Buch lesen: «Призраки Сумеречного базара. Книга первая»

Schriftart:

Cassandra Clare

Ghosts of The Shadow Market

Book I

Кассандра Клэр, Сара Риз Бреннан. Сын рассвета

Нью-Йорк, 2000 год

Внутри каждого мира таятся иные миры. И те, кто ищет свой дом, странствуют по всем мирам, в какие только могут проникнуть.

Некоторые представители рода человеческого полагали, будто их мир – единственный на свете. Они и не догадывались, что есть и другие, до которых подать рукой, и демоны неутомимо ищут дверь, чтобы к ним пробраться, а Сумеречные охотники эту дверь стерегут. И уж тем более не догадывались, что существует Нижний мир – община волшебных созданий, которые обитают в одном мире с людьми, выкраивая себе в нем место.

Всякой общине нужно сердце. Должно быть какое-то место, где можно собираться всем вместе, торговать товарами и тайнами, обретать любовь и богатство. И потому-то по всему миру работали Сумеречные базары, куда приходили жители Нижнего мира и люди, наделенные Зрением. Обычно торговцы расставляли свои лотки и палатки под открытым небом.

Но в Нью-Йорке даже магия была немного не такой, как везде.

Заброшенный театр стоял на Канал-стрит с двадцатых годов – немой свидетель, но ни в коей мере не соучастник той бурной деятельности, к которой, в сущности, и сводилась жизнь города. Люди, лишенные Зрения, проходили мимо его терракотового фасада, спеша по своим делам. Если кто-то и бросал на него случайный взгляд, им казалось, что театр, как всегда, темен и пуст.

Им не дано было увидеть дымку эльфийского света, заливавшего золотом ободранный амфитеатр и голые бетонные залы. А Брату Захарии – дано.

Дитя безмолвия и тьмы, он шел по залам, вымощенным желтой, как солнечный свет, плиткой; золотые и алые панели полыхали на потолке у него над головой. В альковах по стенам стояли почерневшие от старости бюсты, но сегодня фэйри увили их цветами и плющом. Оборотни развесили на заколоченных окнах мерцающие амулеты в виде полумесяцев и звезд, чуть расцветив полуистлевшие красные портьеры, которые до сих пор висели в арочных оконных проемах. Фонари со створками напомнили брату Захарии о тех давних временах, когда он сам – и весь мир – были совсем другими. В одном из огромных и гулких залов висела люстра, давно уже не работавшая, но этой ночью магия чародеев окружила все лампочки разноцветным пламенем. Они сверкали словно самоцветы – аметисты и рубины, сапфиры и опалы, их свет создавал какой-то особый мир, казавшийся и старым, и новым, и возвращали театру весь его былой блеск. Некоторым мирам отмерен срок жизни всего лишь на одну ночь.

Если бы Базар мог наделить его теплом и светом хоть на одну ночь, Брат Захария согласился бы не глядя.

Настойчивая фэйри четырежды попыталась продать ему приворотный талисман. Захария, может, и хотел бы, чтобы на него действовали такие талисманы. Существа, настолько далекие от всего человеческого, как он, никогда не спали, но иногда он ложился и отдыхал, надеясь обрести подобие покоя. Но покой никогда не приходил. Долгие ночи напролет брат Захария чувствовал, как любовь утекает у него между пальцев – больше воспоминание, чем настоящее чувство.

Брат Захария не принадлежал Нижнему миру. Он был Сумеречным охотником, и не просто Сумеречным охотником, а членом братства, посвятившего себя тайной магии и мертвецам. Безмолвные Братья, неизменно в плащах с капюшонами, дали скрепленный рунами обет молчания, отрешились от всего мирского. Нередко они внушали страх даже своим сородичам, а жители Нижнего мира, как правило, вообще избегали Сумеречных охотников, – но к присутствию именно этого Сумеречного охотника на Базарах они уже успели привыкнуть. Брат Захария приходил на Базары уже лет сто – в долгих поисках, которые (даже сам он уже начинал так думать), могли оказаться бесплодными. И все же он продолжал искать. Брат Захария владел немногим, но времени у него было предостаточно, и он старался не терять терпения.

Впрочем, сегодняшний вечер уже успел его разочаровать. Чародею Рагнору Феллу сообщить ему было нечего. Никто из других его немногочисленных связных, собранных с большими трудами не за один десяток лет, не явился. Брат Захария медлил не потому, что на этом Сумеречном базаре ему нравилось, а лишь потому, что он помнил, как нравилось ему на Базарах когда-то.

Тогда это был словно побег из тюрьмы, но Брат Захария почти забыл, каково это – стремиться сбежать из Города Костей, который стал его домом. На задворках сознания, холодные, как прилив, который вот-вот смоет все остальное, постоянно звучали голоса его Братьев.

Они торопили его скорее вернуться домой.

Брат Захария развернулся в мерцании усыпанных алмазами окон. Он уходил с Базара, пробираясь сквозь смеющуюся и торгующуюся толпу, когда услышал, как женский голос произнес его имя:

– Так, еще раз: на кой нам этот Брат Захария? С нормальными нефилимами проблем не оберешься: ангельская кровь, выглядят так, будто трость проглотили, и ходят такие важные. А уж с Безмолвными Братьями, держу пари, там не трость, а целый боевой посох. В караоке с ним точно не сходишь.

Девушка говорила по-английски, но юноша ответил ей по-испански:

– Тихо. Я его вижу.

Это оказалась пара вампиров, и, когда Брат Захария обернулся, юноша вскинул руку, чтобы привлечь его внимание. Ему было на вид не больше пятнадцати лет, а второй, девушке – не больше девятнадцати, но для Захарии это ничего не значило. Сам он тоже до сих пор выглядел молодо.

Чтобы незнакомый обитатель Нижнего мира по доброй воле попытался привлечь его внимание? Это было что-то новенькое.

– Брат Захария? – уточнил юноша. – Мне нужно с вами поговорить.

Девушка присвистнула.

– Вот теперь вижу, на что он нам сдался. Приветик, брат Ах-ария.

Вот как? – переспросил у юноши Брат Захария. Он испытывал нечто такое, что в былые времена сошло бы за удивление, и был как минимум заинтригован. Могу я быть вам чем-то полезен?

– Очень на это надеюсь, – сказал вампир. – Я – Рафаэль Сантьяго, заместитель главы Нью-Йоркского клана, и бесполезных не люблю.

Девушка взмахнула рукой.

– Я – Лили Чен. Он всегда такой.

Брат Захария взглянул на них с новым интересом. Прядки в волосах вампирши были выкрашены в неоново-желтый цвет, алое ципао¹ очень ей шло, и, несмотря на сказанное ею, она улыбалась словам своего спутника. Юноша был кудряв, миловиден и всем своим видом излучал презрение. Под горлом у него, где мог бы висеть крест, виднелся шрам от ожога.

Полагаю, у нас есть общие друзья, сказал Брат Захария.

– Не думаю, – возразил Рафаэль Сантьяго. – Друзей у меня нет.

– Ой, ну спасибо тебе большое, – сказала стоявшая рядом девушка.

– Ты, Лили, – холодно произнес Рафаэль, – моя подчиненная.

Он вновь обернулся к Брату Захарии.

– Я так полагаю, вы имеете в виду чародея Магнуса Бейна. Этот мой коллега всегда имел с Сумеречными охотниками куда больше дел, чем мне представляется допустимым.

Интересно, подумал Захария, а говорит ли эта Лили на мандаринском наречии? Безмолвные Братья, изъяснявшиеся передачей мысли, в языках не нуждались, но по родному Захария порой скучал. Бывали ночи (в Безмолвном Городе всегда стояла ночь), когда он и имени-то своего не помнил, но помнил, как его мать, или отец, или нареченная говорили на мандаринском. Его невеста учила ради него китайский – тогда он еще думал, что доживет до свадьбы. Он был бы не прочь подольше поговорить с Лили, но тон ее спутника ему не очень понравился.

Поскольку вам, судя по всему, до Сумеречных охотников дела нет, а в наших общих знакомых вы заинтересованы слабо, заметил Брат Захария, зачем вам понадобился я?

– Мне нужно поговорить с Сумеречным охотником, – сказал Рафаэль.

Так почему бы не отправиться в ваш Институт?

Рафаэль презрительно усмехнулся, обнажив клыки. Никто не умел усмехаться так, как вампиры, а этот вампир усмехался особенно мастерски.

– Этим Институтом, который вы называете моим, заправляют… как бы помягче выразиться… фанатики и убийцы.

Мимо прошел фэйри, торговавший лентами с вплетенными в них чарами иллюзий; за ним тянулись голубые и лиловые флаги.

Выразились вы не особенно мягко, не удержался Брат Захария.

– И правда, – задумчиво сказал Рафаэль. – Тактичность – не самая сильная моя сторона. В Нью-Йорке жизнь Нижнего мира всегда била ключом. В огнях этого города мы все словно оборотни, воющие на электрическую луну. Еще до меня тут один чародей попытался уничтожить мир. Глава моего клана, вопреки моим советам, пошла на катастрофический эксперимент с наркотиками и превратила город в скотобойню. Схватки оборотней не на жизнь, а на смерть за главенство над стаей в Нью-Йорке случаются гораздо чаще, чем где бы то ни было. Семейство Уайтлоу из Нью-Йоркского Института понимало нас, а мы – их. Уайтлоу пали, защищая жителей Нижнего мира от тех, кто теперь занимает их Институт. Конечно же, когда Конклав назначил нас карой для Лайтвудов, нас самих он не спрашивал. Теперь мы не хотим иметь с Нью-Йоркским Институтом ничего общего.

Рафаэль говорил уверенно, и Брат Захария подумал, что наверное, стоит обеспокоиться. Он сражался во время Восстания – когда банда молодых отступников взбунтовалась против своих вождей и против Соглашений с Нижним миром. Ему рассказывали, как Круг Валентина открыл в Нью-Йорке охоту на оборотней и как на пути у Круга встали Уайтлоу, а это привело к такой трагедии, которой не хотели даже повстанцы – кучка озлобленных, ненавидящих Нижний мир юнцов. От того, что Лайтвудов и Ходжа Старквезера сослали в Нью-Йорк, Брат Захария был не в восторге, но поговаривали, что Лайтвуды с тремя детьми тут осели и искренне раскаиваются в том, что натворили раньше.

Мирская боль и борьба за власть, если смотреть на них из Безмолвного Города, казались очень далекими.

Захария и не догадывался, что жители Нижнего мира возненавидят Лайтвудов настолько, что откажутся от их помощи даже тогда, когда Сумеречные охотники понадобятся по-настоящему. Наверное, стоило все-таки догадаться.

У жителей Нижнего мира и Сумеречных охотников долгое и сложное прошлое, полное боли, и вина за это большей частью лежит на нефилимах, признал Брат Захария. И все же за века они научились работать вместе. Я знаю, что пока Лайтвуды следовали за Валентином Моргенштерном, они творили чудовищные вещи, но если они и вправду раскаиваются, почему вы не можете их простить?

– На мне самом вечное проклятие, так что с моральной точки зрения я против Лайтвудов ничего не имею, – нравоучительным тоном изрек Рафаэль. – Но я имею серьезные возражения против перспективы лишиться головы. Если у Лайтвудов будет хоть малейший предлог, они истребят весь мой клан.

Единственная женщина, которую когда-либо любил Захария, была чародейкой. Он видел, как она скорбит из-за Круга и его деяний. У Брата Захарии не было никаких причин поддерживать Лайтвудов, но всякий заслуживал второго шанса, если по-настоящему его хотел.

А еще среди предков Роберта Лайтвуда была женщина, которую звали Сесили Эрондейл.

Вряд ли до этого дойдет, мягко возразил вампиру Брат Захария. И разве не лучше восстановить отношения с Институтом, вместо того чтобы ловить на Сумеречном базаре Безмолвного Брата?

– Разумеется, лучше, – сказал Рафаэль. – Я признаю, что ситуация далека от идеальной. Но это не первый хитрый план, который я был вынужден применить, когда мне понадобилась аудиенция у Сумеречных охотников. Пять лет назад я пил кофе с проезжей представительницей Эшдаунов.

Обоих вампиров передернуло от отвращения.

– Ненавижу Эшдаунов! Вот просто ненавижу, – заметила Лили. – Такие зануды! Думаю, что если бы я решила попробовала кровь кого-то из них, то уснула бы в процессе.

Рафаэль бросил на нее предостерегающий взгляд.

– Но я даже подумать не могу, чтобы выпить крови Сумеречного охотника без его согласия, ведь это было бы нарушением Соглашений! – громко заявила Лили. – Соглашения для меня чрезвычайно важны.

Рафаэль зажмурился, лицо его на миг исказила гримаса отвращения, но мгновение спустя он открыл глаза и кивнул.

– Ну так что, Брат Воздыхария, поможете нам выпутаться? – безмятежно спросила Лили.

Безмолвное Братство обдало его холодной волной неодобрения – словно разум завалило камнями. Захария пользовался огромной, по меркам Безмолвных Братьев, свободой, но частыми визитами на Сумеречные базары и ежегодными встречами с некой дамой на мосту Блэкфрайерс он и без того испытывал их терпение.

Если бы Брат Захария начал общаться с жителями Нижнего мира по тем вопросам, которые вообще-то прекрасно решались силами Института, его привилегии, чего доброго, могли бы и отозвать.

Рисковать встречей на мосту он не мог. Чем угодно, только не этим.

Безмолвным Братьям запрещено вмешиваться в дела внешнего мира. В чем бы ни состояли ваши затруднения, сказал брат Захария, я убедительно призываю вас обратиться по этому вопросу в ваш Институт.

Он склонил голову и собрался уйти.

– Мои затруднения, – сказал ему в спину Рафаэль, – это оборотни, контрабандой ввозящие в Нью-Йорк инь-фэнь. Слыхали когда-нибудь про инь-фэнь?

Колокола и песни Сумеречного базара словно умолкли.

Брат Захария резко повернулся обратно к вампирам. Рафаэль Сантьяго глядел на него мерцающими глазами, и у Брата Захарии не осталось ни малейшего сомнения в том, что ему немало известно о его, Брата Захарии, биографии.

– А, – сказал вампир, – вижу, слыхали.

Брат Захария, как правило, старался хранить воспоминания о смертной жизни – но теперь ему пришлось сделать усилие, чтобы прогнать непрошеный ужас, который он испытал ребенком, когда все, кого он любил, оказались мертвы, а в его венах горело серебряное пламя.

Откуда вы знаете про инь-фэнь?

– Не намерен ни сообщать вам, – сказал Рафаэль, – ни допустить, чтобы эта дрянь свободно распространялась в моем городе. Сюда идет большая партия инь-фэня – на борту грузового судна с товарами из Шанхая, Хошимина, Вены и самого Идриса. Его будут разгружать в Нью-Йоркском порту, в пассажирском терминале. Так вы поможете мне или нет?

Рафаэль уже упоминал, что глава его клана проводила какие-то ужасные эксперименты с наркотиками. Захария был уверен, что среди множества потенциальных покупателей на Базаре ходят слухи о грузе инь-фэня. Однако то, что обитатель Нижнего мира, придерживающийся консервативных взглядов, услышал об этом, нельзя было объяснить иначе, как чистой удачей.

Я вам помогу, сказал Брат Захария. Но мы должны посоветоваться с Институтом. Если хотите, я могу пойти с вами и объяснить суть дела. Лайтвуды примут информацию с благодарностью – и вас, коль скоро вы ее предлагаете. Это шанс улучшить отношения между Институтом и нью-йоркским Нижним миром.

Кажется, Рафаэля это не слишком убедило, но, подумав немного, он кивнул.

– Вы пойдете со мной? – спросил он. – Не подведете? Вампира они слушать не станут, но, полагаю, могут прислушаться к Безмолвному Брату.

Сделаю все, что смогу, пообещал Брат Захария.

В голосе Рафаэля зазвучала хитрость.

– А если они мне не помогут? Если они, или даже сам Конклав, откажутся мне поверить, что вы будете делать тогда?

Тогда я все равно вам помогу, сказал Брат Захария, не обращая ни малейшего внимания на ледяной вой Братьев в своем разуме и думая о ясных глазах Тессы.

Он с ужасом думал о том, что пропустит встречу с Тессой, но когда наконец встретится с ней, то хотел бы смотреть ей в глаза со спокойной совестью. Он не мог допустить, чтобы еще хоть один ребенок страдал так, как когда-то страдал он сам, – если уж в его силах это предотвратить.

Захария почти утратил чувства, присущие смертным, но Тесса до сих пор могла чувствовать. Нельзя, чтобы она в нем разочаровалась. Она была его последней путеводной звездой.

– Я пойду с вами в Институт, – вызвалась Лили.

– Ни в коем случае! – отрезал Рафаэль. – Это небезопасно. Не забывай, Круг напал на Магнуса Бейна.

В голосе Рафаэля было столько льда, что весь Нью-Йорк в разгар лета мог бы заиндеветь на неделю. Вампир смерил Брата Захарию довольно мрачным взглядом.

– Магнус изобрел ваши Порталы – хотя не сказать, чтобы Сумеречные охотники чувствовали к нему благодарность. Он – один из сильнейших чародеев мира, и при этом настолько мягкосердечен, что готов сломя голову нестись на помощь к безжалостным убийцам. Он – лучшее, что может предложить Нижний мир. Если уж Круг нацелился даже на него, то любого из нас они просто прикончат.

– Да, Магнуса было бы очень жаль, – подтвердила Лили. – Он ведь еще и обалденные вечеринки устраивает.

– Ну, этого я не знаю, – сказал Рафаэль, с отвращением глядя на веселую толчею Базара. – Люди мне не нравятся. И вечеринки тоже.

Оборотень в зачарованной маске полной луны из папье-маше протолкался мимо Рафаэля с криком: «Ау-у-у!» Рафаэль смерил его взглядом, и вервольф попятился, вскинув руки и бормоча:

– Ох, простите, виноват…

Несмотря на некоторое сочувствие к оборотню, Брат Захария несколько расслабился, увидев, что вампир все-таки не совсем безнадежен.

Я понимаю, вы высоко цените Магнуса. И я тоже. В свое время он помог кое-кому, кто был мне очень до…

– Нет, не ценю! – перебил Рафаэль. – И на обстоятельства вашей жизни мне плевать. Не передавайте ему ни слова из того, что я говорил. Я могу придерживаться какого-то мнения о коллегах, но это не значит, что я к ним привязан.

– Эй, чувак, рад тебя видеть! – поздоровался проходивший мимо Рагнор Фелл.

Рафаэль стукнулся с зеленым чародеем кулаками, и Рагнор вновь затерялся снова среди прилавков, звуков и разноцветных огней Базара. Лили и Брат Захария вопросительно уставились на вампира.

– Это всего лишь еще один коллега! – запротестовал Рафаэль.

Рагнор мне нравится, заметил Брат Захария.

– Рад за вас, – огрызнулся Рафаэль. – Получайте и дальше удовольствие от вашего увлечения – всем доверять, ко всем хорошо относиться. Меня лично это привлекает не больше, чем солнечные ванны.

И тут Брат Захария понял, по какой еще причине (не считая злобной вампирши, бывшей Магнуса) при упоминании о вампирском клане Нью-Йорка у Магнуса Бейна всегда начиналась мигрень.

Вместе с Лили и Рафаэлем они неспешно шли по Базару.

– Приворотный талисман для самого симпатичного Безмолвного Брата? – в пятый раз осведомилась фэйри, косясь на них из-под волос, похожих на пух одуванчика. Порой приходилось жалеть, что ему удалось стать завсегдатаем на Сумеречном базаре.

Я знаю эту женщину, подумал он, смутно припоминая, как она причиняет боль златовласому ребенку. Это было так давно… Тогда он все принимал очень близко к сердцу.

Лили фыркнула.

– Очень сомневаюсь, что Брату Зверь-с-двумя-спин-арии нужен приворот.

Благодарю, но нет, сказал фэйри Брат Захария. Я весьма польщен, хотя Брат Енох, конечно, очень привлекательный мужчина.

– Или, может, вам с леди пригодились бы слезы феникса, чтобы горячая ночь прошла без… – она вдруг умолкла на полуслове, а ее прилавок выпустил куриные лапы и побежал прочь по голому бетонному полу. – Ой, не берите в голову! Не видела, Рафаэль, что и ты тут.

Рафаэль поднял и вновь нахмурил тонкие брови – как будто упал нож гильотины.

– Он все веселье убивает хуже Безмолвных Братьев, – пробормотала Лили. – Стыд-то какой.

Рафаэль выглядел очень самодовольным. В голове у Захарии Брат Енох изливал раздражение по поводу того, что стал предметом шутки. Блеск и суета Сумеречного базара сияли для Брата Захарии бледным светом. Даже думать о том, что инь-фэнь, подобно серебряному пожару, охватит еще один город, убивая быстро, как пламя, или медленно, как удушающий дым, ему не хотелось. Если угроза действительно есть – он обязан это остановить. В конце концов, нынешний поход на Базар все же принес пользу. Пусть Брат Захария и не мог испытывать чувств, но он мог действовать.

Возможно, завтра вечером Лайтвуды завоюют ваше доверие, заметил Брат Захария, когда они с вампирами вышли в толпу простецов на Канал-стрит.

– Маловероятно, – сказал Рафаэль.

Я всегда считал, что лучше надеяться, чем впадать в отчаяние, спокойно возразил брат Захария. Встретимся у Института.

За спинами у них мерцали зачарованные огни, а из залов театра доносилась музыка фэйри. На здание посмотрела женщина-простец. Сверкающий синий луч упал на ее невидящие глаза.

Вампиры направились на восток, но, пройдя немного, Рафаэль оглянулся на стоявшего на улице Брата Захарию. В ночи, вдали от огней Базара, шрам на горле вампира казался белым, а глаза – черными. Эти глаза замечали слишком много.

– Надежда – для глупцов. Завтра вечером я с вами встречусь, но запомните, Безмолвный Брат, – произнес он, – ненависть не ржавеет. Работа Круга еще не закончена. Наследие Моргенштернов потребует новых жертв. И я не намерен стать одной из них.

Погодите, сказал брат Захария. Вы, случайно, не знаете, почему судно будут разгружать в пассажирском терминале?

Рафаэль пожал плечами.

– Я же вам сказал – судно везет груз из Идриса. Полагаю, на борту какой-нибудь мелкий Сумеречный ублюдок.

Брат Захария покинул Базар в одиночку, думая о ребенке на корабле со смертоносным грузом – и о многих других потенциальных жертвах.

Изабель Лайтвуд не привыкла нервничать из-за чего бы то ни было, но кто угодно начал бы волноваться перед перспективой прибавления в семье.

Все было совсем не так, как перед рождением Макса, когда Изабель и Алек держали пари, мальчик это будет или девочка, а потом мама с папой доверились им настолько, что разрешили по очереди его подержать – самый маленький и нежный на свете кулечек.

А теперь им собирались подсунуть мальчика старше самой Изабель, да еще предполагалось, что он так и останется жить с ними. Джонатан Вейланд, сын папиного парабатая Майкла Вейланда. Далеко, в Идрисе, Майкл Вейланд умер, и Джонатану нужен был дом.

Самой Изабель даже немного не терпелось его увидеть. Приключения и компания ей нравились. Если Джонатан Вейланд окажется не скучнее – и бойцом не хуже, – чем Алина Пенхоллоу, которая иногда навещала Лайтвудов с матерью, Изабель примет его с радостью.

Но дело было не в одной Изабель.

С тех самых пор, как им сообщили о смерти Майкла, родители только и делали, что ссорились из-за Джонатана Вейланда. Изабель так понимала, что маме Майкл Вейланд не нравился. Она не была уверена, что и папе он так уж нравился. Сама Изабель никогда Майкла Вейланда не видела. Она даже не знала, что у папы был парабатай. Ни мама, ни папа никогда не вспоминали о молодости – правда, мама как-то сказала, что они тогда наделали много ошибок. Изабель порой гадала: может быть, они влипли в те же неприятности, что и их наставник Ходж? Ее подруга Алина говорила, что Ходж – преступник.

Но что бы ее родители ни сделали, Изабель не думала, что мама горит желанием, чтобы дома у нее было живое напоминание об ошибках – Джонатан Вейланд.

Папа, говоря о своем парабатае, вовсе не выглядел счастливым. Однако он был твердо уверен, что Джонатан должен приехать к ним. Джонатану, говорил папа, некуда больше идти, поэтому он будет жить у них. Так поступают парабатаи. Однажды, когда Изабель подслушивала, как родители кричат друг на друга, папа сказал: «Хотя бы это я обязан сделать для Майкла».

Мама согласилась пустить Джонатана на время – на испытательный срок, и они больше не кричали друг на друга, но и разговаривать почти перестали. Изабель волновалась за них обоих – особенно за маму.

А еще Изабель приходилось думать о брате.

Алек не любил новых людей. Каждый раз, когда из Идриса прибывали новые Сумеречные охотники, Алек таинственным образом куда-то исчезал. Однажды Изабель увидела, как он прячется за большой вазой, а сам Алек утверждал, что заблудился, когда искал зал для тренировок.

Джонатан Вейланд плыл в Нью-Йорк на корабле, и послезавтра утром должен был оказаться в Институте.

Изабель в доспехах упражнялась с хлыстом в зале для тренировок и размышляла о проблеме Джонатана Вейланда, но тут раздались торопливые шаги, Алек заглянул в дверь. Его синие глаза блестели.

– Изабель! – окликнул он. – Быстрее! В Убежище к маме и папе пришел Безмолвный Брат! И с ним – вампир!

Изабель помчалась к себе в комнату – переодеться в платье. Безмолвные Братья считались высшим обществом – и это было как если бы к ним на огонек заглянул сам Консул.

Когда она спустилась вниз, Алек уже явился в Убежище и наблюдал за переговорами, а родители были глубоко погружены в разговор с Безмолвным Братом. Изабель услышала, как мама сказала что-то вроде: «Йогурт! Поверить не могу!»

Может, не йогурт. Может, другое слово.

– На одном корабле с сыном Майкла! – воскликнул папа.

Точно не йогурт… Разве что у Джонатана Вейланда ну очень сильная аллергия на молочные продукты?

Безмолвный Брат оказался совсем не таким страшным, как ожидала Изабель. Судя по тому, что было видно под капюшоном, он напоминал какого-то певца-простеца, чьи афиши Изабель видела в городе. А судя по тому, как кивал ему Роберт и как подалась вперед Мариза, сидевшая в кресле, они поладили, – догадалась Изабель.

Вампир с родителями не говорил. Он стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, и испепелял взглядом пол. Судя по его виду, он меньше всего на свете был настроен с кем-либо ладить. Выглядел он как ребенок, едва ли старше самой Изабель, и был бы почти таким же симпатичным, как и Безмолвный Брат, если бы не его кислое лицо. На нем была черная кожаная куртка – под стать хмурой физиономии. Изабель отчаянно жалела, что клыков не видно.

– Могу я предложить вам кофе? – натянутым тоном холодно спросила у вампира Мариза.

– Я не пью… кофе, – сказал вампир.

– Странно, – сказала Мариза. – Я слышала, вы чудесно попили кофе с Кэтрин Эшдаун.

Вампир пожал плечами. Изабель знала, что вампиры мертвые, у них нет души, и так далее, но все равно не понимала, зачем грубить.

Она пихнула Алека в бок.

– Смотри на вампира, не отвлекайся. Прямо не верится, а?

– Да знаю я! – прошептал в ответ Алек. – Разве он не офигенный?

– Чего? – возмутилась Изабель, схватив его за локоть.

Алек даже не посмотрел на нее. Он внимательно разглядывал вампира. На Изабель вновь нахлынуло то неловкое чувство, которое охватывало ее всякий раз, когда она замечала, что Алек смотрит на те же постеры с певцами, что и она. Алек всегда краснел и злился, если она замечала, что он смотрит. Порой Изабель думала, что хорошо бы поговорить с ним о певцах, как говорили о них, слышала она, девочки простецов, – но знала, что Алек не захочет. Однажды мама спросила, на что это они смотрят, и вид у Алека стал испуганный.

– Не подходи к нему, – взмолилась Изабель. – По-моему, вампиры мерзкие.

Изабель привыкла шептать брату на ухо в толпе. Но вампир чуть повернул голову, и Изабель вспомнила, что слух у них – не то, что у простецов. И он точно ее слышал.

Осознавать это было неприятно, и Изабель не заметила, как ослабила хватку. И тут же в ужасе увидела, как Алек высвободился и с нервной решимостью направился к вампиру. Не желая оставаться в стороне, Изабель потащилась следом, отстав на несколько шагов.

– Привет, – сказал Алек. – Очень… м-м-м… приятно познакомиться.

Мальчик-вампир уставился на него словно смотрел откуда-то издали – но так, будто никакой земной дали ему не хватило бы, и в этот момент он желал бы наслаждаться блаженным одиночеством на просторах космоса.

– Привет.

– Я – Александр Лайтвуд, – сказал Алек.

Скривившись, словно имя из него выдирали под пытками, как сверхсекретную информацию, вампир ответил:

– Я – Рафаэль.

Когда он скорчил гримасу, Изабель увидела клыки. И оказались они совсем не такими крутыми, как она думала.

– Мне почти двенадцать уже, – продолжил Алек, которому едва исполнилось одиннадцать. – Ты не сильно старше меня выглядишь. Но я знаю, у вампиров все по-другому. Вы же вроде как остаетесь в том возрасте, на котором остановились, да? Типа, тебе как будто пятнадцать, но тебе уже сто лет как пятнадцать. А давно тебе пятнадцать?

– Мне шестьдесят три, – сухо сказал Рафаэль.

– Ой, – сказал Алек, – ой. Ой, круто.

Он подошел к вампиру еще на несколько шагов. Рафаэль не отступил, но вид у него стал такой, словно он хотел бы это сделать.

– А еще, – застенчиво прибавил Алек, – у тебя крутая куртка.

– Зачем вы разговариваете с моими детьми? – раздался резкий голос матери.

Она встала с кресла и схватила Алека и Изабель, ее пальцы больно впились в их плечи. Она держала их очень крепко, и через руку матери в Изабель как будто перетек страх, хотя до сих пор она вроде бы не боялась.

Вампир вовсе не смотрел на них как на какую-нибудь вкуснятину. Впрочем, может быть, он просто заманивал их этим деланым безразличием, подумала Изабель. Возможно, Алек оказался под воздействием чар коварного вампира. Было бы неплохо, если бы всю вину за ее тревогу удалось свалить на этого нижнемирца!

Безмолвный Брат тоже встал и подошел к ним. Изабель услышала, как вампир что-то прошептал ему, и была совершенно уверена, что расслышала слова: «Это мой самый страшный кошмар».

Изабель показала ему язык. Рафаэль чуть больше обнажил клыки. И тут Алек все-таки посмотрел на Изабель, чтобы убедиться, что та не напугана. Изабель мало чего боялась, но Алек всегда за нее переживал.

Рафаэль пришел сюда, потому что он беспокоится за дитя Сумеречных охотников, сказал Безмолвный Брат.

– Ничего подобного, – усмехнулся Рафаэль. – Лучше не спускайте глаз со своих детей. Я как-то перебил целую кучу мальчишек не старше, чем этот. Значит, вы отказываетесь помочь с грузом? Потрясен до глубины души. Ну, мы хотя бы попытались. Брат Захария, нам пора.

– Погодите, – сказал Роберт. – Конечно, мы поможем. Встретимся на месте разгрузки в Нью-Джерси.

«Разумеется, папа поможет», – с негодованием подумала Изабель. Этот вампир – идиот какой-то! Какие бы ошибки ее родители ни совершали в молодости, теперь они управляли Институтом и перебили много злобных демонов. Любое разумное существо прекрасно понимает, что на папу всегда можно положиться.

– Можете в любое время советоваться с нами и по другим вопросам, связанным с Сумеречными охотниками, – прибавила мама, но Алека и Изабель так и не отпустила, пока вампир и Брат Захария не покинули Институт.

Изабель надеялась, что необычный визит будет приятно волнующим, а он оказался просто кошмарным. Больше всего на свете она теперь хотела, чтобы Джонатан Вейланд не приезжал.

Гости – это ужасно, и новых Изабель ни за что не хотела.

* * *

План был такой: незаметно пробраться на борт судна, задержать контрабандистов и избавиться от инь-фэня. А ребенок ничего об этом не узнает.

Было почти приятно снова оказаться в одной из узких обтекаемых лодок Сумеречных охотников. Брат Захария в детстве катался по озерам в Идрисе на тримаранах, а однажды его парабатай угнал один такой, и они доплыли до самой Темзы. А теперь они с раздраженным Робертом Лайтвудом и парой вампиров воспользовались таким же тримараном, чтобы пройти по черным ночным водам реки Делавэр вниз от Камденского порта. Лили все время жаловалась, что они уже чуть ли не в Филадельфии, но вот лодка подошла к огромному грузовому судну. На его сером борту было выведено синими буквами: «Торговец рассветом». Они дождались подходящего момента, и Роберт закинул крюк на борт.

1.Ципао – длинная рубашка-платье, плотно облегающее фигуру, с высокими разрезами по бокам.