущал с самого начала осознания себя. С детства меня тянуло во всякие заброшенные катакомбы. Везде чудились запрятанные потайные комнаты, и непременно они должны были быть набиты ветхим древним хламом. Но чаще всего, набиты они оказывались разбитыми фуфырями, пьяными бомжами и их подружками.

История стала моим самым любим предметом в школе. Никто лучше меня в классе не мог рассказать о временах древнего Рима. А уж мифы древней Греции и их герои, воспринимались мной как вполне себе реальные. Не думаю, что это привилось ко мне с молоком матери. Матерь моя – довольно обычная, милая и добрая женщина, никогда не интересовавшаяся этой ерундой. Потому я был в величайшем волнении от предстоящего посещения этих цистерн, о которых давно мечтал.

Примчавшись на такси и отстояв немалую очередь – мы туда, наконец, попали. Древность есть древность, и никакие туристы, новомодные подсветки или еще какие ухищрения, не изведут очарование далеких веков. Только начав спускаться в подземелье, мы ощутили рядом присутствие Времени. Оно было неподвижно. Оно как будто замерло на наших плечах, вдавливая в пространство, как какого-то самого мелкого и не имеющего никакой ценности во вселенной микроба. Словно вечность проникала внутрь тебя, наяву вовлекая в самые невероятные события прошлого.

Нас здесь ждали. Я это остро почувствовал, как только взглянул в глаза перевернутой вверх ногами Горгоне, изображенной на одной из колонн. Не знаю, кто и зачем, но это чувство преследовало меня до самого того момента, пока я впервые ни увидел его.

Сначала я заметил размытое, неясное пятно оранжевого цвета, промелькнувшее между колонн где-то вдалеке. Я не обратил внимания и даже успел забыть. Но оранжевая клякса стала попадаться мне на глаза все чаще. Потом я понял, что это не пятно, а человек, одетый в странную оранжевую одежду. И он, похоже, следит за нами, все время вертится поблизости. Вот снова мелькнул рядом и опять исчез за колонной.

– Ты это видишь? – спрашиваю я Костю.

– Отстань. Клоуна спугнешь. Бродит чучело в виде сумасшедшего туриста между колонн, и что? То, что он нарядился в оранжевое, говорит лишь о том, что это Стамбул. Здесь можно и не такое встретить. Свою буйную фантазию уйми и древностью наслаждайся.

Ну-у-у… ладно. Древностью так древностью. Вот только мне это пятно, в оранжевых обмотках, все-таки, не дает покоя. Видимо, сказались недавние переживания в аэропорту. И теперь самые что ни на есть обычности – вырисовывались вдруг в неожиданные картинки. Да еще эти цистерны загружали мой воспаленный мозг. Бесконечные ряды колонн давили на меня, холодный воздух подземелья подстегивал фантазию. Образы в мозгу теснились самые мрачные. Но это был не глюк, могу сказать уверенно. Костя его тоже видел, а групповые глюки хоть и случаются, но очень редко.

Налюбовавшись напоследок вечерним Стамбулом и основательно подкрепившись местным фаст-фудом, мы со скоростью метро умчались в аэропорт. Предстоял долгий семичасовой перелет в Мумбай. Или как местные до сих пор называют этот город – Бомбей! Мне старое название больше нравится. Есть в нем что-то такое сочное, звонкое, созвучное с местным колоритом. Не единожды уже останавливались мы в Бомбее. Определенно должен сказать, что мы в него по уши втрескались уже с первого раза. В этот город-монстр приезжать можно бесконечное количество раз, и снова он не перестает удивлять. Если сказать пошлость, что Бомбей, мол, это город контрастов – значит, ничего не сказать. Это, скорее, город крайностей. Фешенебельные небоскребы с шикарными, упакованными абсолютно всем нужным и ненужным апартаментами, у подножья которых, как клумбы, разбиты сламы-трущобы. Ролсы с золотыми крылатыми феями на капоте, подпирающие на светофоре буйволиную повозку с нехитрым грузом бедняка. Католики, исполняющие незамысловатые ритуалы, отчего-то смахивающие на Вуду и к их вере, по идее, никаким боком не относящиеся. Абсолютно разные, не имеющие между собой ничего общего люди, в то же время живущие бок о бок без каких-либо разногласий. Каждый знает свое место и непременно это место уважает и чтит. За исключением, разве что, подрастающей молодежи, которая все же, не смотря на многовековые устои, пытается как-то изменить свое бытие. И кто знает… чего еще из этого может получиться.

Не изменив своей привычке, мы заселились в полюбившийся нам отель Марин Плаза. Нас давно подкупило, что расположен он в одном из красивейших мест Бомбея. На городской набережной, с шикарным видом на Бомбейскую бухту. В отеле даже Костька счел меня параноиком с навязчивой манией. Везде: в ресторане и за поворотом лестницы с позолоченными перилами, на полосатом диване в лобби, и даже в бассейне – мерещился мне ненавистный оранжевый глюк, как привязанный веревкой, следующий за нами шаг в шаг.

Оставаться здесь надолго нет смысла. Город знаком. Потому, освежив за сутки воспоминания, побродив по любимым местам, посетив всемирно известный, благодаря Шантараму, «Леопольд», мы двинулись в Гоа, навстречу пляжу, морю и сказочным закатам.

Самолет в Даболим набит под завязку. Ни одного свободного места. Пассажиры все сплошь индийской наружности. Кроме нас, белых еще только четверо, компания молодежи из какой-то англоговорящей страны. Почти весь полет прошел нормально. Пару раз тряхнуло, кто-то слабо ойкнул, и на этом, казалось бы, все. Но не тут-то было, рано мы обрадовались. Когда наш железный птиц начал снижение и вошел в нижние слои облачности – ему будто кто-то зарядил хорошего пинка. Нашу маршрутку так нещадно стало колошматить, что багажные полки с грохотом начали открываться одна за другой, и все вместе разом. Пару раз взвизгнула какая-то тетка и сразу заткнулась. Наверное, ее все-таки заткнули. Каким способом – не важно. Важно, что весь самолет вдруг замолчал! В салоне установилась полная, даже, словно, дрожащая тишина, когда становится страшно – тут уже не до бесед.

А вот со мной случился припадок истерического веселья. Нет. Это не был нервный припадок в прямом смысле. Мне просто было весело от всего вокруг. Я так и не понял, что со мной тогда произошло. Со мной, человеком до жути боявшимся в свое время высоты и самолетных прогулок. Ни капли страха. Я смотрел на все это действо с веселым любопытством. Видя перепуганные, побелевшие от напряжения и страха лица, я вдруг представил себя эдаким монстром, которому предстояло принести в жертву целый самолет! Движки визжат, салон скрежещет и громыхает, багаж валится на головы и… все, мертвая тишина, без людей! Мужественная, торжественная тишина.

Но, миг – и моя фантазия рисует совсем другую картинку. Наш самолет набит самыми, что ни на есть, безгрешными и крутыми праведниками, каких свет еще не видывал. Что призывать нас еще не за что, и мы, прям, настолько все уверены в своей святости, что по приземлению, нам всем обязательно выдадут по белому пальто. С крылышками.

После посадки мы сразу решили, что вот это происшествие и было тем, о чем нас предупреждала наша, с позволения сказать, интуиция. На том и порешили. Да ненадолго. Уже сидя в такси, Коська вдруг толкает меня локтем под ребро и указывает пальцем куда-то через дорогу:

– Смотри! Вон, опять твое оранжевое чучело стоит. На нас без отрыва лупится. Как только из аэропорта вышли, так я его и приметил. Только теперь он еще и рукой машет. Знаки какие-то, невообразимой сложности, слать пытается. Начинай бояться. Он теперь весь твой. Куда ты – туда и он. Типа, твое личное, именное привидение.

Глянул я в ту сторону, и правда… Посередине дороги с бесконечно сумасшедшим трафиком – одинокий сломанный светофор. И вот к этому светофору прислонившись, с поднятой вверх рукой, стоит тибетский монах, очень похожий на того, что мы видели в стамбульских цистернах, а потом мерещился мне в Бомбее. Только на нем, кроме оранжевого, замотанного вокруг туловища тряпья, еще шапка. Ярко-желтая, похожая на петушиный гребень шапка. А кистью поднятой вверх руки он выделывает сложные загогульки и закорючки, что еще больше придает ему вид наглухо нездорового гражданина. Выглядит все жуть, как нелепо, потому что в Индии не часто встретишь служителя Будды в полном обмундировании. Да и шапки эти, насколько мне не изменяет память – обрядовые. Никогда монах не выйдет на променад в таком вот костюме!

– Чей-то, – отвечаю, – он мой? Мне таких волшебников ни за какие деньги не навяжешь. Да и ты его тоже прекрасно даже наблюдаешь вместе со мной. Так что это теперь и твое привидение. Теперь твоя очередь писаться и маму звать. А мне, чет, недосуг на него любоваться. Мне уже окунуться в волну охота, и захреначить горсть песка в твою довольную харю. Поехали!

Видимо, близость океана, и всего, что с ним связано, напрочь отшибли у нас возможность здраво рассуждать о чем-либо, кроме собственно этого океана и предстоящих развлечений. А ведь этот монах был ярким и недвусмысленным предупреждение того, что с нами что-то не так. И не только с нами…