Buch lesen: «Девушка, не умеющая ненавидеть»

Schriftart:

* * *

«Если твоя сестра ужасно куда-то торопится, она непременно наденет твой лучший свитер».
Пэм Браун

1. Тамара. Январь, 2015 г.

Она с легкостью призналась мне, что убила своего мужа. Убила и избежала наказания. Не то что я. Мы посмотрели друг другу в глаза, словно проникая взглядами в наши судьбы, и поняли, что в это мгновение родилась наша дружба. Я даже подумала тогда, что она, эта прекрасная женщина открылась мне словно в благодарность за то, что я отсидела вместо нее. Вот такое странное у меня было чувство.

Конечно, выглядели мы весьма контрастно. Была зима, холодно. За окном мелькали белые январские пейзажи, плавилось бледное холодное солнце, черными частоколами проплывали озябшие леса. Моя соседка вошла в купе в роскошной шубке из чернобурки, в меховых сапожках, голову ее украшал красный кокетливый берет, в то время как на мне были черная кожаная куртка, джинсы и летние кроссовки.

Из-под берета ее выбивались светлые локоны, моя же голова со спутанной гривой стриженных чуть ниже мочек ушей волос была не покрыта, да и выглядела я так, как и должен выглядеть человек, сутки назад вышедший на свободу. Первые минуты этой самой свободы вскружили голову, как шампанское, но уже очень скоро это опьянение сменилось черной тоской, и я, оказавшись среди нормальных людей, в толпе на рыночной площади, где мне захотелось раствориться и затеряться, почувствовала себя чужой, другой. Я бы не удивилась тогда, увидев свое отражение в каком-нибудь грязненьком рыночном зеркале, к примеру, под навесом палатки, торгующей меховыми шапками: на моем лбу наверняка пульсировала бы розовым воспаленным рубцом надпись «зэчка».

То, что нас в купе ехало двое, оказалось счастьем, которое я смогла осознать лишь спустя время. И надо же было такому случиться, что мы в купе так до самой Москвы и ехали вдвоем.

Мою попутчицу звали Ларисой. Очень люблю это имя. И, если бы мне представилась такая возможность, сменила бы свое, не в меру яркое, как дешевая помада, имя «Тамара» на «Лору», «Ларису». Лариса – это красота, изящество, тайна, это перламутр, облитый позолотой и усыпанный изумрудами и сапфирами.

Она вошла, держа в одной руке новенький «луивюиттоновский» чемодан, украшенный чуть ли не золотом, другой прижимая к груди рыжую замшевую сумочку. Эта молодая дама благоухала сладкими духами, в то время как от меня пахло, я думаю, тюрьмой. Во всяком случае, такой грязной и дурно пахнущей я себя ощущала. И это несмотря на то, что, добравшись из Видима до Саратова, перед тем, как отправиться на вокзал, я посетила общественную баню и вымылась там как следует.

– Девушка, поезд скоро отправляется, – заметила я из своего угла, куда забилась, как мышь, – и в вагоне, я видела, полно пустых купе. Вы можете попросить проводницу, и она переселит вас подальше от меня.

У дамы округлились глаза. Она была очень удивлена моими словами.

– А в чем дело? – спросила она наконец, приблизившись ко мне, чтобы получше рассмотреть. – Вы что, заразная?

– Я вчера вышла из тюрьмы.

И вот тогда-то она, не выяснив подробностей, раскрылась передо мной, как раковина-беззубка.

– Подумаешь. Все люди немного преступники. Просто одним повезло больше, другим – меньше. Кто-то попался, а кто-то – нет. Вы понимаете меня?

Произнеся эти слова, она как-то очень уж спокойно принялась раздеваться, раскладывать свои вещи.

Я спросила себя, зачем я ей сказала, что вышла из тюрьмы. Какая в этом была необходимость? Я что, совсем рехнулась в камере?

Поезд еще не тронулся, а она уже захлопнула дверь, заперлась на металлическую защелку, переоделась, не обращая внимания на меня (и на стоящих за окном на перроне, в синих вечерних сумерках, провожающих), в широкие удобные штаны табачного цвета и тонкий черный свитер.

– Лариса, – она совсем неожиданно повернулась ко мне и протянула руку. Улыбка играла на ее красивом бледном лице. Большие темные глаза горели странным, загадочным светом.

– Тамара, – я легко пожала ей руку. – Вы извините… Сама не знаю, зачем я вам это сказала.

– Подумаешь… тюрьма. Я тоже преступница, мужа убила. Теперь вот вдовствую с большим удовольствием, денег столько, что не знаю, куда девать!

И засмеялась, просто захохотала тихо так, но заразительно. Я вдруг представила ее в компании, рассказывающую анекдоты. У нее это, должно быть, очень хорошо получается.

– Врете?

– Нет. Просто каждое преступление надо хорошенько обдумать, подготовиться, понимаете? И тогда ничего страшного не случится. Тамарочка, вы будете переодеваться или можно открыть дверь?

– У меня только то, что на мне надето, – призналась я. – Так что можете спокойно открывать.

Поезд к тому времени уже поплыл вдоль перрона, оставляя позади себя здание вокзала с горящими окнами, фигурки людей, темные склады, домишки, мрачные пустыри…

Лариса извлекла из чемодана бутылку с коньяком, после чего, легкая на подъем, сходила к проводнице за стаканами.

– Выпьем за знакомство?

У нее была чудесная улыбка. А взгляд пробирал до костей. Таким людям хочется довериться, вывернуться перед ними наизнанку, рассказать о себе всю правду. Да еще под стук вагонных колес!

Мы выпили. Быстро перешли на «ты». Решили пойти в ресторан – поужинать. Конечно, это была не домашняя еда, но вполне сносная. Жареная картошка, отбивная, салат.

– У меня есть витамины для лошадей, – сказала мне Лариса, с аппетитом уминая отбивную.

– Зачем они тебе? – Я пьянела от выпитого в купе коньяка, от сытной еды, от тепла и сознания того, что мне жутко повезло с попутчицей.

– Не мне, а тебе. Это такие витамины, чтобы у лошадей лучше росла грива. Умные люди используют их для роста человеческих волос. Приедем в Москву, остановишься у меня, и поделаем тебе маски для волос. Потом я познакомлю тебя с одной волшебницей, девочка-косметолог, она поколдует с твоей кожей. Я, конечно, не сидела в тюрьме, знаю ее только по фильмам, точнее, по сериалам, но все равно имею какое-то представление. Это настоящий ад. И там тебе точно было не до внешности. Но я помогу тебе. Тебе кто-нибудь говорил, что ты красивая?

Стены ресторана поплыли, все закружилось перед глазами, и я оказалась в центре большого провинциального города Саратова, за стойкой ночного бара, с бокалом «Маргариты» в руке.

– Девушка, вам кто-нибудь говорил, что вы красивы?

Боже, как же давно это было!

Я повернула голову и встретилась взглядом с мужчиной. Лет тридцати с небольшим. Он был, как мне тогда показалось, даже чем-то похож на меня. Черные волосы, синие глаза. Мы были с ним одной масти. Он был сильно пьян, смотрел куда-то мимо меня. Воротник его белой сорочки был расстегнут, синий с изумрудной полоской галстук свободно обвивал шею. Смуглая кожа в вырезе белой сорочки, темная кудрявая шерсть спускается к груди – вот на что я смотрела как-то очень долго, чтобы не утонуть в синих глазах.

– Я пьян. Но вы все равно очень красивая.

Я пожала плечами. Что тут ответишь? Был бы смысл во всем этом, а так он был слишком пьян. Все равно ничего не понял бы, не запомнил.

– Меня зовут Григорий, – он протянул мне руку, она была теплая, даже горячая. – Я потерялся. Верите?

– Как это?

– Ужасно глупо. Приехал с другом на рыбалку, он очень просил. На машине. Мы проехали тысячу километров. И вот, он рыбу ловит где-то на островах, а меня забыл в гостинице. Просыпаюсь – его нет. Голова трещит, в номере душно… Начал искать свою сумку с вещами – не нашел. Должно быть, оставил в машине друга. Ну, я спустился вниз, спрашиваю у девушки, где здесь можно купить приличную рубашку и брюки, она показала. Я купил вот эту рубашку, – он устало засмеялся, и я увидела его белые ровные зубы. – И брюки. Пришел сюда, потому что этот бар ближе всего к гостинице. И вот набрался по самые уши. Теперь презираю себя.

Я очень хорошо помню то время. Июль 2013 года. Я остывала после очередного бурного романа. Не хотела видеть мужчин, считала их недочеловеками. Но вот этого, с синими глазами и черными блестящими волосами захотелось иметь в своем доме просто как красивую вещь. Посадить в кресло и любоваться. Или лучше уложить в постель, предварительно раздев его. Всегда хотела обладать мужчиной как вещью.

Я допила свой коктейль и собиралась уже уйти, как снова услышала его голос:

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Какой? – Я все же подняла на него взгляд, мысленно поцеловала в тонкие губы.

– Вам кто-нибудь говорил, что вы очень красивая?

– Теперь это уже не важно.

– Значит, говорил. А я повторю. Вы – необыкновенно красивая девушка. Вот только я не понимаю, что вы делаете одна здесь, в этом баре? Здесь почти пусто… Не поверю, что вы пришли сюда, чтобы просто выпить.

Он что-то еще говорил, но я его уже не слышала. Я вышла из бара в душную июльскую ночь. Время приближалось к полуночи. Позади был трудный, интересный день. Турбюро, в котором я работала, было раскрученным, процветало, и в сезон мы отправляли людей отдыхать за границу пачками! В тот день, к примеру, я успела продать двенадцать туров, оформить кучу документов, и это не считая проданных авиабилетов. Мне нравилась моя работа, я получала удовольствие от общения с людьми, и мне искренне хотелось им помочь, выбрать тур в соответствии с их желаниями и возможностями. Но больше всего мне нравилось рассказывать моим клиентам об Англии и Шотландии (моя страсть!), навязывая им маршруты по своему вкусу. И кто бы мог предположить, что в нашем городе найдется так много желающих потратить все свои сбережения на путешествия!

Работа отвлекала меня и от неприятных мыслей, связанных с моим бывшим парнем, который буквально за несколько дней до описываемых событий бросил меня, чтобы жениться на одной состоятельной даме, хозяйке сети кондитерских. Она была старше его на двенадцать лет, хотя и выглядела, надо отдать ей должное, очень даже неплохо. И все равно, все это было тяжело, унизительно, да просто невыносимо.

Я стояла на пустой ночной улице, задрав голову и разглядывая сверкающие звезды, когда кто-то подошел ко мне сзади и положил руки мне на плечи.

– Возьмите меня к себе… Не хочу в гостиницу…

Мужчина едва стоял на ногах.

Я вызвала такси, и мы вдвоем поехали ко мне.

* * *

– Его звали Григорием, – говорила я заплетающимся языком, чувствуя, как по моим щекам катятся слезы. – У него были синие глаза. Цвета июльского вечернего неба.

– Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? – Лариса нахмурила свои тонкие брови. – Он что, умер? Или это ты его убила?

– Бог с тобой, Лариса! Такие люди не умирают. Они превращаются в ангелов и улетают.

– Думаю, ты выпила слишком много коньяку. Пойдем, Томочка… Можно, я буду тебя так называть?

– Можно.

Я дала себя увести, мы вернулись в наше купе, и Лариса с материнской заботой взбила подушку, уложила меня в постель и укрыла одеялом. Все те мои драгоценные чувства, какие мне пришлось глубоко запрятать, оказавшись на нарах, выплыли наружу обильными слезами жалости к себе и благодарности к постороннему человеку, так близко принявшему мою печаль к сердцу. Лариса – она была подарена мне судьбой, и наша встреча в купе была предопределена. Возможно, именно это обстоятельство, это знакомство и придали мне сил, заставили по-другому взглянуть в свое заметно посветлевшее будущее.

Утром, правда, когда коньяк выветрился из моей головы и меня снова охватила тоска при мысли, что мы прибыли в Москву, где меня никто не ждал, я почувствовала себя в тупике. И хотя передо мной простирался перрон Павелецкого вокзала, уходивший за горизонт, я четко знала, что в тупике, и что нет мне дороги, как нет и надежды на возвращение к нормальной жизни.

– У тебя лицо самоубийцы, – заметила Лариса, небольшими перебежками двигающаяся в сторону здания вокзала и волоча за собой свой роскошный чемодан. – Бери меня под руку, чтобы не потеряться. Да смотри по сторонам, чтобы меня не ограбили. Здесь работают профессионалы, не успеешь оглянуться, останешься в чем мать родила, без багажа, документов, денег, драгоценностей. Мне надо было бы выглядеть поскромнее, собираясь ехать в поезде. В самолете – совсем другое дело. Там как-то все быстро, а здесь – другой мир, воры, карманники, мошенники. Очень я боюсь вокзалов!

– Почему – самоубийцы? – я выудила из услышанного лишь это страшноватое слово.

– Не знаю, мне так показалось.

– А ты видела когда-нибудь лицо человека, собирающегося покончить с собой?

– Вот еще! В моем окружении все нормальные люди. И веселые. Очень надеюсь, что и ты очень скоро восстановишься, во всяком случае, я постараюсь тебе в этом помочь. Ты хотя бы скажи, какие у тебя в Москве дела? Встреча?

– Да.

– Так может, я навязываю тебе свою компанию? – Она вдруг остановилась, чтобы заглянуть мне в глаза. – Я спрашиваю, может, тебя здесь ждут, и тебе есть, где остановиться, а я тут к тебе со своими предложениями? Ау, Томочка, ты меня воспринимаешь?

Щечки ее зарумянились, она выглядела такой бодрой, жизнерадостной и здоровой, что мне захотелось набраться от нее этой жизненной силы, напитаться ею.

– Воспринимаю, – промямлила я. – Я не уверена, что меня ждут.

Это была прилично упакованная ложь. Я же точно знала, что меня никто не ждет. В сущности, на этом и строился весь мой расчет.

– Ладно, пошли. Я оставила свою машину возле фитнес-центра на Кожевнической, договорилась с охраной… Сейчас как выйдем, надо будет немного пройти… Хотя, не так уж и немного… Особенно, когда ты на шпильках. Можно было, конечно, взять такси и с самого начала не заморачиваться, но уж больно не люблю я чужие машины. А в своей я, как дома. Тамара, выше нос!

Я смотрела на нее и спрашивала себя: зачем ей все это нужно, подбадривать меня, взваливать на себя мои проблемы? И как вообще можно вот так довериться первому встречному человеку? Тем более, я предупредила ее, что я только что вышла из тюрьмы! А ведь она даже не поинтересовалась, за что я сидела. Может, я очень опасна? Ну просто очень?!

Если бы я оказалась на ее месте, то, возможно, и не перешла бы в другое купе, подальше от уголовницы, но напряглась бы и уж точно не отправилась бы пить с ней в ресторан.

Что она во мне нашла? Откуда вдруг такая симпатия?

2. Григорий. Август 2013 г.

Я с самого начала повел себя неправильно. И хотя мы с ней ни о чем не договаривались, все равно никто из нас ничего не рассказывал друг о друге. Нет, безусловно, кое-что я, конечно, знал. Я знал, что она молода и прекрасна, что мне с ней хорошо, что я влюблен в нее, и что каждое расставание с ней для меня является испытанием, и переживаю я разлуку очень тяжело. Я знал, что она любит кофе с молоком и сахаром, Бунина, распахнутые окна, фиалки, апельсины, пешие прогулки по ночному городу, Англию и Шотландию, военные сериалы и многое другое.

Когда я приезжал к ней, она открывала дверь, молча обнимала меня, и я крепко сжимал ее тело в своих объятьях. И никого, кроме нас двоих, в этот момент не существовало. Мир за дверями, за окнами был космосом. А в квартире Тамары протекала самая что ни на есть настоящая жизнь. Мы любили друг друга, и нам не было дела до остальных. Все влюбленные – страшные эгоисты. Вот и мы были эгоистами. Мы переступили многие грани, отделявшие нас от нашей привычной и, в общем-то, пресноватой жизни, очень похожей на жизнь наших знакомых и друзей.

По каким-то деталям, картинкам на стене, буклетам я понял, что моя возлюбленная имеет отношение к туристическому бизнесу. Постепенно узнавая о жизни Тамары, я старался, как мог, помочь ей материально. Ведь когда я уезжал, она оставалась одна. Я убедил ее не отказываться от моей помощи.

В квартире не было ни одной вещи, которая могла бы указать на существование в ее жизни мужчины. Я понимал, что Тамара молода и красива, и что она не может не нравиться мужчинам. Допускал, что в перерывах между нашими с ней встречами она позволяет ухаживать за собой какому-нибудь мужчине. Но всякий раз, думая об этом, я испытывал непереносимые страдания. Однако я не имел права требовать от нее верности.

Когда я приезжал, мы не выходили из квартиры. Уж не знаю, как она там договаривалась на работе, но два-три дня, среди которых были непременно выходные, она принадлежала только мне.

Мы ели, пили, спали, смотрели телевизор, слушали музыку, танцевали, хохотали, купались, словом, делали все, что только возможно в пределах маленькой городской квартиры, и не было на земле людей счастливее нас.

Понимал ли я, что так не может продолжаться вечно? Понимал, но гнал от себя эти мысли. Конечно, надо было что-то решать, чтобы сохранить нашу любовь, Тамару, чтобы не потерять все то прекрасное, чем была наполнена наша жизнь почти одиннадцать месяцев. Но время шло, неопределенность нашего положения закручивалась вокруг нас гигантским питоном, и я ничего, ничего не делал. Мне казалось, что время само расставит все по своим местам, что непременно случится нечто такое, что сдвинет с места нашу жизнь, и все вокруг изменится, произойдет какое-то важное движение, которое позволит нам быть вместе. Уже навсегда. Что я заберу ее с собой.

…Я позвонил в дверь. Как же я любил это мгновение. Сколько раз я представлял себе нашу очередную встречу!

Тяжелые пакеты с подарками и продуктами были свалены возле моих ног. Сверху них лежал большой букет роз. Вот сейчас она откроет дверь, увидит меня, и губы ее тронет улыбка. «Привет», – скажет она чуть слышно. «Привет», – отвечу я ей, подхвачу подарки и внесу в дом. «Я купил тебе сарафаны, юбки, все в цветах, кружевах…» Я уже видел, как она кружится в них перед зеркалом! «Еще, взгляни сюда, видишь коробочку? Думаю, тебе понравится…» Даже не знаю, кто в эти мгновения испытает больше радости – я, дарящий подарки, или она – их принимающая!

Дверь распахнулась, и я увидел мрачную тетку в махровом халате. Отекшее лицо, поджатые губы, подозрительный взгляд.

– Вам кого?

Мысль понеслась, полетела: кто это может быть? Мать? Родственница? Соседка? Знакомая?

– Тамару, – проговорил я не своим голосом.

– Это ту, что здесь раньше жила?

От женщины пахло табаком.

Я пожал плечами. Я ничего не понимал. Вот что значит приезжать без предварительного звонка. Сюрприз.

– Да… Тамара. Девушка, брюнетка такая красивая…

– Так померла она, – сказала тетка.

– Как померла? Когда? – прохрипел кто-то внутри меня.

– Недели две как…

– А вы кто? Родственница?

– Твое какое дело? – и она с силой захлопнула дверь.

Мне кажется, что я и сам умер в ту минуту. Все сразу потеряло свой смысл. А букет красных роз лежал на пакетах, как на надгробии.

Я позвонил в соседнюю дверь. Там открыли не сразу. Девочка-подросток с желтоватым, словно восковым личиком.

– Извините. Я приехал к вашей соседке, Тамаре, а проживающая там женщина сказала мне, что она умерла, – в горле у меня пересохло. – Это правда?

– Говорят, что правда, – каким-то неестественно высоким, мультяшным голосом ответила девочка.

– Когда вы видели Тамару в последний раз?

– Дней десять тому назад, а может, две недели. Точно не помню. Но она выглядела вполне здоровой.

– Кто может мне рассказать о ней? Родители? Родственники?

– Она работала в «Рест Туре».

– А где это?

– Это в центре, улица Некрасова, между сбербанком и цветочным магазином.

– Можно, я оставлю все это у вас? – спросил я соседку, все еще надеясь, что произошла какая-то чудовищная ошибка, и моя Томочка жива и здорова. И тогда я подарю ей все-таки этот букет.

– Да, конечно.

Я подхватил пакеты в одну руку, цветы – в другую, подошел к девочке, смотревшей на меня широко распахнутыми, полными сожаления, глазами.

– Вас как зовут?

– Марина. Марина Трушина.

– Вот что, Мариночка. Я надеюсь еще найти Тамару… Пусть все это побудет у вас, а позже, когда я найду Тамару, мы заберем это у вас, можно?

Она кивнула головой. Я же, избавившись от багажа и стараясь не смотреть в глаза соседке, которые наверняка своим отчаянным взглядом разорвали бы мне сердце, выбежал из подъезда, вызвал такси и отправился на поиски туристической фирмы.

Вывеска, объемная, яркая, изображавшая голубой земной шар, на нем пляжное кресло с сидящим в нем почти голым человеком в темных очках, занимала верхнюю часть массивной деревянной двери: «REST GLOBE-TOUR».

Открывая дверь, я чувствовал, как меня колотит дрожь. Я словно перенесся в другое измерение, в какой-то другой мир, где на каждом шагу меня подстерегала беда.

– Здравствуйте.

Я оказался в очень уютном офисе, стены которого украшали вставленные в дорогие рамки фотографии красивейших курортных мест, а над головой одной из трех девушек-операторов и вовсе висело чучело маленького крокодила!

Я подошел к свободной девушке, поскольку две другие занимались с клиентами, негромко с ними переговариваясь, сел напротив и спросил:

– Где Тамара?

– Осипова?

– А у вас сколько Тамар работает? – Мое легкомыслие, не позволившее мне даже узнать фамилию моей возлюбленной, мое безрассудство и какое-то детское желание прожить сразу две такие контрастные жизни, сделали эту минуту просто невыносимой.

– Да, вы правы, извините. У нас работала одна Тамара Осипова. Но она у нас больше не работает.

Девушка явно приняла меня за посетителя, клиента, желающего купить путевку исключительно из рук Осиповой Тамары.

– Понимаете, я ее знакомый, она мне очень нужна по важному делу… Я приехал, а дома ее нет, мне сказали, что она работает здесь… – Я готов был и дальше увиливать от темы смерти, в которую я не верил.

– Мы и сами не понимаем, куда она делась, – доверительным шепотом поделилась со мной девушка, на бейджике которой значилось имя «Светлана». – Две недели тому назад не явилась на работу. Нет, она, конечно, позвонила, предупредила, что ее не будет несколько дней, но потом как в воду канула. Не перезвонила. Ничего. Девчонки наши сказали, что она и квартиру продала. Знаете, все это на нее так не похоже… Она очень ответственный человек, и не должна была так поступать. Тем более сейчас, в сезон, когда у нас так много клиентов!

К счастью, эта милая девушка ничего не сказала о смерти Тамары Осиповой. А это означало, что об этом не знает никто из ее коллег и подруг, и что никто из них не был у нее на похоронах, что для меня много значило.

– А она ничего не говорила, может, куда уехала или что случилось? Ведь две недели тому назад был июль, самый сезон и полно туристов, однако она отпросилась, значит, ей очень надо было…

– Нет, она ничего не говорила.

– Светлана, скажите, может, у нее есть подруга, близкая, которая могла бы рассказать о ней больше?

– Нет, я не знаю.

– Родители? Родственники? Брат, сестра?

– Кажется, у нее мать одна, но живет она где-то под Оренбургом. Да, точно под Оренбургом, потому что примерно два раза в год Тамара ездила к ней, покупала подарки, помню, павловопосадский платок купила, конфеты, постельное белье…

– А где именно, в какой деревне?

– Извините. Не знаю.

Я готов был засыпать их упреками, мол, вас что, совсем не интересует судьба вашей коллеги? Ведь она исчезла, квартиру ее продали, а вы спокойно сидите на своих рабочих местах и отправляете людей на курорты… Но разве имел я право судить их, когда сам не знал даже фамилии моей любимой?!

Больше того, мне пришла в голову мысль, что Тамара сама захотела исчезнуть, потеряться. Чтобы я, так и не решившийся жениться на ней, приехал и не нашел ее. Тем более что в последнее время я стал приезжать к ней все реже и реже… Тому было много причин. Но в ту минуту, когда я вдруг понял, что потерял Тому или, во всяком случае, близок к этому, я стал отвратителен себе, я вдруг всем своим существом ощутил всю правильность выражения: что имеем – не храним, потерявши – плачем. Каждый мой приезд она так искренне радовалась мне, с такими сияющими глазами распахивала передо мной дверь, что я думал – это никогда не закончится. Разве что конец света или мощнейшее землетрясение разрушит этот город, и вот тогда просто некому будет открывать мне дверь, поскольку и дома-то не будет. Никогда не предполагал я ни болезни, ни тем более смерти своей возлюбленной. И вот сегодня, в ясный солнечный день, дверь ее квартиры открыла отвратительная прокуренная тетка в махровом халате. Не было ни землетрясения, ни конца света.

Однако я чувствовал, что причина всех этих странностей заключается в самой Тамаре и что ее исчезновение – следствие ее решения. Или же с ней случилась беда.

А еще я понял, что, кроме меня, ее никто не станет искать. Вот жил человек, работал в туристической фирме, исчез, и о нем сразу забыли.

Мужчина же, в течение многих месяцев клявшийся Тамаре в своей любви, получается, что и не любил ее, не любит, иначе он точно знал бы о ней все и в создавшейся ситуации наверняка знал бы, где ее искать, у кого, или хотя бы мог предположить причину ее исчезновения.

Но я любил Тамару, все то время, что я продолжал жить параллельной жизнью, я мечтал о ней, о нашей с ней совместной жизни, планировал ее переезд, покупку дома, мебели и всех тех прелестных мелочей, что необходимы молодой супружеской паре для того, чтобы начать новую жизнь. Да, я мечтал об этом благостном для нас двоих времени, другое дело, что я не ставил перед собой цели обозначить какие-то реальные временные рамки. В этом была моя ошибка. Возможно даже, непоправимая.

Но пока не было никаких доказательств смерти Тамары, оставалась надежда ее найти.

Сначала я разыскал жилищную контору, чтобы выяснить, продана ли квартира Тамары. Там мне ответили, что квартира действительно продана гражданкой Осиповой Тамарой Александровной гражданке Синевой Клавдии Ивановне, что сделка была совершена две недели тому назад, и сведений о прежней хозяйке квартиры не имеется. Что ж, во всяком случае, я убедился в том, что фамилия моей Томы – действительно Осипова, и Светлана из туристической фирмы, говоря о бывшей своей коллеге, имела в виду точно мою Тамару. Кроме того, я, к счастью, не услышал ничего о смерти прежней хозяйки квартиры, что тоже обрадовало меня.

В полиции я все же написал заявление о пропаже человека. Сказал, что видел свою знакомую Тамару Осипову две недели тому назад (хотя это было неправдой, я не был у нее больше месяца), что она была жива, здорова и не собиралась продавать свою квартиру. Я объяснил, что она исчезла без предупреждения, что это не в ее характере, поскольку она весьма ответственный и положительный во всех отношениях человек. И что, если она пропала, значит, с ней случилась беда. А потому ее следует искать.

Конечно, ни на какую полицию я не рассчитывал. Мне следовало действовать самостоятельно. С помощью Интернета я вошел в городской сетевой портал и на доске объявлений разыскал нужную мне услугу. И вот спустя несколько часов с момента моего приезда в Саратов я уже сидел в скромном офисе частного детективного агентства.

Одну стену небольшого захламленного помещения занимало арочное окно, что придавало обстановке особый уют. И даже беспорядок, старые кожаные кресла и маленький диванчик с небрежно оставленным на нем клетчатым шерстяным пледом и зеленой подушкой не портили общую картину.

«Бывший опер», «голова», «крупный специалист в своем деле» (как мне доложили две курящие дамы на крыльце здания, где располагалось агентство), Дворкин Борис Михайлович, был, на мой взгляд, слишком спокойным и медлительным для такой профессии. Он сидел за большим столом, заваленным книгами и папками с бумагами, и пил кофе. Перед ним на блюдце лежал большой бутерброд – с маслом, колбасой и ломтиком сыра сверху.

– Будем работать, – сказал он, записывая в свой пухлый блокнот последние сведения, какие я мог предоставить ему по делу Тамары. – Жаль, что нет фотографии.

К счастью, он не спросил меня, кем я прихожусь пропавшей гражданке Осиповой, где и с кем проживаю, иначе мне пришлось бы придумывать свою легенду на ходу.

– Просто она для меня очень много значит, – не выдержал я под конец нашего разговора, чтобы остальное Дворкин мог додумать сам. – И я очень, очень буду вам благодарен, если вы ее найдете.

Я приходил к Дворкину еще много раз, сидел и даже спал на этом кожаном диванчике, когда ноги сами приводили меня к этому симпатичному человеку после нескольких часов, проведенных в том самом баре, где я познакомился с Тамарой. Вот только положительных результатов я так и не дождался.

Я узнал, что квартира Тамары была продана гражданке Синевой по доверенности, копию которой раздобыл и показал мне проворный Дворкин, и, прокомментировав этот факт фразой «это работа черных риелторов», посочувствовал мне от всей души, угостив холодной водкой. Он объяснил мне, что в городе работает группа этих самых «черных» риелторов, которые, подделав подпись владельца квартиры на состряпанной ими же в присутствии своего нотариуса генеральной доверенности, продают квартиры по цепочке своим же людям, чтобы настоящий покупатель после вдруг открывшегося факта подделки документов и концов не нашел. Однако, пояснил он мне, таким образом отбираются квартиры у определенной незащищенной группы лиц, в число которых входят одинокие пенсионеры, алкоголики, наркоманы. И в эту компанию уж никак не могла попасть молодая и не глупая женщина.

– Возможно, ей действительно, как сказала ее коллега, пришлось на время покинуть город, и этим обстоятельством воспользовались преступники. Но тогда они должны были быть в курсе, что ваша приятельница уехала не на день-два, а надолго. Иначе схема не сработала бы, – сказал мне Дворкин, чем не сильно порадовал меня, скорее наоборот.

После сделанных выводов я направил его бурную деятельность на поиски этих самых риелторов в надежде, что с помощью реального нотариуса, имя которого было указано в доверенности, мы выйдем на конкретного человека, занимавшегося именно квартирой Тамары.

Но нотариус исчез, а с ним, как мы предположили, из Саратова исчезла и группа преступников, переместившись, вероятно, в другой город.

Гражданка же Синева, которую я лично напоил, заявившись к ней как-то вечером, дешевой водкой, после двух часов возлияний призналась, что ей заплатили за то, чтобы она в случае, если бывшую хозяйку квартиры будет разыскивать «симпатичный молодой мужчина», сказала, что Тамара умерла.

– Не знаю, как вам, – рассуждал Дворкин после того, как я принес ему эту драгоценную информацию, – но мне кажется это неслучайным. Она прямо так и сказала: «симпатичный молодой мужчина»?

– Ну, да. Я и сам удивился. Ведь ее могли разыскивать и другие люди. Подруги, к примеру, девушки из агентства, да мало ли кто!

– Правильно, что удивились. Получается, что тот, кто заплатил этой, с позволения сказать, даме деньги… Кстати, а кто это был? Она запомнила этого человека?

– Да не помнит она ничего!