Цвет стали. Летопись Подлунного мира

Свет от жаровен отразился от металлических решеток, а из тьмы, что царила за ними, раздался разноголосый вой. Лимиаль невольно отступил на шаг и зажал уши, когда в ближайшую к нему решетку врезалось облаченное в жреческие одеяния существо, безумно вращающее глазами.

– Ч-что это? – невольно запнулся на вопросе Лимиаль. – Откуда это?

– Это и есть темная сторона служению богу войны Суртэлю, – печально усмехнулся верховный жрец Ваиртиаль. – Наш самый охраняемый секрет, который не дано узнать никому. Как ты, наверное, знаешь, Охотник, у Суртэля есть две ипостаси. Первая – благородный, храбрый воин, который сражается за правое дело и готов отдать жизнь за любого из своих соратников или мирного жителя. А вторая… – он на миг замолчал, словно собираясь с силами. – Вторая – боевое безумие, темный воин, который убивает ради вкуса крови, что течет в жилах его врагов, ради чувства разрываемой мечом или копьем плоти.

– Я слышал об этом… кажется, – Лимиаль убрал руки от ушей и морщился от криков и воя, который звенел, отражаясь от стен, обрушиваясь на двух эльфов, словно штормовые волны на прибрежные скалы, от того безумия, что лилось отовсюду.

– Мы, жрецы великого бога войны, рискуем пройти обе эти ипостаси. Никто не знает, какая судьба уготована ему богом, которому он служит. Даже я. Здесь, под главным храмом Суртэля, содержатся в заточении жрецы Суртэля принявшие боевое безумие. Это проклятье, которое висит над нами с того момента, как мы проходим жреческую инициацию. И мы ничего не можем сделать с ним, только принять.

– Но зачем вы их тут заточили? – Лимиаль озирался по сторонам, пытаясь определить размеры подземелья.

– Ты не понимаешь, Охотник, – печально покачал головой Ваиртиаль. Верховный жрец как-то осунулся, на его лице залегли глубокие морщины, словно он достиг конца своей жизни и уже готов переступить через границу жизни и смерти. – Ты совершенно не понимаешь, Охотник. Если мы их выпустим, они в своем боевом безумии убьют немало эльфов. И сопротивляться им не смогут даже самые искусные воины Элеана. Такое бывало в нашей истории, когда из подземелий удалось выбраться всего трем жрецам, ступившим в тенета боевого безумия, но убить они смогли несколько тысяч, прежде чем Суртэль смог их уничтожить руками своих жрецов. Мы же не можем убить их, ведь они это мы и напоминание нам, что все имеет свою цену.

– Почему же вы держите их в темноте? Если даже вы не можете их выпустить из заточения, и они вынуждены сидеть в клетках, почему бы не оставить им хотя бы толику света?

– Ты слышишь тишину, Охотник? – внезапно спросил Ваиртиаль.

– С тех пор, как загорелась первая жаровня здесь очень шумно.

– Вот именно. А теперь смотри.

Верховный жрец Суртэля взял факельную заготовку, каковые стояли возле каждой жаровни, окунул ее в огонь, наблюдая, как пламя впивается в пропитанную маслом древесину. В следующий миг он шагнул к решетке, что отделяла комнату жреца-узника от длинного коридора. Стоило только желтому пятну света разогнать тьму, как Лимиаль в изумлении уставился на узника. Он был опрятен, аккуратно причесан, чист, все еще облачен в многослойные жреческие одеяния, ничто в его облике не говорило о его состоянии, кроме глаз. Боевое безумие, бешенство, неконтролируемая ярость буквально прожигали Лимиаля. В следующее мгновение жрец улыбнулся, и по спине Охотника за богами пробежал холодок. Было в этой улыбке что-то такое, что заставляло леденеть от страха. Жрец склонил голову, всматриваясь в Лимиаля полными странной и неконтролируемой ненависти глазами. Охотник за богами никак не мог понять, какого цвета были глаза у этого жреца прежде, теперь же они пылали кроваво-красным, отражая свет факела. Узник храма просунул между прутьями холеную руку, которой не могло быть у того, кто много лет сидел во тьме за стальными решетками. В следующий миг он скрючил пальцы, стараясь добраться до Ваиртиаля или Лимиаля, хоть до кого-то. В его взгляде загорелось жажда крови, желание убивать, но пальцы схватили воздух не имея возможности дотянуться до горла тех, кто находился по ту сторону решетки. Сделав несколько бесплодных попыток, жрец завыл и зарычал одновременно, этот крик подхватили невидимые в темноте узники храмового подземелья, отчего этот страшный звук сначала раскатился по коридору, а затем вернулся обратно, словно приливная волна накрывая двух эльфов, замерших в желтом пятне света, отбрасываемого жаровней. Жрец, которого освещал факел в руках Ваиртиаля, вцепился в прутья решетки, отделявшие его от коридора, и принялся яростно трясти их. Металл зловеще звенел и стучал, отражаясь от стен, падая на пол и раскатываясь по нему металлическими шариками. Лимиаль никак не мог понять, один ли узник смог создать этот хаос, или же из тьмы его поддержали такие же как он бедолаги. Грохот прокатился по коридору и стих, столь же внезапно, как и ветер перед очередным неизбежным ударом стихии. Несколько долгих мгновений абсолютной тишины буквально разорвались возгласом Лимиаля, когда жрец-узник, не имея возможности добраться до верховного жреца Суртэля и Охотника за богами, вцепился своими холеными ногтями в свою же руку, раздирая ее в кровь, после чего принялся размазывать кровь себе по лицу, блаженно улыбаясь.

– Пойдем отсюда, Охотник, – тихим голосом произнес Ваиртиаль, но Лимиалю показалось, что его голос оглушает, словно грохот летящих по склону горы камней. – Чем дольше мы здесь, тем больший вред он причинит себе, не имея возможности убить нас. А его безумие заразно для остальных, через четверть хоры здесь будет невыносимо.

– Пойдем, – согласно кивнул тот, наблюдая, как верховный жрец кидает факел в жаровню.

Огонь радостно принял эту жертву, ярко вспыхнув и одарив эльфов снопом искр, которые взметнулись к потолку и опали, словно гаснущие в небе звезды. Узник, бесновавшийся в пятне света, который отбрасывал факел, затих, как только тьма вновь сомкнулась вокруг него успокаивающим коконом. Рычание, с которым он раздирал руки, сменилось воем на одной ноте, постепенно перейдя в шепот и тишину.

Лимиаль покидал храмовое подземелье с тяжелым сердцем. Ему казалось, что тайна, которую Ваиртиаль поведает ему, станет оружием в его руках, и позволит Кириалю держать жрецов Суртэля в цепях повиновения, но теперь он не был уверен, что ему следует рассказывать об увиденном королю Элеана. Теперь это должно стать его личной тайной, тяжелым бременем, которое ему предстояло нести.

– Скажи мне, жрец, почему вы не откроете миру правду о том, что служение Суртэлю сопряжено с такими опасностями? Когда простые эльфы узнают о том, уважение к вам будет куда больше, чем сейчас, – начать разговор было трудно, казалось, что слова не желают покидать его язык, цепляются за небо, оставляя на нем глубокие, болезненные царапины.

– Зачем? Пусть эльфы верят, что Суртэль – великий бог войны, который дарует силу воинам, что служат ему. Думаешь, весть о том, что Суртэль отнимает разум у тех, кто слишком рьяно служит ему и слишком погружается в это служение, забывая о том, кто он и для кого он молится своему богу, прибавит популярности нашему ордену? Ты жестоко ошибаешься, Охотник. Этот мир жесток. У нас и так немного жрецов, а боевая ярость косит наши ряды, – покачал головой Ваиртиаль. – Ни одно аристократическое семейство не отпустит своего отпрыска на жреческую инициацию в храм Суртэля, узнав о боевой ярости, что может их лишить отпрыска. Мы не служители Хессель, не Дахрат, куда знать вынуждена отправлять своих дочерей, ведь никому не хочется лицом к лицу столкнуться с разъяренными предками, чьи духи не найдут упокоения и новой жизни.

– Я понял главное, жрец, тебя я могу исключить из списка тех, кому следует напомнить о его обязанностях служения богам, но не своим амбициям, – голос Лимиаля звучал уже иначе, в нем не было ни доли того вызова, что он бросал Ваиртиалю в начале их разговора. – Суртэль сам не дает вам забыть о том.

– Ты прав, Охотник. Могу тебе сказать лишь одно: у нас была карта, древняя карта Элеана и она недавно пропала. Я не знаю, кому потребовался сей артефакт Суртэля, но надеюсь ты вернешь мне ее, если обнаружишь.

– Всенепременно, – Лимиаль кивнул. – А теперь я отправлюсь дальше. Не всех жрецов боги наказывают собственноручно.

– Да обагрит Суртэль твой меч кровью недостойных, – традиционно пожелал Охотнику за богами Ваиртиаль.

Тот кивнул и направился к выходу, стараясь осознать то, что он увидел в храмовых подземельях. Осознать и принять. Наполненный ненавистью и боевой яростью взгляд узника того подземелья преследовал его, словно тлеющие угли только что потухшего костра. Лимиаль пытался забыть его скрюченные, похожие на птичьи лапы, пальцы, тянущиеся к нему в попытке вытащить душу. Охотник за богами содрогнулся. «Сколько еще тайных ужасов я узнаю о жречестве, пока пройду этот шипастый путь?» – со вздохом подумал он, садясь в седло. Двое его помощников без вопросов и сомнений последовали за ним. А Лимиаль ехал вперед снедаемый невеселыми мыслями. Его ждал главный храм Гласэли, и он опасался увидеть такие же тайны у богини охоты.

Глава третья

Четвертый месяц лета стилтар. Третий день месяца.

144 год от рождения империи

Большая армия была медлительной, как запряженный в тяжело груженую телегу вол. Она ползла вперед со скоростью улитки, растянувшись на несколько лиг поблескивающей сталью змеей. Обозные телеги не поспевали за марширующими пехотными лохосами и уж тем более не успевали за спешащей вперед конницей. Они скрипели, вязли в лужах, которые остались после дождей, накрывших эту часть Тарэнты, сваливались в продавленную в рыхлой, напоенной влагой земле колею. Казалось, что ливни смыли и всех жителей большого королевства, ведь пока мирэйцы встречали лишь пустые деревни, где не оставалось даже скотины во дворах. Видимо, жители прятались в ближайших лесах, ожидая, когда армия пройдет мимо. Мирэйцев встречали домики, слепо глядящие в серое, затянутое плотными облаками, небо пустыми глазницами окон. Во дворах валялись оставленные в спешке инструменты, корзины, кое-где полоскалось на ветру мокрое белье, вывешенное хозяйками просушиться на солнце, которое было редким в эти дни. Иногда во дворах встречались забытые в спешке куры или даже собаки, оглашавшие окрестности истовым лаем, чтобы не допустить пришельцев в свои владения. Только воины мирэйской армии не обращали внимания на все это, проезжая одну пустую деревню за другой. Армия неумолимо шла вперед, не собираясь заниматься грабежом.

Маэль ар Вариар, император великой империи Мирэй, созданной и населенной людьми, недовольно поджимал губы, когда они в очередной раз разбили лагерь, чтобы отдохнуть перед очередным переходом. Ему не нравилось, что войска столь медленны, его злило то, что они делают не больше десяти лиг в день. Императора это сильно раздражало, и он делал все, чтобы не выпустить это раздражение, смешанное с гневом, наружу. Мирэйцы приближались к границам Саргоссы, и Маэль понимал, что армии требуется определенный отдых, прежде, чем они совершат финальный бросок до этого маленького государства, которое посмело присоединиться к тем, кто бросил вызов мощной империи, стоило только той слегка ослабеть. Император прошелся по шатру, который разбили для него в центре небольшого городка, в который как обычно превратился их походный лагерь. Солнце медленно и неохотно уходило за горизонт, высекая искры из белых палаток простых воинов и разноцветных шатров знатных командиров, складывавшихся в четкий узор, видимый с высоты птичьего полета. Рядом с красно-золотым шатром императора раскинулся зелено-золотой шатер наследного принца Элеана. К ним будет трудно пробиться, если на лагерь нападут враги, как и наемным убийцам будет непросто пройти через весь городок, чтобы исполнить заказ и убить императора или принца. Сам наследник элеанской короны Скааль Скайтэраль сидел в шатре императора Мирэй за столом, на котором была разложена карта с пометками. Их наносили эльфийские маги-разведчики после очередного осмотра местности. Он старался не обращать внимания на внучатого племянника, мерившего шатер шагами. Принц хмурился, пытаясь понять, что ожидает их дальше. Хотелось дать одно генеральное сражение, разбить армию Тарэнты, и отпраздновать присоединение королевства к империи, а не тащиться по дождливым лесам, проваливаясь по колено в грязь, в попытке догнать тарэнтийского принца.

– Ваше величество, – полог шатра дрогнул, пропуская внутрь командующего императорской гвардией Элера ан Кьель да Скалэя.

– Что там, Элер? – Маэль замер на полушаге, повернувшись к своему гвардейцу настолько быстро, словно тот принес весть об атаке тарэнтийцев или о том, что те предпочли сдаться без боя.

– Лохаты просят провести военный совет и дать армии небольшой отдых. Им требуется три дня, чтобы обозы смогли догнать нас, – меж тем ответил командующий. – Дальнейший марш без обозов опасен.

– Всего-то, – плечи Маэля поникли. – Ладно, скажи им, что мы задержимся тут на семь дней, а потом я хочу взять Саргу с наскока. Хочу потратить на это не более трех дней. Мне надоело перебирать деревеньки и гоняться за армией, которой нет. Хотя я знаю, что она есть, но я не могу ее увидеть и уж тем более не могу почувствовать, как мои кулаки выбивают кровь из ее неповоротливой туши. Потому я хочу взять этот город. Хоть какой-то приз в этой гонке с невидимкой.

– Успокойся, Маэль, – подал голос Скааль, откинувшись на высокую спинку стула. – В таком деле, как война, спешка не к месту. Она ведет к гибели многих хороших воинов. А мы не можем себе позволить такую роскошь.

– Как я могу успокоиться, когда мы ползем, словно сонная улитка? – рявкнул в ответ Маэль, но тут же осекся, глубоко вздохнул и произнес: – Собирай лохатов, Элер!

– Слушаюсь, ваше величество.

– Маэль! Ты хочешь потерять еще несколько Линартов? А ведь ты движешься к этому бешеным галопом, еще и подгоняя лошадь, если она сбавляет ход, – покачал головой Скааль, наблюдая за императором.

Тот скрипнул зубами, услышав напоминание о трагической потере друга. Элер тем временем исчез, спеша выполнить императорский приказ, но больше всего стараясь скрыться от взора Маэля, который явно начинал впадать в ставшую уже привычной его гвардейцу неконтролируемую ярость. Ее приступы становились все чаще и все ужаснее. Император вздохнул и принялся вновь вышагивать из одного конца шатра в другой под скучающим взглядом наследника эльфийской короны. Казалось, что эта прогулка успокаивает его, давая силы на то, чтобы контролировать накрывающую волну гнева.

– Ну и что ты мечешься по шатру, словно дикий зверь в загоне в поисках выхода? – через несколько долгих мгновений заявил эльф, внимательно посмотрев на внучатого племянника. – У меня от тебя уже голова кружится, Маэль. Если Лииталь использовал изменяющую облик магию, твоя императрица в безопасности. Не сходи с ума. Никто не сможет распознать эту магию. Остается надеяться лишь на нее. Я верю, что она сможет убедительно изобразить мою сестру.

– Вот в этом-то я и сомневаюсь, – император вздохнул, резко остановился и упал на ближайший стул. – Кайя может не выдержать и показать свое лицо. Истинное лицо неистовой дочери ан Кьель да Скалэев.

– Даже она не сможет снять наложенную на нее личину, – хмыкнул Скааль. – Лииталь сильный маг. – Ты сам понимаешь принцип работы такой магии.

– Я не о том, – Маэль покачал головой. – Она может признаться, что вовсе не Инитэль Скайтэраль, если они наступят на хвост ее гордости. Или если она посчитает, что такое признание спасет империю.

– В ее положении такое признание может нанести непоправимый вред империи и ей. Думаю, что она не настолько глупа, чтобы подвергнуть свою жизнь опасности, – покачал головой Скааль. —

– Ты плохо знаешь Кайю, Скааль, – рассмеялся Маэль.

– Начнем с того, что я ее совсем не знаю, – хмыкнул эльф.

– Вот именно. Эти скоты могут пригрозить уничтожением Ариса, Саматы и самое главное Ирида, а если она скажет им правду, могут пообещать ей сохранить жизнь горожанам… – император на мгновение замолчал, словно пытаясь осознать только что сказанное им. – И она раскроет свою личность. Впрочем, возможно, она в курсе того, что мы побеждаем в этой войне и нашим городам ничто не угрожает. Тогда она в безопасности.

– Я уверен, что она верит в тебя и в твои возможности. А потому верит и в то, что все города империи в полной безопасности и под властью империи.

– Главное, чтобы она знала, что я стал императором и все изменилось. Что ей больше не следует опасаться Восты и его ненасытного семейства. Важно и то, чтобы она знала, что теперь ее мачеха связана по рукам и ногам, ведь армия не позволит ей бунтовать и диктовать свою волю Кайе или Элеру. Ну и главное, сейчас очень важно дать понять Кайе, что Манисар никто и ее имя ничтожно. Я знаю, что Кайя человек чести, таких мужчин поискать, чтобы так относились к чести, как она, именно поэтому Кайя ушла из крепости, чтобы не создавать лишних проблем.

– Я думаю, что тебе стоит сделать одну вещь, которая изменит жизнь многих, в том числе и Кайи, – усмехнулся Скааль. – Очень простую, но очень важную вещь.

– И какую же?

– Отмени указ своего прадеда, который низводит женщин твоей империи до положения мебели в доме мужчины. Вспомни, женщины клана Сал воевали наравне со своими мужчинами и вели хозяйство. Порой они даже вмешивались в управление кланом, и ни у кого не возникало желание заткнуть им рот.

– Вариар о том хорошо знал.

– Но не обозлился же на них. Проступок одной алчущей власти дуры не бросает тень на всех ее подруг, – снова усмехнулся эльф. – Вариар понимал это. Лишь его правнук напугался предательств и ограничил тех, кто и без того предать не могут. Лохосами они не командуют, в Имперском совете не заседают, империей не правят. По этой логике следовало мужчин ограничить в их власти над миром.

– Я себе это представил. Было бы довольно весело, – рассмеялся Маэль. Справившись с приступом веселья, император добавил: – Но ты прав, Скааль, ты совершенно прав. Именно так я и поступлю, когда закончу эту войну и вернусь в столицу. Вреда от этого не будет, хватит лишать женщин возможности дать совет своему супругу. Порой эти советы очень важны и верны. Взять хотя бы мою прабабку, Театлин. Она мудра в своих решениях.

– О, нет! Только ей не надо позволять говорить, она же не только тебя советами замучает, но и до моего венценосного отца доберется, – расхохотался Скааль. – Представляю выражение его лица в тот момент.

– Теперь я знаю, как справиться с Элеаном, если мне это потребуется, – хмыкнул Маэль.

– И как же?

– Отправлю Театлин анэ Вират Мирэсель посланником в Эстрию, – задумчиво произнес император, наполняя свой кубок вином. – И посмотрю, когда Кириаль придет молить о пощаде. И будет просить забрать несносную женщину обратно в Арис.

– Боюсь, что венценосный отец поступит гораздо неожиданней.

Эльфийский принц загадочно улыбнулся.

– Это как же? Не хочешь же ты сказать, что он посмеет казнить прабабку императора Мирэй, – Маэль внимательно посмотрел на Скааля. – К тому же казнить посланника это неблагородный поступок.

– Нет, конечно, – тот продолжил загадочно улыбаться. – Он просто вызовет в Эстрию ее отца, который быстро призовет дочь к порядку. Я не уверен, что Театлин может ослушаться Варлиаля Аминирах Вирата. Никому не хочется сидеть запертым в замке десять лет, а то и дольше.

– Я бы не был столь уверен в том, что она не будет спорить, – император покачал головой. – Эта женщина стояла у истоков империи и не дала ей рухнуть в пропасть, когда появился император-тиран, боявшийся предателей. Иногда мне кажется, что Театлин способна бросить вызов даже богам, если это потребуется. Мало кто способен остановить эту женщину. У нее сердце воина.

– С этим я соглашусь. До сих пор вспоминаю ее взгляд, когда мы впервые встретились, – Скааль передернул плечами. – Чувствовал себя провинившимся мальчишкой. Причем сам не понимал в чем моя вина. Неудивительно, что она покорила Мариаля.

– Театлин это умеет, – улыбнулся Маэль. – Ты знаком с ней столь немного, а я ее знаю очень давно. Мне иногда кажется, что если она захочет, все мужчины будут следить за ней во все глаза и повиноваться малейшему жесту ее пальцев.

– Боюсь, что тебе передался и ее упрямый характер. Так что ты не просто ее знаешь, вы с ней дышите в унисон. Знаешь, я очень хочу познакомиться со своей племянницей, твоей матушкой императрицей Эмрией. Мне кажется, что она ничем не отличается от Театлин.

– Это не так сложно, как тебе кажется, Скааль. Вернемся в Арис и ты обязательно с ней встретишься. Как и с моим дядюшкой, Сирилем ан Вират Мирэселем. Думаю, он будет рад знакомству с отцовской родней. К сожалению, они не знали своих родителей, которые погибли, когда моя матушка и дядюшка Сириль были маленькими детьми, а потому рассказать о них они вряд ли смогут.

– Я помню эту трагедию. Венценосный отец тогда был очень опечален, – голос Скааля стал пустым, казалось, что он вновь переживает те черные дни, когда погиб его брат. – Вы не знаете, но тогда Мирэй едва избежала войны. Он собирался сровнять с ликом Селерана империю, которая, как он считал, убила его сына. Тогда мы его насилу отговорили. Было сложно бороться с венценосным отцом и кровожадными жрецами, которые мечтали навязать своих богов Мирэй и тут же уцепились за возможность войны.

– Могу вам сказать только спасибо, – улыбнулся Маэль. – Против Магического корпуса Элеана мы точно не выстояли бы.

– Скажи это своему деду. Варлиаль Аминирах Вират тогда говорил с королем Элеана почти десять хор. Иногда нам казалось, что этот разговор никогда не закончится. После него король заперся в своей спальне и провел там три дня и три ночи. Слуги говорили, что он просто сидел в кресле и смотрел в небо, которое было видно из открытого окна. Он не реагировал на слова и отказывался от еды и питья. Аминирах Вират тогда заставил его скорбеть три дня глубоко в своей душе, а потом вновь стать не отцом, потерявшим любимого ребенка, а королем древнего королевства, которому не тягаться с империей людей в военной мощи. Ему следует разумно строить отношения с ней и не срывать на ней свое бескрайнее горе. Это был путь к гибели.

– Что ж… Надо будет прадеду спасибо сказать при случае, – Маэль улыбнулся уголками губ и сделал глоток вина. – Он нам значительно облегчил жизнь. Я даже не представляю, что бы мы делали, если бы наши отношения с Элеаном оказались в состоянии войны.

Скааль улыбнулся. Он с содроганием вспоминал то время, когда ему принесли весть о гибели брата, который не принял новую элеанскую королеву, занявшую место их матери, и винил Сантэль в смерти любимой матушки, пусть та и была невиновна. Брат считал новую королеву недостойной того, чтобы носить корону, которая ранее ежедневно ложилась на чело достойной королевы, чью жизнь оборвала щепотка страшного яда. Скааль помнил, как ясное небо над Эстрией затянули свинцовые тучи, не расходившиеся все то время, что король скорбел о погибшем сыне. Сириаль уехал в Мирэй, он не был рядом, но король эльфов знал, что его обожаемый сын где-то там среди людей и жив. Сообщение, что принес лимринг, лишило его надежды вернуть сына в Элеан когда-нибудь, ведь мертвые не возвращаются. Скааль помнил, как посерело лицо отца, когда он прочитал послание о гибели Сириаля в горах на границе с Тарэнтой. Никто не знал, кроме Скааля и гвардейца отца Мариаля Сдариль М’аарела, о том, что Кириаль Второй собирался забрать своих внуков – малолетних полукровок Эмрию и Сириля ан Вират Мирэселей в Элеан и воспитать их, как истинных членов королевской семьи. Он готов был пойти против кого угодно, чтобы дать внукам счастливую жизнь. Аминирах Вират смог убедить короля, что это не лучшая идея, что полукровкам лучше жить в империи людей, чем бороться за существование в королевском дворце Эстрии. Скааль все больше погружался в водоворот воспоминаний, рискуя утонуть в них. Лишь появление мирэйских лохатов, прибывших на совет к своему императору, не позволило ему рухнуть в воспоминания окончательно и захлебнуться в них.

– Ваше величество, – эти два слова заставили Скааля вынырнуть из своих мыслей и внимательно посмотреть на вошедших.

Маэль поставил на стол кубок, на дне которого плескались остатки вина, и повернулся к вошедшим. Он едва не пролил его, когда кубок ударился о край столешницы. Император кивнул своим лохатам, предлагая им пройти внутрь и расположиться рядом со столом, на котором все еще была расстелена карта Тарэнты.

– У нас с вами одна главная на данный момент задача, господа, – начал говорить император. – Взять Саргу не затягивая этого на месяцы. Если мы увязнем в осаде это будет серьезной проблемой, которая может привести к гибели армий Мирэй и Элеана до того, как они смогут навязать войну Тарэнте.

– Войскам требуется отдых, ваше величество, – отозвался один из лохатов. – Иначе они упадут от усталости, так и не дойдя до Сарги. Тем более, если вы хотите атаковать с наскока.

– Отдых войска получат. С этого заката и на семь дней. Дождемся обоз, люди и лошади получат отдых. Мы никуда не двинемся, только разъездам разведчиков предстоит поработать. Я хочу, чтобы они разведали дорогу тут, тут и тут, – палец Маэля скользил по карте района, вырисовывая контуры едва заметных дорог. – Требуется разведать не только подходы, но и какие деревни есть в округе, сколько воинов они смогут отправить на защиту столицы, пути подвоза провизии и оружия, сколько кузниц в округе, которые могут ковать оружие, сколько кузнецов, которые могут выковать добротный меч, что не сломается от первого удара. Другими словами, мне требуется знать все, что может помешать нам захватить Саргу, а впоследствии и Сорсет.

– Вам потребуется магические разведчики, ваше величество, – Скааль, внимательно слушавший Маэля, вновь перешел на обращение согласно дворцовому этикету. – В нашем случае она гораздо эффективнее.

– Магическая разведка… звучит заманчиво, ваше высочество, – император кивнул наследному принцу эльфов. – Думаю она дополнит сведения, добытые обычными разведчиками.

– Я распоряжусь, чтобы магический корпус занялся этим вопросом. Ваши эльфы пусть поберегут силы.

– Буду вам благодарен, ваше высочество.

– Не стоит. Что еще, кроме разведки, нам следует сделать за эти семь дней, что мы будем отдыхать? – Скааль смотрел не на императора, а на лохатов.

Те какое-то время молчали, явно решая для себя, следует ли им отвечать на вопросы принца Элеана, который не был их повелителем, и они не могли понять, что им делать.

– В первую очередь разработать план захвата Сарги, обезопасить нас от разведчиков противника, ну и подготовить армию к атаке с ходу, – наконец, один из молодых командиров решил для себя эту проблему.

– Мы не можем разработать план захвата Сарги без сведений, которые добудет нам разведка, – покачал головой Скааль. – Нам следует знать точно, какие армии нам будут противостоять, ожидать ли удара в спину, каковы укрепления Сарги? Ну, и самое главное, смогут ли они справиться с нашими магами? Есть ли у Сарги магический щит? Маги – наше главное оружие в захвате столицы с ходу.

– Насколько я знаю, несколько лет назад Сарга была окружена деревянными стенами, которые можно было буквально перешагнуть, – лохат средних лет шагнул вперед и с почтительностью кивнул императору и принцу. – Возможно они построили крепостную стену за эти годы, я не знаю. Еще Сарга кругом предместьями застроена, кругом одни фермы и небольшие поместья. Ну и главное, что жители Сарги относятся к жителям Саргоссы с особым презрением. Им запрещен въезд в столицу, если нет особого знака. Во всяком случае раньше было именно так. Те, кто живут на фермах и в поместьях не брезгуют разбойничать на дорогах. Саргосса похожа на разбойничий притон. Да, вот это будет верное определение для Сарги – разбойничий притон.

Скааль с особым вниманием слушал слова лохата, казалось он впитывает и запоминает каждое слово, что произносил этот воин.

– Откуда вы столько знаете, лохат? – удивленно спросил Маэль.

– Я был вынужден жить в Саргоссе, ваше величество, – едва заметно улыбнулся тот. – Более того, я жил в самой Сарге, пока не понял, что это настоящее болото, в котором я рискую утонуть окончательно, если не вырвусь. У меня был выбор отправиться в Тарэнту или Мирэй, я решил, что в Мирэй у меня больше шансов на то, что я чего-то достигну и принесу пользу своей семье и империи, которой буду служить. А все потому, что мой отец однажды решил, что свободные разбойничьи нравы Саргоссы ему ближе и удобнее. Так он и погиб на одной из дорог от меча караванного охранника.

– Вас не смущает то, что мы собираемся завоевать ваш родной город, лохат? – император прищурился, внимательно глядя на лохата.

– Нет, ваше величество, – покачал тот головой. – Это не мой родной город, его однажды выбрал мой отец, пытаясь найти себя. Мне повезло, и я давно сбежал из этого болота. А после того, как мою мать убили за день до того, как я должен был вывезти ее из Сарги, меня ничто не связывает с этой клоакой. Я с удовольствием сожгу ее дотла.

– Убили? За что?

– Как бы вам объяснить, ваше величество… В Сарге есть, так называемый «Орден чистых», они убивают тех, кто приехал в Саргу, а после пытается сбежать из нее, не приняв стиля жизни и законов города. Тем более, если пытаются сбежать в Мирэй.

– Понятно, – задумчиво произнес Скааль. – У них патологическая ненависть к империи, которая может их сожрать, и при этом даже не подавиться.

Эльф усмехнулся, скривив губы.

– Нет, ваше высочество, – покачал головой лохат. – Мне кажется, что они ненавидят всех, считая, что боги несправедливы к ним, и они достойны большего. Ведь именно Саргосса должна была стать великой империей на Пандагирэе, но Мирэй ее опередила. Они считают, что любой, кто связан с империей, подлежит уничтожению. Потому и пострадала моя матушка.

– Мне очень жаль, – голос Маэля был преувеличено спокоен. – Значит проблем со стенами у нас не должно возникнуть. Я предлагаю их поджечь с помощью магии. Кроме того, мы можем устроить панику в предместьях, чтобы у их жителей не возникло желания идти на помощь Сарге. И раз это столь грязный город… пленных не брать, если они не сдаются. Тогда каждый будет подвергнут магическому допросу. Малейшее подозрение в мыслях о предательстве будет вести к смерти.

– Не слишком ли вы жестоки, ваше величество? – невольно хмыкнул Скааль.

– Вы предлагаете оставить у нас за спиной толпу предателей, привыкших грабить и убивать на дорогах, ваше высочество?

– В том есть свой резон. Я выделю магов, чтобы провести допросы.