Buch lesen: «Темноборец», Seite 12
– Но почему сейчас? Ты молчал столько лет, задушив в себе боль и обиду, а теперь вдруг решил высказаться.
Алексиков опустил глаза, последовав недавнему примеру Андрея. Допрос постепенно сменялся беседой случайных знакомых. Каждый из собеседников старался вывалить на всеобщее обозрение как можно больший отрезок своей биографии, касаясь лишь безопасных ее участков. Судя по ответу Алексикова, Андрей своими вопросами преступил ту черту, за которой находилась зона досмотра перед входом в потайные уголки эльфийской души.
– Аннато был моим другом, – ответил Алексиков, оторвав от стола свой взгляд. – После того, как он даровал мне прощение, я, как и многие эльфы, уверовал в его убеждения. Тем более, что наша вера подкреплялась страхом уснуть летаргическим сном, как прочие непокорные. Смерть на Арене казалась нам безупречной заменой бессмысленному анабиозу. Постепенный геноцид эльфийского вида стал нашей главной идеей и первоочередной задачей. Мы мнили себя оружием, способным нанести непоправимый вред Мидлплэту. А оружие, как известно из пацифистских соображений, должно быть уничтожено. Для меня многое изменилось после романа с Камиллой, ее беременности и того, что произошло со Скрижалью. Я тяжело пережил прощание со своей возлюбленной, но еще большую боль доставляла мне невозможность рассказать правду сыну и воспитывать его, как подобает отцу. А ну положи на место!
Алексиков выскочил из-за стола и отобрал у Вильгельма флакон с буроватой жидкостью, из которого тот собирался отпить. Мальчик с силой потянул флакон на себя, но отец влепил ему смачную оплеуху:
– Сколько раз я тебе говорил не пить эту гадость?
– Но Аннато говорил мне, что это лекарство! – с недовольством потирая ушибленное место, загундел Вильгельм.
– Аннато хотел тебя отравить! Я твой отец! Про Аннато забудь! – прокричал Алексиков и швырнул флакон в стену. – Понял?
Вильгельм молчал, продолжая воротить носом.
– Понял? – еще громче воскликнул Алексиков, пытаясь перекричать самого себя.
– Понял, – ответил Вилли и уселся обратно за стол.
– То-то же, – присаживаясь вслед за сыном, удовлетворенно сказал Алексиков. – Так на чем мы остановились? Ты хотел узнать, почему я так долго молчал. После случившегося с Камиллой и со Скрижалью, я продолжал придерживаться идей Аннато. Изменения в нашей жизни усугублялись. Мы стали общаться на международном языке – русском, чтобы от самоидентификации эльфов не осталось совсем ничего. Упоминания нашей былой культуры превратилось в табуированную и позорную тему. Единственное, что мы должны были помнить, – дурные примеры нашей истории, поучительные и кровавые.
К слову, исторические вечерни, я, пожалуй, оставлю. Только в них нужно привнести культурного разнообразия. Но об этом потом.
Почему я решился на изменения? Причин много. От внешнеполитических до любовных. Посмотри вокруг. Ядерные снаряды летят на головы вампиров. В ЕТЭГ, по всей видимости, назревает очередная война. И после этого мы называем себя угрозой? Да разумные существа сами поубивают друг друга, без нашей помощи! Мы играем в совестливых гладиаторов почем зря! Мой сын, отравленный ингибитором роста, не прожил бы и года. И я не голословен! Я видел результаты МРТ его мозга, расшифрованные Аннато. А потом, накануне очередной исторической вечерни в Атриуме, я отыскал в кабинете генералиссимуса вот это.
Алексиков извлек из кармана четырежды сложенный пополам лист бумаги и протянул его темноборцу:
– Читай.
Андрей развернул записку, накарябанную миниатюрным почерком, струящимся симметричными буквами, и принялся с интересом читать: «Дорогой мой возлюбленный, милый Аннато. Пишу тебе с искренним покаянием. Я рада, что мы с тобой последовали эльфийским традициям и сочли необходимым приговорить меня к смертной казни через изгнание в океанские пучины. Не волнуйся: моя жизнь – лишь точка на карте истории, которая в любом случае должна исчезнуть, как должны исчезнуть все эльфы, будучи наказанными за свои преступления. Мы с тобой нарушили так много законов, обеспечивающих баланс в Мидлплэте, что, надеюсь, и ты погибнешь в ближайшем турнире. Если этого не случится, обещай, что займешься воспитанием нашего сына и обеспечишь его жизнь, как последнего представителя эльфийского народа. Уверена, ему придется доживать свой век в одиночестве, на которое мы сами его обрекли. Но это не худшая участь. Родиться и прожить тяжелую жизнь лучше, чем не рождаться. Кстати, я придумала имя для нашего мальчика. Назови его Вильгельм.
На этом я с радостью бы с тобой распрощалась, назвав это письмо предсмертной запиской, но, по несчастному стечению обстоятельств, мой батискаф попал в подводное течение, которое спасло мою бездуховную жизнь. Меня вынесло на близлежащий остров. Духу покончить с собой мне, к сожалению, не хватило. Поверь на слово, милый Аннато: я пыталась себя убить. Но каждую мою попытку сводил на нет безжалостный инстинкт самосохранения. Наверное, из-за него мы, эльфы, бьемся друг с другом на Арене, будучи не способны вырезаться все одним разом. Выявив в ходе попыток утопиться, что обнаруженное мною течение огибает остров и возвращается в наш гидрополис, я решилась отправить к тебе пустой батискаф с этим письмом, брошенным на панель управления.
Я все еще надеюсь, что мне удастся нарваться на диких животных или же быть ограбленной и растерзанной местными жителями. Но в том случае, если этого не случится, я буду ожидать тебя на южном пляже обнаруженного мною острова каждую субботу. Если захочешь встретиться втайне от эльфийского общества и утонуть в моих сладких объятиях, буду рада тебя увидеть. Надеюсь, ты проигнорируешь мои пламенные речи, разорвешь это письмо и останешься верен проповедуемым тобою же ценностям и принципам. Если нет, то готова разделить с тобой твой позор.
Прощай или до свидания. Твоя Камилла».
В конце записки красовался отпечаток губной помады. Андрей свернул письмо, передал его Алексикову и впечатлительно произнес:
– Завтра суббота.
– Верно, – кивнул Алексиков. – Что, хочешь увидеть воссоединение семьи?
Андрей отрицательно покачал головой:
– Не думаю, что я заслужил так много доверия.
– Может, и не заслужил. Но ты был весьма убедителен, при том, что я изначально не хотел тебя видеть за этим столом. К тому же, неизвестно с какими местными обитателями мы можем столкнуться на острове, и как они настроены по отношению к эльфам. По приказу Аннато уничтожено практически все огнестрельное оружие. Так что ствол лишним не будет. У тебя ведь он сохранился после перестрелки в порту?
Андрей кивнул. В личные телохранители генералиссимуса он не нанимался, так же, как не желал участвовать в эльфийских семейных передрягах. Однако возможность познакомиться с матерью Вильгельма маячила перспективой найти решение, позволяющее украсть Скрижаль, не убивая мальчика. Как это сделать пока непонятно, но стоит задуматься над потенциальной возможностью. Отказываться от путешествия глупо.
– Во сколько? – спросил Андрей.
– В восемь. Придешь сюда, – ответил Алексиков и, снизив голос на тон, добавил: – И не пей ничего сегодня. Не хочу больше видеть твою похмельную физиономию.
Андрей снова кивнул и, поблагодарив нового генералиссимуса за предоставленное кушанье и оказанное доверие, удалился в свою комнату. Нужно было согнать остатки замеченного Алексиковым похмелья, почистить пистолет и получше спрятать на время своего отсутствия Скрижаль Силы.
Глава 22. Кромешная идеология
Утро началось со скандала. Андрей отбивался от летящих в его адрес проклятий, изворачиваясь языком, как змеей. Призрак разбушевался. Темноборец осторожно предположил, что от бездействия триггерит призрачий компас, и на него сразу вылилась очередная волна оскорблений:
– С моим компасом все в порядке! Это ты – тряпка, не готовая шевелиться!
Похоже, призрачий компас и вправду триггерил. Подавая в мозговой центр разрозненные сигналы, он вызывал сменяющие друг друга фазы бесцельной агрессии и эмоционального спада. Своим поведением Олег напоминал девушку, мучительно переживающую выдавшиеся особо болезненными критические дни.
– Лучшего момента может уже не представиться! – кричал Тиглев, тыкая в грудь темноборцу оттопыренным указательным пальцем. – У тебя есть возможность безнаказанно прикончить и Алексикова, и Вильгельма! И ты хочешь сказать, что ей не воспользуешься? Убей их на острове – и никто не узнает!
– Я уже говорил тебе, что не собираюсь убивать ребенка, – парировал Андрей.
– Призрачий компас!
– И на это я тебе отвечал.
– Скажи: тебе не нужна Скрижаль Любви? – глаза ополоумевшего Олега округлились и вылезли из орбит. – Я думал, мы делаем общее дело!
– Уверен, что есть и другие способы.
– Какие?! И с каких это пор ты проникся идеями гуманизма? Забыл, с каким удовольствием ты убивал темноборцев в порту?
Андрей хотел закричать, но сдержался. Будет странно, если, услышав крики, эльфы решат заглянуть в его комнату и увидят, как темноборец разговаривает со стеной. Не хочется выглядеть сумасшедшим и терять свою шаткую репутацию.
– Ну, хорошо, – сдержанно сказал темноборец. – А что ты сделал для того, чтобы мы общими усилиями добыли Скрижаль Любви? Ты вообще не выходишь из комнаты! Я один посещаю турнир, исторические вечерни и званый обед. Зачем тогда нужен ты? Чтобы тыкать мне в нос необоснованными претензиями?
Олег убавил бушующий пыл, но с ответом нашелся быстро:
– А зачем мне выходить из комнаты? Я обследовал гидрополис вдоль и поперек. Я был даже в эльфийском храме и видел Скрижаль Любви воочию! Но мы не можем к ней прикоснуться. Зато знаем, как это исправить. Так зачем мне выходить из комнаты, если не затем, чтобы убить Вильгельма? Слушать исторические баллады об эльфийском народе? Да плевал я на их историю!
– Ну, так убей! Убей Вильгельма сам! Как только мы вернемся с острова, у тебя гарантированно появится такая возможность.
Андрей посмотрел на часы и, на прощание наградив Олега презрительным взглядом, вышел из комнаты. Призрак сглотнул ком обиды и плюхнулся на кровать. Несмотря на высокий градус разговора, стоило поблагодарить темноборца за пищу для размышлений.
Едва сдерживая негодование, Андрей пересек гидрополис и, сухо поздоровавшись с Алексиковым и Вильгельмом, залез в батискаф. Спрятанный за поясом пистолет придавал уверенности в себе, а неудобные сидения батискафа, лишенные свободного пространства для ног, ее отнимали. Интересно, а какими пулями в случае необходимости убивать эльфов? Об этом в темноборческих инструкциях от Небесного Совета не было ни слова. Ведь эльфы считались, да чего уж там – и считаются вымершими существами.
Андрей вслух отругал конструкторов батискафа, вступив с Алексиковым в дискуссию о средней длине ног разных видов разумных существ и физиологических отличиях темноборцев и эльфов. Тонкой дымкой воспоминания возник в голове образ Инни. Уж она-то представила бы сейчас статистические раскладки со своим экономическим образованием.
Между тем, батискаф поймал течение, и понесся, отдавшись на волю случая, с удвоенной скоростью. Алексиков убрал руки с панели управления. Течение было столь сильным, что управлять батискафом стало практически невозможно.
– Куда несет, туда и плывем, – констатировал факт Андрей, напряженно сжав руки в замок.
– Мы не первые, кто пользуется этим течением, – успокоил его Алексиков. – Камилле ведь удалось. Так чего же бояться нам?
– А если ее путешествие – счастливая случайность?
Андрей произнес слово «счастливая» и запнулся, припомнив письмо. Помнится, Камилла характеризовала свое спасение иначе. «Несчастное стечение обстоятельств». До чего же промыты мозги у эльфов, если они сожалеют о том, что выжили?
– Тогда, если нам повезет, обстоятельства сложатся схожим образом, и мы выживем. Если нет, – умрем, – ответил Алексиков, постукивая костяшками пальцев по отправившейся в спящий режим панели управления.
– И ты не побоялся взять с собой сына.
– А что его ждет в гидрополисе после моей смерти? – Алексиков рассмеялся в голос. – Скорее всего, эти фанатики восстановят кровавый режим Аннато и снова начнут грызть глотки друг другу. Что ждет мальчика? Взросление и смерть на Арене? Или отравление и гибель от яда? Одно другого не лучше.
– Пожалуй, – согласился Андрей.
В нынешней расстановке политических сил эльфийского гидрополиса темноборец не смыслил. Что будет, если вслед за Аннато умрет Алексиков? Обратятся ли вспять привнесенные им изменения? Как много фанатиков в эльфийском обществе? Андрей старался не задаваться вопросами, которые его не касались.
Неуправляемый батискаф продолжал набирать скорость. Чем быстрее он двигался, тем неуютнее становилось пассажирам. Алексиков, сохраняя видимое спокойствие, продолжал стучать пальцами по панели. Каждый следующий его удар становился все более нервозным. Внутреннее волнение отца передалось сыну. Вильгельм съежился и вцепился руками в сидение.
– Сынок, – изобразив улыбку, повернулся к ребенку Алексиков. – Ты ведь волнуешься от предвкушения встречи с матерью, а не от страха?
– Да, папа, – сдерживая стук зубов, поддержал отца Вильгельм.
Из их разговора было не вполне понятно, кого пытается успокоить Алексиков: себя или сына. Андрей нащупал свой пистолет и обхватил рукоятку. Оружие по-прежнему придавало уверенности. Темноборец закрыл глаза и представил, как он достает ствол, прицеливается и спускает курок. Обращение к темной стороне своей сущности помогало перебороть страх.
Выстрел – и точно в голову. Противник распластался на палубе, а его мозги превратились в кровавую кашу. Это ведь легко: решить судьбу существа одним движением пальца, не прилагая усилий – ни умственных, ни физических. Перезарядка. Восемь девятимиллиметровых патронов в магазине. Еще одно нажатие на спусковой крючок. Еще один труп.
Андрей открыл глаза, увидел перед собой двух эльфов, и ему стало противно от собственных мыслей. Но пистолет он не выпустил.
«Хочешь отвлечься – думай об Ане», – приказал себе темноборец. Андрей попытался вспомнить ее образ, детализируя все черты. Небольшой губной желобок, изогнутый параболой нос, густые черные ресницы, волосы карамельного цвета. То есть, конечно, черного. Она же была брюнеткой. То есть шатенкой. Уж точно не блондинкой, но…
Андрей отпустил пистолет, и в бешенстве захотел себе врезать. Какого цвета ее волосы?! Шатенка или брюнетка?!
«Люблю ли я Аню?» – спросил себя темноборец и сразу же однозначно ответил: «Да». Но откуда же, в таком случае, провал в памяти, не позволяющий вспомнить ее цвет волос?
«Стоп, – подумал Андрей. – Какая разница, какого цвета ее волосы, если от этого я не стану ее меньше любить? Возможно, все дело в Олеге. Кто его знает, как именно он прицепился к моей внематериальной частице и какую ячейку в ней занял? Наверное, именно его присутствие отразилось на свойствах памяти. Как только Олег отделится, все встанет на свои места».
Попытка себя успокоить подействовала, и Андрей отбросил все мысли об Аниных волосах. Пусть будет шатенкой. Хотя брюнетки Андрею нравились больше.
– Суша! – воскликнул Алексиков и схватился за панель приборов, стараясь взять управление на себя.
– К югу держи, – подсказал Вильгельм. – Ты же помнишь, что было в письме.
Алекс кивнул и, переключив скорость вращения лопастей на максимальную, постарался перебороть течение. Батискаф зарычал, сигнализируя о нехватке мощности, и нырнул в глубину. Глубоководная живность бросилась врассыпную, уступая дорогу эльфийскому чуду техники.
– Нам надо наверх, – испуганно промямлил Вильгельм, но Алексиков закрыл ему рот ладонью:
– Знаю! Молчи!
По мере того, как батискаф приближался ко дну, напряжение нарастало. Андрей заметил, как на шее Алексикова надуваются вены.
– Если мы скинем балласт, этого будет недостаточно, чтобы перебороть течение и всплыть на поверхность, – опершись о панель управления, заговорил Алексиков.
– Какие варианты? – поинтересовался Андрей, с надеждой глядя на единственное существо, имевшее сколько-нибудь значимый опыт в управлении батискафами.
– Есть один, но неприятный, – ответил Алексиков. – Мы можем сбросить аккумуляторные батареи.
– Если мы это сделаем, то как мы вернемся назад? – воскликнул Андрей и столкнул руки генералиссимуса с панели управления.
Алексиков все для себя решил, и если бы он дотянулся до нужных кнопок, батискаф оказался бы обесточен. Гондола погрузилась бы в темноту, и все элементы, удерживаемые электромагнитами, исчезли бы в океанских пучинах. Этого было бы достаточно, чтобы всплыть на поверхность.
– Что ты себе позволяешь? – скорее с удивлением, нежели с видимой злобой, воскликнул Алексиков.
– Давай подождем, – предложил темноборец, снова отталкивая Алексикова от панели. – Что, если течение ослабеет с другой стороны острова?
– С чего ты решил?
– Камилле же удалось выбраться из течения и отправить письмо в гидрополис с исправным батискафом. Никаких сброшенных аккумуляторов!
– Хэйл с тобой! Возможно, ты прав, – согласил Алексиков и вернулся на свое место.
Догадки Андрея вскоре нашли свое подтверждение. Северная сторона острова встретила батискаф утихающим током воды. Заметив снижение скорости, пассажиры заметно повеселели. Алексиков потрепал сына по голове и с упоением произнес:
– Я же говорил, что все будет хорошо.
– Да, папа. Мы и не сомневались, – ответил розовощекий Вильгельм и спрыгнул с сидения. – Давай уже, нам наверх!
Как только батискаф с громким всплеском вынырнул на поверхность, отворилось входное отверстие гондолы, и пассажиры увидели над головой размашистое голубое небо и ощутили на коже солнце. Солнечный диск находился в зените. Андрей, прищурившись, посмотрел на плескающиеся у песчаного берега волны и мысленно предположил, что находится где-то в южных широтах или вблизи экватора.
Темноборец ступил на берег и умылся теплой океанской водой. Его ноги по щиколотку тонули во влажном песке. Небольшие волны безуспешно пытались размыть находящуюся под ногами поверхность и утащить темноборца в открытый океан. Эти крохотные гребни вели себя, как трехлетние дети, пытающиеся взобраться на шею отца, цепляясь за его ноги. Андрей отвернулся от океана, махнув рукой на его бурю в стакане.
Алексиков широко улыбался. Он стоял ногами на суше впервые за долгие годы. Вильгельм и вовсе ни разу не видел землю. Мальчик ошарашенно озирался и с интересом рассматривал пляж. Прибрежные кокосовые пальмы вызывали у него неподдельное удивление. В сознании у эльфенка не укладывалось существование растений, отличных от водорослей. Суша явилась ему настоящим откровением.
– Никогда не видел ничего подобного! – очарованно закричал Вильгельм.
– Это малая часть того, от чего нам пришлось отказаться, – произнес Алекс, попрыгал на месте, наслаждаясь наличием под ногами песка, и повернулся спиной к океану вслед за Андреем.
Чтобы пересечь остров и оказаться на южном пляже, пришлось продираться сквозь джунгли. Андрей никогда прежде не бывал в тропических лесах, но с первого взгляда возненавидел непролазные переплетения лиан и засилье змей. Разношерстная ядовитая погань, шипя и маскируясь, так и норовила укусить за неприкрытое место. По мере приближения пляжа, к змеям добавились скорпионы. Андрей и Алексиков шагали с крайней осторожностью, боясь наступить на какую-нибудь живность. Временами им приходилось останавливать Вильгельма, несущегося напролом и не понимающего таящейся в джунглях опасности.
Впрочем, змеями и скорпионами местная фауна не ограничивалась. Над головами с писком и шелестом листьев пикировали с дерева на дерево маленькие пушистые зверьки. За ними с аппетитом наблюдали с земли рыжие бестии, представлявшие собой что-то среднее между лисами и куницами. Издаваемые теми и другими животными звуки частично заглушались пением птиц. Самих пернатых Андрей не видел, но долетавшее щебетание растекалось по ушной раковине медовыми трелями.
– Ты веришь, что она еще ждет, спустя столько лет? – заговорил Андрей, обращаясь к Алексикову.
– Если жива, то ждет, – ответил Алекс. – Ты не представляешь, какая она упрямая. Вот уверен, что сутками сидит на берегу и смотрит на бушующий над гидрополисом океан. Эту бурю, должно быть, видно отсюда.
– Откуда она взялась, эта буря?
– Не знаю. Да и никто не знает. Она была здесь всегда. Какая-то природная аномалия. Может, Демиург что-то пометил на своей личной карте. Однако оно нам на руку. Никому не вздумается разыскивать нас на Бермудах.
– Бермуды? – переспросил Андрей.
Так вот, где спрятались эльфы! Об аномалии Бермудских островов и проклятом треугольнике Стопарин слышал не в первый раз. Темноборческие суда избегали этих мест. По слухам, навигация в здешних широтах сбоила, а вечный шторм отправлял на дно заблудившиеся корабли. Разумеется, заблудившиеся – а кому на трезвую голову вздумается плыть через Бермудский треугольник?
Ответить Алексиков не успел. Последние пальмы джунглей остались позади, и взору путников открылся южный пляж острова. Обнаруженное песчаное побережье принципиально ничем не отличалось от северного пляжа. Но присутствовала одна деталь, различимая силуэтом, красующимся у кромки воды, из-за которой для некоторых существ на этом пляже сходился свет клином. Алексиков ахнул и притронулся к своему лицу. Он не верил своему счастью.
Силуэт эльфийки с традиционно заломленными ушами, стоящей на коленях и омываемой теми же легкими волнами, которые совсем недавно испытывали терпение Андрея, оставлял неизгладимое впечатление. Девушка смотрела на небо и нашептывала молитвы. Эльфийка застыла в такой умиротворенной позе, что казалось, будто она простояла здесь сотню лет, а затем превратилась в покрытую пылью статую и осталась у берега океана навечно. Намоченное волнами платье, подчеркивало ее округлости. Фигура, повторяющая изгибы гитары, слегка наклоненное по направлению к океану тело, отражающиеся на спускающихся до самой талии волосах солнечные лучи. Причины возникновения любовного треугольника с участием Алексикова и Аннато предстали перед Андреем во всей красе.
– Камилла! – позвал Алексиков и бросился навстречу своей возлюбленной с распростертыми объятиями.
Девушка обернулась, и Андрей увидел ее побледневшее лицо. Казалось, отчаявшаяся эльфийка, давно уже не надеявшаяся увидеть кого-нибудь из любимых, вот-вот падет ниц от сердечного приступа. Ее лицо выражало удивление, смешанное с испугом. То ли Камилла не поверила в свое счастье и сочла появившегося на острове возлюбленного за галлюцинацию, то ли действительно испугалась. Вот только чего? Уж не смерти ли мужа от рук любовника? Если так, то испуг более, чем оправдан.
Вильгельм помчался к матери вслед за Алексиковым. Как только Алекс обнял Камиллу, к семейным объятиям присоединился их сын. Все трое сохраняли молчание. Им нужно было столько друг другу сказать! Но именно в такие моменты хочется сохранять молчание. Камилла обняла Алекса и Вильгельма, и по ее щекам покатились слезы.
Следующие события можно объяснить лишь одним – кромешной идеологией, долгие годы проедавшей дыры в эльфийском мышлении. Андрей успел уловить взглядом руку Вильгельма, тянущуюся к своему сапогу, но расстояние, отделявшее его от эльфийской семьи, не позволило помешать случившемуся. Эльфенок вытащил из сапога кортик и воткнул его матери в бок, завопив с такой басовитостью, которую только можно было изобразить несломавшимся детским голосом:
– Осквернительница эльфийского храма! Осквернительница Скрижали Любви! Опозоренная и проклятая! Умри!
Второй удар кортика должен был прийтись Камилле точно в грудь, но Алексиков вовремя подставил руку, и лезвие, пройдя через его ладонь насквозь, не достало до тела эльфийки. Камилла упала навзничь. Побелевшее от неожиданной встречи лицо ужасающе сочеталось с колотой раной.
– Ты тоже умри! – продолжал орать Вильгельм, теперь уже обращаясь к Алексикову. – Смерть осквернителям!
Андрей сомневался, доставать ли ему пистолет. Хорошо было бы пригрозить сорванцу, покушающемуся на родителей. Пригрозить? Да за такое расстреливать надо!
Вот только… Мальчик ли виноват? Или его окружение? Аннато воспитывал Вильгельма с пеленок, и вдалбливал ему в голову идеологические эльфийские постулаты. Неужели никто не подумал, что программируемое в ребенке десятилетиями нельзя исправить за считанные недели? Неужели Алексиков не мог себе представить, что Вильгельм не верит в светлую реформаторскую деятельность биологического отца? Мальчик искусно притворялся послушной тихоней, и этого никто не заметил. Неужели не было скрытых признаков, которые для любящего и внимательного родителя лежали бы на самой поверхности? Или никто не хотел разговаривать с Вильгельмом откровенно? Проще же закрыть ему рот ладонью и закричать: «Знаю! Молчи!»
Андрей возненавидел Алексикова еще больше, чем прежде. Лживый, надменный эльф, не уделявший ребенку должного внимания! Темноборец снова схватился за рукоять пистолета, но вытаскивать его не стал.
К вопросу о выборе стороны. Как выбирать меньшее из двух зол, если в одном случае умрет невинная девушка, а в другом ребенок, неосознанно совершающий ужасающие ошибки?
Возня продолжалась. Вильгельм отчаянно размахивал кортиком, но Алексиков уже повалил его на песок. Эльф вцепился мальчику в горло с намерением сломать шею. Андрей наблюдал, не вмешиваясь.
– Предатели! Ты и твои реформы! Ты нарушаешь баланс в Мидлплэте! Все эльфы должны умереть! – похрипывая, визжал Вилли. – А предатели умирают вне очереди!
Алексиков не отзывался. Зачем объяснять что-либо сумасшедшему, тем более, если решился его убить? Беседовать с девиантным ребенком – все равно, что горохом стучать по стене. Поздно чесать языком! Следовало разговаривать раньше.
– Не надо! – сказала Камилла, и в ее голосе чувствовалось то же умиротворение, которое недавно просматривалось в фигуре и позе.
Алексиков будто не слышал. Он продолжал сдавливать горло Вильгельма. Мальчик выронил окровавленный кортик и конвульсивно задергал ногами.
– Ты тоже эльф! Вот и умри! – сказал Алексиков, заглядывая эльфенку в глаза и читая в них смешанный с гневом страх.
– Не надо, – повторила Камилла, и коснулась ноги Алексикова.
Алекс отпустил горло мальчика и ударил его кулаком по лицу. Вильгельм всхлипнул кровавыми соплями, сочащимися из разбитого носа, и попытался было что-то сказать, но следующий удар пришелся ему в челюсть и не позволил пошевелить языком.
– Не надо, – в третий раз повторила Камилла, сильнее сжимая ногу Алексикова.
Алекс подобрал кортик, вышвырнул его в океан и склонился над воздыхаемой им эльфийкой. Камилла лежала на спине, зажав рану рукой. Из разорванных тканей сочилась кровь.
– Алекс! – шептала эльфийка, и с ее глаз не сходили слезы. – Я была счастлива повидаться. Не убивай нашего сына. Нам всем нужно научиться прощать. Тогда нас самих простит Демиург.
– Все будет хорошо. Все будет хорошо! – приговаривал Алексиков, разрывая рубашку и перевязывая ею рану Камиллы.
Андрей вышел из состояния оцепенения, подбежал к эльфам и подобрал лежавшего без чувств мальчика. К этому моменту Алексиков заканчивал возиться с повязкой.
– Брось его! – приказал Алекс. – Нам нужно выбраться с острова как можно скорее. Ты же видишь: вопрос жизни и смерти! Камилле нужна срочная медицинская помощь!
– Я понесу Вильгельма, ты – Камиллу, – ответил Андрей. – Выберемся с острова живыми все четверо, а там будет видно, что делать дальше. Чем дольше мы будем спорить, тем больше потеряем драгоценного времени.
– Пошли! – кивнул Алекс, взял на руки Камиллу и двинулся в направлении джунглей.
Андрей посмотрел на ребенка, распластавшегося у него на руках, и понял, как сильно к нему привязался. Ну и что, что он незаконнорожденный малолетний убийца? Для близких всегда можно выдумать оправдание.
