Мир Дзюдо. №5. 2023

Посвящается моим институтским друзьям

Саше Белоусову, Славе Вырлан,

Саше Дрыгайло, Славе Сагайдак

Предисловие

Было время, когда я писал дневник. Начал я это «дело» на первом курсе института. Не сказать, чтобы описывал все события подробно. Но это была память. Увы, дневник был случайно забыт при переезде из небольшого эстонского городка Выру в Москву, когда я поступил в академию.

Жаль, конечно, но сейчас уже невозможно вспомнить, что там было написано. А ведь за пять лет обучения было много событий, вспомнить о которых было бы интересно. Именно поэтому появилось желание описать некоторые события, происходившие за пять лет учебы.

В этом году я, по совету дочери, начал размещать свои рассказы на одной из литературных «платформ». И надо же такому случиться, нашел страницу, которая принадлежала супруге одного из моих любимых институтских преподавателей Валентине Марцафей. Конечно, я прочитал некоторые её произведения и направил ей свой рассказ про Учителя, её супруга Вадима Владимировича Марцафей. Полученная оценка была неожиданной и очень приятной. Получить «пятерку» по «ТЭД» («техническая электродинамика» – одна из сложнейших дисциплин, которую нам преподавал этот замечательный человек), пусть и через очень много лет – дорогого стоит. И это, в том числе, способствовало продолжить писать «Воспоминания…»

Конечно, пять лет обучения в институте – это не так много. И ярких событий, которые нарушали размеренный ход студенческой жизни, было не так много. Но, как удалось узнать от моей старшей внучки Александры, закончившей Бауманку, некоторые вещи, которые нам, студентам «шестидесятых – семидесятых» казались обыденными, им, студентам 21 века, были незнакомы.

В ходе работы над книгой один из моих друзей рекомендовал назвать книгу «Воспоминания вечного студента». Доля правды в этом названии есть. Каждый человек в течении жизни обязательно чему-нибудь учится, а значит «вечный студент» – это не только «должность», но и «процесс». Название книги я менять не стал. А вот в книгу решил включить некоторые рассказы, действие которых происходило уже после окончания Одесского института связи.

Да, мне посчастливилось получить второе высшее образование. Но в военной академии нас называли «слушатели», хотя многие студенческие «повадки, истории и обычаи» и в нашей, «слушательской», офицерской среде имели место. Да и в дальнейшей жизни мне нередко приходилось быть «обучаемым», и новые знания я всегда получал с удовольствием.

Может быть, мои «Воспоминания…» и помогут нам, дедушкам и внукам, «вечным студентам», стать ближе…

Дай Бог…

Глава 1. Как я готовился и стал студентом
Кое-что про одесситов и Одессу

Весна 1966 года, после трагической зимы, когда в возрасте тридцати восьми лет не стало отца, ознаменовалась важным событием. Нам дали двухкомнатную квартиру на улице Гайдара. Это был район, который назывался «Юго-западный массив», а в народе «Черемушки». Уже много позже я узнал, что предшествовало этому событию.

Как оказалось, если у одного родителя было двое однополых детей (канцелярщина, нарушить которую было нелегко), то полагалась только однокомнатная квартира. И командованию части, где служил отец, стоило немалых трудов убедить квартирную комиссию нарушить это положение. А ещё оказалось, что облвоенком по фамилии Костров был членом квартирной комиссии. А до этого отец служил под его началом. Через несколько лет я опять встретил в свидетельстве о браке фамилию «Кострова». Супруга сослуживца моего отца регистрировала наш с Таней союз и подписывала свидетельство о браке.

Надо сказать, что сразу по приезде в Одессу мы встретились с замечательными людьми. Отец пошел в часть, а мы с мамой и младшим братом, с чемоданами сидели в сквере около проходной. В обеденный перерыв из проходной начали выходить офицеры и гражданские. Одна из выходивших женщин подошла к нам и, поздоровавшись, спросила: «Вы Виталия Ивановича Терехова семья?». Мама, поздоровавшись, ответила: «Да». Далее женщина в двух словах представилась и голосом, не позволявшим усомниться в искренности, просто сказала, что мы все вместе идем к ней.

– Я живу тут, рядом, пообедаем, отдохнете, что на солнце сидеть. А Виталий Иванович подойдет чуть позже, я его предупредила, – продолжила она.

Это было 13 октября 1965 года. Уже потом, много позже я вспомнил про эту дату, 13 октября. Конечно, все это случайность. Но, может быть, доберись мы до Одессы 12 или 14, все было-бы по-другому.

Нашу новую знакомую звали Капитолина Петровна Матюшина. Она работала машинисткой в штабе, куда перевели отца. Высокого роста очень полная женщина, она, как все большие люди, была очень доброй.

Мы пришли к ней в небольшую трехкомнатную квартиру. Дома была её дочь, Таня, полная девочка лет десяти. А через несколько минут после нас пришел сын, высокий парень лет восемнадцати, которого звали Алексей.

Мы только сели к накрытому в большой комнате столу, как пришел отец. Человек творческий, он быстро сходился с людьми, и с тетей Капой, как мы её называли, говорил уже как со старой знакомой. Отец рассказал, что служебной квартиры для семейных нет. Ему дали два дня на поиск съемного жилья.

Тетя Капа, накормив нас обедом, пошла на работу, предупредив, что пока мы не найдем «крышу над головой в частном секторе», будем жить у них. И никакие возражения и «идеи про гостиницу» к рассмотрению не принимались.

Отец ушел на поиски жилья, мама помыла посуду и пошла в ближайший магазин за продуктами. Сидеть ещё и на чужих продуктах мы не могли.

Вечером пришел муж Капитолины Петровны. Это был среднего роста худощавый мужчина лет сорока, звали его Владимир Нестерович, а мы называли его просто дядя Володя. Он уже знал про нас, жена позвонила, и тоже сказал, что мы их нисколько не стесним. Так с первого дня приезда в Одессу судьба свела нас с прекрасными людьми, которые помогли нам в первые дни, поддерживали и помогали, когда не стало отца. Увы, после отъезда из Одессы, я бывал у них всего пару раз.

Через день отец нашел комнату в частном доме. Нам с братом было все равно, где жить. А вот мама расстроилась. Дом был далеко от магазинов, автобус ходил редко. А самым неприятным было то, что недалеко было кладбище. Это было ещё одно обстоятельство, которое я потом включил в «список неприятностей», которые нам встретились в первые дни пребывания в Одессе.

Не знаю, что повлияло на дальнейшие события. То ли это была близость кладбища, то ли неприветливость и сварливый характер хозяина, но через несколько дней мы переехали в другой дом. Комната, правда, там была меньше. И небольшая прихожая выглядела весьма неприглядно. Но зато хозяева были приветливые, а прихожую отец за несколько дней так переделал, что теперь она превратилась ещё и в небольшую кухоньку. Руки у отца «росли из плеч», и он, разбив несколько армейских ящиков, сделал и кухонный стол, и шкафчики для посуды, и вешалки для верхней одежды, и новое крыльцо. Хозяева только ахали, увидев, как в руках отца преображается пристройка к дому.

Школа, в которой я проучился почти два года, была в десяти минутах ходьбы от дома. Это было одноэтажное здание с небольшой пристройкой. В «главном» здании находилась учительская, директор и большая часть классов. А наш 9 класс располагался в пристройке.

Все «удобства», а точнее деревянная уборная, были на улице. И на каждой перемене некоторые мои одноклассники бегали за уборную курить. И я несколько раз за компанию бегал туда. Но на второй день обучения меня остановил один из одноклассников, Валера Дудник. Он спросил, чего я туда бегаю, раз не курю. Так началась наша дружба.

Мои одноклассники, когда я коротко рассказал, кто я, из какой семьи и как оказался в Одессе, очень удивились. У некоторых родители были связаны с морем и бывали за границей. Но впервые они увидели человека, который долго жил, пусть и в социалистической, но, все – таки, Германии.

Больше половины одноклассников курили, и для них было удивление, что я не курю. А ещё больше они удивились, что я не знаю многих простых вещей, связанных с «заграницей». «Жеванина», так они называли жевательную резинку, которую продавали моряки в Одессе, была не такой, которую мы покупали в Германии.

И сигарет, которые они курили, я не видел, и пластинки, которые они слушали, я не слушал. И даже то, что по «телеку» там не показывали «клубничку», их очень удивило. И даже моя одежда была не сильно похожа на импортную.

А вот то, что моя успеваемость «выше среднего» многих порадовало. В школе, где я учился до Одессы, списывать было не принято. Никто никогда с таким вопросом ни к кому не обращался. А тут уже через несколько дней ко мне прямо с утра подходили ребята с просьбой «списать» что-нибудь. У меня всегда все было готово, а отказывать товарищам было неудобно. Правда уже недели через две об этом стало известно «классной» (так мы называли классного руководителя Анну Львовну Быстрицкую). Она несколько раз говорила со мной о том, что давать списывать нехорошо. Поэтому приходилось предупреждать желающих «сдуть» домашнее задание.

Мне нравилось учиться. Никакого труда на учебу я не затрачивал. Домашние задания я делал быстро, стихи заучивал сразу, читал рекомендованную литературу быстро. Но особенно мне нравились уроки математики. Звали учителя Александр Яковлевич Розанов. Он знал всех по имени, так к нам и обращался. Каким-то образом Александр Яковлевич смог нас убедить, что его систему очередности вызова «к доске» мы знаем. И, поэтому, всегда спрашивал, «кто сегодня должен отвечать». Чаще всего «очередник» поднимался сам и выходил к доске.

Мы, накануне его уроков, определяли, кому отвечать. Чащу всего это проходило. Мудрый человек, он понимал, что те, кому надо, и так будут учиться. А паре «завзятых троечников», которым поступить в институт «не светило», он и ставил тройки.

Иногда он устраивал «быстрые контрольные». Это было несложное «хитрое» задание, состоявшее, как правило, из небольшого вывода формул и дальнейшей арифметической подстановки в ответ чисел. Отвечал первый, выполнивший задание. Если полученное число совпадало с его решением, вывод он не спрашивал. А вот если ответ был неверный, отвечал следующий. Получал свою пятерку, а потом на доске писал весь ход решения.

Мы с Валеркой быстро поняли, что тут можно схитрить. Обычно я писал решение, а он подставлял числа. Считал мой друг быстро. А ответ мы давали по очереди, но не подряд, а «без системно»: пару раз я, потом раза три Валера. Наши отличницы поняв, что мы работаем вдвоем, пытались нас остановить, мол «так не честно». Но мы говорили, что «А.Я.» не запрещает, и вы объединяйтесь".

Ещё оказалось, что некоторых «простых» для меня вещей из школьной программы они не знают. Для них было открытием то, что я умею пользоваться логарифмической линейкой. А то, что у меня их было две, большая и маленькая, их удивило ещё больше. А, когда я принес чертеж, выполненный тушью с помощью рейсфедера, они сначала вообще не поверили, что это сделано руками. Пришлось на следующий день приносить тушь и готовальню (пенал, в котором хранятся приспособления, для работы тушью, а слово «готовальня» они тоже услышали от меня) и показать, как этим надо работать.

Только однажды я не подготовился к математике. Причину этого сейчас, конечно, не вспомню. «Проанализировав» очередность выхода к доске я решил, что меня «не спросят». Каково же было мое удивление, когда Александр Яковлевич, поздоровавшись, сразу посмотрел на меня и жестом «пригласил» к доске.

Мне очень нравилась тригонометрия. Несложные преобразования формул выглядят красиво, а результат, путем этих самых преобразований получается часто в виде простого числа. Но стоит только пойти неправильным путем, и вместо простого преобразования получается нескончаемый процесс перетекания одной формулы в другую, более сложную и более далекую от конечного результата.

Когда я, быстро записывая на доске формулы, дошел до нижнего её края и попытался, стерев несколько строк сверху, продолжить, Александр Яковлевич остановил меня словами, что «на тройку этого вполне достаточно». Класс ахнул от удивления. Четверка для меня была редкостью, а тут…

Одна из отличниц подняла руку, вышла к доске и за полминуты написала решение. Это было единственное мое «фиаско» на математике в школе.

Однажды Валера предложил пойти заниматься в секцию классической борьбы. Правда, занятия наши продолжались недолго. Через пару недель на тренировке меня случайно ударили ногой по спине. Заниматься с полной нагрузкой я не мог, и тренер сказал, что нам лучше расстаться.

В начале апреля мы переехали из нашей комнаты в двухкомнатные «хоромы» на третьем этаже. Конечно, в Германии мы жили в неплохих условиях. Но это уже была «своя» квартира. Конечно, работы было много. Начиная от побелки потолка, оклейки новых обоев и до покраски окон и дверей. Но уже к лету все основные работы были закончены. Это был мой первый опыт самостоятельного ремонта.

Разговора о смене школы я даже не ставил. В этой меня все знали, и мы решили, что лучше я буду туда ездить. Дорога занимала около часа. Сначала до троллейбуса, иногда по грязи, потому, что тротуары были не заасфальтированы. Потом до «Пятой станции Фонтана» на троллейбусе, затем до «Девятой станции Фонтана» на трамвае и минут пять до школы пешком. Поскольку транспорт ходил плохо и, утром, как правило был «забит до отказа», я старался выехать пораньше. Зато у моих товарищей, желавших «списать» домашнее задание, появилось больше времени.

Кроме Валеры друзей в классе у меня не было. И он иногда приезжал к нам домой, особенно когда у нас родился Виталик. Ну а я иногда бывал у него.

В нашем новом доме было немного ребят одного со мной возраста. Я познакомился с Сашей Дьяченко. Невысокого роста крепкий паренек, как оказалось, тоже был сыном офицера. Летом 1966 года мы иногда ездили на пляж. Правда, ему больше нравился пляж «Дельфин», а я чаще ездил к Валерке на 9-ю станцию Большого Фонтана. Но когда на море не хотелось, бегали по соседним стройкам.

Иногда забредали в посадку и на близлежащие заброшенные сады, где «лакомились» кислыми ягодами алычи, иногда абрикос и очень редко персиков. У меня от отца остался велосипедный двигатель внутреннего сгорания. В журнале «Моделист-конструктор» мы увидели, как можно построить машинку с таким мотором. Идея была одобрена обоими. Инструмент у меня был. Для рамы решили поискать на свалках обрезки труб. Излазили все свалки в округе, но ничего не нашли.

Деньги все равно были нужны, и Саша высказал идею, что монеты могут ронять возле автоматов с газированной водой. И вот в один из летних дней мы сначала обошли все автоматы в нашем районе. Но ни вблизи, ни в районе Черноморской дороги ни копейки не нашли. Вечером, посовещавшись, решили, что деньги теряют только гости Одессы, а они ходят по центру и по пляжам.

На следующий день поехали в центр. Начиная от вокзала прошли по всем улицам до самого цирка. В рабочий день в жаркую погоду в центре города народа было немного. Денег мы, естественно, тоже не насобирали, а вот на воду потратили много. Так идея с машиной и заглохла.

Надо сказать, что наша дружба с семейством Матюшиных только укреплялась. Старший брат дяди Володи, Михаил Нестерович Матюшин, был преподавателем в Одесском институте связи имени Попова. И когда на одной из встреч, посвященных какому-то празднику, он спросил, чем я занимаюсь в свободное время, я ответил, что отец кое-чему меня научил в области радиолюбительства.

Михаил Нестерович (а я тогда ещё не знал, чем он занимается) задал мне несколько вопросов по радио. Я рассказал, что знал. Ответы его удивили и обрадовали. А следующий вопрос, что я думаю делать после школы, застал меня врасплох. Я, конечно, интересовался, какие ВУЗы есть в Одессе. Университет меня не интересовал. В политехническом было что-то, связанное с радио. Но Михаил Нестерович, услышав мои ответы, сказал, что мне надо обязательно поступать в институт связи.

Уже по одному названию «институт связи» я сразу понял, что другой дороги у меня нет. И вот все экзамены я сдал успешно и стал студентом факультета радиосвязи и радиовещания Одесского института связи имени Александра Степановича Попова.

О сложностях первого курса ещё будет написано. И, если бы не Михаил Нестерович, не знаю, когда бы закончилась моя учеба.

Конечно, связь с семьей Матюшиных не прерывалась. Приезжая в отпуск в Одессу я обязательно созванивался с Михаилом Нестеровичем, узнавал у мамы, как дела у Капитолины Петровны.

А когда я поступил в академию, я снова встретился с его сыном. Мне даже довелось побывать один раз у него дома – я опоздал к приходу поезда из Одессы. И за посылкой пришлось ехать к нему домой.

Увы, позднее встречаться ни с Михаилом Нестеровичем, ни с другими членами семьи Матюшиных мне не пришлось. Но память об этих замечательных людях, о моей «классной», Анне Львовне, об Александре Яковлевиче останется со мной навсегда.

Первый курс. «Колхоз»

Центральный вход в ОЭИС

Ура!!! Так, наверное, должен был я закричать, когда увидел свою фамилию в списке поступивших на факультет радиосвязи и радиовещания в ОЭИС (Одесский электротехнический институт связи имени Александра Степановича Попова). Но я был уверен, что поступлю и радость свою скрывал. Если бы я знал, что поступить – это самое простое из того, что мне предстояло за пять лет учебы.

Через пару дней нас, студентов первого курса факультета радиосвязи и радиовещания, собрали в одной из лекционных аудиторий. Выступил, должно быть, декан Лободзинский, зам декана Неля Александровна Ромащенко. Рассказывали, наверное, про учебу, про трудности и особенности. Затем представили нам старост групп.

В нашей группе «Р11» им оказался невысокого роста худощавый грузин Шалва Михайлович Кебурия. Он отслужил в армии и успел несколько лет поработать. Мы, школьники, восприняли это как должное. Староста должен иметь авторитет. Говорил он с легким акцентом.

Сначала он зачитал список всей учебной группы. Услышав фамилию, мы поднимались, чтобы сразу познакомиться со всеми. Одесситов в нашей группе было немного. Кроме меня ещё Саша Белоусов, Сергей Попов, Исай Дергун и Володя Олейник. Иногородние жили в общежитии («общаге», как все её называли). Но некоторым места в общаге не досталось. И эти ребята практически сразу после того, как увидели свои фамилии в списках поступивших, но не нашли себя в списках на общежитие, пошли по ближайшим улицам искать «угол».

Как правило, в одну комнату хозяева пускали сразу нескольких студентов. Это было выгодно и одним и другим. Хозяева получали больше денег, а студентам было дешевле. Плата за комнату обычно составляла рублей 40–50, в зависимости от площади и условий. Нельзя сказать, что студенты, снимавшие жилье, были из очень обеспеченных семей. Хотя именно материальное положение родителей было определяющим при назначении общаги. В Советском Союзе очень обеспеченных семей было совсем немного.

В общем, студенты как- то выходили из положения. При этом без общежития оставались не только ребята, но и девушки. И так продолжалось до третьего курса. Студентам третьего и более старших курсов общежитие давали всем.

Одесситов вопрос жилья не волновал. А вот стипендия, которая составляла 35 рублей, для меня была очень важна. Её и на первом курсе платили не всем. Один или два человека с курса стипендию в первом семестре не получали – семейный достаток был выше среднего.

После знакомства, староста рассказал, что через несколько дней мы поедем «в колхоз». Практика направлять студентов «на помощь в уборке урожая» была всесоюзной. Шалва, как он просил себя называть, рассказал нам про одежду для колхоза, время отъезда и отпустил по домам.

Уже на первой встрече с однокурсниками я познакомился с Сашей Белоусовым. Когда мы называли Шалве адрес проживания, выяснилось, что он тоже живет на Черёмушках. Поэтому домой мы ехали вместе. Так началась наша дружба.

В назначенное время мы пришли к институту. Наша учебная группа вместе ещё с одной должны были ехать в село Табаки, Болградского района Одесской области. От Одессы это примерно в ста километрах на юго-запад. Пока ехали, познакомились со всеми более подробно.

Поселили нас в большом зале. Все удобства, естественно, были на улице. На большом дворе стоял длинный стол, рядом была летняя кухня. Как только мы разместились, нас накормили очень вкусным обедом.

За месяц, пока мы работали в Табаках, самое хорошее впечатление оставила кормежка. Готовили местные поварихи очень вкусно и сытно, а порции были большие и всегда можно было попросить добавки.

Еда была, как это ни странно могло показаться, совсем не простой. На закуску, как правило, давали салат из помидор, огурцов и молодой капусты, заправленный ароматным подсолнечным маслом.

На первое подавали вкуснейший украинский борщ или куриный суп с домашней лапшой. Чаще всего многие были сыты уже после первого. Но отказаться от второго было сложно.

Если это была картошка, то, как правило, молодая, некрупная, вареная целиком, посыпанная зеленым лучком и укропом. А к картошке «прилагались» огромного размера котлеты или тефтели.

Иногда подавали домашнюю вареную лапшу, тоже с котлетами, жареным или тушеным мясом, или тефтелями.

Голубцы с замечательным соусом или фаршированные мясом перцы тоже были прекрасны. А на третье был либо фруктовый сок, либо компот.

Конечно, после такого обеда о работе речи быть не могло. Да и распорядок дня был такой, что обед был часов после шестнадцати.

Про завтрак не помню, но это были, скорее всего, те же блюда, что и на второе на обед. Но завтрак и обед никогда не повторялись. Иногда были творог и сметана, оладьи или сырники. А вот про ужин не помню. По-моему, всем было достаточно обеда.

Иногда нам предлагали вареную кукурузу.

Во время работы, часов в двенадцать, в час дня, предлагали полдник. Чаще всего это было молоко с хлебом. Иногда вместо молока привозили арбузы, и тоже с хлебом. Хлеб всегда был свежий, ароматный, с хрустящей корочкой.

Много лет прошло, но еду я помню отлично.

Наше жилище находилось на небольшом пригорке. А спустившись на улицу мы обнаружили на первом этаже этого здания небольшой магазинчик, где продавали местное вино на разлив. Надо сказать, что в то время я, практически не пил вина. А о более крепких напитках и говорить не приходится. Но иногда, с разрешения Шалвы Михайловича, мы позволяли себе по стаканчику вина.

Утром следующего дня, часов в восемь мы, уже позавтракав, поехали на работу. За месяц нас использовали на многих работах. Мы очищали от листьев початки кукурузы, собирали виноград или помидоры. Старосты учебных групп разделили нас на бригады по четыре человека, чтобы можно было оценить вклад каждого.

В нашей бригаде были Слава Вырлан, Саша Белоусов, Серго Нагапетян и я.

Слава, высокого роста молдаванин с кудрявыми волосами, жил в селе, в школе учился хорошо и по-русски говорил без акцента.

Саша Белоусов, крепкий блондин, жил в Одессе, на Черемушках. Отец его раньше плавал, но ко времени нашего знакомства уже работал на берегу.

Веселый, небольшого роста армянин Серго Барсегович Нагапетян, учился в Ереване, играл на скрипке и жил на частной квартире вместе со Славой.

Очищенные от листьев початки кукурузы бросали в ящик с ручками, типа носилок, который потом относили на весы. Весовщица, местная девчонка, долго не могла понять, почему, когда носилки приносит Серго, они весят на несколько килограмм больше, чем у других. Серго, заговаривая с ней, становился к весам и ногой слегка надавливал на ящик. Только недели через две она раскрыла эту маленькую «хитрость» и отгоняла его от весов.

Точно так же взвешивали и виноград, и помидоры. И там Серго тоже «хитрил» с весами.

Результаты нашей работы потом подсчитывали и начисляли деньги. Большую часть денег с нас удержали за питание и жилье, но по нескольку рублей в конце работы мы получили.

После работы мы отдыхали, как могли. Кто-то взял мяч, иногда мы гоняли в футбол. Местные достопримечательности не представляли интереса. Кроме винного магазинчика больше ничего не было.

У одного из наших однокурсников был небольшой переносной магнитофон. И владелец, имени которого я, увы, не помню, сразу получил прозвище «завмаг». Он всегда сам его включал. На пленках были «затертые» хрипящие и свистящие записи Высоцкого, Окуджавы, Визбора и других бардов. Там я с этими бардами впервые и познакомился.

Только одному из нас «завмаг» позволял пользоваться магнитофоном. Это был Володя Олейник. Естественно Володя сразу получил прозвище «помзавмаг», то есть «помощник заведующего магнитофоном». Чаще всего его называли просто «пом». И это прозвище держалось за ним до самого выпуска.

В колхозе я научился курить, и эта «страсть» была со мной до 18 апреля 2011 года. Именно в этот день, перед операцией АКШ (аортокоронарное шунтирование) я выкурил последнюю сигарету и теперь даже дыма табачного не выношу.

В селе был небольшой пруд. Однажды мы хотели искупаться. Но берега были глинистые и грязные, а вода зеленая, покрытая гусиными и утиными перьями. И никто не решился искупаться.

И что, скажет досужий читатель, только вкусная еда, работа, футбол…И это тогда, когда целый месяц рядом были молодые парни и девушки??? Воспользуюсь фразой из известной рекламы и скажу: «Ну…это уже другая история».

Больше мне ездить в колхоз не довелось. На втором курсе нас в колхоз не посылали, а на третьем, четвертом и пятом курсах я возвращался из стройотрядов в середине сентября.

Впереди было ещё пять неизвестных лет обучения, новые незнакомые слова «семестр», «сессия», «коллоквиум» и много чего ещё…