Buch lesen: «Одержимость справедливостью», Seite 2
Глава-3 Маленькое пианино
После окончания школы, мне и голову не приходило, что жизнь снова сведёт с Димкой. Я узнал его сразу, хотя теперь он был в очках, вытянулся и носил длинные волосы. Увидев меня, он страшно обрадовался, как будто мы были близкими друзьями.
– Слушай, это лучшее, что я тут видел, – он с восторгом разглядывал мои рисунки, искренне восхищался, говорил, что у меня уникальный талант и большое будущее.
– А ты, как сюда попал, я думал, ты музыкой занимаешься. Ты же любил музыку. Поэтому, тебе подарили то маленькое пианино.
– Какое пианино, ты меня с кем-то перепутал. Никакого пианино мне не дарили.
Да, как же, перепутал, – подумал я, – знал бы ты, сколько из-за этого переживаний было. Я, тот мой день рождения никогда не забуду.
***
Я, Димку совсем почти не знал. Они жили в соседнем доме, нам было по пути в школу. Однажды он сам подошёл и пригласил меня на день рождения. Когда я к нему пришёл, там стояла ёлка, украшенная красивыми игрушками и конфетами, и было много детей. На мой день рождения, ёлки никогда не было, и детей тоже не было. Были только взрослые. Говорили, что детей нет потому, что все дети на лето уехали в деревню. И что мы тоже, наверное, уедем. Но всё равно обидно. Как будто, ко мне специально никто не пришёл, а у Димки было так много гостей. Все вокруг него бегали, а когда он задувал свечки на торте, все весело смеялись. А про меня забыли сразу, как только я свечки задул. Взрослые сидят, жуют, громко разговаривают, а на меня никто не обращает внимания. Я ждал, когда, наконец, будут подарки дарить. И вот подарили, всякую ерунду. А главный подарок – краски! А Димке подарили, пианино!
– Почему ты плачешь? – папа спрашивал, а я от этого рыдал ещё больше. Я сам не знал, мне хотелось побыть одному, но взрослые обступили меня и не отпускали.
– Димок, малыш, тебя кто-то обидел? Может у тебя болит что-нибудь? – мама трогала мой лоб, – температуры нет, у тебя животик не болит?
– А-а! – заплакал я ещё больше и убежал в коридор. Хотел бежать на улицу, но не мог достать шапку, она лежала высоко на полке.
– Ну, что с тобой? – папа вышел в коридор и обнял меня, – ну, расскажи мне, по секрету, что случилось? Тебе краски не понравились? Это хорошие краски, дорогие. И кисточки в коробке есть, ты видел?
– Видел…
– Ты сказал, что хочешь настоящие краски. Эти настоящие, разве нет?
– Настоящие…
– Тогда, почему ты плачешь?
– Я хотел пианино…, – и я снова заплакал.
– Пианино? Ого? Как, пианино? В музыкальную школу не захотел. Да у нас и места нет, для пианино, и денег нет…, – задумался папа.
– Не надо места, пианино маленькое, я видел.
– Где ты видел, о чем ты говоришь?
– У Димки, ему подарили….
– Пианино подарили?
– Да! Подарили! Маленькое, но как настоящее. Как в школе, кусочек только…
Папа взял меня за руку и отвёл назад в комнату.
– Он, оказывается, хотел пианино, – сказал папа, и все уставились на меня.
– Подарки не нравятся? – громко сказал дядя Федя, наш сосед, который тоже пришёл на мой день рождения. У него было красное лицо, и язык заплетался, – дарёному коню, зубы не смотрят!
При чем тут конь? – подумал я, такого подарка не было… Разве у коня есть зубы? Конь же не тигр…
– Успокойся, Федя! – сказала мама, – он же совсем маленький ещё. Нужно разобраться, объяснить. Димок расскажи, что за пианино. Ты же не хотел музыкой заниматься, мы с папой тебя спрашивали.
– При чём тут какая-то музыка, я пианино хочу, а вы мне краски, – я снова заплакал.
– Вы не понимаете! Там, так много кнопок и лампочек, они такие красивые и делают разные звуки, – эх, никогда они меня не поймут.
– Лампочек? А, я кажется понял. Это такая плоская штука, с клавишами, да! – папа смотрел на маму, – помнишь, мы где-то видели. Как она называется?
– Да, что-то припоминаю, название не запомнила, какое-то не русское слово. Может, клавесин? Нет, что-то другое….
– Да, пацана жаба жрёт, – громко сказал дядя Федя.
Сам ты жаба, – какая ещё жаба, подумал я, фу, гадость какая.
– Димок, зависть, это некрасивое чувство, – сказала мама, – всегда у кого-то будет то, что тебе захочется. Нужно спокойно к этому относиться. У тебя тоже есть что-то такое, чего нет у того мальчика.
– Что у меня есть? Что? Краски?! Они мне не нужны! Заберите их себе!…
Мама расстроилась и ушла на кухню. За ней вышел дядя Федя, сказал, что нужно руки помыть. Я тоже пошёл, хотел маму пожалеть. Но в щёлку увидел, что в кухне уже был дядя Федя. Я думал он в ванну пошёл, а он тут в кухне, уже жалел маму, а она его отталкивала. Говорила, – уйди дурак. Тогда, дядя Федя ущипнул маму за попу, я думал ей больно. Я хотел ударить дядю Федю, но мама вдруг рассмеялась и положила руку ему на щёку, и снова сказала, – уйди дурак. Тут они увидели меня. Я побежал обратно в коридор, а дядя Федя за мной. Догнал, схватил меня за воротник и зашипел, – куда бежишь, гадёныш! Но тут вышел из комнаты папа, он толкнул дядю Федю, и тот упал. Мама стала кричать.
– Что происходит? – закричал папа, – а ты куда смотришь? – крикнул он на маму.
– Ничего не происходит, я устала от твоего хамства! – ответила мама, – Дима, иди сейчас же в комнату!
Дядя Федя уже поднялся и злобно вращал глазами.
– Этот напал на ребёнка, ты что, не видишь? – возмущался папа, – зачем его в дом приводишь.
– Никто ни на кого не напал, Федя просто хотел его задержать. Дима… нагрубил.
– Мама! Я не грубил, я не успел…, – я смотрел на маму, и мама отвернулась.
– Что тут случилось? Дима, ты что-то натворил? – папа покраснел и разволновался ещё больше.
– Ничего я не натворил. Дядя Федя ущипнул маму, я думал ей больно, хотел защитить. А она засмеялась, ну, я и убежал.
– Ущипнул? – лицо папы перекосилось.
– Да пацану показалось, мы просто разговаривали, – шмыгал носом дядя Федя.
– Ничего не показалось, ущипнул за попу, мама сказала, ой! И засмеялась.
– Та-к! И давно он тебя, щипает? – протяжно сказал папа, и дядя Федя снова оказался на полу.
Из комнаты выскочили другие взрослые и схватили папу. А мама схватила меня и кричала, чтобы вызвали милицию. Она обнимала и целовала меня и всё повторяла, – зверь, зверь, ребёнка напугал…
Милицию никто не вызывал, и краски у меня никто не забрал. После того дня рождения папа ушёл от нас, и видел я его очень редко. Дядя Федя тоже исчез, посадили в тюрьму.
Подарки мне больше не покупали. Разве тетрадка, или ранец для школы, это подарок? Мама говорила, что нет денег. Потом, Димкины родители переехали в другой район. Мама сказала, что Димкиного отца назначили большим начальником, его возит шофёр, и у них теперь большая квартира. Димку с тех пор я не видел и стал уже его забывать. Почему одним всё, и пианино, и подарки лучшие, и родители нормальные, а другим – ничего?
***
– А, вспомнил. Так это киборд, игрушка японская. Кто-то привёз из-за границы.
– Почему игрушка? Помнишь, у тебя на дне рождения, кто-то даже настоящую музыку на этом играл.
– Да? Не помню, чтобы кто-то играл. Это, наверное, в твоём воображении? – удивился Димка, – по-моему, обыкновенная игрушка. Я её кому-то отдал. Мне ни к чему. Слон на ухо наступил. Какая там музыка.
– Как отдал? Когда?
– Да тогда же и отдал, какому-то мальчику соседскому. У него тяга к музыке была.
– Отдал?
– Ну да, отдал. Мне-то она зачем?
– И тебе не было жалко?
– Да, забудь ты эту игрушку! Ты меня удивляешь. Посмотри на свои работы, вот оно, ты же талант. Ты будешь большим художником. Купишь себе настоящее пианино.
– А ты, как в училище попал? Тоже рисуешь?
– Родители запихнули, – сморщил нос Димка, – чтобы не болтался. Рисую для себя, но понимаю, что нет у меня таланта. Воображения, говорят, не хватает.
– Так ты что, типа блатной?
– Типа, да. Немного блатной, – уныло сказал Димка.
– А это правильно, ты считаешь, чужое место занимать? Мне тоже отец помогал устроиться сюда. Потому, что из-за блатных, таланту самому не пробиться!
– Знаешь, учиться, всё равно где-то надо. А я, ничего другого не умею. Я ведь даже школу не закончил.
– Как не закончил? Почему?
– Сказали, лодырь. А отец думает, что я тупой от природы, – уныло продолжал Димка, – упрекает всё время, маму ругает, что разбаловала. Говорит, это наследственность от неё.
– Как же тебя в училище приняли? Разве так можно?
– Надавили. Сказали, что у меня, якобы, талант к рисованию.
– Значит, ты всё-таки рисуешь? Дай посмотреть.
Его работы, были лучше моих. Наверное, он ждал, что я тут же в осадок выпаду, хотел посмеяться. Понял я тебя! Ну, блин, актёр.
– Ну что, очень неплохие работы у тебя, – подумав, я добавил, – мне кажется, они лучше моих.
Он недоверчиво смотрел мне в глаза, а я подумал, – ну что, съел? Я унизиться не боюсь! Так мы стали «друзьями».
Глава-4 Проклятые кисточки
Димка стал приглашать меня в гости домой к нему. Мы пили чай и болтали об искусстве.
– У тебя что, девчонки на ночь остаются?
– Да нет, ты что, родители не разрешают. Только до одиннадцати можно, а потом стучат в дверь: «девочке пора домой».
… Мне мать девчонок приводить не разрешает. Говорит, рано. Говорит, девчонки хорошему не научат. А этому, пожалуйста, води себе, сколько хочешь. Ещё и дверь на крючок запирается. Говорит, чтобы родители не вскакивали. Часть его комнаты была отгорожена перегородкой от пола до потолка. И та часть, что ближе к огромному окну, стала настоящей студией. Это не важно, что там всего 4 квадратных метра. Ну и что, мольберт-то, смог поставить. Полки тут есть, краски разложить можно, кисти, холсты.
У меня тоже есть своя комната. Окно маленькое, тёмное, а мне ведь рисовать нужно. Я вечером цветов не вижу, красок не чувствую. Вещи положить негде. А у этого, хоромы настоящие.
– Кем работает твой отец?
– Он, заместитель министра энергетики. А почему ты спрашиваешь?
– Да вот, вижу книг много. Даже иностранные есть. Думал, он какой-нибудь дипломат. Раз тебе игрушки дорогие из-за границы привозили.
– Какие ещё игрушки? Это мать книги собирает, теперь так модно.
– А, иностранные книжки, зачем?
– Это польские. Тоже мать собирала. Мама из Белоруссии, там польские школы были.
– Ну, ладно, спасибо за чай. Пойду я, завтра в училище увидимся.
Не успел выйти, Димкина мать пришла.
– Здравствуй Дима, – говорит, я так рада, что ты с нашим. А то у него друзей совсем нет. Теперь вот, тёзки, будете дружить. Дима много про тебя рассказывал. Говорит, ты в группе самый лучший и художник талантливый. Ты заходи, не стесняйся. Мы всегда будем рады тебе, правда Дима? – продолжала распинаться Димкина мамаша.
– Да, конечно! – подхватил Димка, – заходи, в любое время.
***
Вскоре я снова оказался в квартире Димки. Димка жил в центре, недалеко от того места, где у меня пересадка по дороге в училище и обратно. Зашёл случайно, было настроение поболтать с кем-то. Дверь открыла мать, обрадовалась. Однако, Димки дома не оказалось, ушёл в магазин за продуктами, но должен был скоро вернуться. Мать куда-то спешила, предложила подождать в Димкиной комнате.
Оставшись один, я сначала хотел что-нибудь почитать и стал разглядывать книги, что стояли на полке. Одна, просто поразила, Димка её прошлый раз не показывал. В книге необычно большого размера, было всё о военных кораблях. От парусников до современных крейсеров и линкоров, с рисунками, и репродукциями картин известных художников, с описаниями и рассказами о подвигах моряков. Некоторые страницы книги были сложены вдвое. Развернув их, открывались схемы и чертежи разных типов кораблей, со всеми мельчайшими подробностями. Я представил себе, как рисую картину морского сражения. Без такой книги сделать это совершенно невозможно. Нужно обязательно попросить книгу у Димки, он должен дать, мы же друзья. А вдруг подарит, ему ничего не жалко, подарил же тогда то маленькое пианино.
Я вдруг подумал, если в комнате оказалась такая книга, здесь наверняка должно быть ещё что-то. Я стал разглядывать всё, что видел на полках. А ведь самое ценное должно быть спрятано, а не лежать на виду. Я такие вещи прятал на шкафу, за буртиком, где не видно. Пока на стул не залезешь, не найдёшь. Ну-ка посмотрим, что прячешь ты, Дима. Я оказался прав. На шкафу была спрятана плоская деревянная лакированная коробка с вензелями. Оказалось что это пенал, внутри которого, в специальных отделениях лежали пять кисточек разного размера. Металлическая обойма каждой кисти, удерживающая волосяной пучок была отполированной и жёлтого цвета. Уж ни золото ли? Всё выглядело нарочито дорогим. Это же надо так зажраться. Мне бы и в голову не пришло сунуть такую кисть в краску. На древках и внутри коробки много иероглифов разных. Японские, наверное, как то «пианино», – вспомнил я. Кто-то привёз тебе Дима, а ты даже не рассказал, а говорил, что друг. К горлу подкатил комок, от обиды стало трудно дышать. Я механически сунул коробку в свою сумку. Воровать, у меня и в мыслях не было, просто так получилось.
В этот момент открылась дверь, и в комнату ввалился Димка. Увидев меня, обрадовался.
– О, привет, я как раз о тебе вспоминал. Тебя мама впустила? Она уже ушла, я не знал, что ты здесь. Давно ждёшь?
По моей спине тёк холодный пот, язык прилип к нёбу. Страшно было подумать, что было бы, если бы Димка увидел, как я прячу коробку с кистями себе в сумку. Он бы решил, что я ворую, а у меня и в мыслях не было. Чёрт попутал. Надо отдать, но как?
– Ну, чего замер, как будто аршин проглотил?
– Аршин, какой аршин? Я ничего не делал, я книгу смотрел. Поразительная книга, хотел у тебя попросить.
– Да, книга классная, только дать я её не могу. Отец запретил из дома выносить, никому не даёт. Говорит, смотрите сколько хотите, а выносить не разрешает.
– Ну да, я так и думал. Книга-то дорогая, наверное? Вообще-то я просто так зашёл. Хотел спросить, ты пойдёшь на выставку, что завтра открывается?
– На выставку? – задумался Димка.
– Ну, ладно, пойду я, пора мне уже.
– Ты что, обиделся что ли? Не торопись, давай чаю попьём, я сушки принёс. Пойми, книга не моя!
В этот момент больше всего мне хотелось смыться. Вдруг Димке стрельнёт кисточками новыми похвастаться, а они у меня в сумке.
– Да я-то понимаю, что книга не твоя. Я без претензий. Нельзя, значит нельзя.
– Ну вот, обиделся, – Димка выглядел расстроенным.
– Ладно, я побежал. Увидимся в училище, завтра.
Выскочив за дверь, я вытер пот со лба. Только бы он сейчас про свои кисти не вспомнил, а то сразу на меня подумает. Надо подловить момент, и подбросить их обратно…. Однако, таскать коробку с кистями с собой я боялся. Вдруг случайно найдут, залезут в сумку под любым предлогом и найдут, катастрофа! Что делать с кистями я не знал. Не то, что пользоваться, открывать боялся. Хотел выбросить, но не смог, стало жалко. Я прятал их в своей комнате, перекладывал с места на место, опасаясь, что случайно найдёт мама, и станет задавать вопросы. Откуда?… Откуда?… Из Японии, вот откуда!
Каждый день, встречаясь с Димкой в училище, я ждал что он спросит, – а не брал ли ты мои кисти? Одно его появление портило настроение на весь день. Но ничего не происходило, и я вынужден был «дружить!» Димка молчал. Вначале мне казалось это подозрительным, казалось, что он всё знает и просто играет со мной, ждёт подходящего момента. Порой, я сам хотел заорать, – хватит играть! Я знаю, что ты знаешь! Хотелось ударить его. Это было невыносимой пыткой. Учёба подходила к концу, я ждал, что вот-вот Димка нанесёт удар. Но он молчал.
***
Вот уже отзвенел последний звонок и нам вручили дипломы. Хвалили и поздравляли всех, но особенно меня, и Димку. Сказали, что дадут рекомендации для поступления в Академию художеств. Я не хотел с ним, ни в какую Академию. Да и думать об этом было рано, впереди ждала армия.
Девчонки из группы бегали, требуя устроить прощальный вечер. Повод был, Роза, оказывается, выходит замуж, и уезжает в другой город, где её ждёт жених и свадьба. А поскольку это далеко, она приглашает всю группу для прощания к себе в гости, в квартиру, которую для неё снимали родители.
Сидели, кто на чём. Играла музыка, девчонки хотели танцевать, но из-за тесноты топтались на месте. Напились быстро, галдят, каждый своё. В углу уже тискаются, ишь, на кухню пошли. Роза, затмевала всех. Она как-то слегка округлилась и превратилась в шикарную бабу, с какой стороны ни глянь. И глаза такие томные. Вот только смотрит она этими глазами не на меня, а на Димку. Он сначала не замечал, так она чуть ли ни на колени к нему залезла. Это она так замуж выходит? А Димка, так даже отталкивает её, спорит с пацанами.
– Налейте ещё! Мужики! – пьяным он не был, но вёл себя необычно, – мужики, домой идти не хочу!
– Чего случилось-то? – подключился я.
– Представляешь, прихожу домой. Кричу, – мама, я училище закончил! Она поздравила, поцеловала. И тут вдруг говорит, отец утром был очень расстроен. Почему, говорит, ты не сказал, что подарок нашёл, тот, что отец для тебя приготовил? Какой, на хрен подарок? Я никакого подарка не находил, так ей и сказал. Что за подарок-то, я должен был найти? Погоди, говорит, я папе позвоню, и звонит отцу на работу. Ну, они поговорили, и она мне трубку даёт. Отец спрашивает, не видел подарка? Я говорю, не видел. А он говорит, нет мне времени с тобой разговаривать, но, говорит, я очень тобой разочарован! И трубку повесил…. И так он это сказал, что мне реально поплохело. Оказывается, отец за огромные деньги купил для меня японские кисти для каллиграфии, из какой-то коллекции. И они, эти кисти, якобы пропали. А я их и в глаза не видел….
… Вот оно, началось, – внутри у меня всё сжалось, – сейчас скажет, что это я украл, что больше некому. Будь прокляты эти кисти.
– Мать сказала, что отец целую речь приготовил, чтобы мне их вручить после окончания училища. И вот, пропали кисточки. Оказывается, они были спрятаны в моей комнате, на шкафу. Там кроме пыли никогда ничего не лежало. В мою комнату заходил только я, и мои друзья. За это время кучу народу перебывало, пока они там лежали. Вот и Дима заходил, – кивнул он на меня, – что же, я его подозревать должен?
Я смотрел на него, боясь себя выдать. Но все были пьяными и ничего не соображали.
– Да и кому в голову придёт по шкафам шарить, и уж тем более на шкафу, куда я даже сам никогда не заглядывал. Чушь какая-то, вроде, я сам у себя украл и теперь дурака валяю. Обидел меня папа.
Конец Димкиного рассказа никто, кроме меня уже не слушал. Все болтали о своём и расползлись кто куда. Выпив всё, стали расходиться. Вышли на улицу, идём к остановке.
– Слушай, может я у тебя переночую. Видеть отца не хочу. Мне ничего не надо, я на полу лягу. У тебя же, надувной матрас есть?
От этой идеи у меня ноги подогнулись. Я представил себе, как Димка случайно находит у меня в комнате свою коробку с кистями. Минуту, я даже слова сказать не мог.
– Так ты у Розы переночуй, она же одна живёт, – наконец выдавил я из себя первое, что пришло в голову.
– У Розы? А что, вдруг не прогонит, – Димка даже остановился.
Я сразу вспомнил масленые глазки, которыми она весь вечер провожала Димку. Конечно пустит, и в кровать с собой положит. Я только сейчас понял, что она весь этот вечер ради него затеяла. Юбка, короче некуда.
– Подлец! Как у тебя язык поворачивается? Молодая девушка, замуж выходит! Неужели ты на такое способен?
– Да ты что, я же только переночевать…, – залепетал Димка, – и в мыслях не было к ней лезть.
– Мало ты её на картошке портил! Думаешь, я не помню?
– Не было у меня с ней ничего.
– Как же не было? Забыл, как рассказывал, подробности, попка выпуклая!
– Не было. Я же тебе говорил, она мне никогда не нравилась. После картошки мы вообще не встречались.
Неужели и правда, не встречались, – подумал я про себя. Как он может? В мыслях, я не раз обнимал её, ночью просыпался…
– Но, ты прав! – продолжал Димка, – идём к тебе.
– Вот что Дима, ты сейчас пойдёшь к родителям и всё им объяснишь. Они тебя простят. Они же волнуются сейчас, наверное не знают, где ты.
– Ты, правда думаешь, что я сам у себя подарок украл?
– Это не моё дело, разбирайся сам. Может, переложил куда-нибудь, или отнёс показать кому-нибудь, и забыл. Я тебя не осуждаю. Родителей уважать надо! Стыдно, нельзя так. Понимаешь?
С минуту шли молча. Димка, с пьяных глаз соображал медленно.
– Но ты ведь мне веришь? Веришь? – прорезался он, наконец, – ты прав! Ты настоящий друг! Ты правду в глаза говоришь, не все так могут. Я этого не забуду.
Глава-5 За такое можно и по морде
В палате для выздоравливающих, куда меня перевели, было ещё семь таких же как я. Только все они были солдатами из разных частей, а я один гражданский среди них затесался. Болезни у всех были разные, но все инфекционные. Нас уже не лечили, а просто наблюдали, чтобы не было рецидива. Все кроме меня, пребывали в хорошем настроении потому, что «солдат спит, а служба идёт». А мне чего радоваться, я тут можно сказать, за свой счёт. Привезли прямо из военкомата. На медицинской комиссии обнаружили болезнь и привезли сюда, в военный госпиталь на обследование. Оказалось, что я таки подхватил где-то заразу, Инфекционный Мононуклеоз. Что за дрянь, никто не знает. Вначале даже изолировали, два месяца почти провалялся. Теперь вот, в общей палате с этими гогочущими придурками. Радуются, с медсёстрами заигрывают. А у меня никакого настроения. Получается, я целый год жизни потерял.
Сначала в военкомате потеряли мои документы. Когда повестку почему-то не принесли, я уж подумал, вдруг пронесёт, может, забыли про меня. Ан нет, принесли на два месяца позже, а майор в военкомате орал, почему я сам не явился. Ну, говорю, вот он я, нашли ведь, забирайте. А он опять орёт, – мы не забираем, а призываем! В общем, в этот призыв я не попал, сказали ждать следующего. А на следующий, на тебе, в госпиталь попал.
– Димка, к тебе пришли, спустись вниз, – в палату заглянул дежурный санитар.
– Пришли? Кто спрашивает, не сказали?
– Не знаю. Милиция вроде, – санитар ушёл.
Милиция? Зачем я понадобился милиции? Неужели из-за кисточек тех…. Но их больше нет, – размышлял я, пока одевал халат и тапочки, – главное, не паниковать…
Милиционера я увидел со спины, он почему-то был в белой рубашке без кителя. Был ещё кто-то, женщина, милиционер её заслонял.
– Извините, это Вы меня спрашивали?
Милиционер повернулся. Фуражка с кокардой на ней, тоже была белого цвета. Лицо расплылось в улыбке.
– Привет! Не узнал?
Это был Димка. Я действительно его не узнал, настолько неожиданным было это явление. Тот самый Димка, которого, думал, никогда больше не увижу. И которого меньше всего хотел увидеть. Как он здесь оказался, и что это за маскарад? Что ему нужно?
– Вот, Танечка, познакомься, это тоже Дима, мой лучший друг.
Полностью сбитый с толку, я только сейчас сообразил, что вторым посетителем была девушка в ярком платье.
– Таня, – слегка присев и поклонившись, сказала девушка.
Наверное, танцовщица или балерина. Я тряс её руку и в растерянности не знал, что сказать. Мы вышли во двор госпиталя и сели на скамейку. Погода была чудесной, воздух прозрачным и пьянящим после душной палаты. В лучах солнца фигуры посетителей буквально засияли на фоне серого двора и мрачных окон. Девушка-Таня, держа Димку под руку прижималась к нему, не оставляя сомнений в их отношениях. Ниже верхней пуговички её платья открывалось круглое низкое декольте. То, что было видно там, светилось восхитительным цветом. Представив себе, как Димка запускает туда руку, у меня потемнело в глазах. А Димка, вдруг достал откуда-то апельсин и протянул мне. Извини, говорит, ещё два мы по пути к тебе съели. Как тут кормят, тебе хватает? Димка говорил так, как будто мы только вчера с ним расстались, хотя прошло уже месяцев восемь. Я смотрел ошалелыми глазами то на апельсин, то на Танечку, то на белую фуражку, и ничего не понимал. Я приставил себе, что думает сейчас обо мне эта красавица, глядя на моё помятое заспанное лицо, на застиранный, казённый халат и древние как мир, стариковские тапочки. Он снова унижает меня.
– Ничего не понимаю, как вы здесь оказались? А что это за форма? Ты что, в милицию пошёл?
– В армии я, в армии служу! Я думал ты знаешь, – Димка улыбался счастливой улыбкой, обнимал за талию и прижимал к себе девушку, которая с любопытством поглядывала на меня, уткнувшись лицом в Димкино плечо.
– Вы рубашечку белую, помадой не испачкаете? – не выдержал я. Это он так в армии служит. Ага, а её тебе вместо ружья дали.
– Ха! Пусть пачкает. Не стесняйся Танюша, кусай, пусть пацаны позавидуют, – заржал Димка, – мы у тебя дома были. Мама твоя сказала, что ты в госпитале лежишь. Вот, решили навестить.
– А домой, зачем приходили?
– Хотел тебя с Танечкой познакомить. Мы рядом оказались, вот и решили зайти.
Понятно. Девчонку привёл, чтобы хвастаться. Вот мол, посмотри, кого я сейчас… «рисую…».
– Так, почему форма милицейская?
– Внутренние войска, милицейский батальон, часть недалеко от твоего дома. Неужели не знаешь?
– Так что, туда в армию берут?
– Ну, как видишь.
– Да ты гонишь, я же вижу, форма офицерская. Солдаты такую не носят, – на Димке были настоящие штаны-галифе и новенькие, надраенные до блеска офицерские хромовые сапоги, чего на солдатах я точно никогда не видел.
– Обыкновенная форма, у нас все такую носят, – ухмыльнулся Димка.
– Ты что, рядовой?
– Ну да, солдат. В генералы ещё не вышел.
– Все в белых рубашках ходят? Что это за армия такая?
– Праздник у нас сегодня, день рождения части. Вот и нарядили в белые рубашки. А так, у нас всё серое, как эти штаны.
– А фуражка белая, это что, вторая?
– Это не фуражка, белый колпак поверх фуражки натягивается. Чтобы можно было постирать. Тоже часть парадной формы.
– Так почему форма офицерская? Ты что ли блатной?
– Форма не офицерская, а милицейская, обыкновенная. Чего ты к этому привязался, форма и форма, какая разница? Давай о тебе поговорим, как ты тут? Тоже в городе оставили служить? Тоже художником?
Пришлось рассказать, как я оказался в госпитале, и что служить мне ещё только предстоит. А куда заметут, неизвестно. Папаши-то у меня такого нет, как у Димки.
– Ну, ты рисуешь, работаешь?
– Рисую, здесь в госпитале. А то бы вообще с ума сошёл от скуки. А с работой, никак. Я же думал, в армию заберут, кто меня на работу возьмёт.
– Здесь что, мастерская есть?
– Какая мастерская, мать блокнот принесла, большой. Карандашом рисую, и углём иногда. Рисую портреты в основном, солдат, медсестёр. Для себя, чтобы навык не терять.
– А, можно посмотреть? – подала голос Танечка.
– Да, покажи, – подхватил Димка.
– Посмотреть? Можно, почему нет. Сейчас принесу.
Пока шёл в палату за блокнотом переваривал услышанное. Димка, значит, остался в городе. Но почему он не в казарме. Что это за служба такая, с девчонкой подмышкой. Ни хрена себе, я бы так тоже служил.
– Ну вот, смотрите, – отдал я мой рисовальный блокнот в руки Димке, – слушай, а вам там, в вашей части, художники не нужны? Я бы тоже не прочь в городе остаться.
– Знаешь, я впечатлён. Нет, я восхищён, ты настоящий талант! Ты растёшь! – Димка переворачивал страницы моего альбома, а Танечка с восторгом смотрела то на рисунки, то на меня. Её больше не смущал мой зачуханный вид и больничный халат.
– Я так не смогу, – продолжал восхищаться Димка, – портреты очень сильные, такие все образные.
– Скажите, Дима, а сколько времени Вам нужно, что бы такой портрет нарисовать? – снова подала голос Танечка.
– По-разному бывает. Иногда минут 10, иногда больше, как пойдёт. Зависит от моего состояния и настроения.
– А сейчас, сможете нарисовать, вот Диму, например? Смотрите, какая у него шикарная фуражка, – глаза Танечки горели, щёки порозовели.
Видно было, что девушка смущалась. А она хороша, очень хороша, – подумал я.
– Я рисую то, что меня впечатляет. Не знаю почему. Смотрю, а руки сами к блокноту тянутся. Вот Вас, я бы нарисовал. Хотите?
– Хочу, конечно хочу!
– Ладно, сядьте вот сюда. А ты не подглядывай, – сказал я Димке, не люблю когда под руку, – сядь рядом с Танечкой.
Все, наконец, расселись. Декольте мешало сосредоточиться. Хотелось рисовать только эту часть. Какого чёрта, нарисую не лицо, а портрет до пояса, с руками.
– Так ты не ответил, вам там художники не нужны? – начав рисовать спросил я Димку.
– Нет, вроде не нужны, пока. Я же, художник. Хотя работы, скажу тебе, там до хрена и она никогда не кончается. То оформления бесконечные, то какие-то лозунги, даже карты приходилось рисовать. А вот за Аллею Славы, я пока браться не хочу. Там портреты героев нужно рисовать. Заставляют, рисуй, говорят. А я, тяп-ляп не хочу. Вот бы тебя, на эту работу.
– Если ты в армии сейчас, то почему ты не в казарме? Разгуливаешь по городу, да ещё с девушкой. Там у вас все так разгуливают?
– Нет, все не разгуливают. Я же художник, да ещё при штабе прикомандирован. Поэтому, хожу куда хочу, без ограничений.
– А цель какая, ходить без ограничений? Неужели никто не контролирует?
– Нет, не контролируют. Дают задания, а я выполняю. Все довольны.
– А, если военный патруль остановит?
– Да кто же милиционера остановит? Меня ни разу не останавливали. Но если остановят, я бумажку покажу. Вот смотри, тебе первому показываю. Это на крайний случай.
На маленьком, сложенном вдвое листочке белой бумаги было написано, что Димке разрешается ходить где угодно, когда угодно, и якобы он выполняет важное задание. Подписано, генералом МВД и припечатано большой круглой печатью.
– Да, убедительно. А что это за задание такое ты выполняешь, если не секрет, конечно?
– Ничего особенного. Думаю, бумажку дали потому, что иногда начальство даёт личные поручения. Не хотят, чтобы меня с этим случайно задержали.
– Это, что же такое, например.
– Да, ерунда всякая. Последний раз, полковник поручил проявить фотоплёнку и отпечатать карточки. Ну, я в город отнёс, отпечатали. А там, жена полковника и две его дочки на пляже, в купальниках. Просто не хотят, чтобы посторонние видели. А однажды, поручили сделать керамическую бляху на могилу какой-то женщины. Ты, говорят, художник, вот и сделай.
– А, как же ты должен такое сделать?
– Как, как, отнёс в Бытовую фотографию и заказал. И все довольны. Такие вот задания. Зато, я сплю дома.
– Как? Ты спишь не в казарме?
– Дома сплю. Кровать, у меня в казарме, конечно есть. Но сплю, в основном дома. Правда, обещают в части мастерскую оборудовать. Тогда, в город меньше нужно будет ходить.
… Вот это служба. Спит дома. Там, наверное, Танечку, со всех сторон… рисует…. А я здесь, в палате на восемь человек, два месяца безвылазно. Почему всё ему, всю жизнь такая халява ломится?
– А, что это за парни в окнах, на нас смотрят? – вдруг спросила Танечка.
Действительно, в каждом окне торчало по две, а то и по три головы. Хотя окна были закрыты, лица были хорошо видны. Понятно, что все они таращились на Танечку, единственную здесь девушку в ярком платье, с накрашенными губами и сексапильными формами.
