Мои 90-е. Истории о пережитом

Вошедшие в сборник рассказы и эссе написаны в Литературной мастерской Клуба новых старших – совместного проекта КомУза и Ельцин-Центра (Екатеринбург).

Редактор Диана Королькова

Продюсер Наталья Кадешникова

ISBN 978-5-0055-9506-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наталья Кадешникова и Диана Королькова

Предисловие

– Диииииии! Давай делать книгу! Я поняла, что ты имела в виду с Литмастерской. И я поняла, какую книгу мы будем делать! – с этого звонка моей неугомонной Наташки всё и началось.

– Смотри, нам не надо ностальгической шелухи про «деревья были зеленее и парни моложе». Давай сделаем КомУза-сборник «Мои 90-е» – про связь поколений. С этой пандемией с 2020 года сегодняшние благополучные 20-30-летние оказались закрученными в вихрь перемен, когда прошлое перестало определять будущее, а будущее – совсем непонятно как планировать, потому что неизвестно, как изменится завтра… Многие в панике. А на встречах с моими «комузовцами», с сегодняшними 50-80-летними, я слышу: «Наташа, мы пережили 90-е, нам вообще ничего не страшно». Понимаешь? Они не боятся ничего. Книга должна быть – не для аудитории 50+, они и так все прекрасно помнят. Это обращение к другому, цифровому, новому поколению их детей и внуков. Потому что в таком же вихре перемен в их возрасте наши «комузовцы» сделали все, чтобы у детей и внуков было самое счастливое детство, юность и взрослость.

Через 2 недели после этого разговора я стояла в аудитории коворкинга Ельцин-Центра – на первую Литературную мастерскую КомУза собралось больше 50 человек. Мы говорили о памяти и о том, зачем писать о прошлом. Сначала казалось – не за чем. «Я не смогу да и не о чем», «кто я, чтобы писать о себе», «кому это может быть интересно, я слишком обычная» – писали участники в своих первых эссе-размышлениях. А потом вдруг открылось, что воспоминания – это не просто радужные картинки из прошлого. Воспоминания – это честные свидетельства и личный опыт проживания чувств, опыт поиска опор в неопределенности каждого нового дня.

Неделя за неделей множились тексты в моей рабочей папке. Кто-то ограничивался короткими очерковыми заметками, а кто-то делал первые шаги в написании рассказов. Многие почувствовали в себе силы настолько, что завели собственные блоги, где сначала робко, а потом смело назвали себя писателями и начали оттачивать мастерство, с удивлением обнаружив, что стать писателем мечтали с детства.

Для нас это не просто сборник воспоминаний, это книга-переосмысление, книга-переоценка вклада старшего поколения в наше будущее для нас – детей и внуков. Опыт наших старших – это не про то, как преодолеть трудности, их опыт – про то, как сохранить в себе любовь, пройдя все вихри перемен.

Татьяна Клементьева

Мне 64 года, но я никак не научусь называть себя пенсионером. Окончила радиотехнический факультет УрФУ. На 90-е годы пришлось то время, когда в 30 лет получаешь неоценимый опыт выживания, поиска себя и возможностей. Всегда любила учиться чему-то новому. Лелеяла мечту написания книги. В этом сборнике чувствую себя безбилетным (пока безбилетным) пассажиром, вскочившим на подножку последнего вагона уходящего поезда.

Верю, что мечты сбываются: проверено на себе!

Последние дни СССР

Так получилось, что в самый ответственный для страны момент в августе 1991 года я оказалась в Риге и была свидетельницей происходящих там событий.

В Ригу я поехала на обучение по программе «Маркетинг и менеджмент» Копенгагенского бизнес-колледжа при поддержке Рижского Бизнес-центра. В структуре нашего завода по изготовлению электромузыкальных инструментов в 1990 году появился новый отдел – отдел маркетинга. Мне предстояло руководство этим отделом в качестве заместителя начальника. Но такого опыта у меня еще не было. Будущим инженерам-конструкторам на радиофаке Уральского политехнического такие дисциплины не преподавались. Оформляла командировку в радостном возбуждении. Встреча с Ригой могла о многом напомнить.

Студентами мы путешествовали по Прибалтике на заработанные в стройотряде деньги. Хотелось вновь пройти по узким улочкам Старого города, посетить понравившиеся места. В первую поездку город поразил своей необычной для Урала архитектурой, шпилями башен, старинными домами, прижавшимися друг к другу, коваными элементами на фасадах, маленькими ресторанчиками с национальными блюдами. Вкус серого гороха со шпиком и луком, который подавался в глиняном горшочке, вспоминался как одна из рижских достопримечательностей. Впечатлил Домский собор, сооружение XIII века. Видимо, из-за проходивших тут же раскопок создавалось ощущение, что он опустился в землю на 2 метра под своей тяжестью. Уехать из Риги и не послушать орган Домского собора казалось немыслимым. Решили неделю провести в Таллине и вернуться в Ригу вновь для того только, чтобы попасть на концерт немецкого органиста. Фотографии Турайдского замка в Сигулде, как декорации к фильму о средневековье, после поездки хранились в домашнем архиве. Все эти воспоминания за одно мгновение пронеслись в голове.

Но хватит ли командировочных, ведь предстоит прожить 2 недели, можно сказать, за границей?

Решение пришло сразу: продам спальный гарнитур, приобретённый только что и еще не распакованный. Достать мебель в те годы было то еще приключение – этот гарнитур нам привёз знакомый из закрытого города. За покупателями дело не стало, нашлись среди заводских инженеров. Дефицит был острый, как и на все остальное: например, холодильники, за которыми соседи в очередь записывались и дежурили по ночам. Деньги были найдены. Билет на самолет брала через Москву, чтобы завернуть к сокурсникам. Дома оставались муж и дочь-подросток.

Рига поразила свободой нравов. При заселении в гостиницу мне предложили один номер со стоящим рядом мужчиной, приняв нас за пару. То, что фамилии в паспортах не совпадали, никого не смутило. А ведь был случай в командировке в Горьком, который с 1990 стал Нижним Новгородом, когда администрация гостиницы ворвалась в номер ночью с целью «проверки нравственности».

Слушатели бизнес-программы съехались со всей страны – от Петропавловска-Камчатского до Калининграда и из множества республик СССР: Армении, Грузии, Белоруссии, Украины, Латвии, Литвы, Эстонии, Узбекистана и Туркменистана, а также из Москвы и Ленинграда, который переименуют в Санкт-Петербург только 6 сентября 1991 года.

В комнате со мной жила молодая женщина из Новокузнецка – Лариса. Удивила и тронула ее семейная история с трагической гибелью старших детей, которых ей не довелось увидеть, поскольку сама она родилась позже. Сколько судеб узнаешь, пересекаясь с разными людьми в поездках по стране! Мы любили с ней побродить по вечерней Риге, выпить чашечку кофе в уютном кафе на углу, где за белым роялем сидел пианист и ловко включался в импровизацию с саксофонистом.

Были слушатели из Украины. Особенно запомнился рыжеволосый молодой человек с редкой фамилией Пистолькорс, в переводе – «скрещенные пистолеты». Оказалось, потомок древнего шведского дворянского рода, что упоминается в романе «Нечистая сила» Валентина Пикуля. Он историк, много времени проводил в архиве Риги, чтобы определить ту недвижимость, которая когда-то принадлежала его предкам.

Преподавание велось на английском языке через переводчиков. Удивительно, что ровно через 30 лет аналогичный курс мне преподавали в УрФУ, чтобы научить предпринимателей 50+ выживанию в условиях рынка.

А тогда все было в новинку. Мы готовились защищать свои проекты. Но утром 19 августа вдруг замолчало радио в гостинице. Пронесся слух, что военные подразделения захватили все самые важные объекты. Мосты, дороги, магистрали были перекрыты, автохозяйства заблокированы, как и управления связи, радио и телевидения. Город притих в ожидании.

Руководители семинара передали по цепочке, что сегодня занятий не будет. Как потом оказалось, зарубежные преподаватели спешным делом покинули Ригу. Телевизор молчал. Единственным источником информации оставалось окно. В своих номерах мы «прилипли» к стеклам, но площади казались пустыми. Вдалеке на мосту через Даугаву виднелся стоящий на посту танк. Из разговоров с местными жителями мы знали историю январского противостояния. В те дни на улицах Риги возникли баррикады, тяжелые шлакоблоки от которых можно было увидеть и в августе. Тогда шла борьба за независимость. Были жертвы. Латыши этот урок запомнили.

Иногда слышался стрекот вертолетов, летящих над городом. Меня это не пугало, напоминая об отслеживании лесных пожаров, что часто летом наблюдали над Уралом. Город контролировался. Но кем? Понятно, что республика, взявшая курс на самоопределение ещё в 1990 году, не должна сдать своих позиций. Процесс был начат и должен был получить своё развитие. Не помню, из каких источников до нас дошла информация, что границы закрылись. Был повод поволноваться. Но в то же время успокаивало то, что не было активного движения на улицах, никто не громил витрин и не пытался воздвигать и защищать баррикады. Да и от кого их было защищать?

Улицы опустели. Не слышно ни одного выстрела. Транспорт стоял.

Волновал вопрос: что происходит сейчас? Кто, что, зачем, почему? Чем это может закончиться?

Сдружившейся компанией мы собрались в моем номере. Вспоминали семьи, с которыми пока не удавалось связаться. Ведь мобильников не было! Обсуждали между собой создавшуюся ситуацию, делились воспоминаниями. На память приходили истории, связанные с переживаниями разного характера. Как, например, я оказалась в горах во время грозы и наблюдала лупившие в землю молнии в нескольких десятках метров от себя, или то, как в полном тумане на катамаранах пересекали фарватер Волги, а наперерез шел теплоход, с которого вряд ли могли нас заметить. Видимо, подсознание диктовало сюжеты, в которых все хорошо закончилось. Будет все хорошо и на этот раз.

Наступал вечер. На улице стал прибывать народ. Не было мочи усидеть, не побывав в этой возбужденной событиями толпе и не предприняв попытки что-либо выяснить. Ринулись вниз. Со мной были двое москвичей, молодые ребята, братья. В них подкупали искренность, любознательность, желание испытать себя в неординарной ситуации и какая-то жажда приключений. Эх, молодость, за плечами пока была только школа, а перспектива – юрфак!

Толпа приняла нас доброжелательно. Понятно, что наше возбуждение шло от сознания, что происходит что-то значимое, историческое. Казалось, что окружающие радуются, но как-то сдержанно, без яркого выплеска эмоций. И никакой агрессии между людьми, никакого противостояния. Что-то говорили про переворот в Москве. Но толком никто ничего не знал. Разобраться со всем эти нам ещё предстояло.

Много позже в публикациях очевидцев тех событий стало прорисовываться то, что мы не видели сквозь оконные стекла.

Обстановку, сложившуюся в эти дни в республике, описал в своих воспоминаниях бывший начальник управления внутренних дел города Риги Виктор Федорович Бугай:

«Постановление №1 ГКЧП предписывало приостановить деятельность политических партий, общественных организаций, запрещало проведение митингов и уличных шествий. И постановление полностью выполнялось. Не было видно патриотически настроенных «героев», не блокировались воинские части и их боевые машины. Никто не протестовал.

Страх парализовал волю патриотов, они прятали и вывозили семьи, уезжали за границу. Закупали продукты. Те, кто носил новую униформу, сразу же ее сняли. Сдавали свои объекты, прятались на засекреченных базах. Главная для всех задача – уцелеть, не попасть под шальную пулю».

Контроль обстановки зачинщиками путча поручался Рижскому ОМОН во взаимодействии с воинскими подразделениями Прибалтийского военного округа. Когда же заговор развалился, вполне могло произойти кровопролитие между защитниками советского правопорядка в Риге и Народным фронтом Латвии. И не только. Хорошо, что все решилось мирным путем.

Но вернёмся в отель. 23 часа, ночь. От перенесенного стресса трудно уснуть. Завтра по графику последний день семинара «Baltic Managers». Выпускной. И он состоялся! Был организован шведский стол в здании Гильдии. Только отчего-то было грустно. Вероятно, от неизвестности и ожидания – что ждет нас в России, как сможем оформить выезд. 21 августа мы разъезжались с вокзала в разные уголки нашей общей до этого страны, улетали самолетами в родные аэропорты, а страна уже трещала по швам и разваливалась на части. В этом её состоянии нам еще предстояло выживать, но с семьёй это уже не было страшно. Начиналась совсем другая история.

P.S.

• 21 августа 1991 года Верховный Совет Латвии подтвердил независимость республики, приняв Конституционный закон «О государственном статусе Латвийской Республики».

• 6 сентября 1991 года независимость Латвии была признана Государственным Советом СССР.

Валентина Строганова

Выйдя на пенсию, я нашла для себя много увлечений, на которые раньше не хватало времени: исторические танцы, скандинавская ходьба, йога, прошла школу сетевого бизнеса. Четвёртый год участвую в проекте Натальи Кадешниковой Академия осознанного долголетия «КомуЗа».

Никогда не думала писать – считала, что у меня нет таких способностей. Но вот на встречу в «КомуЗа» пришла филолог, семейный историк, Диана Королькова и с увлечением стала рассказывать о книгах, изданных нашими сверстниками, совсем не писателями. Предложила нам, пережившим эпоху непростых 90-х, написать книгу воспоминаний об этом сложном и бурном периоде. Что-то зацепило в её словах, и решила попробовать.

Так появились мои рассказы.

О талонах

Конец 80-х гг.

СССР разваливался. Страны Балтии требовали суверенитета. В бывших союзных республиках начались погромы. Бастовали шахтёры. Предприятия закрывались, появилось много безработных. Продуктов практически не было, полки магазинов пустовали. Кругом орудовали спекулянты.

В стране ввели талоны. Это были бумажные карточки, которые выдавались ежемесячно или сразу на год по месту работы или прописке на каждого члена семьи. На талоне был указано, какой вид продукта, на какой месяц и в каком количестве можно купить. Например, в месяц на сахарный талон можно было купить 1 кг сахара на человека, макарон – 400 грамм. Это были такие огромные бумажные простыни в виде таблицы, которые мы всегда носили с собой (вдруг что-то «выкинут» на прилавок). При покупке товара продавец отрезал месячный талон.

В Свердловске (наш город переименовали позднее) по талонам продавали масло, сыр, сахар, муку, колбасу, крупу, макароны, яйца, чай, спички, водку, сигареты. За продуктами выстраивались огромные очереди. За порядком следили активисты, которых в каждой очереди всегда хватало с лихвой. Часто на ладони они записывали номер очереди и регулярно ходили и проверяли эти номера.

Талоны на спиртное ввели 11 декабря 1989 года. Перед Новым годом горожане запасались водкой и шампанским, простаивая в очередях по несколько часов. И вот 29 декабря в гастрономе «Центральный» закончился товар. Толпа народа высыпала на улицу и перекрыла движение. В этом районе находится трамвайное кольцо, и трамваи встали во все четыре стороны.

Появились представители власти и попытались успокоить собравшихся. Но их уже не слушали. Ругая власть, двинулись на площадь 1905 года и там провели митинг, требуя продуктов к Новому году. Этот эпизод назвали в городе «винный» бунт.

На следующий день продукты в магазинах появились.

Сигареты и водка мне были не нужны, но не пропадать же добру, которое мне было положено по закону. Я выкупала это «добро» и отвозила в деревню родителям. В деревне денег почти не было, так что сигареты и водка стали платёжной единицей. Ими можно было расплатиться за всё: за дрова, за сено, за вспашку огорода. Тем, кто не пил (или был малопьющим) и не курил, было очень удобно.

Уже позднее, через много лет, переезжая на другую квартиру, обнаружила в кладовке, в тёмном углу, несколько бутылок водки. Видимо, оставляла на чёрный день, уже не помню.

А запомнился мне другой случай, не связанный с водкой.

Работала я в центре города, рядом был гастроном. Во время обеденного перерыва можно было сбегать туда и отовариться продуктами. Очереди выстраивались огромные, но за час перерыва можно было успеть что-то купить.

Однажды я стояла за маслом, примерно полчаса. Вдруг подбегает какая-то женщина, осматривает очередь, показывает на меня и кричит: «Она!»

Ко мне подходит милиционер и просит пройти с ним. Недоумевая, иду за милиционером. Останавливаемся. Женщина кричит: «Она, она у меня украла!»

Как оказалось, эта женщина стояла в соседней очереди, сумка была открыта, она отвернулась, и кто-то вытащил у неё все талоны. Как она утверждала, это была я. Я опешила. Говорю, что стою в этой очереди уже полчаса, никуда не отходя. Стоящие рядом могут подтвердить, спросите. Женщина не унималась: «Я её запомнила, она была в коричневом пальто и стояла сзади меня».

А у меня пальто – тёмно-зелёное.

Милиционер молча отошёл от нас, женщина с криками: «Украли все талоны!» убежала за ним. Я стояла, не зная, что делать: возвращаться в очередь или стоять и ждать, когда меня в кутузку заберут. Такое со мной было впервые.

Вернулась в очередь, успела до конца обеденного перерыва купить масло. Осадок после этого, конечно, остался жуткий.

Но позднее, когда пришла в себя от этого эпизода, поняла, каково было той женщине, которая потеряла все месячные талоны на продукты. Не удивительно, что и цвет пальто уже не замечала.

О путче

19 августа 1991 года я шла на работу в хорошем настроении. Начальник должен был рано утром уехать в командировку, впереди ожидалось три спокойных дня: без дёрганий, аппаратных совещаний и срочных поручений.

Зайдя в вестибюль, увидела озабоченного начальника, слушающего проводное радио у вахтёра.

Спрашиваю: «Вы не уехали в командировку?»

«Какая командировка, Валентина Борисовна, в стране переворот» – был ответ.

Эти слова вызвали недоумение. Какой переворот? Мы выросли в Советском Союзе и с детства знали, что перевороты, забастовки и путчи могут происходить только при «загнивающем» капитализме.

Хотя в начале 90-х в нашей стране уже начали происходить глобальные преобразования.

Республики, входившие в состав СССР, стали отделяться от Союза и провозглашать свою независимость. В июне 1991 года провозгласила свою независимость Российская Федерация. Первым президентом Российской Федерации был избран Б. Н. Ельцин, бывший первый секретарь Свердловского обкома партии.

По телевидению постоянно транслировались заседания Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР. Это были захватывающие зрелища, настоящие спектакли.

Борис Ельцин вышел из состава Компартии, единственной и правящей партией в стране. Генеральным Секретарём Компартии и Президентом СССР оставался Михаил Горбачёв.

На 19 августа в Москве было запланировано подписание нового союзного договора, инициатором которого был Борис Ельцин. Это означало роспуск Советского Союза.

Группа высших чиновников из восьми человек решили не допустить развала Союза. 19 августа они выступили по телевидению с заявлением об отстранении от власти М.С.Горбачёва, объявлении в стране чрезвычайного положения и переходе власти в руки ГКЧП (Государственный комитет по Чрезвычайному положению). Горбачёв был заблокирован на президентской даче в Форосе.

Утром 19 августа по Всесоюзному радио было зачитано заявление ГКЧПистов.

Я встретила своего начальника, когда он слушал это заявление.

В тот же день в Москву были введены войска. Бронетехника стояла у Белого дома (так называли здание Верховного Совета РСФСР). Колонны демонстрантов прибывали туда же.

Сопротивление путчистам возглавил Б.Н.Ельцин. Его выступление на танке перед Белым Домом часто сравнивали с выступлением В.И.Ленина на броневике в 1917 году.

В своём обращении Ельцин призвал не подчиняться Указам ГКЧП и объявить Всероссийскую забастовку. Свердловск поддержал Ельцина. Возле здания горсовета был разбит лагерь его сторонников.

На работе начальник собрал общее собрание, рассказал о сложившейся ситуации в стране, хотя полной и достоверной информации не было.

В стране были закрыты многие телепрограммы и выпуски большинства газет. После заявления путчистов по Центральному телевидению непрерывно транслировали балет «Лебединое озеро», который ещё долго после этого ассоциировался с путчем.

Слушали радиостанцию «Эхо Москвы» – единственную, которая передавала новости о событиях в Москве.

Не скажу, что было страшно. Было тревожно. В городском транспорте не было суеты и давки. Люди вполголоса обсуждали последние новости.

Рабочее утро 20 августа началось с общего собрания. Те, кто всю ночь просидели возле приёмников, рассказывали о последних событиях. Начальник наш был демократ, открыто поддерживал Ельцина.

В этот день путчисты приняли решение о захвате Белого Дома. Демонстранты противостояли продвижению техники, трое из них погибли.

В Москве танки и баррикады, штурм Белого дома, первый президент СССР в Форосе – это было уже серьёзно. В Свердловске многие крупные предприятия объявили забастовку.

Напряжение нарастало. Оно чувствовалось повсюду: на улице, в магазинах, в транспорте. Многие боялись открыто высказывать своё мнение о происходящем. Говорили полушёпотом.

21 августа в Свердловске на площади 1905 года состоялся грандиозный митинг в поддержку Ельцина. Хотя это был рабочий день, площадь была переполнена. Мы также всем коллективом пошли на этот митинг.

Пафосных речей на митинге не было. Всем было ясно, почему они здесь находятся. Ораторы выступали с грузовика. Было много лозунгов: «Нет ГКЧП», «Мы за Ельцина».

Митинги в поддержку Ельцина прошли также в Нижнем Тагиле, Первоуральске.

Вечером на чрезвычайной сессии Верховного Совета ГКЧП был осужден и распущен. Войска из Москвы вывели, путчистов арестовали.

Так завершился путч, или несостоявшийся переворот, длившийся 3 дня.

После этих событий в стране началась перестройка и все «прелести» 90-х.