Buch lesen: «Архитектурная соляристика», Seite 5
Из рецензии кандидата архитектуры, Героя Социалистического Труда Н. Розанова: «Что касается проекта А. Сикачева и И. Лучковой, я очень долго около него ходил и думал, чтобы не ошибиться. Я думал, может здесь мечты Циолковского, которые когда-то казались мечтами, а сейчас осуществлены в реальности? Может здесь фантазии Жюля Верна? Я не нашел здесь ни мечты Циолковского, ни фантазий Жюля Верна! Неправильны сами принципы, на которых зиждется концепция этих авторов. Эти товарищи сошли с пути научной проработки вопроса. На этих планшетах очень много различных фраз, но нет никакой науки, отсюда и зыбкость, и неправильность всех этих… Ничего кроме красивых рисунков мы здесь не имеем, никакой науки, никакой философии!». Не сомневаюсь, что этот кандидат архитектуры не читал ни одной из наших (уже тогда многочисленных) научных работ на подобную тематику. Думаю, он даже не подозревал об их существовании. Так что скорей всего это был еще один пример формулы: «Я этого не читал, но все равно не согласен!»
А в рецензии архитектора И. Рабиновича прозвучали заявления, которые породили весьма неприятные для нас последствия, Он написал: «Мне глубоко враждебна вся концепция, которая заложена в проект А. Сикачева и И. Лучковой, концепция полной авторхии каждого человека, полной изоляции от общения с другими, в пределе – своей семьи. Мне глубоко враждебна идея, когда человек, как улитка свою раковину, носит на себе жилище, которое является одновременно и его одеждой, и санитарным узлом. Авторы пришли к очень неверной социальной концепции, очень враждебной тем идеям, принципам и идеалам, которые ставит перед нами Коммунизм, идеалам, которые связывают людей воедино, а не разобщают их, превращают их в дружеский коллектив, а не в систему, неизвестно куда движущихся и неизвестно зачем улетающих друг от друга обособленных личностей, замкнутых в собственные раковины.»[4–5]
Не сомневаюсь в искренности подобных слов и в благих намерениях их автора. Но объективно это сработало как публичный донос. Последствия оказались более чем серьезными. Мне было запрещено представлять на защиту уже готовую диссертацию. И она лежала переплетенной много лет, пока удалось все-таки ее как-то защитить, причем не изменив в ней ни единой строчки.
Аналогичные неприятности произошли и с проблемой публикации этой работы. В 1972 году в журнале «Наука и жизнь» вышла наша статья, но под измененным названием «Жилище 2072». Это изменение не было согласовано с авторами. Логику редакции вполне можно было понять. Если статья выходит в 1972 году и в ней говорится о проблемах очень отдаленного будущего, то пусть это будет «ровно через сто лет». В связи с этим можно вспомнить историю со знаменитым романом Дж. Оруэла «1984», название которого автор придумал, несколько переставив цифры даты написания своей книги (это был 1948 год). И все понимали, что в книге идет разговор отнюдь не 1984 годе, а о некоей моделируемой социальной ситуации. И поэтому во всех многочисленных последующих переизданиях романа никому не пришло в голову «корректировать» название книги. Точно так же и с названием «Жилище 2071». Редакция «Науки и жизни» явно совершила ошибку (впрочем не слишком большую). Зато сам факт этой публикации имел для нас большое значение. Не успел этот номер журнала поступить в продажу, как наша статья была переведена и опубликована в Болгарии[4–6]. В то же время у нас в стране за прошедшие полвека ни один архитектурный журнал так и не решился опубликовать эту нашу работу. (Лишь спустя 33 года была полностью опубликована визуальная часть работы)[4–7].
Ситуация, когда тебя не понимают – отнюдь не редкость. И она требует особого рассмотрения. Мы все со школьных лет знаем историю с Галилеем и его знаменитые слова «А все-таки она вертится!» Действительно ли такой эпизод когда-то произошел, или это всего лишь миф – не столь важно. Важнее другое – с этой историей связаны два распространенных заблуждения.
Первое из них – это то, что подобная ситуация исключительно редкая и связана лишь с единицами, с тем ничтожно малым количеством выдающихся личностей, создающих нечто из ряда вон выходящее. Конечно, это ситуация отнюдь не ежедневная, но и не уникальная. Любой истинно творческий специалист, хотя бы чуть-чуть преодолевший установившиеся на сегодня шаблоны своей профессии, может оказаться в похожей ситуации. И очень трудно оставаться уверенным в своей правоте, когда большинство коллег (а то и все) с тобой не согласны.
Второе заблуждение, тоже почти всеобщее. Считается, что Галилея обсуждали невежды, некомпетентные в рассматриваемых проблемах люди. Ничего подобного! Все как раз наоборот. Используя современные нам реальности, можно сказать, что это был Диссертационный совет, Ученый совет, Экспертный совет и ВАК вместе взятые. И тем не менее остались при убеждении, что «Она не вертится». В чем же дело? Почему такие самые квалифицированные для своего времени специалисты допустили столь крупную ошибку?
А дело в том, что это даже не совсем ошибка. Дело в определенных психологических закономерностях восприятия информации, не соответствующей вашим сегодняшним представлениям. Для пояснения приведу такую аналогию. Предположим, вы приходите на стадион и видите, что на беговой дорожке происходит забег на длинную дистанцию. В этом случае теоретически возможны несколько вариантов. В первом случае вы видите, что один из спортсменов бежит немного впереди основной группы. Эта ситуация не содержит никаких двусмысленностей – ясно, что данный спортсмен бежит чуть-чуть лучше других. Так и в архитектуре – проектировщика, создающего архитектуру по каким-то параметрам немного лучше, чем другие архитекторы, логично считать специалистом высокой квалификации. Труднее разобраться во втором случае, когда придя на стадион вы видите не совсем понятную вам картину – основная группа легкоатлетов бежит «нормально», а один – как-то странно – вдали, на другой половине круга. И непонятно, то ли он отстал на эту половину круга, то ли обогнал всех. И вдобавок он вообще бежит как бы не в ту сторону: все бегут слева направо, а он почему-то справа налево (с точки зрения нас, наблюдающих этот бег)[4–8].
Архитектор, работающий на перспективу, и тем самым пытающий идти впереди, может оказаться в любом из описанных вариантов. Первый вариант наиболее спокойный. Чаще всего такие архитекторы на хорошем счету у руководства, в наше время имеют выгодные заказы и соответственно хорошие заработки. Хотя творческий вклад в развитие архитектуры их не слишком большой. В отличие от этого второй вариант чаще всего приводит к непониманию не только «посторонних», но, что гораздо хуже, со стороны товарищей по профессии. Неизбежны обвинения в том, что он «идет не в ту сторону», «не тем занимается» и тому подобное. Так что особой поддержки или хотя бы понимания своих работ лидеру ожидать не приходится.
Непонимание «в какую сторону бежать» может проявляться не только сиюминутно, но и через много лет. Так и сейчас очень часто можно встретить утверждения, что основное достижение Леонидова и его товарищей заключается лишь в разработке новых архитектурных форм. Конечно, в их творчестве действительно было много новых для того времени форм. Но все же основная их заслуга не в формотворчестве, а в том, для обозначения чего они придумали новое слово – «жизнестроительство». Они пришли к мысли, что нужно бежать не столько к новым формам (хотя это, разумеется, не исключается полностью), сколько к формированию новой жизни с помощью архитектуры.
Будущему специалисту нужно рассказывать не только о радости истинного творчества, но и о неизбежных неприятностях с ним связанных. Хотя подобному взгляду на суть своей профессиональной деятельности научить вряд ли возможно. Выбор жизненного пути – дело сугубо персональное
4–1. См. Размышление «Будущее станет таким, каким мы его спроектируем».
4–2. И. И. Лучкова, А. В. Сикачев, Цикл статей «Архитекторы экспериментируют». – «Наука и жизнь», 1969, № 2, 4, 7 и 10.
4–3. И. И. Лучкова, А. В. Сикачев, Будущее жилой ячейки. – «Жилищное строительство», 1968, № 12
4–4. А. В. Сикачев, И. И. Лучкова. Жилище 2072. – Наука и жизнь, 1972, № 2.(Показательно, не успела статья выйти из печати, как была сразу же переведена и опубликована за рубежом: А. В. Сикачев, И. И. Лучкова. Жилището през 2072. – Наука и техника, София. 1972, брой11.).
4–5. Е. Назарова. Продолжая дело Леонидова. (Интервью с А. В. Сикачевым). – «Автограф», 2003, № 2 (19).
4–6. И. И. Лучкова. и А. В. Сикачев, Жилището през 2072. – Наука и техника, София. 1972, брой11 (На болгарском языке)
4–7. В. Юзбашев. Леонидовщина и ее польза. – АСД/ACD. Архитектура. Строительство. Дизайн. 2003, № 4.
4–8. А. В. Сикачев. Когда бежишь не в ту сторону. Тезисы докладов научно-практической конференции. М., МАРХИ, 2011.
Размышление Пятое
Совершенствуя карету, не создашь самолет
Станислав Лем в свое время справедливо заметил, что «мы всегда склонны продлевать перспективы новых технологий в будущее по прямой линии. Так появились презабавные с нынешней точки зрения «универсально-аэростатный», или «всесторонне-паровой» миры, изобретенные фантастами и иллюстраторами 19 века». И далее: «мы часто понимаем прогресс как движение по линии возрастания, а будущее – как эру Больших и Могучих Дел. Чего ждал от земного или внеземного будущего человек каменного века? – Огромных, великолепно обточенных кремней!»[5-1]
Существуют два принципиально разных подхода при рассмотрении проблем будущего. Во-первых, это метод экстраполяции существующих процессов и явлений. Другими словами, все будет как сегодня, но только лучше, больше, совершеннее и т. д. Такой метод хорош тем, что позволяет делать количественные оценки. Но он полностью игнорирует возможность появления качественных изменений. И в этом его главный недостаток, исключающий возможность его применения при ориентации на далекую и, тем более, очень далекую перспективу. Например, в конце 19 века вполне «научно обоснованным» мог выглядеть прогноз о том, что количество экипажей в Англии через полвека будет так велико, что город погибнет, так как улицы неизбежно покроются многометровым слоем навоза[5-2].
Г. С. Альтшуллер с не скрываемой иронией писал, что специалист, не способный вырваться из узких рамок метода экстраполяции наверняка решит, что для повышения эффективности лошадиного транспорта достаточно было максимально автоматизировать рабочее место водителя, установить магнитофонное устройство для звукового монолога с лошадьми и вдобавок обеспечить все это мощным компьютером, помогающим возчику непрерывно определять оптимальный режим бега коней. Пример конечно выдуманный, но ничуть не утрированный. Просто проектировщик в подобной ситуации должен был с самого начала понять, что надо не автоматизировать рабочее место возчика, а менять принцип действия старой системы, переходить от телеги к автомобилю.[5-3]
Новый проектный принцип, это и есть мутация элементов искусственной среды человека. Это то, что я назвал архитектурно-дизайнерской соляристикой.
Одной из наглядных иллюстраций такого подхода стала вторая часть нашей работы «Жилище 2071».[5-4] Так же, как и первая часть, она была представлена в серии последовательных изображений (кадров). На первом из них (или точнее, на одиннадцатом, поскольку обе части нашей работы представляли собой единую экспозицию) мы написали заголовок «Жилище 1981». Но при этом добавили чрезвычайно важное уточнение: «Это не 1971+10, а 2071–90» (Рис. 5–01). В такой несколько аллегорической форме мы пытались разъяснить, что занимаемся не дальнейшим совершенствованием «архитектурных карет», а пытаемся задуматься о первых «архитектурных самолетах».
Многим ли эта мысль была понятна – осталось для меня тайной. Но без подобного понимания, смотреть все остальное сделанное нами, было попросту бессмысленно. Мы изобразили некую несущую конструкцию, на которую можно крепить остальные элементы, составляющие жилое сооружение. Изображение было достаточно абстрактным, как бы говоря: «например, такая, но может быть и какая-то другая, сохраняя лишь принцип».
Спустя полгода мы попытались применить нечто похожее в проекте выставки перспективных интерьеров квартир в городе Орджоникидзе (Рис. 5–02). Квартиры-экспонаты мы как бы вынули из типового жилого здания и разместили в виде автономных объемных блоков на несущей конструкции. А в добавление на той же конструкции разместили несколько объемных блоков совсем другого рода – в развитие идей нашей предыдущей работы «Жилище 2071». Честно говоря, мы пытались обмануть и под видом вполне сиюминутной темы нелегально протащить некоторые из своих идей, совсем другого характера.
Обман не удался. Правда и репрессий не последовало, а идея была попросту тихо заживо похоронена.
Но возвратимся к иллюстративным изображениям на кадрах второй части нашей работы «Жилище 2071». На кадре 13 мы нарисовали фрагмент фасада жилого комплекса (Рис. 5–3).
А на следующем кадре был план одной и жилых ячеек. Ее можно назвать квартирой, но с таким же успехом индивидуальным домом. Ее архитектурно-планировочное, а также и дизайнерское решение весьма необычное.
Жилой интерьер, изображенный нами, представлял собой индивидуализированные боксы-миникомнаты, расположенные в едином пространстве. Это планировочно-пространственная композиция под названием «комнаты в комнате». В качестве примера мы показали жилище, рассчитанное на семью, состоящую из родителей и двух детей (Рис. 5–03). Каждый ребенок имеет свой бокс, названный нами ФАГом – Физиологическим АГрегатом. В таком боксе есть место для сна, емкости для личных вещей, санитарный узел. А для родителей был предусмотрен сдвоенный ФАГ. Одно из таких устройств было показано в виде макета.
Кроме ФАГов в жилом интерьере имелся блок оборудования, объединяющий предметы общесемейного пользования. Наличие такого блока объяснялось тем, что мы считали, что вряд ли наступит момент, когда все элементы жилого интерьера станут персональными, поскольку, наряду с наблюдающимся превращением ряда объектов общесемейного пользования в персональные, время от времени возникают совершенно новые предметы (так, например, появился в свое время телевизор), на первых порах довольно дорогие, которые трудно сразу же сделать персональными. Следовательно, всегда некоторые элементы оборудования жилой ячейки будут какое-то время предметами общесемейного пользования.
Идея «комната в комнате» – не наше изобретение. Ее зачатки (всего лишь зачатки, но еще не создание) можно увидеть в вилле Бэвингер, построенной в начале 1950-х годов по проекту выдающегося американского архитектора Брюса Гоффа. В этом доме отсутствовали комнаты в привычном понимании. (Рис. 5–04). Интерьер виллы представлял собой единое спиралеобразное пространство, развивающееся вокруг мощного центрального железобетонного столба. От этого столба на разных уровнях отходят консоли, к которым закреплены своеобразные внутренние балконы. Один из них представляет собой большую круглую кровать, причем размер балкона равен размеру кровати, то есть пола у этой «комнаты» попросту нет. А вместо стен было предусмотрено мягкое сетчатое закрытие. Подобный архитектурный феномен можно рассматривать либо как комнату, превратившуюся в мебель, либо наоборот, как мебель, превратившуюся в комнату.
Этот новаторский интерьерный прием (являющийся в полном смысле слова архитектурно-дизайнерской мутацией) долгое время оставался практически незамеченным. Но прошло два десятилетия и идея "объема внутри объема", снабженного своей автономной оболочкой, вновь замелькала в ряде экспериментальных архитектурно-дизайнерских разработок. Появилось несколько образцов кроватей, которые подобно своим далеким предшественницам обеспечивали комфортный микроклимат, причем не только за счет изоляции от остального помещения, но и путем поддержания с помощью технических средств внутри замкнутого пространства определенного состава воздуха, влажности, запахов и пр.
Но подлинным «отцом» идеи жилого пространства по типу «комната в комнате» следует считать итальянского дизайнера Дж. Коломбо, создавшего свою знаменитую «Визиону 69». По заказу немецкого концерна Байер (занимающегося материалами типа пластмасс) дизайнер создал выставочный интерьер без наружных стен (Рис. 5–05).
Внутри единого перетекающего пространства никаких перегородок не было – их заменили объемно-пространственные блоки функционального оборудования. Первый – встроенный в подвешенные к потолку емкости вращающийся телевизор (довольно решительная дизайнерская трансформация телевизоров тех времен), под которым размещался «остров» мягкой мебели. Второй блок содержал мини-спальню (размером с огромную кровать, окруженную круглым гардеробом, из которой через шлюз можно пройти в ванную сферической формы. Третий комплект оборудования – кухня-столовая, которую при желании можно передвинуть в любое место жилого пространства.
Несколькими годами позднее дизайнер О. Мург развил этот прием еще дальше. На пол помещения он установил специальные объемные блоки, образующие высокий подиум, на котором разместились «комнаты в комнате» – спальни, детские и т. п. (Рис. 5–06).
А внутри подиумного пространства размещались электропроводка и другие технические устройства. В некоторых местах этих блоков-подиумов нет. Тем самым пол этого жилища имеет два уровня, а заглубленная открытая часть пространства служит общей комнатой (Рис. 5–11).
В эти же годы появился ряд дизайнерских «мутаций», более детально разрабатывающих отдельные объемные блоки для идеи «комната в комнате». Так, дизайнер Л. Колани показал натурный образец кухни-капсулы в виде шара. Предполагалось, что в такой «космической капсуле», установленной в жилище, хозяйка сможет выполнять все необходимые ей действия, не сходя со своего вращающегося кресла (Рис. 5–07).
Дополнительные возможности появляются в том случае, если такие функциональные объемные блоки сделать трансформирующимися. Дизайнер М. Умеда представил проект (в виде макета в масштабе 1:10) развертывающегося санузла (Рис. 5–08)
А прошло совсем немного времени и он разработал по аналогичному принципу развертывающуюся кухню. Причем на этот раз довел свой проект до стадии натурного образца.
Эксперименты с функциональными «комнатами в комнате» продолжаются и до сих пор. Так, Л. Колани предложил (на уровне натурного образца) индивидуальный жилой дом, названный «Rotor House» (Рис. 5–15).
Интерьер дома представляет собой единое пространство со вставленным в него вращающимся цилиндром, который содержит в себе несколько отсеков: спальню, кухню и ванную. Цилиндр можно вращать с помощью пульта дистанционного управления, выбирая необходимую в данный момент комнату. Отсюда и название «Ротор Дом» (Рис. 5–09).
Эта разработка Колани предлагалась для массового производства, но пока остается на уровне натурного образца. Вообще судьба архитектурно-дизайнерских мутаций редко бывает безоблачной. В истории есть немало примеров, когда одни идеи получают развитие, а другие умирают, едва появившись на свет. Сказать, что выживают более прогрессивные и рациональные принципы и конструкции, было бы слишком прямолинейно и вряд ли близко к истине. Например, первые самолеты использовали воздушный винт, между тем, принцип ракетного двигателя был известен несколько тысяч лет тому назад. Но проходит время и идея, не выдержавшая в свое время конкуренции, начинает вдруг бурно развиваться, получая как бы вторую жизнь.
С этой точки зрения судьба идеи функциональной «комнаты в комнате» относительно благополучная. За прошедшие полвека она хотя и не получила массового распространения, но все же можно встретить отдельные примеры использования данной идеи в реальной практике архитектуры и дизайна. Так в 2000 году в Японии была построена по проекту архитектора Ш. Бана вилла, названная «Обнаженный Дом» (Рис. 5–17).
Вилла представляет собой единое пространство, в котором на колесах передвигаются мобильные блоки-комнаты. Их можно даже вывезти из дома, благодаря чему среда жилища постоянно трансформируется и функционально, и визуально, что радикально изменило привычные представления о структуре интерьера вообще (Рис. 5–10).
Это уже не проекты на бумаге и даже не выставочные образцы. Это реальная архитектура, в которой живут реальные люди. Конечно, японский образ жизни заметно сказался на внешнем облике элементов интерьера. Но данный пример наглядно показывает, что идея, казавшаяся фантастической, начинает входить в повседневную жизнь. Причем не только в жилище. Довольно большое пространство (около 12 000 м2) офиса фирмы Гугл в Цюрихе скомпоновано с максимальным использованием идеи «комнаты в комнате» (Рис. 5–11).
Как и полагается истинно соляристической идее, она начинает жить собственной жизнью, уже независимой от ее создателя. И оказывается, что в идее заложено много больше, чем кажется с первого взгляда. «Визиона 69» Коломбо и наша работа «Жилище 2071» появились на свет почти одновременно. И хотя и в том, и в другом случае был применен вроде бы аналогичный прием «комната в комнате», однако трактовка идеи была принципиально различной. Коломбо, и его последователи разделяли боксы по функциональному принципу, копируя аналогичное разделение комнат в квартире (на общую комнату, спальни, кухню и санузел). Однако возможен и другой принцип специализации помещений: каждому члену семьи – отдельное помещение, имеющее все необходимое оборудование. Именно так поступили мы.
Мы рассуждали примерно так. Каждый из этих двух принципов организации жилого пространства имеет свои достоинства и свои недостатки. Разделение по функциональному признаку в определенном смысле «экономичнее», поскольку в отличие от принципа индивидуализации нет необходимости дублировать аналогичные устройства. Однако так называемая «экономичность» – отнюдь не главный критерий рациональности, поскольку индивидуальное оборудование чаще всего обеспечивает более высокий уровень комфорта. К примеру, в квартире, где проживает семья из четырех человек, наличие лишь одного умывальника создает ощутимые неудобства утром, когда родители торопятся на работу, а дети – в школу, и потребность в умывальнике совпадает по времени у всех четырех.
Иметь некоторые предметы индивидуальными предпочтительнее и с гигиенической точки зрения. Не случайно, что сугубо индивидуальным стало белье. Нередки случаи, когда каждому члену семьи выделяется своя посуда, свои столовые приборы, которыми другие члены семьи никогда не пользуются. По всей видимости, подобные факты – не прихоть отдельных семей, а отражение объективного процесса индивидуализации предметов потребления. Причем этот процесс явно усиливается по мере повышения благосостояния.
Русская печь в крестьянской избе служила кроватью для нескольких человек, а то и для всей семьи. Сейчас кровать, за исключением супружеской, окончательно превратилась в индивидуальный объект. Аналогичная закономерность отражается и в самой организации жилища семьи. Действительно, коммунальная квартира означала один санузел и одну кухню на несколько семей и каждой семье по крайней мере одну отдельную комнату. В отличие от этого отдельная квартира – это санузел и кухня на каждую семью. Логическим шагом дальнейшего повышения комфорта жилища стало появление в многокомнатных квартирах второго санитарного узла. Дальше эволюция может идти примерно так: каждому члену семьи личная комната, затем вдобавок личный санузел, а также и другие элементы оборудования, к примеру, телевизор и другая техника. (Сегодняшняя реальность во многом подтверждает эти наши, тогда во многом интуитивные соображения).
Уже в те годы появилось несколько «мутационных» дизайнерских разработок, развивающих идею предметов, постоянно сопровождающих человека. Так, Л. Колани показал натурный образец рабочего места секретарши, где всё оборудование и человек буквально сливаются в некий гибрид человека и предметов (Рис. 5–12)
Существовавшая пятьдесят лет назад техника была, разумеется, намного более громоздкой и неуклюжей, чем сегодняшняя. Так что если подобную дизайнерскую идею применить в наше время, результат наверняка будет намного более убедительным.
В те же годы появилась еще более радикальная дизайнерская мутация, развивающая фактически ту же тему. Дизайнер Р. Скимеда продемонстрировал одежду, начинающую в некоторой степени сливаться даже с мебелью (Рис. 5–13).
Дизайнер встроил в «одежду» и аудиовидеосистемы, и надувной стол и другие надувные изделия, заменяющие мягкую мебель, черты которых, естественно исходили из технических представлений тех лет. Так что и в этом случае сделаем поправки на произошедший за полвека научно-технический прогресс (что не только не умаляет, а скорей подчеркивает творческий уровень этого дизайнера).
Подобные разработки зачастую вызывают снисходительную улыбку, особенно спустя десятилетия. Первые несовершенные самолеты как транспортное средство были явно хуже, чем столетиями совершенствовавшиеся кареты. Но чем выискивать в первых ростках будущего несовершенства, не лучше ли задуматься о том, а как можно пойти еще дальше, как сделать их совершеннее.
С аналогичной ситуацией мы столкнулись при работе над третьей, (ставшей заключительной) частью своей работы «Жилище 2071». Ее графическая часть была представлена на 4 кадрах. Наиболее важными из них были кадры 15 и 16. (Рис. 5–14).
Эти два кадра излагали в визуальной и частично словесной форме наши представления о возможности качественного пересмотра (по сути дела мутациях) некоторых объектов, связанных с проблемой передвижения человека в современной среде, в значительной степени изуродованной людьми (в том числе в немалой степени архитекторами и дизайнерами). Предлагаемое нами гипотетическое устройство мы назвали ЛИТУС (ЛИчное Транспортное УСтройство). Мы умышленно не использовали слово «автомобиль». Слова обладают психологической силой, нередко вредной для генерирования творческих решений. Привычное слово неизбежно толкает на привычные, тривиальные решения. А мы всей своей работой пытались наметить возможные пути для подлинно качественных, а не просто количественных архитектурных и дизайнерских изменений. Тогда, в 1971 году мы еще не могли знать чрезвычайно ценные мысли Г. С. Альтшуллера по той простой причине, что первая его книга вышла из печати несколько лет позднее. Но чисто интуитивно мы поступили именно по Альшуллеру. Кадры 15 и 16 нашей работы по сути дела и были Идеальным Конечным Результатом. Мы не пытались нарисовать конкретные формы предлагаемого нами объекта, а лишь перечислили (в остаточно абстрактной форме) свойства, которыми он, по нашему мнению, должен обладать. Так, он должен при необходимости размещаться непосредственно в жилой ячейке. Если жилище многоэтажное, то должен как-то помещаться в лифте. Покинув жилище несколько Литусов должны уметь соединяться в единое транспортное устройство, управляемое всего лишь одним человеком. Нужно, чтобы его можно было размещать в железнодорожном транспорте и даже в самолете. На следующем, 17 кадре мы по сути дела повторили часть этих тезисов, но не словесным, а чисто визуальным языком, причем не в конкретной, а чисто образной форме (Рис. 5–15). И, наконец, на последнем, 18 кадре, мы изобразили интерьер жилой ячейки, наполненный различными гипотетическими образами объектов, предложенных нами в разных частях работы «Жилище 2071» (Рис. 5–16).
