Buch lesen: «Как служить Слову? Манифесты. Опыт реминисцентной прозы»
© Александр Мищенко, 2020
ISBN 978-5-4498-2995-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Александр Мищенко
ПРЕДВАРЕНИЕ К РОМАНУ
«БАЙКАЛ: НОВОЕ ИЗМЕРЕНИЕ»
«Я из космоса узнавал Байкал сразу»
Мой великий современник, лучший тюменский прозаик Александр Мищенко своего читателя – первое, что приходит на ум – честно не жалеет. Пишет солидно, фундаментально. Это классическая традиция: не очень задумывались о читателе Генри Филдинг, Уильям Теккерей, Марсель Пруст и Дж. Джойс. Да тот же Лев Толстой. У Мищенко превосходные предшественники. О себе и о том, что делал и делает он в литературе, Александр заявляет бесхитростно: я просто стал на плечи классиков и глянул немного дальше, и вся недолга. Да и то сказать, что он старше их на целое столетие, и немудрено, что увидел больше.
В своем новом романе писатель опускает читателя на глубоководных аппаратах на дно Байкала. Поднимает читателя на горные хребты. Вот Хамар-Дабан. Здесь хочется глядеть вверх только… Это магия гор, где удается подышать атмосферой поднебесья. Баргузинский хребет. Гольцы и блистающие, на солнце особенно, до рези в глазах, снега. Финал иерархии высот – небо, выше гор и хрустальных сфер только Бог. С хребта, где стоял автор, дул баргузин, на Байкал. Пошевеливались в его сознании лермонтовские стихи о демоне. Можно понять космонавта Виктора Горбатко: «Я из космоса узнавал Байкал сразу. Из космоса он красивее самого себя».
Веками люди мечтали и мечтают, парить в атмосферах, как птицы. Полеты во снах будят нечто древнее в них, генную способность летать. Мы же помним, что полярную Гиперборею населяли северяне, умеющие летать.
Роман усложненный, не просто воспринять этот архипелаг из островов, озёр, течений и ветров, многих солнц и дерзких философий, что пронзают его пространства. И так образно можно увидеть Текст: есть море (Байкал, скажем прямо), есть береговая линия и фиорды чередой с заливами и заливчиками. А сие что есть? Писал Максимилиан Волошин: «…вся душа моя в твоих заливах, о, Киммерии тёмная страна…» Будто о Мищенко написала Вирджиния Вулф в заметке о Дэвиде Лоуренсе (1928), что открыли ему мир по – новому. Многозначительность – генетическое свойство романа Лоуренса. Это именно можно сказать и о романе «Байкал: новое измерение».
Текст как бы слегка колышется и переливается, будто составленный из блестящих природных хрусталей, которые беспрерывно перемещаются, мелькают. Есть антураж, есть характеры, есть и сеть ощущений, объединяющая действующих лиц; но все это не играет самодовлеющей роли, как у Пруста. За этим есть дальний прицел. Романный мир находится в процессе непрерывного сцепления и распада. И магнитом, стягивающим разные части, – прекрасный, полный жизненных сил Мищенковский космос. О «байкальском» романе можно сказать, что он будоражит, раздражает, движется, меняется, бурлит, млеет, томится по недостижимому. Автора не интересует литература сама по себе. Все, что он пишет, – не самоцель, а исполнено многозначительности. У него нет ни единого слова, выбранного за красоту или для улучшения общей архитектоники. Правда повседневности, высокая и низкая – отличительная черта повествования…
Автор покушается, как заявлено в аннотации, на новую картину Мироздания. Натуралист Александр Мищенко сформулировал основополагащую триаду вселенских законов, взглянув на Вселенную научно-художественно, он приоткрывает для читателей наших механику вселенской жизни, взаимосвязи звезд, планет и мирового эфира, рождающих все сущее. Глава «Я считываю из космоса» – беседа Автора с выдающимся ученым современности тюменцем Робертом Бембелем. Читаются эти куски повествования захватывающе. Собеседники ведут речь о мерзлом Солнце. Бембель вывел, что так называемая гипероновая оболочка на всех больших планетах, включая Солнце, рыхлая и малоплотная. В ней может существовать жизнь и даже высокая цивилизация. Можно строить города, которые защищены от жары и от холода. Автор строит город на Солнце.
Изложение научно-философского взгляда на мир в «Гипотезе Умова» – не сухой трактат. В книге представлен институт экспертов. На вопрос «Как воспринимается «Гипотеза Умова»? Автору отвечает эксперт, молодой читатель из Ишима Саша Фешков:
«Дядя Саша, хотелось перевернуть страницу и дальше жить в твоём тексте. Не в натяжку, как обычно, легко читалось. Мне понравилось».
Понравилось и мне, привередливому оценщику новой прозы Александра Мищенко. Глубоко, мудро. Принципиально определился Автор в двухэтажной структуре человеческой личности, выделив в ней два начала. Одно – хомо сапиенс как начало животное и хомо криенс homo criens – начало искательное, творческое.
В романе затронуты болевые проблемы России. Главное: то, что она остается страной невостребованного интеллекта…
Сквозная сюжетная линия байкальского повествования – о героях нашего времени. Их целая когорта, начиная с известного руководителя фирмы «ТОИР» В. П. Федотова. Герой России В. И. Шарпатов, совершивший с экипажем «Побег из Кандагара», на встрече с шестиклассниками школы №21 Тюмени сказал о Федотове: это чудесный человек и предприниматель, который трудится, руководя заводом по производству мобильных зданий, не для того, чтобы набить мошну, он страдает за всеобщее людское счастье.
Где герои, там не без драм. Так было в плену у Шарпатова. Знаково в романе противоборство в Байкальском заповеднике лесоведа Гурия Монтигомова и охотоведа Александра Субботина. Яркий случай наблюдал однажды Александр Субботин. Ястреб спикировал и вонзил когти в птицу-юнчика. На Байкале Автор вел писательское расследование убийства на утиной охоте Субботина. И если у Вампилова – предохота, у Мищенко то, что мог вытворить духовно дичающий Зилов. У него параллель – друг-охотовед с Хамар-Дабана Саша Субботин (Соколиный глаз), директор заповедника, погибший 27 лет назад, и его антипод Монтигомов (Ястребиный коготь).
Достойное состояние общества зависит от каждого. А это в немалой степени зависит от того, как говорим и мыслим: все ж мы родиной из Слова. Поэтому и о нем тревожится писатель (манифест «Как служить Слову?»), о том, что литература и искусство у нас многое утрачивают. Исчез из его сферы труд…
Роман представлен вниманию читательской аудитории. Его нужно, но сложно читать. Я скажу одно: «В добрый час, наберись мужества, читатель!» Пройди его фиорды, не пожалеешь…
Анатолий Омельчук,лауреат Всероссийской литературной премии Д. Н. Мамина-Сибиряка и премии златошвея сибирского сказа Ивана Ермакова
Жизнь мемориальна, как мемориальны планета наша, галактика, сонмы звезд, и воскрешай минувшее все, как телеэкранную версию, проживай вновь и вновь: по случаю ж пребываешь ты в подлунном мире, где все свято до секунды в прошлом, настоящем и будущем. Жить на белом свете и не быть благодарным Провидению за то, что ты осчастливлен пребыванием на Земле, в доме под звездами, не быть благодарным всем тем, кто помог тебе на твоем жизненном пути, поддержал сердечно и от души, когда ты нуждался в этом, – форменное, я считаю, свинство. Неблагодарный человек, как и сытый лентяй на откорме, возлежащий, по Питеру Брейгелю, в обилии жратвы и бегающих вокруг розовеньких, жизнерадостных недоеденных поросят – чудовище, анахронизм древнекаменного века, когда жизнь превращается в некое подобие конвейера на скотобойнях Чикаго. Поступает туда индивид человеком. А на выходе это уже некая колбаса духа. Вообще-то давно бы надо понять, что хрюкающие свиноподобные существа – те рудиментарные предки человека, на которых ну, никак нет смысла равняться нам, пытаясь повернуть эволюцию вспять (в среде крутяка молодого воскликнули б, на хрен, мол, нам антиквариат такой!). У насекомых из гусеницы получается бабочка, а у людей наоборот: из бабочки гусеница. А. П. Чехов. Записная книжка. Как нет резона уподобляться глотающим камни стадным камаразаврам из травоядных. Эдак мы и в мышевидные сиганем. Описал же в Средние века весьма знаменитый и удачливый ученый ван Гельмонт эксперимент, в котором он за три недели, якобы, создал мышей. Для этого нужны были грязная рубашка, темный шкаф и горсть пшеницы. Активным началом мыши Ван Гельмонт считал человеческий пот. Гипертрофия? Самая ординарная. Но – сказка ложь, да в ней намек. И уж в ХХ1-ом-то веке осознать нам все это нужно на всю прочувствованную глубину. И творить каждый новый день на полный штык деяний, свершая непрерывную деконструкцию бытию своему, так жить, чтобы, умирая, мог сказать: жизнь отдана борьбе за самое светлое – за каждодневное обновление, за творение, созидание в себе Человека, за мир с самим собой и сущим всем во Вселенной. Чтоб текла Гераклитова река жизни каждого человека руслом счастья и радости. Воспомним библейское: никогда твоя ненависть не будет лучше мира в душе твоей.
АВТОР
Правда по Чехову
– Дядя Саша, – спрашивал меня пытливый один мальчонка, – вы на правдок работаете или как? Отвечал я: чтобы дать людям проект новой жизни и не из головы выдумывать книгу, на правдок нужно работать. И флагом тут для меня Антон Павлович Чехов. На Рождество пришел проведать меня инженер Зернового союза дерзающий тюменский письменник Владимир Герасимов. Заявил он:
– Мучаюсь я над своей прозой, все время в поисках.
Я подарил ему в качестве новогоднего подарка этот электронный Урок беспощадной правды.
ЭНЦИКЛОПУДИЯ ЧЕХОВА могучего даже в крохотках
Записная книжки А. П. Чехова, отдельные его записи – истинная энциклопудия в крохотках даже. Читайте, громадьяне, дабы убедиться в том самолично.
В русских трактирах воняет чистыми скатертями. Где ныне те трактиры!
От зависти становится косым. Корежит человека она.
У дьяконского сына собака называлась Синтаксис. Начитанная.
Старики прожорливы. Как майские воробьи
Я чувствую, как в моем мозгу бьет пульс.
Вообще купцы любят быть начальниками.
Какая он рубаха? Он просто старая тряпка из бабьей юбки.
Был счастлив только раз в жизни – под зонтиком.
Пословица: попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй. Бесхвостым хоть репку пой.
Мы всё только говорим и читаем о любви, но сами мало любим. (выделения здесь и ниже – А. М.).
Доброму человеку бывает стыдно даже перед собакой. Истинно так. Почувствовал себя раз виноватым, когда нечаянно раздавил мураша. Йота-событие вроде бы, ноль, но оно можеть быть фактом большого искусства. В Москву, как сообщают афиши, приезжает с театром марионеток Резо Габриадзе со спектаклями, которые предпочитает называть видениями: зритель приходит и видит сон. В этом сне плачущая над погибшей под солдатским сапогом дочерью мама-муравьиха, ангел, оживляющий убитого коня, который так мечтал увидеть возлюбленную, грузовичок, едущий по бездорожью, просто песок, который, просыпаясь между пальцами актрисы, превращается то в дорогу, то в бархан, то в домик, то в поле битвы, то в могилу погибшего под Сталинградом солдата, становятся символом того, чего сегодня нам всем так не хватает.
…«То, что тебе казалось любовью, – совсем по-человечески объясняет ломовой конь Алеша своей возлюбленной, с которой ему позволил попрощаться ангел, – было ненавистью».
«Любовь и ненависть, они так похожи друг на друга. Иногда подумаешь, ни одно ли это? Где найти в круге начало? Если б я мог это проверить…", – вздыхает Алеша, земной путь которого уже закончен.
Но жизнь героям сказочных снов Тбилисского театра марионеток вновь и вновь дают человеческие руки, настоящие, мягкие, ловкие человеческие руки. Они превращают ведро в поезд, лоскуток – в знамя, они зажигают в печурке теплый огонь, они ставят памятник муравьишке, погибшему под солдатским сапогом, они разравнивают поле битвы, чтобы по нему можно было проложить новую дорогу.
Скажу о своем: боль есть боль, и нолей на этот счет не бывает. Но как же чутко нужно жить на свете, чтобы осознавать это. Приснившийся мне в ту же ночь режиссер, сказал, что мнение мое резонно. Однако, он готовился уже к спектаклю и закрыл свое лицо зеленой маской с прорезями для глаз. Маска молчала. Но это уже драматургическая деталь…
Крестьяне, которые больше всех трудятся, не употребляют никогда слова «труд». Они просто пашут и сеют. Все начинается на земле с сева. А что посеешь, то и пожнешь. Лукавые времена, когда много жнут и мало сеют, преходящи, вечны веки истинного сеятеля.
Глядя на склад и выражение лица, хочется думать, что у нее под корсажем есть жабры. Если рыбина она, которой трудно найти название, – всенепременнейше!
женское сердце упорнее Шамиля.
Говорят: на этой станции хорошие пирожки.
Национальной науки нет, как нет национальной таблицы умножения; что же национально, то уже не наука.
Матвея по ночам кусали клопы.
Я так стар, что от меня даже, кажется, псиной пахнет, а ты, сестра, все еще молода.
То, что мы испытываем, когда бываем влюблены, быть может есть нормальное состояние. Влюбленность указывает человеку, каким он должен быть.
В жизни он получал наслаждение только из двух источников: писатели и иногда природа.
Ярцев далее говорит: а жизнь, поверьте, идет своим естественным порядком, и никто не дерет, каждый дует в свою трубу то, что ему дуть надлежит.
Так называемая детская чистая жизненная радость есть животная радость.
Небогатые врачи и фельдшера не имеют даже утешения думать, что служат они ради идеи, так как все время думают о жизни.
Но вот дичайший пример из нашей нынешней современности. Доктора – недочеловеки? Факт доподлинный. Чехову даже в кошмарном сне не приснилась такая медицина.
Петр Столбов – уролог из г. Тюмень, который порекомендовал своим коллегам из других городов обманывать пациентов. Он высказался в комментариях под обращением урологов о повышении зарплаты. И предложил остальным врачам обманывать пациентов и зарабатывать на этом, если им не хватает зарплаты. Вот полный текст его комментария:
Олег Волков – руководитель регионального медицинского департамента.
Как стало известно, несколько дней назад врача задержали. А после того, как он дал показания, была арестована еще группа урологов, которые действовали по такой же схеме. Они не просто брали деньги с пациентов в виде благодарности за лечение, а предали клятву Гиппократа, отправляя людей на убой. Они зарабатывали на своих пациентах, даже не пытаясь им помочь.
Калигула сказал, что если бы он! посадил в сенате лошадь, так вот я происхожу от этой лошади.
Едешь по Невскому, взглянешь налево на Сенную: облака цвета дыма, багровый шар заходящего солнца – Дантов ад! Таков Челябинск, когда заходили мы на посадку там на маленький, с козой на лужайке аэродром на испытаниях самолета ИЛ-76. Все в живописно-ядовитых дымах, и думалось, чем челябинцы дышат?
Доход в 25—50 тысяч, но все-таки застреливается от нужды. Не в деньгах счастье.
Она полюбила меня за деньги, т. е. за то, что я люблю в себе меньше всего. И таких немало. Донкихоты они. И жизнь их чаще всего – драма.
Зять (кладя в сторону газету): Скучно в нашем богоспасаемом городе.
Артист. Если бы с Марса свалилась глыба и задавила весь прекрасный пол, то это было бы актом величайшей справедливости. Здорово, видимо, назолил он ему.
Она не любила спирита; ей казалось, что он своими белыми пухлыми пальцами роется в ее душе.
В Париже. Ей казалось, что если бы французы увидели, как она сложена, то были бы восхищены.
Надо воспитать женщину так, чтобы она умела сознавать свои ошибки, а то, по ее мнению, она всегда права.
Учитель: из чего сделано сердце? Девица (подумав): из хряща.
Приобретайте друзей богатством неправедным. Так сказано, потому что вообще нет и не может быть богатства праведного.
Пьеса: если общество носится со своими артистами и видит в них необыкновенных, то оно, значит, проникнуто идеальными стремлениями.
Сорин: Я страшно хотел быть литератором! Я хотел двух вещей: жениться и хотел стать литератором, но не удалось ни то, ни другое.
X. Ей казался ресторанный воздух отравленным табаком и дыханием мужчин; всех мужчин она считала развратниками, способными броситься на нее каждую минуту. Так и разбежались!
Две жены и обе б…: одна в Петербурге, другая в Керчи. Постоянные скандалы, угрозы, телеграммы. Едва не довели до самоубийства. В конце концов нашел средство: поселил обеих жен вместе. Они в недоумении, точно окаменели: и молчали, стали тихи.
Действ <ующее> лицо так неразвито, что не верится, что оно было в университете. Бывают такие чмони и ныне.
Чудаки казались ему прежде больными, а теперь он считает [нормальным], что это номальное состояние для человека – быть чудаком.
И мне снилось, будто то, что я считал действительностью, есть сон, а сон есть действительность.
Полная девочка, похожая на булку. В школу придешь к внуку по каким-то делам, и сколько же там булочек!
Я заметил, что, женившись, перестают быть любопытными.
Старик: ему тысячу лет.
Надо быть ясным умственно, чистым нравственно и опрятным физически.
гости ушли; они играли в карты, после них беспорядок: накурено, бумажки, тарелки, но главное – рассвет и воспоминания. И это чудесно.
N., директор завода, молодой, со средствами, семейный, счастливый, напис у провинциальных ал «Исследование Х-го водяного источника», был расхвален, был приглашен в сотрудники, бросил службу, поехал в Петерб <ург>, разошелся с женой. Дурак, это все равно, что жениться на «водяном источнике».
Успех уже лизнул этого человека своим языком. Тако у провинциальных знаменитостей. Некто в сонном городишке стал известен посредственными стихами, загордился. Старший брат-сибиряк, звоня по телефону в новогодье, поинтересовался, где учится его внук и на кого. Ответил тот с апломбом, что я, мол, не обязан отвечать на твои допросные вопросы.
Голодная собака верует только в мясо. А голодное человечество в бога, хотя бог куска не бросит…
Про одну барыню говорили, что у нее кошачий завод; любовник мучил кошек, наступая им на хвосты.
Офицер с женой ходили в баню вместе, и мыл их обоих денщик, которого, очевидно, они не считали за человека.
Муж сестры после ужина: «Все на этом свете имеет конец. Знайте: если влюбитесь, будете страдать, ошибаться, раскаиваться, если разлюбите, то знайте, что всему этому будет конец».
Чиновник дерет сына за то, что он по всем предметам получил 5. Это кажется мало. Потом, когда ему разъяснили, что он не прав, что 5 – это лучшая отметка, он все-таки высек сына – с досады на себя. Лучше бы себя.
У очень хорошего человека такая физиономия, что его принимают за сыщика; думают, что он украл запонки.
Эти краснощекие дамы и старушки так здоровы, что от них даже пар идет.
Дедушке дают покушать рыбы, и если он не отравляется и остается жив, то ее [едят] ест вся семья. Чудное нашли применение дедушке.
Переписка. Молодой человек мечтает посвятить себя литературе, пишет постоянно об этом отцу, в конце концов бросает службу, едет в Петербург и посвящает себя литературе – поступает в цензора. Был у нас в Тюмени один такой некогда. Далеко ему было до цензора царской поры. Ни рыба, ни мясо. Не обвинит толком, не растолкует, а мямлит что-то о параграфах. Жалко закончил. Прыткие все уже с капиталами, с дачами, с коттеджами. Он: я этим не занимался, советский же человек. Тихо так умер советикус.
Человек, у которого колесом вагона отрезало ногу, беспокоился, что в сапоге, надетом на отрезанную ногу, 21 рубль. Если бедняк безразмерный – понять можно.
В людской Роман, развратный в сущности мужик, считает долгом смотреть за нравственностью других. Медом не корми таких повоспитывать всех неправедных.
На Мл. Бронной. Девочка, никогда не бывавшая в деревне, чувствует ее и бредит о ней, говорит о галках, воронах, жеребятах, представляя себе бульвары и на деревьях птицы.
Один капитан учил свою дочь фортификации.
Недавнушко. Какое теплое словцо.
Каждый русский в Биаррице жалуется, что здесь много русских.
Образчик семинарской грубости. На одном из обедов к Максиму Ковалевскому подошел критик Протопопов и сказал, чокаясь с ним: «Пью за науку, пока она не вредна народу».
Что прикажете делать с ч <елове> ком, к <ото> рый наделал всяких мерзостей, а потом рыдает.
Мнение профессора: не Шекспир главное, а примечания к нему.
Молодежь не идет в литературу, потому что лучшая ее часть теперь работает на паровозах, на фабриках, в промышленных учреждениях; вся она ушла в индустрию, которая делает теперь гром <адные> успехи. Писательские организации в ужасном положении, они живут какими-то подаяниями с того или иного губернаторского стола… В начале двадцать первого века у нас литература нулевая случилась, и те же катастрофические нули были в народном хозяйстве. Ныне литература вновь нулевая. Государству мы не нужны, на устах властителей ИННОВАЦИИ… Как, скажите, реагировать на заяву одного из таких высокопоставленных тюменцев: народ нас не поймет, если мы будем помогать писателям. Прозябайте, мол, гражданы разлюбезные… Мы вроде бы не писатели, а письки… И прозябают прославленные в век социализма письменники. На кого опора? Вот мой личный пример. Поддерживают меня в судьбе и издании книг ученый-буровик Геннадий Проводников, нефтеразведчик Евгений Царегородцев, охотовед Игорь Чуланов, коммунальщик Александр Захаров, что поверяет свои поступки совестью, менеджер Лев Коринецкий, безработный Славушка. Такой была моя, глаза в глаза встреча с Александром Прохановым, который еще сильнее привлекает ныне мое внимание.
13 дек. Видел владелицу фабрики, мать семейства, богатую русскую женщину, которая никогда не видала в России сирени. А у нас в Заболотье, в пятидесяти километрах от Тобольска, так сирень цветет и пахнет, что запах ее вдыхают даже на кремлевском холме в Тоболеске, как называли его некогда. С сиренью все ясно – люди даже бывают неповторимы ароматом своим. В сайте жены в «Одноклассниках» прочел чьи-то просто расчудесные безымянные строки:
И аромат твой несравненный —
Так пахнут яблоки в саду.
Как же это прекрасно: люди-яблоки! Потрясает видение их, наплывающее из голубой дымки…
В письме: «русский за границей если не шпион, то дурак». Так в Америке недавно открыли много чего-то русских шпионов.
Порочность – это мешок, с к <ото> рым человек родится.
Жалоба: сын мой Степан слаб здоровьем, его поэтому я отдал учиться в Крыму, а там его выдрали виноградной лозой, от этого у него ниже спины завелась филоксера, и теперь доктора ничего не могут поделать. Ниже обычно геморрой, а тут на тебе. Не поймешь: интеллигентное нечто или бесячье.
один ушел в попы, другой – в духоборы, третий – в философы, и это потому инстинктивно, что никто, ни один не хочет работать как следует, с утра до ночи, не разгибаясь. Где бы ни работать, лишь бы не работать. Не ставят даже вопрос по-гамлетовски: работать или не работать. А определенно: валять сачка.
Фамилия еврея: Чепчи.
Здравствуйте вам пожалуйста. У тещеньки моей любимой Ксении Гавриловны это было ходовое присловье.
Какое вы имеете полное римское право. Действительно!
У бедных просить легче, чем у богатых. Испытал не раз. К богатому идешь, когда сильно прижмет, с думкой, что лучше б тебе кобель на голову навалил. К бедным ж – с душой. Так товарищу моему с мамой писателя Ивана Михайловича Ермакова мы в рабочем общежитии, пройдя все пять этажей, за сорок минут собрали на ж-д билет сто рублей. Давали по рублю, два, три. По возможности. А жлоб-приятель, к которому я заходил ранее, отказал, хотя знал, что у него в заначке тыщи.
Москва с юбилеями, плохим вином, мрачными самолюбиями. О такой в Москве нынешней – прочувствованно у меня в романе.
Кокотки в Монте-Карло, кокоточный тон; кажется, и пальма кокотка, и пулярка кокотка… Кокотка и в Африке кокотка.
Молодой человек собрал миллион марок, лег на них и застрелился. Потому что не в деньгах счастье. В своей электрон-почте прочел, что пишет некто: «От денег уже тошнит». Начинал (какое-то дело, связанное с интернет-технологиями) – получал 110 тыс. рублей в месяц, а сейчас не знает, куда девать… Поделился бы с приютскими детьми, с голодными…
Женятся, потому что обоим деваться некуда.
Сила и спасение народа в его интеллигенции, в той, которая честно мыслит, чувствует и умеет работать.
Помещик: я сначала тоже жил на интеллигентный манер, подавал после завтрака кофе с ликером, но поп выпил мои ликеры в два присеста, и я бросил так жить и стал обедать в кухне. У попина!
Когда любишь, то какое богатство открываешь в себе, сколько нежности, ласковости, даже не верится, что так умеешь любить.
– Отчего умер ваш дядя? – Он вместо 15 капель Боткина, как прописал д <окто> р, принимал 16. Перебор. Не очко меня сгубило, а к одиннадцати туз.
Противиться злу нельзя, а противиться добру можно. Очень удобно это, без лишних хлопот.
Он льстит властям, как поп.
Мертвые срама не имут, но смердят страшно.
Одинокие ходят в рестораны и в баню, чтобы разговаривать.
Маленький, крошечный школьник по фамилии Трахтенбауэр.
Узнает из газет о смерти великих людей и по каждом из них носит траур.
Чтобы умно поступать, одного ума мало. Хорошо созвучивается с заявой на этот счет Папы Римского Юлия 111. Есть у меня об этом в романе.
Ужасно обедать каждый день с человеком, который заикается и говорит глупости.
Для водевиля: Капитон Иваныч Чирий.
Женщина находится под обаянием не искусства, а шума [при ис <кусстве>], производимого состоящими при искусстве.
служит факельщиком в погребальном бюро. Идеалист. «В бюре». Как-то реминисцентно созвучивается это в «бюре» с социалистической нашей реальностью брежневской поры и даже с ЦК КПСС. Тоже «бюро». Эй, вы там, наверху!.. Беспощадный критик Огрызко писал об атмосфере в литературно-общественной сфере в годы брежне-сусловского правления: «Оставались некоторые надежды на ЦК. Но там порядочные люди отродясь не водились (выделение – А. М.) (за небольшим исключением). Ну что мог сделать ходивший под Черноуцаном и Поликарповым помор Ал. Михайлов?! Только беспомощно развести руками. Ну, да, принял весной 1961 года в ЦК Гроссмана. Но биться за правоту писателя этот инструктор отдела культуры даже не собирался.
N. и Z. кроткие, нежные друзья, но как только вместе попадают в общество, то начинают острить друг над другом – из конфузливости.
В волостном правлении поставили телефон, но скоро он перестал действовать, так как в нем завелись тараканы и клопы. Елпатьевский С. Я. Очерки Сибири. У наших чинуш-бюрократов в мозгах такие позаводились…
В сарае дурно пахнет: 10 лет назад в нем ночевали косари, и с тех пор этот запах. Нужник, что ли, устраивали в нем?..
Россия страна казенная. Истинно!
Он ходил в рубахе и презирал тех, кто ходил в сертуке. Сбитень из штанов.
Был прекрасный строевой лес; назначили лесничего – и через 2 года леса нет, шелкопряд. Сейчас этот жучок называется коррупция.
Х.: от квасу у меня начались в животе холерные беспорядки.
N: выли не только собаки, но даже лошади. Тоска, стал быть, тотальная была.
Жена рыдала. Муж взял ее за плечи, встряхнул, и она перестала плакать.
Педагогу: Его местоимению Ив. Ив. Груздеву. Разными такими несуразицами хорошо кормится Михаил Задорнов. Это не в укор ему: я его уважаю.
Почему твои песни так кратки? – спросили раз птицу.– Или у тебя не хватает дыхания? – У меня очень много песен, и я хотела бы поведать их все. Альф. Доде.
Собака ненавидит учителя, ей запрещают лаять на него, она глядит, не лает, но плачет от злобы.
Учитель: Не следует праздновать столетие Пушкина, он ничего не сделал для церкви. Этот довод – бренд алилуйщиков.
Мне противны: игривый еврей Моня, перестаньте шарить в вашем местечковом носу! радикальный хохол и пьяный немец. Искренность – замечательнейшее свойство Чехова.
Самые несносные люди – это провинциальные знаменитости. Двигаясь навстречу им, я перехожу на другую сторону улицы. Есть у нас один такой письменник в озерной стороне. Издал трехтомник и оборзел от амбиций, во всем теперь правее Римского папы он…
Иеромонах о. Эпаминонд ловит рыбу и кладет в карман, потом дома, когда нужно, вынимает из кармана, чтобы пожарить. Карманная рыбка.
Милая, тихая дама, выйдя из себя, говорит: Если бы я была мужчиной, то так бы и дала ему в морду!
Вдовый священник играет на фисгармонии и поет «со святыми упокой»! Свят, свят, свят!
Если пишешь о женщинах, то поневоле должен писать о любви.
Пофилософствовать насчет любви Ив <ашин> мог, но любить нет. На хрын нужно, как мог бы сказать самотлорский вышкомонтажник Яша Вагапов.
Мужик, желая похвалить: «господин хороший, специальный».
Там хорошо, где нас нет: в прошлом нас ужо нет, и оно кажется прекрасным.
Цыбукин.
Гувернантку дразнят так: Жестикуляция.
Шапчерыгин, Цамбизебульский, Свинчутка-анчутка, Чембураклия. Страна чембураклей.
Поп Демьян напивается до зеленого змия, и его зовут Демьян-Змеевидец.
Взятка инженеру: динамитный патрон, набитый сторублевками. Сейчас ими набивают чаще коробки из-под ксерокса, да и то – зелененькими сотками.
Русскому в высшей степени свойственен возвышенный образ мыслей, но почему же в жизни хватает он так невысоко? И действительно, громадьяне, почему?
Русский ч <елове> к, если послушать его, с женой замучился, с домом замучился, с имением замучился, с лошадями замучился. Это бренд его!
На лице у нее не хватало кожи: чтобы открыть глаза, надо было закрыть рот – и наоборот. Артистки наши, погрязшие в пластических операциях, хорошо знают это. Понаровская, по-моему, так себе кожу поперетягивала, что она делает ее неузнаваемой… Дура что ли, ввязалась в перешивку лица… Так нос можно перетянуть на затылок. Можете, громадьяне, представить такую кикимору?
Когда она приподнимает [юбку] платье и показывает свою нарядную юбку, то видно, что она одевается как женщина, которая привыкла к тому, что ее часто видят мужчины.
Утюжный. Так же, как знаковый герой моей прозы Василий Петрович Федотов – вязкий. Один утюжит всех почем зря, другой вязнет в сомнениях и размышлениях.
Человек, к <ото> рый всегда предупреждает: У меня нет сифилиса. Я честный человек. Жена моя честная женщина.
Девочка с восхищением про свою тетю: она очень красива, красива, как наша собака! Удружила комплимент тете.
Когда в церкви пели «днесь спасения нашего главизна», то он дома велел варить борщ с главизной. Усекновение – не ел круглого, сек детей.
Попович в гневе обозвал наймичку: «Ах ты, ослица Иегудиилова!» И поп не сказал ни слова и устыдился, так как не мог вспомнить, где в св. писании упоминается такая ослица.
Из деревни лучшие люди уходят в город, и потому она падает и будет падать. У нас сейчас этот процесс идет беспрерывно. Взволновала сегодня, до печенки и селезенки проняв, в «Одноклассниках» песня погибшего Михаила Евдокимова «Домик у дороги». И течет она сейчас в моем кровотоке этими щиплющими сердце словами:
