Buch lesen: «Сербские поселения на Украине в середине XVIII века», Seite 2
От создания военной границы выигрывали и сербы. Многие эмигранты выразили желание остаться на военной службе, и после подписания Карловацкого мира. Сербы также хотели сохранить право на ношение оружие, как дополнительную гарантию соблюдения их прав в Габсбургской империи. Формирование новой военной границы началось в 1701-1702 годах.
География Военной границы, особенно в первые годы её существования, отражала ситуацию на рубежах, разделявших враждующие Австрию и Турцию. Симеон Пишчевич писал, что после переселения сербов в Австрию было организовано несколько ландмилиций вдоль рек Савва, Тисса, Дунай и Мориша. (13) Такая структура территориального деления по речным районам несколько напоминают казачью систему в России (Донское, Яицкое, Терское, Кубанское казачества). Сегодня большая часть этих районов входят в состав сербской провинции Воеводина. В 18 веке там существовали три исторические области: Срем, Бачка и Банат. Первоначально Военная граница имела чисто милиционное устройство. Сербские граничары служившие на границе назывались «Сербской народной милицией» («Raitzische National Miliz»). У солдат милиции не было единой формы одежды, единого вооружения, единой системы воинских званий. От государства граничары получали земельный лен, который возвращался государству после смерти его владельца. Офицеры две трети жалования получали землёй, а треть жалования – деньгами. Граничары платили налоги наравне с другими подданными империи. Военная граница была поделена на несколько капитанств, под управлением капитанов, как правило, сербов. Социальная мобильность на Военной границе в первой половине 18 века была достаточно высокой. Многие простые солдаты могли дослужиться до офицерских чинов в граничарских полках. (14)
Солдата, часто находившегося в походе за границей, обеспечивала его многочисленная семья. В связи с этим в течение 18 века наблюдается рост граничарских семей. Постепенно такие семьи превращались в кланы – «задруги» (zadruga). Число членов задруги порой достигало 60 человек. Подобная система позволяла граничару закупать дорогостоящее оружие и снаряжение. Экипировка гусара обходилась в 54 форинта, а пехотинца – пандура в 24 форинта. Имперские власти быстро оценили экономическое значение этого института и сделали его официальной административной единицей под названием «Hauskommunion».(15)
Первоначально военная граница не имела особого устава. Основным законодательством служил австрийский военный устав – «Kriegsartikel». Этот документ неоднократно вызывал возмущение граничар. Параграфы этого устава предусматривали драконовские наказания за малейшие нарушения. Некоторые положения этого устава оставались в силе на военной границе вплоть до середины 19 века! Власти, как правило, объясняли применение варварских наказаний – сожжения на костре и отсечения конечностей – «дикой природой» граничар. Американский историк Г. Ротенберг называл Военную границу «зоной неограниченого деспотизма». (16)
В 1735 году по представлению графа Фердинанда Кевенхёлера на военной границе была проведена реформа. С одной стороны, она была направлена на облегчение положения рядовых граничар. Это выражалось, прежде всего, в освобождении граничар от обязательного налога. Проводя много времени в военных походах, солдаты не могли заработать на своей земле достаточно денег для уплаты налогов, что приводило к многочисленным бунтам. Рядовые граничары получили гарантии, что они сохранят свой воинский статус, и не будет делаться попыток, превратить их в крестьян или в крепостных.
Одновременно реформа была направлена на превращение сербской милиции в регулярное дисциплинированное войско. Была разработана новая чёткая структура организации военной границы. Теперь каждая ландмилиция состояла из нескольких рот или команд из 200 или более солдат с семьями, живших в укреплениях – шанцах. Роты были объединены в батальоны и полки. В некоторых полках была введена униформа. Была установлена строгая иерархия офицерских чинов. Ключевой фигурой на военной границе становился полковник, имевший право «ius gladii» и «ius aggratiandi»(право казнить и право миловать).
Изменилось положение сербского офицерства. Граничарские офицеры теперь получали жалование. По новым правилам офицерские должности передавались по наследству, что способствовало формированию сербского дворянства. В то же время реформа подтвердила ленный характер землевладения на военной границе. Офицеры не имели право продавать и закладывать принадлежащие им земельные участки. Сохранялись и строгие наказания за проступки, в том числе и за такое преступление как переход в другое подданство. Основные положения реформы были изложены в «Artikelbrief», уставе и, по сути дела, законодательстве военной границы, изданном 26 января 1737 года. (17)
Следует отметить, что этнический состав населения Военной границы был весьма разнородный. Кроме сербов там жили и служили также хорваты, словенцы, румыны, албанцы (христиане) и даже немцы. В 30-е годы 18 века немцы, а так же католики (хорваты, словенцы, венгры) занимают ключевые посты в военной иерархии границы, постепенно вытесняя от туда сербов. Это не могло не привести к недовольству в среде сербских офицеров.
Всего же к 1751 году на австрийской службе находилось 44400 хорватов и около 16400 сербов. (18) Демографическая ситуация на Военной границе менялась постоянно. Это был связано с постоянной эмиграцией сербов и хорватов из Османской империи в во владения Габсбургов.
В 1739 году имело место второе крупное переселение сербов в Австрию. Печский патриарх Арсений Шакабент, следуя примеру своего предшественника Арсения Черновича, обратился к императору с просьбой принять его и ещё несколько тысяч сербов в Австрийское подданство. Карл VI дал согласие на сербскую эмиграцию, но тщательно продуманный план вывода нескольких тысяч семей с турецкой территории окончился катастрофой. Турки узнали о замысле сербов и послали за беглецами погоню. По времени это переселение совпало с поражением австрийской армии от турок под Гроцкою и генералы императора не смогли оказать беглецам помощь. В итоге сербам пришлось всю дорогу отбиваться от преследователей, сам патриарх чуть не погиб. Количество вышедших в Австрию людей оценивалось в 10 тыс. человек. Пишчевич пишет, что эта эмиграция была более многочисленна, чем переселение 1690 года. (19) Подобное утверждение лишь подчеркивает как велико разночтение в оценке численности населения в разных источниках. Всего же граничарские войска в середине 18 века насчитывали 80 тыс. солдат.
Сразу после переселения сербов на территорию Габсбургской империи в 1690 году перед властями в Вене встал вопрос об удержании этого воинственного и буйного населения под контролем. Согласно «Привилегиям» австрийцы обязались позволить сербам самим выбрать себе военачальника. Сербские сословья в 1691 году предложили на этот пост кандидатуру Ивана Монастырлию, знатного дворянина (его семья получила дворянство от Фердинанда III), командовавшего сербскими добровольцами, воевавшими против турок во время войны «Священной лиги». Император Леопольд одобрил это назначение. Монастырлию получил генеральский чин и титул вице-дуктора, дававший власть над сербскими частями в Австрии. Положение, при котором сербы формально имели своё независимое руководство над своими венными отрядами, продлилась недолго. В 1706 году Монастырлия погиб на охоте. Сербам не позволили избрать преемника на его место. Общее командование Военной границей перешло к Военному совету в Вене. (20)
Подобное положение вещей уменьшало значение «Сербских привилегий». К 50-м годам 18 века сербы на военной границе фактически жили под управлением австрийской военной администрации, а их законодательством был «Artikelbrief».
Проблемы в отношениях между сербами и австрийскими властями
Что же заставило сотни сербов покинуть их новую родину в Австрии и отправляться на службу в далёкую и ещё малоизвестную для большинства европейцев Россию? Условия службы в России незначительно отличались от службы на австрийской Военной границе. Дорога в Россию была сопряжена с крупными расходами и различными путевыми затруднениями, ведь путь шёл через Польшу, находившуюся в то время в состоянии полуанархии. У эмигрантов должны были быть очень весомые причины, чтобы покинуть Военную границу Австрии. Наиболее существенными из них были: конфликт между сербами и венграми, дискриминация православных верующих в Габсбургской империи и проблема социального статуса сербского дворянства на австрийской службе.
В соответствии с духом эпохи, о которой мы пишем, перечисляя проблем сербов в Габсбургской империи, на первое место следует поставить религиозный вопрос. Статус сербской церкви регулировался «Сербскими привилегиями» – документом, дававшим сербскому патриарху обширные права. Подобное положение вещей естественно не устраивало иерархов католической церкви. Наиболее последовательным борцом за обращение сербских эмигрантов в унию был венгерский примас граф Леопольд Колонич. С 1688 года он возглавлял придворную комиссию по делам земель, приобретенных Австрией по Карловацкому миру (Neo-acquisistische Hofkommission). Надежды обратить сербских переселенцев в Унию были достаточно сильны и обоснованны. Католическая церковь в Австрии имела успешный опыт обращения в католицизм православных румын, эмигрировавших в Трансильванию. Среди сербских переселенцев процесс обращения в католичество начался уже в первые годы после эмиграции. Этим, видимо, и объясняется большое количество хорватов в числе граничар (различие между сербами и хорватами в начале 18 века было, прежде всего, религиозным). Склонялась к Унии и часть сербского духовенства. Понимая значение патриарха в сербской церкви, граф Колонич стремился выдвинуть на пост преемника Арсения Черновича униата. Впрочем, на соборе представителей сербских сословий, состоявшемся в декабре 1701 года, Унии был дан отпор. Император Леопольд не признал результатов собора. Под влиянием своих католических советников он явно раскаивался, что предоставил сербам столь обширные льготы в вопросе вероисповедания. Постоянные визиты ко двору Арсения III, хлопотавшего о сербских интересах только раздражали его. Стремясь ослабить позиции сербского патриарха (которого Колонич в своей переписке называл «сыном дьявола»), 8 октября 1701 года император издал указ, по которому сербский патриарх потерял право приобретать новые приходы, а его власть ограничивалась на Сентандрею (резиденцию патриарха в то время). В 1703 был опубликован новый закон, согласно которому глава сербской церкви не мог носить титул патриарха Венгерского, Хорватского, Далматинского, Трансильванского, а только титул митрополита. Районы с сербским населением передавали под власть католического духовенства. Это был апогей конфликта. Несколько тысяч сербов вернулось на турецкую территорию. Арсений в сердцах писал, что думает «отойти к другому христианскому владыке, под которым можно свободно исповедовать свою веру». (21) Однако в 1703 году началось восстание Ракоци II, и в Вене осознали, что дальнейшее давление на сербов в вопросах религии приведёт их в лагерь мятежников. В 1706 году император Леопольд I умер, а его преемник Иосиф I сразу же подтвердил «Сербские привилегии» и предпринял целый ряд мер для урегулирования конфликта.
В последующие годы религиозное притеснение православных имело место, но не в таких размерах как это было в 1700-1703 годах. Наибольшую активность по обращению сербов в католицизм проявляли преимущественно местные власти. Количество различного рода инцидентов и столкновений на религиозной почве резко пошло вверх в конце 30-х годов 18 века. Так в июне 1739 года сербы сами подожгли православный монастырь Марчи, который власти хотели передать униатам, предварительно вывезя оттуда утварь, архив и ценности. (22) Местные власти часто заставляли православных сербов отмечать католические праздники, присутствовать при мессе, делать пожертвования католической церкви. Известны случаи и насильственного принуждения к принятию католичества. Дети, рождённые в смешанных браках, должны были стать католиками. Существовала дискриминация православных на государственной службе. Даже сербские церкви в Габсбургской империи должны были быть построены не в традиционном для православных византийском стиле, а в стили барокко или как его ещё называли «иезуитском» стиле. Сегодня туристу странно видеть сербские церкви Воеводины, имеющие орган и кафедру для проповеди священника – типичные атрибуты католической церкви. Сербы жаловались на притеснения императорскому двору и в российское посольство. Как пример подобной жалобы, можно привести прошение печского архиерея Парфения Павловича императрице русской Елизавете Петровне в 1742 году, где он жалуется на попытки склонить его прихожан к Унии, о запрещении чинить церкви. Особенно в этом прошении подчеркивается, что ответственность за нарушения лежит на «злых людях», а не на центральных властях. Это прошение было передано из Синода в коллегию иностранных дел. (23) Первая половина 18 века отмечена частыми запросами русских послов в Австрии по поводу положения православных в этой стране. (24)
Дестабилизация на южных границах империи никак не содействовала интересам австрийской монархии. Власти в Вене были по-прежнему заинтересованы в дальнейшей эмиграции сербов из владений Османской империи в Австрию. Сербские привилегии подтверждались девять раз! (В 1706 году Иосифом I; в 1713, 1715, 1718, 1720, 1727, 1729, Карлом VI, он же в 1735 году опубликовал новую редакцию сербских привилегий; в 1743 году привилегии подтвердила Мария-Терезия.) (25)
При этом австрийские власти проявляли известную непоследовательность. Так Карл VI, подписав в 1735 году новую редакцию «Сербских привилегий», одновременно утвердил решение венгерского национального собрания, согласно которому на территории короны св. Стефана не допускалось исповедание любой религии кроме католичества. Тот же император добавил в текст привилегий оговорку «на сколько они не будут притеснять третью сторону». Подобный казус содержали и привилегии, подписанные Марией – Терезией. (26)
Бесполезными оказались и попытки учредить сербские школы и типографии. Власти ссылались на текст «Сербских привилегий», где отсутствовал пункт, разрешавший сербам устраивать у себя эти важные образовательные учреждения. Сербской молодёжи, желавшей получить европейское образование, приходилось идти учиться в католические школы (одну из таких школ окончил и Симеон Пишчевич). Книги, необходимые для ведения церковной службы, привозили купцы из России, но австрийские власти часто чинили книготорговцам препятствия, конфисковали их товар. (27)
Не менее острой и болезненной проблемой для сербов в Австрии был вопрос взаимоотношений с венграми, проживающими вместе с сербами на одной территории. Как уже упоминалось, Вена, проводя старую политику «разделяй и властвуй», поселила сербов на землях изначально принадлежавших короне Св. Стефана. Австрийские императоры не питали ни малейшего доверия к венгерскому дворянству с его сепаратистскими устремлениями. Венгры нередко вступали в союз с врагами империи – турками или французами. Нередки были и попытки вождей венгерских восстаний найти себе союзников в лице сербов. Значительное число сербов издавна проживало на венгерской территории. Сербское дворянство заимствовало многие венгерские обычаи. (Симеон Пишчевич, находясь на австрийской службе, подписывается как Стефан, указывая своё имя в венгерской транскрипции). (28) По легенде, перед походом на Вену Эмирик Тикелли, один из венгерских командиров на турецкой службе, будто бы обращался к сербам с предложением союза, но его посулы были отвергнуты. (29)
Различие в вероисповедании также не способствовало сближению между двумя народами. В 1698 году патриарх Арсений в Вене жалуется членам «Великого посольства» Петра I на притеснения иезуитов в Венгрии и на принуждение сербов к Унии. (30)
Во время восстания Ракоци II отношения между сербами и венграми приняли форму прямого противостояния. Первоначально как власти империи, так и повстанцы активно стремились привлечь сербов на свою сторону. 9 августа 1703 года Ракоци обратился к сербам с воззванием, призывая их поддержать восстание во имя «мадьярской отчизны». В дальнейшем Ракоци обещал сербскому патриарху Арсению III 20000 флоринов и права для сербского населения. Казалось, что у сербов было достаточно оснований поддержать восстание. В то время борьба вокруг попыток Венского двора навязать сербам Унию достигла своего апогея. Одновременно с восстанием Ракоци взбунтовалось сербское население области Бараньи.
И всё же сербы в своей массе не поддержали восстание. Права, предлагаемые им Ракоци, были всего лишь обещаниями в сравнении с «Сербскими привилегиями» Леопольда. Цели восстания поднятого протестантским дворянством Венгрии были абсолютно чужды и непонятны сербским крестьянам. Поэтому к 1707 году большинство сербов открыто встали на сторону Габсбургов. В ответ венгерские повстанцы, «куруцы», систематически сжигали сербские деревни и уничтожали их население. Число погибших сербов исчислялось десятками тысяч. Эти факты отмечены в письме Арсения Черновича главе русского Посольского приказа Ф. А. Головину. (31) В письме говорилось, что венгры притесняют сербов из-за войны. После этого эскалацию конфликта остановить было трудно. Попытки самого Ракоци предпринять шаги в этом направлении ни к чему не привели.
Враждебные отношения между сербами и венграми сохранились и после окончания восстания Ракоци. Несмотря на то, что восстание потерпело поражение, венгры сумели добиться в Империи прав и привилегий. Венгерское государственное собрание, в котором преобладали радикальные католические круги, категорически отказывалось признавать права не-католиков на территории Венгрии. Это собрание не признавало и «Сербские привилегии». Лишь 1791 году(!) во время конфликта венгров с Веной православным было позволено иметь свои церковноприходские школы. (32) Всю первую половину 18 века при австрийском дворе боролись «венгерская» и «сербская» партии. Центральная власть периодически вмешивалась в эту борьбу то в пользу интересов сербов, то в пользу интересов венгров.
Поворот в этой борьбе произошел в 1741 году. Дочь Карла VI Мария-Терезия, оказавшись в критической ситуации вследствие неудач в войне против Франции и Пруссии (война за «австрийское наследство»), обратилось за помощью к венгерскому дворянству. 11 октября 1741 года Мария-Терезия в присутствие знатнейших венгерских магнатов и духовенства приняла на себя корону Св. Стефана и тем самым была признана венгерской королевой. Венгерское дворянство также сформировало несколько гусарских полков в помощь императорской армии. Мария-Терезия со своей стороны предоставила Венгрии целый ряд политических и экономических привилегий.
Следствием этих событий стало установление «особых отношений» между венграми и престолом в годы царствования Марии-Терезии. Такой поворот был не в пользу сербов, что они почувствовали достаточно быстро. Как мы увидим в дальнейшем, поводом для сербской эмиграции 1751 года послужило новое обострение отношений между сербами и венграми.
Важнейшей причиной побуждавшей сербов к отъезду из Австрии было желание добиться успеха в России и повысить свой социальный статус. Это относилось как к рядовым граничарам, так и к офицерам. Как мы увидим в дальнейшем, инициаторами эмиграции 1751 года стали в основном старшие офицеры, представители наиболее знатных сербских фамилий. На эмиграцию их толкало сознание бесперспективности своей службы в Австрии, а так же чувство дискриминации в сравнении с немецкими и венгерскими дворянами. Большая часть сербских офицеров до 1751 года не имела дворянского звания. Сербские аристократические роды, существовавшие до турецкого завоевания, исчезли уже к началу 17 века. Считанные сербские фамилии, жившие на венгерской территории с 16 века, могли похвастаться австрийским или венгерским дворянством, дарованным Фердинандом I или другим австрийским императором начала 17 века (как например, фамилии Бранковичей или Монастырлии). Небольшие группы сербских офицеров стали получать австрийское дворянство с 90-х годов 17 века, но их общее число было ничтожно.
Лишь 1 марта 1751 года Мария-Терезия даровала дворянство всем сербским офицерам, служившим на Военной границе минимум с 1740 года, но это явно запоздавшее решение лишь частично решало проблему.
В сравнение с остальными областями Венгрии на Военной границе был меньше всего дворянских фамилий. (33) Между тем за три десятилетия проведённых в Габсбургской империи сербы прекрасно осознали важность принадлежности к привилегированному сословью. Дворянство давало право на владение землёй, а так же освобождало от обязанности платить налоги. Дворянство было единственным сословием в Венгерском королевстве, игравшем заметную политическую роль. (34) Сербы внимательно следили за успехами венгерского привилегированного сословья. С этой точки зрения интересно рассмотреть восстание Перу Сегидинца в 1735 году.
Этот престарелый сербский офицер (он родился в 1655 году) вместе с небольшой группой других сербских офицеров присоединился к выступлению венгров, восставших против местной администрации. Как и в 1703 году венгерские повстанцы называли себя «куруци». Важно отметить, что на этот раз их поддержали и сербы-офицеры, требовавшие «дворянства, свободы, земли». (Причем тридцать лет тому назад те же офицеры активно участвовали в подавлении восстания Ракоци II). (35) Восстание в итоге было подавлено, а Перо Сегидинец был жестоко казнён, что пробудило сочувствие к нему среди многих сербов.
Выступление Пере Сегединца продемонстрировало, что у незнатных сербов и венгров, стремящихся присоединиться к дворянскому сословию, имеется много похожих проблем. Венгерское дворянство, как и сербское, было относительно молодым. Большинство венгерских дворянских родов возникло в 17-18 веках. На территории венгерского королевства проживало несколько тысяч так называемых «сандальных дворян», то есть дворян настолько бедных, что у них не было средств купить себе сапоги. Ещё несколько тысяч человек принадлежали к промежуточным прослойкам между дворянством и податным сословьем. (36) В последствие некоторое число венгров эмигрировало в Россию вместе с сербами.
В дополнение к дворянству граничарские офицеры хотели получить землю (желательно с крепостными) и возможность делать военную карьеру. Земельный вопрос был практически не разрешим. Свободной земли, да ещё с населением пригодным для закрепощения, в Воеводине было мало. Всю первую половину 18 века офицерами предпринимались попытки создать себе поместья за счёт рядовых граничар. Земля умерших граничар присваивалась их командирами, солдат заставляли бесплатно работать в хозяйстве офицеров, поставлять им дрова. Подобное давление приводило к беспорядкам и даже бунтам, в чём не была заинтересована австрийская власть. В итоге попытки закрепостить сербских граничар не имели успеха. Сопротивление рядовых гусар и пандур было поддержано центральной властью. (37)
Военная служба в армии габсбургской короны так же была для сербов бесперспективна. Низкий образовательный уровень сербского офицера первой половины 18 века, прежде всего незнание иностранных языков, не давал им возможность служить в полках за пределами Военной границы. Жалование на Военной границе было гораздо ниже, чем жалование в других полках австрийской армии. Если в обычном полку армии Марии-Терезии обер-лейтенант получал 50 флоринов в месяц, то на военной границе обер-лейтенанту платили 12 флоринов, а унтер лейтенанту 10 флоринов. (38) Нельзя игнорировать и дискриминацию сербов по религиозному признаку. Как правило, чин полковника сербской милиции был потолком для большинства сербов на австрийской службе. Из 275 австрийских генералов, находившихся на службе в 1736 году, не было ни одного серба, а к концу царствования Марии-Терезии из 367 генералов лишь двое-трое были сербами. (39) Исходя из этих фактов, А. Скальковский с большим скепсисом расценивал заявления сербов о религиозных преследованиях как основную причину сербской эмиграции в Россию и называл главной причиной сербской эмиграции в Россию дискриминацию по службе. (40) В то же самое время многие родственники, проживавших на Военной границе сербов, делали завидные карьеры в России. Как примеры, можно привести биографии Ивана Стоянова, Степана Витковича, Иван Божича, Петр Текелии. Все они стали генералами или полковниками русской службы. Русское правительство почти всегда повышало эмигрантов на один чин по сравнению с тем званием, что они имели в Австрии (вплоть до эпохи Екатерины II). Для молодых людей служба в России означала удовлетворение их страсти к приключениям, желание посмотреть мир или просто проявление авантюризма. С. Пишчевич откровенно писал в своих мемуарах, что ехал в Россию, чтобы посмотреть мир и сделать карьеру. (41)
Особые причины для эмиграции в Россию имели и рядовые граничары. Как и сербская элита они страдали от безземелья. Небольшие земельные наделы, полученные от австрийских властей, не всегда позволяли граничарам прокормить семью. В сороковых годах 18 века Воеводина не имела хороших урожаев. В 1750 году, за год до эмиграции сербов в Россию, из-за высоких цен на зерно в районе военной границы начался голод. (42)
На рядовых сербских граничарах и крестьянах острее отражались и религиозные конфликты между православными и католиками. Мы можем понять атмосферу постоянной конфронтации между концессиями из писем рядовых сербских эмигрантов с Украины на родину, где они выражали искреннюю радость, что «…о униатах здесь слыхом не слыхали». (43)
Существовали и другие причины заставлявшие сербов эмигрировать – эпидемия чумы в 30-х годах, конфликты с начальством или личные проблемы. Многие сербы, бежавшие во владения Габсбургов в 1737 году, прибыли на неподготовленные для жилья земли и существовали в своеобразных «лагерях беженцев» с характерным названием «сбеги». Немало людей выехало в Россию в качестве слуг и младших родственников зажиточных офицеров.
Наряду с этими мотивами, объяснявшими многие индивидуальные решения покинуть военную границу и отправиться за рубеж, среди сербской элиты в те годы периодически возникала идея массовой эмиграции всего сербского народа, проживавшего в Австрии, в Россию. О сербском патриархе Арсении говорили, что будто бы он не раз грозил «со всем народом выйти в Россию», если «Сербские привилегии» не будут соблюдаться. В 1704 году сербский офицер Иван Божич обращается к русскому канцлеру Головину с предложением о принятии сербов в русское подданство. Разумеется, эти угрозы и проекты были утопичны, но они хорошо отражают настроения, имевшие место в сербском обществе. (44)
Но даже, если видеть в заявлениях Арсения ранний пример сербского лавирования между русскими и австрийскими интересами нельзя игнорировать распространенные в сербском сознании представления о России как о новой святой земле. В традициях сербской православной церкви существует предание о том, что св. Савва, первый сербский архиепископ, принял постриг в русском монастыре на Афоне. Согласно той же легенды русские монахи приняли участие в основании сербского монастыря на Афоне – Хилендаре. Русские цари со времён Ивана Грозного делали богатые пожертвования в сербские монастыри. Рукописные и печатные книги в роскошных переплётах, церковная утварь, иконы, крупные денежные пожертвования производили огромное впечатление на православное население бедных балканских стран, живущее в окружении враждебных иноверцев. Рассказы священников, побывавших в России, ещё более способствовали созданию мифа о великой православной державе на Востоке. Если после падения Константинополя в 1453 большая часть населения Балкан признало турецких султанов легитимными преемниками византийских императоров, то по мере ослабления Османской империи, всё больше и больше православных христиан на Балканах стали видеть в русском царе своего легитимного повелителя, преемника константинопольских императоров. Эмиграция сербов в Габсбургскую империю мало что изменило в этих настроениях. Иностранные наблюдатели отмечали, что сербские офицеры, говоря о победах русских войск в войне против турок в 1768-1772 годах, говорили «наши войска». Более того, митрополит Исайя Джакович, преемник Арсения III, в своём письме царю Петру от 8 января 1708 года пишет, что видит в русском государе «премилостивого нашего православного царя». Венецианский посланник при дворе Иосифа I писал, что австрийские власти всерьёз обеспокоены усилением России в связи с симпатиями австрийских сербов к этой державе. (45)
Со времени правления Петра Великого Россия становится для балканских стран образцом на пути государственного строительства и модернизации. Сербский писатель и просветитель Захарий Орфелин отмечал заслуги Петра в строительстве сильного европейского государства, сильной армии и флота. Культурное влияние России так же доминировало в Сербии и Воеводине первой половины 18 века. Русский Синод по просьбе митрополита Моисея Петровича послал в Банат учителей, самым известным из которых был Максим Суворов.
Письменным языком сербов того времени была смесь русского и церковнославянского языка. Книги, напечатанные в России, составляли абсолютное большинство в библиотеках монастырей и образованных людей. Сербы не хотели покупать книги, напечатанные в Венеции или на территории Габсбургской империи из-за страха перед униатами. По просьбе сербских церковных властей русское правительство послало в Воеводину 400 букварей Прокоповича, 70 грамматик Смотрицкого, 10 словарей Поликарпова и Суворова. В результате этого в 16 монастырях Срема было 852 русских книг и только 344 книги были изданы в других местах. Книги, напечатанные в России, назывались «москвима» или «москалима». (46)
Австрийские власти неодобрительно воспринимали подобную культурную экспансию в сербских землях. Деятельность русских книготорговцев не только подрывала позиции католической церкви, но и усиливала политическое влияние России среди сербов. В 1728 году на границе была задержана крупная партия книг из России. После этого ввоз книг из России в Габсбургскую империю был запрещён вплоть до 1731 года, когда после вмешательства русского посла в Вене Венгрия и район Военной границы вновь были открыты для русских книготорговцев. (47)
