Buch lesen: «Хроники Розмари»

Schriftart:

Серия «Эффект мотылька. Детективы Анны Даниловой»

* * *

На улице Краснодонской, неподалеку от Люблинского пруда, в старом кирпичном доме на пятом этаже в десять часов вечера раздался выстрел. Часом позже по звонку соседки приехала милиция и, вскрыв квартиру, обнаружила в комнате на полу труп молодой женщины. Ее убили выстрелом в сердце. На убитой была белая новая куртка (на которой кровь выглядела особенно ярко и страшно), шея обмотана красным длинным шарфом со смешным и таким неуместным в тот момент помпоном, красный же вязаный берет надвинут почти на глаза. На девушке оставались красные перчатки, из чего можно было догадаться, что ее убили сразу же, как только она вошла в квартиру. Разве что разуться успела: сапоги убитой валялись у порога, под каблуками натекла вода – талый снег.

1

Дина Караваева в свои двадцать три года считала себя уже совсем взрослой, пожившей женщиной и успела разочароваться в жизни. Измены мужчин, предательство подруг, уход из жизни самых близких людей – все это сделало ее очень осторожной, недоверчивой и одинокой. Понимая, что с потерей родителей жизнь не кончена и что надо продолжать как-то жить, она решила построить свой собственный мир, заключавшийся в пределах ее двухкомнатной квартиры, и постараться сделать так, чтобы не дать себя обмануть в очередной раз. Занимая скромную должность бухгалтера в маленькой фирме и располагая большим количеством свободного времени, Дина нашла себе своеобразный приработок: она устроилась помощницей по хозяйству к одному одинокому генералу. В конце каждого месяца она вносила на свой счет в банке пятьсот долларов, оставляя себе минимум на самое необходимое, и была счастлива тем, что ее счет растет, что она может позволить себе купить хорошую одежду, косметику, духи, ходить в театры, покупать книги, диски с записями любимых опер. Те, кто знал Дину, советовали ей переселиться жить в пригород, на дачу в Толстопальцево, чтобы сдать за хорошие деньги квартиру на Большой Пироговке, но Дина, в душе возмущаясь таким советом и считая, что, сдавая свою квартиру, она тем самым обкрадывает себя, как правило, отшучивалась: мол, пока еще не дошла до такого, ей и самой хочется пожить по-человечески в собственном жилье. Ей было достаточно и того, что она и так уже перешла некоторую грань унижения и стыда, о которой было известно лишь ей и тому, кто предложил ей это.

Генерала звали Эдуард Сергеевич. Он жил на Красной Пресне, в престижной высотке, совершенно один, и знакомство с Диной, молоденькой девушкой (они познакомились в метро, поздно вечером, на опустевшей станции: ему стало плохо, и Дина вовремя дала ему валидол, потом вывела на свежий воздух и на такси довезла до дома), было воспринято им не столько как скучающим и больным пенсионером, сколько как мужчиной. Не будь Дина привлекательна, молода, вряд ли он предложил бы ей работать у него. Только Дина поняла это не сразу. Поначалу их общение ограничивалось обычными для такого случая отношениями: приходящая домработница, выполняющая всю работу по дому плюс приготовление еды. Но потом, когда Эдуард Сергеевич привык к своей молоденькой домработнице, он предложил ей (предварительно угостив вином) раздеться. Понимаешь, читалось в его взгляде, я хоть и стар, но еще не умер, у меня есть деньги, и я хочу позволить себе то, о чем всегда мечтал: видеть перед собой красивую обнаженную женщину. Высокий, худой и подтянутый старик со слезящимися голубыми глазами, всегда опрятно одетый, сдержанный в разговоре, он сказал ей о своем желании вполне деловым тоном. Он не набросился на нее с поцелуями или объятиями, и она поняла, что он хочет любить ее лишь глазами. Он хочет купить у нее это право – видеть ее время от времени ходящей по дому в чем мать родила. Понимая, что об этом не узнает ни одна душа, а плата за такое удовольствие будет значительной, к тому же Эдуард Сергеевич пообещал составить завещание в ее пользу, Дина не сразу, конечно, но согласилась. В первый вечер она даже не работала, так, ходила раздетая по квартире, думая о том, что она делает и что станет с ней дальше, стараясь не обращать внимания на своего генерала, спокойно читавшего книгу на диване в гостиной. Потом замерзла и сказала ему об этом. Эдуард Сергеевич тотчас достал из кладовой масляный радиатор, установил его в комнате и, извинившись, усадил Дину за стол и угостил хорошим коньяком и тортом.

– Прошу тебя, не осуждай меня, – сказал он.

Она подумала, что он мог бы рассказать ей о причине, побудившей его сделать ей такое странное предложение, к примеру, у него была некрасивая и толстая жена, или больная. Что он что-то важное, мужское недобрал в своей жизни. Но генерал промолчал. И Дина подумала, что это даже лучше, чем ей пришлось бы еще и выслушивать его лживые или даже циничные объяснения. Разве и так не понятно, зачем он просит ее о таком интимном одолжении?

Как-то, разбирая его огромные книжные стеллажи, она, вытирая пыль с коробок с кассетами, подумала о том, что вот сейчас она наткнется на порнографический тайник генерала. Но и здесь ошиблась. Не сказать чтобы зауважала его, но все равно, отношение к нему не изменилось. В целом создавалось впечатление, что Эдуард Сергеевич – мужчина серьезный, образованный, начитанный и, как ни странно, умеющий по-своему наслаждаться жизнью. Он умел играть на рояле, гитаре, с удовольствием смотрел комедии, любил пошутить, но делал это, по мнению Дины, все равно сдержанно, словно боясь даже в конце своей жизни расплескать драгоценные чувства. В его обещание завещать ей огромную генеральскую квартиру в центре Москвы она не верила. Понимала, что он сказал ей это так, для красного словца.

Когда ему нездоровилось, она не раздевалась. Понимала по его взгляду, настроению. Но все равно знала и чувствовала, что делает что-то нехорошее, недопустимое, стыдное. Я продаю себя, думала она, продаю свое тело, но каким-то извращенным образом. Но самое ужасное случилось тогда, когда она вдруг поняла, что и сама не прочь раздеться. Что, стыдясь своего тела и не умея владеть им, обнаженным, скованная, она, возможно, раздеваясь перед генералом, избавится от этого комплекса, и это ее умение двигаться обнаженной, пусть даже перед стариком, поможет ей в дальнейшем, когда она встретит своего, настоящего мужчину. Так оправдывая свою распущенность (это определение к ней пришло приблизительно через неделю), она продолжала приходить к генералу, работать и получать свои деньги.

Самым приятным было возвращаться вечером домой, в свою теплую и уютную квартиру, где ее ждали чудесная ванна, ужин, любимая музыка, фильмы, компьютер с его необъятными, фантастическими возможностями. Она радовалась тому, что у нее нет подруг, что не надо трепаться с кем ни попадя по телефону и обсуждать каждый прожитый день или выслушивать чужие проблемы. Все это осталось у нее в прошлом и теперь воспринималось ею с чувством досады: и на кого она только тратила время и душевные силы?

Были в прошлом две подруги, и обе в свое время попытались отбить у нее мужчин. Чуть ли не на шею им вешались, пускали в ход все обаяние, наглость и какое-то отчаяние. Одну подругу она застукала в подъезде – размалеванная перепившая кукла Таня целовалась с женихом Дины, а в квартире было полно гостей, которые были приглашены на помолвку. Другая подруга не постеснялась написать близкому другу Дины длинное любовное послание и пригласить на свидание. Дина пошла и проверила: он пришел. Всех четверых она вычеркнула из своей жизни без объяснений. И ведь не получилось пар – все равно все разбежались в разные стороны. Противно было вспоминать.

Зато теперь телефон молчал. Отдыхал от бессмысленных дежурных фраз, слезливых причитаний, жалоб и слов утешения, от всего того, что прежде составляло для нее женскую дружбу. Что же касается мужчин, то откуда-то взялись силы, чтобы внушить себе надежду на то, что рано или поздно она встретит порядочного, честного и верного человека, за которого и выйдет замуж. Но пока что это были абстрактные образы. Слишком уж много она требовала от своего потенциального избранника.

Максим появился в ее жизни в тот момент, когда она была почти готова к тому, чтобы найти время и силы для общения. Они познакомились на концерте в консерватории, оба пришли без спутников, слонялись в антракте в холле, рассматривая толпу любителей музыки. Высокий, розовощекий, с вьющимися волосами на круглой голове, большой мальчик в темном костюме и белоснежной сорочке, он и сам походил на одного из музыкантов на сцене – такой же красивый, загадочный, с одухотворенным лицом. В отличие от других мужчин, которых Дина когда-либо знала, Максим, знакомясь с нею, вел себя довольно решительно, свободно («Я один, и вы – одна, даже впечатлениями не с кем поделиться.»), говорил просто, хоть и краснея, предложил после концерта зайти в кафе. Выйдя из консерватории, они прошлись по побелевшим от снега улицам, зашли в кафе, выпили сначала кофе, потом вина. Москва переливалась ночными огнями, хотелось идти куда глаза глядят – повсюду была немыслимая зимняя красота. Максим был очень активным, делился своими впечатлениями о прослушанном фортепьянном концерте Грига, говорил, что и сам мечтал стать пианистом, да только серьезно травмировал правую руку. Прощаясь, пригласил Дину в Большой театр на «Царскую невесту», сказал, что если она согласится и придет к памятнику Пушкину в пятницу, то через неделю они сходят вместе и на «Золотого петушка». Казалось, ему ужасно не хватало спутницы для подобных культурных мероприятий и он увидел в Дине родственную душу. Дина с радостью согласилась. А почему бы и нет?

– Знаете, Дина, вы – замечательная! У вас очень милое лицо, добрые и красивые глаза. А этот красный берет, он так идет вам. Вы чудная, чудная!

Восторженный мальчик. Он не пробудил в Дине совершенно никаких чувств. Разве что жалость. Ей подумалось, что он наверняка из хорошей семьи и что ему будет довольно-таки сложно подыскать себе подходящую девушку. В идеале она должна сейчас учиться в музыкальном училище или консерватории. Жена – пианистка или вокалистка – отличный вариант. Максим при желании мог бы стать ее продюсером.

Размышляя таким образом, Дина в пятницу вечером собиралась в Большой театр. Надела свой любимый черный брючный костюм с норковым воротником. Она настроилась на приятный, полный музыки и красоты, вечер. Можно было бы поверх костюма надеть теплую шубу, но тогда пришлось бы накинуть капюшон, а ей так хотелось, чтобы Максим снова увидел ее в понравившемся ему красном берете. Поэтому она надела то, в чем он ее уже видел: белая легкая куртка, красный берет, красный шарф и красные перчатки. Красные губы, красные камни в крупных итальянских серьгах. Промелькнула нехорошая мысль: вот бы меня сейчас увидел Эдуард Сергеевич. Странная мысль, усмехнулась она, спускаясь на лифте, зачем ему видеть меня в одежде, когда он может видеть меня и без одежды. Разве это не то, о чем мечтает большинство мужчин? Интересно, Максим презирал бы ее, если бы узнал, в каком виде она готовит суп и гладит белье?

Максим сказал, что будет ее ждать в шесть часов возле памятника Пушкину. В декабре в такой час уже темно, золотая артерия Москвы, Тверская, переливается новогодними огнями сверкающих витрин, в воздухе предновогоднее сладкое брожение, даже снег кажется сахарным. Дина пришла пораньше, успела вытоптать на снегу темное пятно своими острыми каблуками. Вокруг нее стояли и притоптывали такие же ожидающие – каменный Пушкин уже давно привык, что именно здесь влюбленные, да и просто деловые люди назначают встречи. Дина стала замерзать, пожалела о том, что надела курточку вместо шубы. Зачем это? Разве ей не все равно, в чем она, в ее планы не входит нравиться Максиму. Он – совершенно посторонний для нее человек, и ради него она не собирается подхватить простуду. Одиночество, конечно, имеет свои плюсы, и их очень много, да вот только, когда она заболеет, кто за ней будет ухаживать, бегать за лекарством, ставить градусник и готовить горячее питье? Неужели на время болезни ей придется перебраться к Эдуарду Сергеевичу?

Неожиданно к ней подбежала женщина. Красивая, в мехах. Всучила ей пакет и со словами «Теперь ее жизнь в ваших руках» и исчезла. И сразу откуда ни возьмись появился Максим. С букетом гвоздик. Смешной!

– Извини, что опоздал на десять минут. Я на машине, побежали. Какая же ты красивая, Дина, и как я рад, что ты пришла, не обманула.

Дина, держа пакет в руках, стала оглядываться.

– Максим, произошла ошибка, мне кто-то сунул в руки пакет. Мы не можем сейчас пойти, понимаешь?

– Как это?

– Вот, видишь? Только что подбежала какая-то женщина и сунула мне это в руки. Сказала при этом очень странную вещь.

– Ну хорошо, давай еще немного постоим, время терпит. Думаю, что этот «кто-то» должен подойти к шести. Уже десять минут седьмого. Видимо, адресат не успел. А что в пакете-то?

– Понятия не имею. Говорю же: только что подошла женщина.

Желтый полиэтиленовый пакет. Новый. В нем – что-то легкое, плоское.

– А вдруг это бомба? – Максим, в удивлении от собственного предположения, онемел. Потом ожил, замотал руками: – Бросай к чертям!

Дина подошла поближе к свету и приоткрыла пакет. Увидела в глубине еще один пакет из коричневой бумаги. Храбро просунула в мягкую прорезь пальцы и нащупала что-то аккуратное, стянутое тонкими резинками. Ее бросило в пот. Решение пришло само, ниоткуда. На вопрос Максима, что же она нащупала в пакете, она проговорила рассеянно, глядя на неоновые витрины с наряженными елками и Дедами Морозами:

– Какие-то документы. Завтра приду сюда в это же время и отдам. Или же в газету дам объявление. Но я не могу подвести тебя. Пусть помучаются те, кто ошибся. Я-то тут ни при чем. Почему я должна портить себе и тебе вечер, так?

– Так. Хотя не знаю. Но мы же подождали немного. Ладно, потом разберемся. Главное, что это не бомба.

– А если это договоры, как мне показалось, то там наверняка есть юридические адреса. Название фирмы. Все, закрыли эту тему.

Пока шла опера, Дина думала только о том, что пакет они сдали в гардероб. Зачем? Чтобы вести себя естественно. Если бы она сказала Максиму, что будет носить пакет сама, он сразу же догадался бы обо всем. А вдруг ей показалось?

Никакого удовольствия от музыки она не получила. Казалось, слух ее жил отдельно от остальных органов чувств – она не слышала щемящую музыку Римского-Корсакова. Взгляд ее, скользя по сцене, мутнел, она никак не могла сосредоточиться. Ей проще было разглядывать голые плечи дам, сидящих впереди нее в партере, ухоженные мужские затылки. Все наслаждались музыкой, следили за развитием действия, переживали за главную героиню, а Дина, вместо того чтобы получить удовольствие от прекрасной музыки, фантазировала.

Ей не терпелось поскорее добраться до дома, чтобы открыть наконец пакет и не спеша рассмотреть все его содержимое. А вдруг ей показалось? Сколько раз она задавала себе этот вопрос. И зачем она только услышала эту фразу: «Теперь ее жизнь в ваших руках»?

2

После концерта пакет нес Максим. Он что-то говорил ей, она делала вид, что слушает, хотя на самом деле горячий стыд заволок и слух, и остальные чувства – она мечтала об одном: как можно скорее отделаться от спутника. Понимала, что он молчит и не рассуждает по поводу пакета из вежливости, что его тоже занимает вопрос: каким образом вернуть пакет тому, кому он был предназначен. Надо было уже перед тем, как расстаться, хотя бы вскользь вернуться к этой теме, как сделал бы на ее месте порядочный и честный человек, а ей и надо было, чтобы он так думал, чтобы хотя бы не вызвать подозрение. Зачем ему знать, что она вовсе не такая, как он о ней думает? Он никогда не узнает правду ни о пакете, ни о том, в каком виде она прислуживает в доме генерала. Две постыдные истории в ее жизни – не многовато ли для такой молодой женщины, как она? И все они связаны с деньгами. Ведь в пакете деньги. И немалые. Ей не могло показаться.

– Ну что, сходим вместе на «Золотого петушка»?

Он проводил ее до самого дома, и теперь они стояли на крыльце ее подъезда и прощались. Она нервничала из-за пакета, который Максим по-прежнему продолжал держать в руках. Вот, вот сейчас она протянет руку и возьмет его со словами: «Завтра предприму что-то, чтобы вернуть его хозяину.»

Но она не успела этого сделать. Максим сам вернул ей пакет со словами:

– Знаешь, если там ничего серьезного и есть, как ты говоришь, адрес, то не забивай себе голову – отправь документы по почте. Если же есть номер телефона, то позвони и назначь встречу уже там, где тебе удобно. Я вижу, что тебе не по себе из-за того, что ты взяла пакет, но, как я понял, все произошло слишком быстро, и та женщина, которая тебе его передала, мгновенно исчезла. Да и я настоял на том, чтобы мы пошли в театр. Так что не переживай, я же вижу, что у тебя настроение не очень-то. Не думай ни о чем. Придешь домой, посмотришь, что там, и сама решишь, как лучше поступить, чтобы разделаться с этой проблемой с наименьшими потерями. А если там какая-то ерунда вроде книги или журнала, то и вовсе забудь.

Хороший мальчик Максим. Значит, он все это время видел, в каком она находится состоянии, и молчал. Хорошо, что она не рассказала ему самого главного – о том, что сказала та женщина, передавая ей пакет.

Они с Максимом тепло распрощались, Дина даже позволила поцеловать себя в щеку. Потом они, спохватившись, обменялись телефонами и наконец, пожелав друг другу спокойной ночи, расстались. Дина не помнила, как оказалась дома. Заперлась на все замки и привалилась к стене. Сердце ее стучало. Надо было успокоиться, прийти в себя. Она разделась и с пакетом прошла в гостиную. Положила его на стол. Бомба? Но тогда она взорвалась бы прямо у памятника, где в то время собралось не так уж мало народу. Но все равно место возле памятника для террористов не самое удобное – им подавай метро, большое скопление народа. Вот если бы пакет ей вручили возле театра и бомба была запрограммирована взорваться ровно в семь, тогда. Стоп. Зачем думать о грустном? Какая еще бомба? Ее явно с кем-то спутали. Террористка вряд ли бы стала произносить эти странные слова: «Теперь ее жизнь в ваших руках».

Чья жизнь в ее руках? Может, там лекарство? И пачки денег ей просто померещились?

Она села за стол и принялась осторожно вынимать содержимое пакета. Так и есть. Внутри пакета – еще один, плотный и мягкий, коричневого цвета. А в нем – пачки долларов, перетянутые тонкими цветными резинками. Пальцы сами стянули первую резинку и принялись отсчитывать драгоценные купюры.

В пакете оказалось пятьдесят тысяч долларов. Не миллион, конечно, усмехнулась она, все еще не веря в случившееся, но все равно. Немалые деньги. Она отложила их в сторону и прикрыла пакетом. Что еще? Конверт. Незапечатанный. Большой, голубой. Без марок и подписи. Она открыла его и достала открытку. Новогоднюю. Ветка ели с красивой красной игрушкой и бокал шампанского. Открытка посыпана розовой блестящей пудрой. Раскрыла открытку, сложенную пополам, и внутри увидела небольшой текст, написанный синими чернилами – почерк мужской, размашистый.

«С Новым годом, Розмари! Желаю тебе здоровья, счастья и любви. И еще – научиться кататься на лыжах. Хотя это не обязательно. Знай, что, пока я с тобой, ты всегда можешь на меня положиться и опереться.
Целую, твой В.,
г. Красноармейск,
д/о «Отрадное», 01. 01. 2001».

И внизу – рисунок, сделанный этими же чернилами: парочка влюбленных, стоявших в обнимку и державших свободными руками лыжи. У девушки длинные волосы. На мужчине – шапка-ушанка. В остальном все как обычно. Свитера, широкие штаны. Лица – символические, почти одинаковые, улыбающиеся, нарисованные уверенной рукой, но на фоторобот не потянут. Дина хотела представить себе этих людей. Она вдруг поняла, что фраза, брошенная женщиной, отдавшей ей по ошибке пакет, относится именно к этой девушке с лыжами – Розмари. Понятно, что это не настоящее имя. Что это именно В., влюбленный в нее и проведший с ней Новый год в доме отдыха «Отрадное», так называл ее. Он любил ее? Или любит до сих пор? Но они явно расстались – ведь открытка была разорвана пополам и затем аккуратнейшим образом склеена при помощи тонких пластин скотча. Зачем и кто разорвал открытку и когда? Как много вопросов! Причин могло быть зато всего две. Первая: они поссорились, и кто-то из любовников от отчаяния или злости разорвал ее. И вторая: они разорвали открытку специально, перед тем как расстаться, чтобы потом, при встрече, соединить куски. Как пароль, как святыня, имеющая место быть там, где есть брак, семья. Мужчина и женщина оторвались от своих семей, отправились в Красноармейск, в дом отдыха, встретились – и полюбили друг друга. Или же познакомились прежде, чем отправились туда. Вероятно, это место располагало к любви. Но в силу определенных обстоятельств остаться вместе они не могли. Или он был женат, или она – замужем. Расстались либо насовсем, чтобы не травмировать себя дальнейшими опасными встречами, либо на время, чтобы уладить свои дела с разводами, формальностями.

И вот теперь склеенная открытка должна быть передана либо женщине, либо мужчине.

Но, судя по фразе, произнесенной курьером, и открытка, и деньги предназначались все-таки женщине. «Теперь ее жизнь в ваших руках.» А может, эти деньги – выкуп? Девушка на лыжах похищена, и похитители требуют выкуп. Но пятьдесят тысяч долларов – не миллион, повторила Дина про себя. К тому же похитители, ожидавшие женщину с пакетом, не позволили бы постороннему человеку забирать деньги. Они не допустили бы, чтобы пакет был передан кому попало. Женщина, принесшая пакет, явно не знала того, кому он был предназначен, в лицо. Иначе не отдала бы его Дине. Но она же отдала! Значит ли это, что она, Дина, была похожа на ту, что должна была подойти к памятнику Пушкину к семи часам за деньгами? А как еще объяснить эту ошибку? Внешность или одежда? Этого она не узнает никогда. Одно Дина поняла сразу, как только увидела деньги и открытку: все надо вернуть тому, кто этого ждет. Иначе случится беда. И эта беда коснется кого-то из нарисованных лыжников. Мужчина или женщина. Пятьдесят тысяч. Может, кто-то от кого-то откупается? Но тогда женщина сказала бы: не жизнь ее, а судьба, предположим, в ваших руках. Но жизнь. Женщина в опасности. Что-то (или кто-то) угрожает ее жизни.

Либо ее где-то держат и ждут выкупа. Возможно, также, что она больна и деньги требуются на лечение. Существуют, вероятно, еще варианты, но они почему-то пока не приходят в голову. Одно было ясно: деньги надо отдавать. Вместе с открыткой, раз это какой-то символ. Открытка. Нет, это все-таки не похищение, не выкуп, бандитам не свойственна сентиментальность, а открытка в пакете – вещь не случайная, она что-то означает. Мол, помнишь, как все было? Или же. Забирай открытку вместе с воспоминаниями и больше не звони, не пиши, не приезжай. Забирай свои игрушки и убирайся из моей песочницы. Ну зачем ей понадобилось брать этот пакет? Почему она не побежала вдогонку за женщиной и не вернула его? Как, почему. Да потому, что женщина сразу же исчезла. Как сквозь землю провалилась. Успела произнесли лишь одну фразу – и все! Словно так и было задумано. Возможно, за ней следили или что-нибудь в этом духе, что ей, Дине, понять пока невозможно.

Она снова открыла посыпанное блестящей новогодней пудрой послание: дата. Первое января две тысячи первого года. Пять лет тому назад. Мужчина, этот самый «В.» (Виктор, Виталий, Владимир, Влад.), написал дату так, как пишут деловые люди. Не прописью, а парами чисел. Хотя какое это сейчас имело значение?

Дина спрятала деньги в шкаф с бельем, туда же сложила и пакет с открыткой, только на другую полку, поставила греться чайник и отправилась в ванную. Лежа по горло в теплой приятной воде, она с закрытыми глазами пыталась себе представить какой-то богом забытый дом отдыха, занесенный снегом и тихий, почти пустой. Гороховый суп на обед и теплое молоко с плюшками на полдник. Собственно говоря, а почему бы не прогуляться до этого «Отрадного», взять путевку и самой отдохнуть, а заодно и попытаться выяснить фамилии этих двоих, так и не сумевших договориться за пять лет.