Buch lesen: «Лилит. В зеркале Фауста»

Schriftart:

* * *

«Отныне будет мне подвластно все,
Что движется меж полюсов спокойных.
Цари и короли повелевают
В пределах стран своих; они не в силах
Прорвать завесу туч иль вызвать бурю;
Но тот, кто магом совершенным стал,
Имеет власть во всем подлунном мире.
Могущественный маг подобен богу.
Итак, свой разум, Фауст, изощряй,
Стремясь божественной достигнуть власти».

Кристофер Марло, «Трагическая история доктора Фауста», 1588–1589 гг.

Пролог

Он сидел на краю обрыва в кожаной куртке и джинсах, в элегантном кепи, заломленном набок. Курил свой «Кэмел» и смотрел в бездонную пустоту. Под ним был гигантский кратер, который миллиарды лет назад выбил здесь безымянный метеорит. На земле астрономы назвали этот провал «Южный полюс», или просто Эйткен. Ну что ж, южный так южный. Эйткен так Эйткен. Еще его зовут бассейном или океаном. Но воды здесь нет – одна черная пустота. И другого берега не увидать ни в один бинокль. Две с половиной тысячи километров в диаметре! Восемь километров в глубину холодной безжизненной планеты, одинокого спутника Земли.

Дымчатая тьма окутала эту часть Луны, создавая вечный эффект ранних сумерек. Сюда никогда не попадали прямые лучи солнца, но пронзительный свет отражался от других планет и возвращался к Луне, на заре человечества обожествлявшейся всеми народами мира. Ей посвящены рисунки пещерных людей, первые эпосы, сказки, поэмы, баллады, стихи. Она неизменно будоражит воображение ученых, магов и влюбленных. Вечный магнит, заставляющий диких зверей и одиноких людей с тоской смотреть ввысь и протяжно выть, взывая к неведомому. Планида, повелевающая приливами океанов и морей на Земле. Спутник, который с неизбывной грустью смотрит миллиарды лет на живую сестру, бурлящую страстями, неистовыми красками, волшебными звуками, неистощимой любовью. Ему не дано переживать ничего, кроме вечного прозябания в пустоте.

Изгнанница, бесприданница, вечная защитница и завистница. Одинокая принцесса Луна…

– Ну что, ты насладился этой пустыней? – спросили у него за спиной.

Он даже не оглянулся. Только сделал затяжку.

– Я угнетен и подавлен.

– Ты хотел лицезреть темную сторону Луны – и увидел ее.

Теперь он обернулся. Она стояла над ним подбоченившись, в черной коже, в приталенной куртке и штанах в обтяжку, в агрессивной фуражке, в черных кожаных перчатках.

– Ты чертовски сексуальна в таком наряде, – с улыбкой заметил он.

– Знаю.

– И опасна.

– Тоже знаю.

Он сделал еще затяжку.

– Я бы предпочел увидеть тебя в коротком летнем платье.

– С венком из ромашек на голове?

– А тебе бы пошло.

– Не думаю. Быстро увяли бы ромашки. Ну так что, едем назад?

– Я подумал о глупости человеческой, – проговорил он. – У людей есть прекрасная планета, данная им просто так, как миллионный выигрыш конченому лоху, который единственный раз в жизни потрудился купить лотерейный билет. И теперь он, тупоголовый, в шоколаде и знать не знает, куда ему девать эту кучу денег. Но ведь и так ясно, что рано или поздно он все промотает. Люди каждый день рубят сук, на котором сидят, травят свой дом ядерными отходами, гадят под себя, как парализованные псы в ящике в прихожей, и при этом мечтают полететь на Марс и вырастить там репку. Дебилы!

– Таков род человеческий.

Он сделал последнюю глубокую затяжку и выстрелил бычком в черную пустоту.

– Мало утешает.

Она снисходительно вздохнула:

– Едем назад, дорогой. Тебе скоро выступать в клубе «Меркурий-холл» с твоим эксклюзивным аттракционом. Ты собирался поразить этих недорослей сногсшибательным выступлением «Больше чем бог!», и я тебе в помощь. А то, что ты агрессивен и зол, только хорошо. Придаст остроты ощущениям этих олухов.

– Еще как придаст, – согласился он. – Уж поверь мне!

Они спускались с холма вниз, на открытое пространство. Сумеречная часть луны уходила к горизонту. Тут все было изрыто кратерами – большими и малыми. Младшая сестренка Земли всю свою историю подставляла холодные твердые бока под беспощадные удары, спасая животворящую старшую сестру, оберегая и сохраняя ее для великих дел.

Внизу их дожидались два роскошных «Харлея». Они сверкали крутыми боками, искрились хромом; рогами азиатских буйволов смотрелись два руля.

Его спутница первой перебросила ногу через седло, крепко взялась за рукояти. Сдунула светлую прядь, выбившуюся из-под фуражки и упавшую на глаза.

– Ну что, домой?

– Едем, – кивнул он и тоже забрался в седло.

Они одновременно крутанули тугие черные рукояти, и два мотора зычно и низко взревели под ними…

Часть первая
Пересмешник

Глава первая
Изгоняющий дьявола

1

Бывает время, когда мир кажется нам землей обетованной. Дарованным человеку на веки вечные Эдемом, где следует не терпеть боль и страдания, а только испытывать радость бесценной жизни. И случается это в такие вот дни, как теперь: снежной теплой зимой, в утренние часы, когда все белым-бело и девственно чисто. Когда вороны кричат над пустыми лесами, сползающими с ближних холмов, когда заливаются лаем своры гончих псов; опережая охотников, они преследуют оленя, а сами люди в подбитых мехом кафтанах, с луками за плечами и ножами у широких кожаных поясов вязнут в глубоком снегу, весело бранятся на эту напасть и то и дело трубят в рога. Ну а в замке, что высится над округой, белыми островерхими крышами касаясь низкого молочного неба, ждут хозяина и его друзей с добычей любящая хозяйка, домочадцы и многочисленная прислуга.

Будет пир, будет!..

Прочно влившись в седло мускулистого вороного жеребца, выдыхая пар, рыцарь улыбался и думал именно так. Бывают же радостные дни! Еще одна теплая зима на землях Священной Римской империи, да хранит ее Господь! «Но это не Эдем, – жестко улыбнулся он про себя, разглядывая ползущих по холмам охотников, поспевающих за собаками и преследующих добычу. И тотчас сурово замотал головой, подтверждая сказанное. – Далеко не Эдем!»

– Этот мир – жестокая схватка, – вслух произнес он, сжав рукоять меча у левого бедра под плотным шерстяным плащом. – Слышишь, Герберт? – Он обращался к всаднику за своей спиной. – И Пляска смерти ждет всех впереди. – Белый прозрачный пар вырывался изо рта рыцаря, очерченного жесткой темной бородой и усами. – Великих королей и сиятельных герцогов, благочестивых епископов и гордецов-баронов, ненасытных куртизанок в парчовых одеждах и грязных уличных шлюх, неутомимых тружеников – рыбаков и землепашцев – и жалких нищих. – Он поднял голову к низкому молочному небу, словно требуя подтверждения своих слов у него: – Об этом кричат вороны над лесом, да кто ж их услышит? Люди боятся своего будущего, они глухи ко всему страшному, что стережет их. А оно их стережет! Что скажешь, небо?! – громко вопросил он. – Даже утренняя птаха поет нам о смерти, но кто знает птичий язык!

– Еще одна цитата из Экклезиаста? – сдерживая коня, неуверенно и отчасти беззаботно спросил его молодой спутник – секретарь и слуга в одном лице. Он выдувал из-под капюшона, глубокого надвинутого на голову, тот же прозрачный белый пар. – Я угадал, мастер Неттесгейм? Или… это из святых отцов?

– Не богохульствуй, невежественный юноша, – строго оборвал его рыцарь. – Писания святых отцов проникнуты надеждой. Я же пою о скорби, и уже одним этим богохульствую, потому что христианская вера говорит нам: любой, кто впадает в уныние, грешник!

– Простите, мой господин, – покорно склонив покрытую голову, добавил молодой человек с той степенью иронии, которую ему мог позволить великодушный патрон. – Я был не прав – ведь я пока что всего лишь недоучка.

– Но я заканчиваю мысль и тем оправдываюсь перед Создателем: я не унываю! Потому что, как верный слуга Господа, знаю наверняка: душу истинного праведника ждет рай. Только его душу! Истинная земля обетованная! Остальным, Герберт, мальчик мой, – рыцарь оглянулся на спутника, – уготована иллюзия здесь – на земле, и вечное проклятие за пределами этого мира. – Он натянул поводья. – Едем же, в замке давно ждут нас. Нам нужно застать одержимого живым, пока ревнители веры, здешние инквизиторы, не запытали его каленым железом. Демон, что вселился в этого несчастного, сделав его безумцем, позвал меня. Но я-то знаю, кто говорил устами демона! Страшнее того человека нет никого на свете. Вот кто опаснее ста легионов бесов. На этот раз он открыто бросил мне вызов! Предложил игру, из которой только один из нас выйдет живым. И я поднимаю эту перчатку! Только бы нам успеть!

И господин и слуга, ударив шпорами в бока своих коней, скорой рысью понеслись по заснеженной дороге, что вилась по холмистой равнине к каменному оплоту на горе.

Шаги десятка людей гулко разносились по каменному тоннелю. Мастер Неттесгейм, его слуга Герберт, комендант и мрачный лицом священник шли по бесконечному сырому коридору в окружении молчаливой стражи, закованной в латы. Жадно бросался на темноту огонь пылающих факелов в руках охранников. Тут, под замком, раскинулся целый лабиринт, расходившийся десятками рукавов во все стороны. Враги герцога фон Краузе трепетали при одном упоминании мрачного города под землей – тут можно было сгинуть навечно. Побаивались этого места и окрестные жители. Если кому и не было дела до подземелья, где допытывались правды, нужной палачам, так это веселым и кровожадным охотничьим псам наверху, звонкоголосым птицам да быстроногим оленям, которых ждали мясники с вертелами в замковой кухне.

– Его изловили в окрестной деревне, мастер Неттесгейм. Кто он? Откуда взялся? Ничего о нем не известно! – торопливо говорил комендант замка, крепыш в пузатой кирасе и шлеме. Он с уважением и даже подобострастием поглядывал на гостя. – Бедняга явился в деревню в разорванной одежде. Он ворвался в церковь. Мычал, блеял, кукарекал! Думали, пьян. Нет! Хуже. Пригляделись: ясное дело, спятил. Его скрутили, он забился и завыл. Местный священник, благочестивейший слуга Господа, прочел над ним горячую молитву. Корчи стали одолевать безумца. Вот когда все стало проясняться! Священник оказался крепок духом – прочел еще несколько молитв, и еще. Больной, а его крепко связали, хрипел, рычал, пускал слюни. Горшки полетели со стен. Едва распятие не рухнуло. Вы представляете, мастер? А потом он потерял сознание, да не насовсем, – поспешно кивнул комендант. – И вот когда он вновь открыл глаза, тут все и отступили от него. На деревенщину смотрел другой человек. Да и не человек вовсе! А потом он произнес эти несколько слов, и таким голосом, от которого у всех кровь застыла в жилах. Половина народу сразу сбежала прочь, а другие сбились в кучу и трепетали.

– Что скажете вы, святой отец? – обратился тот, кого называли мастером Неттесгеймом, к сухопарому и мрачному лицом священнику, шагавшему слева.

– Там был наш человек, – ответил отец-инквизитор. – Верный слуга святого престола, один из тех, кого мы держим в империи именно для того, чтобы и стены имели уши.

– Продолжайте.

– Господин комендант прав: произнося те слова, одержимый преобразился. Вернее, говорил демон внутри его. Это было как будто «живое послание» – вам, мастер. «Найди меня, Агриппа Неттесгейм, охотник за демонами! Я жду тебя день и ночь!» Он произнес ваше имя так, будто хотел посмеяться над вами. Но верно и другое: он жаждал с вами встречи, в этом мы тоже не сомневаемся. А потом он назвался. «Ты знаешь меня, это я – Фауст! Тень за твоей спиной!» Его тотчас же доставили в клетке сюда, в замок Бергенсберг, лично под надзор герцога фон Краузе, который является верным защитником интересов Священной Римской империи и ее церкви. И немедленно послали за вами.

– И мудро поступили, клянусь Богом.

– В нем сидит не простой бес – демон.

– Увидим, – кивнул рыцарь. – Одержимого пытали?

Священник молчал. Громко бухали кованые сапоги охраны по каменному тоннелю. Они спускались по крутым узким лестницам вниз и вновь шли по коридорам.

– Святой отец, я задал вопрос: его пытали? – переспросил мастер Неттесгейм.

– Да, мастер, – не сразу ответил священник, едва они покинули узкую винтовую лестницу. – Я распорядился подвесить его на дыбу, – с лицом в высшей степени скептическим уточнил он. – Но применили только второй уровень пытки – растяжкой жил и водой.

– То есть на жаровню положить не успели?

– Нет, мастер, не успели.

Мастер Неттесгейм кивнул:

– И то ладно. Но что вам мог сказать одержимый? Вы же не требуете, чтобы младенец читал вам «Послание к коринфянам»? Святой отец? Вначале мы должны освободить эти тело и душу от демона, который сидит в несчастном, и только потом дознаться, при каких обстоятельствах нечистый вселился в него. Только так – другого пути нет. Демону не страшны пытки, которым вы подвергаете одержимого. Мучиться будет плоть, и то без толку. Человек-то себя осознать не в силах. А демону страшны только молитва и стражи небесные – ангелы, которые приходят на помощь экзорцисту.

– Мы это поняли, сняли его и отправили обратно в волчью клетку под замок. У меня прежде не было такого опыта, мастер. То, что сидит внутри этого человека, страшнее любой ведьмы и опаснее любого колдуна!

– Вот именно! И я знаю, чего испугались вы, святой отец.

– И чего же я испугался, мастер?

Неттесгейм остановился, и с ним застыла вся процессия.

– Что одержимый отдаст Богу душу, и тогда демон выпрыгнет из мертвой плоти, а вот в кого угодит он, чьей душой прельстится, это вопрос. Как правило, он прельщается либо грешниками, либо людьми слабыми, готовыми совершить грех. Попробовал бы какой демон приблизиться ко мне – вот бы я посмеялся! Признайтесь, что я прав.

Священник упрямо промолчал, но было ясно, что рыцарь не ошибся.

– Но знаете, вы поступили мудро. Не имея рядом надежной духовной защиты, человека, облеченного высшей властью, с которым демон не способен находиться близко, вы рискуете стать новой жертвой бесовской твари. – Он вновь продолжил путь, бросив назад: – Это правильно, что вы оставили его в покое, святой отец. Видел я такое переселение из одного тела в другое – страшная картина!

Вскоре перед ними отворили низкие двери. Стражники поспешно расступились в стороны.

– Прошу вас, мастер Неттесгейм, – указал рукой вперед комендант замка. – Прошу вас.

Отошел в сторону и мрачный лицом священник. Рыцарь первым переступил порог полутемной камеры.

– Солдаты, посветите мне, – приказал он.

Два человека с факелами встали позади экзорциста. В большой клетке, рассчитанной на крупного зверя, сидел скорчившийся оборвыш – упитанный мужчина средних лет. От его кафтана остались лохмотья. Сейчас он скорее походил на пойманное дикое животное, чем на человека. Он казался безобидным в этой клетке, но самое страшное было то, что сидело сейчас в нем. Что разлилось по всему его естеству и руководило им. И если это и затихло сейчас, то лишь потому, что вновь играло с людьми.

Но Агриппа Неттесгейм был тотчас узнан, и рычание пошло из клетки по всей камере. Так рычит дикий зверь, посаженный под замок, когда к нему приближаются незнакомцы, готовые причинить зло.

Движением руки Неттесгейм остановил своих спутников, и те покорно и с радостью застыли у него за спиной. Никому не хотелось приближаться к одержимому. Экзорцист смотрел на чудовище в человеческой шкуре, то глядело на него, издавая негромкий клокочущий гортанный рык.

– Подобные тебе меня не ищут – они бегут от одного моего имени, – сказал Неттесгейм. – Они знают: когда я выбью их молитвой из несчастного, чьим телом они завладели, как ты завладел телом этого горожанина, их ждет кара небесная. Иных ангелы уничтожают на месте. И все-таки твой хозяин послал тебя ко мне. Так для чего я понадобился ему? Вот вопрос…

Сжав прутья клетки грязными руками, одержимый неотрывно смотрел на гостя. Пламя факелов плясало в его глазах, сейчас будто залитых кровью. Он смотрел и тихо рычал. Но ответа не было. Зато на чумазом лице вдруг возникла лукавая и жестокая улыбка. Он будто ожил, проявил себя! Не сдержался – выдал свое присутствие!

– Это мы сейчас и узнаем, – кивнул Неттесгейм и протянул руку назад. – Ученик, мой крест и Библию!

Герберт поспешно достал из седельной сумки старое распятие, шагнул вперед и протянул учителю крест.

– Стой рядом и читай про себя! – приказал Неттесгейм.

– Что читать?

– Читай Апокалипсис!

– С какого места, учитель?

– С начала!

Герберт вцепился в Святое Писание как в спасительную и чудодейственную реликвию, открыл в нужном месте и стал быстро читать. Только губы и шевелились. Он читал со страстью, будто видел сейчас спасение только в этой книге. Впрочем, так оно и было.

– Ему три века – этому кресту, – обращаясь и к одержимому, и присутствующим, громко сообщил Неттесгейм. – Его выточил собственными руками великий Франциск Ассизский, когда обратился в монашество. Сам Господь призвал Франциска и вложил в его руку резец скульптора. В этом живом кресте сила сокрушающая и беспощадная. Никакая тьма не устоит перед ним. – Экзорцист подошел еще ближе к клетке и выставил крест вперед. – Именем Господа призываю Деву Марию и архангела Михаила, давнего противника сатаны, и всех святых себе в помощь!

Внезапно, озираясь по сторонам, одержимый взвыл, а потом захрипел, а вслед за этим стал метаться по клетке, сотрясая прутья, но та была крепка и надежно привинчена к полу. Все отступили назад, оставив впереди одного человека – Агриппу Неттесгейма. Даже Герберт, вцепившись в Библию, отступил.

– Ни шагу дальше, – предупредил его учитель.

Голова одержимого, как у затравленного зверя, крутилась по сторонам. Он то смотрел вправо, то влево, то оборачивался. Будто он что-то видел, чувствовал, чего-то боялся! Так человек в кромешной темноте, ничего и никого не распознавая, чует, как к нему подходят его более сильные враги. Нечленораздельные вопли и стихийные угрозы, несомненно, касались и того, что видел он и не видели другие, и самого экзорциста.

– Да что ты можешь? – усмехнулся Неттесгейм. – Жалкое создание тьмы. – И, осознавая и ловя момент, торжественно произнес: – Во имя Господа, приступим же! – и начал читать наизусть: – Изыйди, злой дух, полный кривды и беззакония! Изыйди, исчадие лжи, супостат хитрости и бунта! Изыйди, изгнанник рая, недостойный милости Божией! Изыйди, сын тьмы и вечного подземного огня! Изыйди, хищный волк, черный демон, дух ереси, исчадие ада, приговоренный к вечному огню!¹

Со всем бешенством одержимый заметался по клетке. Со стен уже полетели предметы – щипцы и плети. Огонь затрепетал в факелах солдат, будто какой-то великан сейчас подул на них.

– Изыйди, негодное животное, – продолжал Неттесгейм, – худшее из всех существующих! Изыйди, вор и хищник, полный сладострастия и стяжания! Изыйди, дикий вонючий кабан, злой дух, приговоренный к вечному мучению! Изыйди, грязный обольститель и пьяница! Изыйди, корень всех зол и преступлений, изверг рода человеческого, злой насмешник! Изыйди, враг правды и жизни, грязный источник несчастий и раздоров! Изыйди, бешеный пес, подлая змея, дьявольская ящерица!

Все услышали странный отдаленный железный лязг – так отворяются проржавевшие двери. Изумленные, люди стали переглядываться, ища ответа и подтверждения. Но он был, этот звук!

– Запах серы, слышу запах серы! – где-то у дальней стены пролепетал комендант. – Господи, помилуй!

– Тсс! – прервал его священник. – Внимайте! Вершится суд!

– Врата ада! – не слыша его, лепетал комендант. – Отворяются врата ада!

И он был прав! За скрежетом хлынули голоса – и они становились все слышнее. Камера наполнилась жуткими воплями и стонами, от которых у самых смелых кровь стыла в жилах. Это грешники выли от боли в аду! И эхо – повсюду было эхо этого воя.

– Изыйди, ядовитый скорпион, дракон, полный злых козней! – ничего не замечая вокруг, никого более не слыша, кроме своего голоса, твердил наизусть Агриппа Неттесгейм. – Изыйди, лакей Сатаны, привратник ада! Изыйди, козел, страж свиней и вшей! Изыйди, рогатая гадина, коварный и поганый лжец!

Он читал и читал. Предметы падали со стен. Кочерга сорвалась и пролетела в дюйме от головы коменданта – тот влип в стену и только хватал воздух ртом, едва избежав ранения или смерти. Но экзорцисту все было нипочем – его святая уверенность была так сильна, что сейчас она могла подвинуть и горы. Предметы не касались его – они пролетали мимо. Вера была его щитом. Выл и метался по клетке одержимый, он почти что гнул прутья, и было ясно, что сейчас иное существо владеет его руками, и оно-то готово сорвать все замки.

Но едва приближался к клетке чудодейственный крест, как одержимого отбрасывала назад могущественная сила, и он, будто распятый по железу, уже не мог двинуться с места.

– Заклинаю тебя именем Господа нашего, выйди немедленно из этого человеческого тела! Скройся в пучинах морей или исчезни в бесплодных деревьях или в пустынных местах, где нет ни одной христианской души, куда ни один человек не может вступить, и там пусть уничтожит тебя небесный огонь! Изыйди, проклятый змий, ступай, спеши прочь, оставь Божье создание! Любой вред, что ты причинишь ему, обернется тебе новыми пытками! Да не сделаешь ты больше вреда никому, но провалишься в преисподнюю ада и останешься там до дня Страшного суда!

И тут словно захлопнулись те адские ворота, что отворились недавно. Пропали неистовые голоса грешников, растаял в душном эфире камеры приторный запах серы. Все ушло разом!

И только одержимый бросился на клетку – в сторону экзорциста.

– Ты будешь искать меня вечно и не найдешь никогда! – гортанно прохрипел он. – Это велел передать он!

Это были последние слова демона, сказанные облике человека. И он ушел. Скорее всего, изловленный ангелами и низвергнутый туда, куда его посылал слуга Господа – Агриппа Неттесгейм. А несчастный, переживший ад в своем теле и душе, рухнул на пол железной клети.

– Он умер? – едва слышно спросил Герберт.

Сзади осторожно стали подходить все остальные.

– Если нет, то сегодня он родился заново, – проговорил экзорцист. И приказал: – Плесните на него холодной водой.

Один из стражников принес четверть ведра колодезной воды и плеснул на лицо затихшего человека. И тот не сразу, но открыл глаза и, оторвав голову от пола, уставился на людей, окружавших его. Заморгал и спросил:

– Где я, милостивые господа? И почему я в клетке? Что было со мной? И что с моим платьем? – Он стал хлопать по истерзанному кафтану. – Меня что, пытали? Все тело ноет и жжет…

Все в этой камере вздохнули с величайшим облегчением.

– Жить будет, – заключил Агриппа. – Кто ты, человек?

– Я должен подумать, вспомнить…

– Думай и вспоминай.

Внезапно в глазах несчастного вспыхнул огонек осознания:

– Ганс Шнетке! Меня зовут Ганс Шнетке! Это точно, клянусь Господом! Я хозяин таверны «Красная лошадь» в Шехтере! Все так!

– Ну вот, комендант, – обернулся Неттесгейм к своему провожатому. – Теперь мы знаем, как его зовут, кто он и откуда.

– Воистину, вы совершили чудо, мастер Неттесгейм! – воскликнул комендант замка. – Этот городок Шехтер совсем рядом. Я не раз пил пиво в «Красной лошади». – Он подошел совсем близко к клетке. – Теперь я даже узнаю этого бедолагу. – Он сердобольно покачал головой. – Не стоило его подвергать таким пыткам, святой отец…

– Я же сказал – это был только второй уровень воздействия, – хмуро оправдался инквизитор. – А могли бы и пятки поджарить. И потом, вы забыли, каким он был? Во что превратился? Хорошо никого не загрыз.

– Ваша правда, – вздохнул добрый комендант. – Дикий зверь, да и только.

– Жажда, меня мучает жажда, – пробормотал Ганс Шнетке. – Дайте воды, добрые господа…

– Дело сделано только наполовину, – объявил Неттесгейм. – Напоите беднягу, и не только водой. Дайте ему горячего вина, пусть согреет тело и душу, – распорядился он. – Затем перенесите его в добрую комнату поближе к огню, да не поджарьте его, святой отец, – усмехнулся он, к великому неудовольствию инквизитора. – Положите на соломенный тюфяк – он должен перевести дух. И покормите, хотя вряд ли он будет есть, – покачал головой экзорцист. – Его вывернет – так бывает со всеми, в ком хозяйничал демон. А вот мой аппетит тянет меня за стол, господин комендант. Мы с учеником пообедаем, а потом я буду говорить с герром Шнетке. Он – ключ к опасной и важной для меня тайне.

Хозяину постоялого двора дали отдохнуть. Напоили водой, угостили горячим вином. Дали пожевать корочку хлеба. Он даже забылся коротким сном, а когда открыл глаза, то увидел сидящего рядом на стуле с высокой спинкой все того же грозного рыцаря в черном камзоле, с короткой бородой и усами. С пронзительным колющим взглядом. У дальней стены замерли трое – ученик рыцаря школяр Герберт, комендант крепости, на которого свалилась кошмарная обуза – изгонять из его замка дьявола, и хмурый отец-инквизитор, которому хотелось половину человечества отправить на дыбу, а то и на костер, чтобы заранее предотвратить преступления перед церковью. Школяр должен был постигать науку допроса, двое других имели все права стать свидетелями признания.

– Меня зовут Агриппа Неттесгейм, – представился наконец спаситель содержателя таверны. – Я тот, кого страшатся демоны и бесы и кого сам дьявол обходит стороной, потому что вера моя крепка, как тот камень, в основание которого Господь поставил нашу церковь. Я не хвалюсь – это правда. А теперь вспомните, герр Шнетке, все до того момента, когда сама память оставила вас. Все, что было, что удивило и взволновало вас. И кто взволновал вас. Чье присутствие возмутило ваше сердце и душу.

– Подождите, подождите, – пролепетал трактирщик.

Но было видно, что проблески в памяти уже и впрямь волнуют его.

– Ну же, герр Шнетке? Это очень важно.

– Я помню, помню!

– Отлично – говорите.

– Помню… И так ясно… Ко мне приехал в деревянной повозке с плотными бордовыми шторами некий господин, он был в черном плаще и большом черном берете. Господи, как же ясно я все это вижу, будто было вчера…

– Это было три дня назад.

– Да, да, – живо кивнул трактирщик. – Он потребовал отдельную комнату и обед и строго-настрого попросил не беспокоить его. Сказал, что будет ждать гостя. И чтобы я или кто из моих домочадцев даже не думали приближаться к его двери. Забыли о нем. И хорошо заплатил мне. Десять серебряных гульденов! В два раза больше, чем нужно. Щедрый оказался постоялец. Он еще сказал: дайте комнату, где бы никто не побеспокоил меня. Я предоставил ему дальнюю и самую дорогую комнату в моей гостинице. Я держу ее для состоятельных молодоженов. Марта принесла ему горячей воды умыться и хороший обед. Кувшин красного крепкого рейнвейна, два кубка и другую посуду на двух человек. Мы ждали, что за гость приедет к нашему постояльцу, но никого не было. Ждали весь вечер, близилась полночь. И тут я совершил глупость. – Он посмотрел на экзорциста. – Господи, какую я совершил глупость!..

Неттесгейм сам так и вцепился в него острым взглядом.

– И какую же вы совершили глупость, герр Шнетке?

– Я хотел отблагодарить гостя и решил сам принести ему еще один кувшин вина. Мало ли, вдруг первого не хватит? Так я подумал. И ближе к ночи я понес ему вино. А подойдя к двери, я услышал два голоса. Мой постоялец говорил с кем-то. Видимо, со своим гостем? Но мы же не видели никого, кто бы приехал к нему. Я побоялся постучать. Тогда бы мне и стоило отступить, вернуться назад. Но тот, второй голос…

– И что он, тот голос?

– Я оцепенел, услышав его. Он был абсолютно спокойным, но низким, клокочущим, рычащим, мастер Неттесгейм! Страшный был голос. Нечеловеческий. Как будто мой постоялец говорил со зверем, – даже понизил собственный голос Ганс Шнетке. – Только говорила-то женщина!..

– Женщина?

– Да! Будто она была и человеком, и зверем одновременно.

– И что она говорила?

– А говорила она так: «Ты получил что хотел, не так ли, Иоганн? Ты камни обратил в хлеба. Или заставил поверить всех, что сделал это! Что теперь, как ты и хотел, Флоренция?..» Тут и скрипнула половица под моей ногой, и сердце мое тотчас провалилось в живот. «Что это?! – прорычала гостья моего постояльца. – Нас подслушивают?!» – Герр Шнетке закрыл лицо руками. – Господи, Господи! – Он отнял пальцы от глаз. – Я выдал себя! – Глядя на экзорциста, герр Шнетке бессильно пожал плечами: – А услышав такое, я и совсем выронил кувшин из рук. И больше не мог двинуться с места – будто ноги мои приколотили к полу. Я в соляной столб превратился, мастер Неттесгейм. Потом были шаги. Дверь открылась настежь – на пороге стоял мой постоялец. «Ты все слышал?» – спросил он. «Ничего не слышал», – пролепетал я, но раскусить меня было раз плюнуть. Да и язык совсем не слушался, он превратился в котлету. «Ты сам виноват, голубчик, – вдруг усмехнулся мой постоялец. – Теперь тебе и дохлый пес, что валяется у дороги, не позавидует». – И громко крикнул назад: «Кабатчик подслушивал нас!» И тут наступило такое молчание, от которого сердце мое уже точно остановилось. А потом та, что сидела в комнате и кого я не видел, сказала: «Гиббон, возьми его!» Все, что я увидел, это черную тень – она метнулась ко мне из коридора, где я только что проходил, и будто вошла в меня. Я упал на пол и забился в корчах. Меня словно проткнули раскаленным вертелом! Больше я себя не помню, мастер Неттесгейм… – Кажется, кабатчик готов был заплакать. – Так что было со мной?

– Самое худшее, что может быть с человеком, – проговорил Неттесгейм. – Тобой овладел дьявол, несчастный. А впустил ты его потому, что оказался слаб. И грехов за тобой, кабатчик, видать, тоже водилось немало. В праведника демон не вошел бы так легко. Праведника искусить нужно! Значит, Гиббон? Обезьяний демон. Один из легиона. Что ж, сильный был противник, но теперь он в надежных руках, я надеюсь на это. Архангел Михаил уже прихватил демона за грязную шкуру и теперь решает его судьбу.

Агриппа Неттесгейм встал со стула, расправил плечи. Взглянул на стоявших у стены ученика, коменданта и отца-инквизитора.

– Я услышал все, что хотел. Можете послать за его родными, пусть заберут бедолагу. И пусть прихватят для него одежду. И молятся каждый день за его душу.

– Но кого он видел, мастер? – выходя вперед, вопросил комендант. – Там, в комнате, где остановился его гость?

– Да, кого он видел, мастер Неттесгейм? – повторил вопрос отец-инквизитор, тоже выходя за ним. – Вернее, кого слышал?

– А сами не догадались? – усмехнулся Неттесгейм. – С кем призваны бороться вы, святой отец, неусыпно, в силу вашего сана? Мой ученик, объясни господам. Нет, пусть они скажут сами.

– Не верится, – прошептал комендант.

– Чтобы у нас, в нашей округе? – тем же осторожным шепотом произнес отец-инквизитор. – Совсем не верится.

– А поверить стоит, – сказал экзорцист. – Трактирщик слышал одну из подруг прародителя зла, имени ее я не знаю, и принял в себя демона Гиббона. Что тут может быть неясного?

1.Тут и далее в той или иной форме реплики взяты из настоящей проповеди средневекового экзорциста.