Эпос трикстеров – 2, или Подлинная история хартлендских богов

Предисловие.

* * *

В романе использованы мифы Древней Индии, Древней Греции, фино-угорских, славянских,

северогерманских народов и нартский эпос, а также данные археологических раскопок в Волго-Окском междуречье, на Южном Урале и Северном Кавказе.

Основное действие книги происходит в 2008-2002 годы до нашей эры.

Все герои XX века вымышлены. Любые совпадения имён, фамилий и биографий считайте случайными.

* * *

Краткое содержание предыдущей книги

* * *

Вообще-то предисловие можно не читать, если вы познакомились с книгой «Эпос трикстеров – 1». Мой Вам совет: пропустите и сразу переходите к первой главе. Чего время зря терять?

Ну, а если уж не читали, то краткий пересказ о том, с чего всё началось, лишним не будет.

Итак. Трое старшеклассников – Юрка Аникин, Серёга Гаврилов и Ванька Кашин с утречка 9 мая 1984 года закончили посадку картошки на огороде Николая Денисовича Власова, ветерана Великой Отечественной войны и соседа юркиной бабушки. Этакая тимуровская работёнка, на которую хлопцев «подписал» Дмитрий Юрьевич Аникин, отец того же Юрки. За праздничным столом по случаю окончания «посевной» и Дня Победы дядя Коля, как все здесь называли Власова, начал рассказывать молодому поколению о древних богах, обитавших четыре тысячи лет назад на бескрайних пространствах Восточной Европы от Балтики и Чёрного моря до Уральских гор.

В центре повествования был шаман лесного племени морт, которому «повезло» стать богом. Обычным языческим богом в образе медведя, которого леший-ворса, ставший ему наставником, назвал Волосом (имя такое древнее). Леший обучил новорожденного бессмертного обращению с магией. Оказалось, молодой бог может легко менять собственную внешность, превращаясь в какого угодно человека или животное.

В первые же месяцы своего «бессмертного» существования» Волос подрался с богом грома Индрой и богом ветра Ваю из клана степных арийских богов из-за убитого ими лосёнка. Эти боги жили на одной из высочайших гор Каменного Пояса, которая в наши дни называется Иремель. Там у них был построен Ирий (золотой город, город 33 богов). Волос решил им отомстить и при обследовании окрестностей Иремеля познакомился с преследуемым богами племенем подземных карликов – цвергов. Воплотившись в Великого полоза, Волос стал богом этого племени. Для спасения своих новых подданных от голода он украл у арийских богов их чудесных красных коров, чем доставил массу неприятностей Индре.

А потом Волос влюбился. Никийя была девушкой красивой, не чуждой магии, но, скажем мягко, не слишком умной. Когда Волос смог поймать самого Индру, Никийя освободила громовержца, поддавшись на самую примитивную уловку.

А дальше была эпическая битва Волоса с Индрой. В результате битвы боги помирились и даже подружились. Индра привёл своего нового друга в Ирий и дал ему новое имя – Велес. Впрочем остальным богам оно не понравилось и новичка переименовали в Пушана.

Вскоре новичок нашёл себе подругу – богиню зари красавицу Ушас. И обзавёлся волшебной летающей колесницей, в которую запрягал двух чудесных козлов – Скрежещущего Зубами и Скрипящего Зубами.

В городе богов, как положено плелись интриги. Бог огня Агни со своими приятелями – Вишну, Дакшей, Арьяманом, Сурьей, Камой и Аю пытался выдавить из правительства города (Тримурти) своих противников – бога света Митру и громовержца Индру.

Бог справедливости и закона Дхарма пытался соблюсти нейтралитет. Именно он стал обучать Пушана колдовству. Вместе они работали над проектом поимки и хранения душ. Дхарма обещал провести Пушана по тропам мёртвых.

Между тем Вишну, обиженный на Агни за то, что тот не поддержал его в претензиях на корону одного из трёх правителей города, затеял свою игру и втянул в неё божественного мастера Тваштара. И ещё благодаря Вишну, Пушан уверен, что Митра пытался убить его и Дхарму.

Оно бы и ничего, но за всем этим из-за грани миров с интересом наблюдала некая тёмная сущность, скопище грехов и тёмной магии, жившая на тропах мёртвых. И этой сущности ужасно хотелось разрушить Арьяварту – страну ариев. Поэтому, когда Индра мстил цвергам за украденных коров, сущность вложила чудовищную энергию в проклятие умирающей царицы цвергов.

– Я заклинаю небеса и горы! Пусть не будет покоя и счастья никому из вашего клана, пока вы не оставите нашу землю! Пусть неудачи и раздоры станут вашими вечными спутниками! – сказала царица.

А зловредная сущность стала делать всё возможное для исполнения этих слов, провоцируя скандалы и раздувая конфликты. У сущности было много возможностей исподволь вмешиваться в дела богов и смертных.

А тут ещё климат в степях Арьяварты начал меняться. Год за годом становились всё засушливее. Несколько родов начали переселение от Аральского моря на Балканы. В стране нарастала неразбериха. Размножились банды разбойников. При уничтожении одной из таких шаек жестоких грабителей, насильников и убийц погиб Шакракарт, смертный десятник из племени марутов (гвардии Индры), обучавший Пушана боевым искусствам. Шакракарт успел стать другом Пушана и тот вместе с Дхармой решил сопровождать его душу на путях мёртвых. В качестве жертвы, открывающей вход на тропы мёртвых, принесли сердца и пойманные души четырех трупов разбойников, а также одного живого (до жертвоприношения, конечно) пленника.

Пленник оказался подростком по имени Титон. Он клялся, что никого не убивал и в шайку попал случайно. Пушан сначала не верил ему, но на тропах мёртвых изменил своё мнение. Молодой бог поверил мальчишке. Из-за этого он чуть не погиб, спасая Титона от заслуженной кары. Милосердие Велеса оказалось превыше всех законов. Стражи, стерегущие границу, отделяющую мир Света от троп мёртвых, дали душе Титона шанс исправить свои земные грехи…

Николай Денисович Власов рассказывал эту длинную историю в подробностях по вечерам и выходным несколько недель. За это время Юрка Аникин пытался найти свою любовь. Глупо, неуклюже, но настойчиво.

А Иван Кашин неожиданно встретил в доме дяди Коли говорящего козла по описанию похожего на Скрежещущего Зубами. И Ваня начинает понимать, что Власов не так прост, как кажется…

* * *

Глава 1. Ахшен. Дочь раджи

* * *

Учёба практически закончилась. В понедельник ранищу не вставать, потому что на уроки уже не идти. Начались консультации по подготовке к экзаменам.

На консультациях Юрка сидел в полоборота и бессовестно пялился в спину Светки Черновой. Благо она была на другом ряду чуть впереди нашего героя и можно делать вид, что смотришь не на неё, а на стол учителя (там дальше – по диагонали).

По меркам прошлых веков Светку скорее всего назвали бы доской, но в конце XX века её фигура уже признавалась фотомодельной. Высокая, стройная. Гимнастикой занимается, но без особых перспектив. В учёбе звёзд с неба не хватает, но твёрдая хорошистка. Зато в общественной жизни – лидер. Председатель совета отряда в пионерах и сейчас в комсомольцах – секретарь ячейки. Активистка. Короткая стрижка её русых волос почему-то постоянно вызывала у Юрки ассоциации с комсомолками 20-х годов. А от этих ассоциаций так и веяло романтикой, яростным напором и революционной свежестью. Хотя, конечно, у комиссаров шлемы уже запылились… Но речь-то не о комиссарах, а о Черновой, а она – вон какая свежая и ладная. В общем Светка ему давно нравилась. Юрка в аутсайдерах тоже никогда не ходил. Во многих мероприятиях они со Светкой вместе участвовали. Общих воспоминаний с эпизодами на любой вкус – вагон и маленькая тележка. Короче, подходящий вариант. Надо действовать.

После консультаций Аникин заметил, что Светка Чернова намылилась в библиотеку. Юрка пошёл за ней. Школьная библиотека располагалась в двухэтажном пристрое. На первом этаже – столовая, а на втором – библиотека со спортзалом. Попасть в "храм печатной мудрости" можно было только пройдя по коридору мимо столовой и поднявшись на второй этаж по боковой довольно запущенной лестнице.

Чернова зашла в библиотеку. Аникину не захотелось торчать одному на пыльной лестничной площадке и он пошёл за девчонкой. В библиотеке кроме них посетителей не было. Пока Светка сдавала пачку книг, Юрка, время от времени поглядывая на неё, бестолково вертел в руках какую-то брошюрку, кажется, про гражданскую войну с уходящим поездом и бегущим от него мальчишкой. На мальчишке был красный галстук. «Разве в гражданскую войну были пионеры?» – мелькнула в голове Аникина шальная мысль. Брошюрка явно была для младшего школьного возраста и никак не соответствовала интересам данного читателя. Этот момент не укрылся от глаз библиотекарши. Закончив с Черновой, она уставила на парня удивлённый взгляд поверх очков и спросила:

– Тебе чего, Юра?

Тот помотал головой:

– Ничего. Я потом приду.

И поспешил за Светкой. На лестничной площадке он её догнал:

– Света!

Та обернулась:

– Чего тебе, Аникин?

– Я это… – краснея начал Юрка и понял, что вступление как-то не задалось, а потому перешёл к конкретике. – Пошли со мною в кино? В субботу. Вечером.

– В кино? – растерянно переспросила Светка. – А в какое?

– «Блеф» с Челентано. Говорят, очень смешное. Комедия.

– Ну… – начала тянуть Чернова, – я пока не знаю… Суббота же ещё далеко… Давай я тебе попозже отвечу? Договорились?

– Ой, а чего это вы тут делаете? – с тем же глуповато-удивлённым выражением на лице, что у пацана с сачком из «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён» с нижних ступенек лесницы на них смотрела Маринка Кузнецова.

Юрка тяжело вздохнул («Ой, как же ты тут некстати») и голосом кота Матроскина сообщил:

– Это мы за грибами ходили…

– А где ваш сундук? – загадочным тоном поинтересовалась Маринка.

– Ну, знаешь, Кузнецова, – возмутился Аникин, – Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат?

Сказал и быстро стал спускаться по лестнице к выходу в коридор первого этажа. Фыркнув и подмигнув Маринке, за ним последовала Светка. Кузнецова проводила парочку тоскливым взглядом и пошла вверх – в библиотеку.

* * *

Вечером компания в составе младшего и старшего Аникиных вместе с Серёжкой Гавриловым вновь были в гостях у Власова. А вот Ванька Кашин почему-то не смог приехать. Очень срочные дела у него нашлись.

Услышав об этом, Николай Денисович с сожалением покачал головой, выразил надежду, что в следующий раз увидит всю команду в полном составе и начал рассказ…

* * *

Говорят, от осинки не родятся апельсинки. Поэтому, чтобы получить душу чистую, лишённую греховных наклонностей, надо ребёночка с рождения воспитывать среди людей хороших и неиспорченных. А для создания подобной среды нужен труд многих поколений. Аристократия создана для развития общества и повышения уровня культуры, а не для получения кормлений и растранжиривания богатств, нажитых предками, как полагают некоторые далеко не лучшие её представители.

Династия раджи Митрена свою роль выполняла с честью, много поколений управляя родами, жившими в верховьях реки Вороны.

На юге от них жили племена ариев, несколько отличавшиеся своим говором и культурой. Много веков назад на Дон откуда-то из-за Кавказских гор пришло небольшое племя, у знати которого была одна культурная (точнее даже анатомическая) особенность, которая позволяла с первого взгляда узнавать их среди других людей. Все брахманы и вожди племени, а также их законные потомки по мужской и женской линии имели яйцеобразную форму головы.

Я не шучу. Черепа их были вытянуты и выглядели раза в полтора выше, чем у обычных людей. А если подобную голову по традиции ещё и украсить высокой шапкой, то любой встречный тут же проникался уважением к такому человеку. Может быть, там и не было семи пядей во лбу, но одна-то точно была. Значит, шибко вумный. А что ещё подчинённым надо? Если знаешь, что тобой руководит умный начальник, так и выполнять его приказы легче. Даже если знаешь, что «чудо» это рукотворное. Детям вождей и брахманов с рождения на голову накладывали тугие повязки. Постепенно череп деформировался, рос в высоту, а не в ширину. Вот так и получались для ариев высоколобые правители и жрецы. Может быть, обычай слегка садистский, но куда деваться? Красота требует жертв, а политика и вера – ещё больше.

За минувшие сотни лет яйцеголовые подчинили себе племена на широкой территории от Днепра до Волги, от Кавказских гор до северных лесов. Дальние предки Митрена с ними не очень ладили. Уж больно презрительно те относились к тем у кого обычная голова. Но дед и отец Митрена пытались найти дружбу с яйцеголовыми.

На западе на реке, что носила имя бога Варуны (это её позже Вороной обзывать стали), стояли прекрасные древние города Матхура и Варунаси, в каждом из которых было не меньше трёхсот дворов. Деду удалось наладить с ними торговлю. А ещё он взял под своё покровительство древнее святилище, что стояло южнее его владений в среднем течении Варуны (Вороны). Здешний мегалитический храм был настолько древним, что вся местность вокруг него была просто усыпана высокими курганами, хранившими в себе погребения великих жрецов.

Покровительство включало в себя военную защиту и периодические щедрые дары. Подарки его были настолько обильными, что яйцеголовые брахманы из святилища узрели в них волю богов, настоятельно рекомендовавших признать северного раджу своим родственником. Сделать самого раджу яйцеголовым они не могли (возраст уже не тот), а вот с деформацией черепа его детей проблем не возникло.

Отец Митрена продолжил политику родителя. И более того, он построил свой форпост рядом со святилищем. А чуть позже раджа объявил это святилище главным храмом своего племени и сделал новый город своей столицей. Точнее ставкой, поскольку других городов в его владениях не было – только стоянки, население хоть и жило в зоне широколиственных лесов, но занималось кочевым скотоводством, разводя коров, лошадей, овец и свиней, а также по чуть-чуть земледелием и охотой. Жили они в конических чумах, сооруженных из слег и шестов и укрытых шкурами лошадей, коров и диких туров. 7-8 метров в диаметре – не слишком просторное жилище, но зато в любой момент можно его разобрать, погрузить на волокуши и отправиться на новое место. Идея рыть дом в земле многим казалась несколько странной. Зачем? Ведь полуземлянку на новое место не увезёшь. Но если радже так хочется, то кто ж будет возражать? Хочет жить, как южане – пусть живёт. В конце концов, ему виднее. Он же яйцеголовый! Да и удобнее это, когда дом раджи всегда в одном месте находится. В случае чего всегда точно знаешь куда жаловаться.

Столица получила звучное имя Хастин. Не первый и не последний город с таким именем во владениях ариев. Видимо, старый раджа предполагал, что град сей в будущем разрастётся до огромных размеров, подобно слону («хастин» по-арийски значило «слон»). Впрочем, вряд ли он представлял себе это животное. Скорее всего думал о лосях. Но лось – это тоже хорошо, хотя и с рогами.

* * *

Город разросся до полусотни дворов, когда старый раджа помер, оставив всё хозяйство своему единственному наследнику – Митрену. Сын похоронил отца не по обычаям предков, а по традициям яйцеголовых, со всеми почестями, положив в катакомбную нишу могилы вместе с покойником его ваджру – символ княжеской власти, то есть небольшую булаву с каменным навершием о четырёх закруглённых выступах.

Молодому радже было тогда двадцать четыре года и он уже семь лет был женат на дочери раджи из Варунаси, девушке по имени Лалавати, столь же знатной, благочестивой и яйцеголовой. Этот прекрасный союз гарантировал княжество Митрена от любых неприятностей с юга. А больше их ждать ниоткуда не приходилось. На севере на пять дней пути тянулись безлюдные леса и болота, за которыми прятались охотничьи племена. А на западе до Данапра (Днепра) народ жил родственный, но до того редкий, что и в расчёт его можно было не принимать.

Имя Лалавати значило «добрая воля бога». Только добрая воля эта всё никак не снисходила на высокородную пару. За семь лет у них не родилось ни одного ребёнка. Два выкидыша на первом месяце – не в счёт. В общем-то это серьёзный повод для развода. Но тесть Митрена, услышав как-то такую мысль от своего кума, тактично намекнул, что ответит на подобный демарш сожжением Хастина и аннексией южных поселений по Вороне. Вместе со святилищем. Благо тамошние брахманы и ему родственниками приходились. Причём настоящими. Но самым неприятным было то, что силёнок у него для этого действительно было достаточно. Так что своё обещание выполнить он вполне мог.

Правда тесть не запрещал Митрену завести пару-тройку наложниц, да прижить детишек от них. И сама Лалавати на этом настаивала. Понимала, как тяжело мужу без детей. В народе уже слухи поползли, мол немощен наш раджа. Бабу поиметь не может, где уж ему племенем управлять?

Но Митрен был мужчиной благочестивым на деле, а не на словах. Идея с наложницей казалась ему какой-то противоестественной. А ещё он был человеком очень религиозным. Почитал всех богов Ирия. И даже пару из тех, кто в Золотом городе не жил. Небесного царя Дьяуса и властительницу смерти Мару, к примеру. Каждому богу он жертвы приносил. Правда некоторым оптом. Сурье, Ашвинам и Ушас – всем вместе и сразу. Вроде как они одну работу выполняли. Но более всех почитал он тех богов, которых видел лично. К его отцу как-то пару раз заглядывал Ваю, один раз был Индра. И, конечно, Митра. Этот у старого раджи каждый год бывал. Можно сказать, что они дружили. Раджа был заядлым охотником и рыболовом. Вот Митра к нему и прилетал отдохнуть от божественных дел на недельку-другую. Прилетал, конечно не в золотых одеждах с короной на голове, а в кожаных штанах, кожаной рубахе и рыжей парке с капюшоном. В общем одевался он, как какой-нибудь охотник с севера. И рожу на себя нацеплял… Такие морды только за Каменным поясом водятся. Глаза раскосые, скулы высокие, волосы чёрные и гладкие. Пойди, догадайся, что это бог света Митра! Но ему того и надо было. Не хотел, чтобы его узнавали. Шутник!

В племени все, как на подбор были истинными арийцами – светловолосыми и голубоглазыми. И вот среди них появляется этот монголоид в будёновке и с парашютом за спиной. То есть, в охотничьей парке с капюшоном.

Но бога не волновало, что все на него пялятся. Он с раджой уходил в леса или на реку, прихватив для комфорта пару-тройку слуг. Жили в специально подготовленных охотничьих хижинах. Охотились-рыбачили по настроению, но больше пили горячительное и байки травили. Батя Митрена знатный краснобай был. Даром что ли его брахманом признали? А Митрена в это время оставляли в Хастине на хозяйстве. Так что на ту божественную тусовку ему удалось всего-то раз попасть. Подростком в качестве слуги. Ох, и интересно же тогда было! Ох, и завидовал же он потом отцу страшной завистью.

Когда Митра, прилетев в очередной раз, узнал, что старого раджу уже похоронили, загоревал.

Вот, мол, как жизнь проходит быстро. Был человек, и нет его. Один курган остался. Достал из висевшей на боку сумы баклажку с божественной сомой, сам выпил, Митрену дал…

– О-о-о-о! Божественно!!!

– А ты как думал? Чай не ключница пойло делала. Сам Сома варил!

Остатки чудесного напитка на курган вылил. Белую козочку сам себе в жертву принёс. Мясо тут же на кургане пожарили, со второй баклажкой сомы в кругу самых верных слуг употребили. А потом вздохнул Митра глубоко и горестно, поглядел тоскливо на молодого раджу и говорит:

– Ну, что, Митрен? Даром что ли тебя в мою честь назвали? Запрягай колесницу. На рыбалку к Варуне поедем. Где тут у вас осетры водятся?

Молодой раджа, конечно, такого не ожидал. Но рыбалку организовал честь по чести. Богу понравилось. Да и собеседником он оказался не хуже отца. И уже в конце недельного рыбачьего запоя… Богу-то что? У него похмелья не бывает. Пальцами щёлкнул и уже, как стёклышко. А раджа-то просто человек! Так вот, аккурат в момент утренней похмелки всё ещё мучимый абстинентным синдромом Митрен и рассказал о своей беде.

Митра на это только хмыкнул и посоветовал не переживать по пустякам.

– Кто с богами сому пьёт, тот о таких мелочах может не заботиться. Ну-ка, встань-ка в полный рост…

Раджа поднялся, а Митра глянул на него так, словно дырку в причинном месте прожечь взглядом собрался.

– Нет, – говорит, – с тобой, похоже, всё в порядке. Жену твою поглядеть надо. Да ты не боись, вылечим. Только не сейчас. Я к тебе попозже загляну.

Ну, попозже, так попозже. Раньше, чем через год Митрен бога в гости не ждал. Ошибался.

* * *

Всего через пару месяцев поздно вечером угрюмый Митра появился на пороге «дворца» раджи. Он выгнал на улицу всех слуг и «нукеров», сел у очага на стащенную с нар баранью шкуру, с удовольствием вытаскивая из огня жарившиеся там (между прочим, совсем не для него!) куски мяса на большое бронзовое блюдо.

– А вы чего там застыли? – удивлённо обратился он к остолбеневшим Митрену и Лалавати. – Садитесь к огню. Ты, Лалавати, миски неси. Из чего сому пить будем? Дело у меня к вам есть.

Раджа быстренько расстелил шкуры для себя и для жены, а его супруга принесла небольшие мисочки, похожие на пиалы. Когда раздавала их мужу и гостю, божество уставилось на неё тем самым взглядом, что хорошо запомнился Митрену по прошлому общению. Затем усмехнулся и сказал:

– Помогу я вам в вашей беде. Исцелю тебя, Лалавати. Будет у вас ребёнок. Единственный. И будете вы у меня избранными. Но вот наследника вы родить не сможете.

У раджи с женой рты пооткрывались:

– Как же так?

– А ребёнок?

Митра достал из сумы, что висела на его боку, баклажку с сомой и разлил её по «пиалкам», раздал их собеседникам. Выпил свою порцию, сунул в рот небольшой кусок жирного мяса и, глядя на застывшее в ожидании ответа лицо женщины, усмехнулся:

– А ребёнок будет девочкой. И вы её с рождения обещаете не какому-нибудь раджёнку в жёны, а в жертву богу.

– Убить нашу дочь? – вырвался крик из груди Лалавати.

– Дура что ли? – грубо оборвал её Митра. – Живой она будет. Воспитаете, как положено. И чтобы ни один мужик её пальцем не трогал. А придёт срок, станет она женой бога. И сына родит. Остальное – не вашего ума дело. Сому-то пейте. Чай не каждый день вам такое предлагают…

Хозяева отхлебнули по глотку. Видно было, что божественный напиток их сейчас совсем не волнует.

– А почему же мне, кроме этой дочери нельзя ещё детей родить? – жалобно вопросила Лалавати.

Митра глянул на неё прищурившись. Хорошо, что Лалавати не поймала этот взгляд. Она бы почувствовала в нём холод и презрение.

– А чтобы заботились вы о своей дочери получше. Вот для того и будет она у вас единственным ребёнком. Понятно?

Супруги молча кивнули.

– Ну, а раз понятно, то я пошёл. Некогда мне тут с вами лясы точить, – заявил Митра и направился к выходу.

Уже приподнимая шкуру, закрывавшую дверной проём, бог обернулся к опечалившимся супругам и сказал:

– Через пару месяцев прилечу – посмотрю, как беременность идёт.

У Митрена глаза по полтиннику стали, рот открылся, и из него вырвалось нечленораздельное:

– А-а-а…

– Да исцелил я её уже, – пренебрежительно бросил Митра, а потом игриво улыбнулся, подмигнул Лалавати и добавил. – Сому допивайте и – в постель. Я прикажу, чтобы рабы и вои вас не беспокоили.

Сказал и вышел из дома.

Ошарашенные супруги ещё несколько минут молча сидели, глядя на дверной занавес, а потом Лалавати одним глотком выпила остатки сомы и произнесла:

– Милость богов мало отличается от их гнева.

Её супруг кивнул головой в знак согласия и молча выпил желтовато-мутную жижу из своей «пиалки».

* * *

Девочку, что родилась через девять месяцев после той ночи, назвали Ахшен, что одновременно значило и «госпожа», и «голубка».

Сразу после рождения Митра провёл над ней особый обряд, который, как он сказал, позволит ей не бояться болезней и сглаза. После обряда на бедре младенца появилось родимое пятно, похожее на колесо с восемью спицами, создающими два наложенных друг на друга креста. Коловрат – личный символ Митры.

– Теперь даже боги не будут иметь над нею власти, – заявил улыбающийся бессмертный обеспокоенным родителям девочки.

Росла Ахшен настоящим ангелочком, что по внешности, что по характеру. Стройная, голубоглазая, с длинными волосами цвета спелой пшеницы. Даже яйцеголовость не портила её (разумеется в современном нам понимании красоты), а придавала какой-то изысканный шарм. Кроткая, почтительная к старшим, богобоязненная, добрая и чувствительная до жалостливости к животным и увечным людям…

* * *

– Мама! – маленькая девочка в ярко-жёлтой тунике, подаренной ей самим богом света, сурово смотрит на супругу раджи. – А правда, что Анагай потерял свою руку, когда защищал папу от разбойников?

Поначалу озадаченная столь резкими нотками в голосе дочери Лалавати, услышав продолжение речи, немного успокаивается.

– Правда, дочка. Анагай вырос в бедной семье. Его потому и зовут «не имеющий скота», что у его родителей не было даже коровы. Но он был сильным и ловким юношей и поступил на службу ещё к твоему дедушке. Однажды твой отец великий раджа Митрен ехал со свитой в гости к твоему дедушке в Варунаси. В лесу у реки на них напали разбойники. Бандитов было много. Они убили двух воинов твоего отца и ранили Анагая, отрубив ему руку. К счастью, Митрену с остальными воинами удалось победить разбойников. Никто не ушёл от справедливой кары. Правда, Анагай с той поры не мог быть больше воином.

Голубые глаза семилетней девочки наполняются слезами, но взгляд жесткий, словно сталь, готов проделать дырку в матери.

– Мама, – требовательно звучит её голос. – Как же вы могли забыть об Анагае? Он же потерял руку, спасая отца! А теперь он живёт один в холодной хижине и за еду пасёт чужой скот. Вы с папой должны были позаботиться о нём! Если этого не сделать, то кто потом захочет рисковать жизнью за столь неблагодарного раджу и его семью?

Последние слова просто обезоруживают Лалавати. Дочка мудра не по годам. Ей, конечно, нет дела до того, кто будет служить радже и как. Ей просто жалко несчастного Анагая. Она хочет ему помочь. Но ведь знает, хитрюга, что сказать, чтобы добиться своего!

– Я согласна с тобою, дочка, – пряча улыбку и стараясь сохранить полную серьёзность, отвечает супруга раджи. – Я переговорю сегодня с твоим отцом и думаю, что он решит эту проблему.

Восторженное сиянье голубых глаз. Благодарный выдох:

– Мамочка…

И маленькое тельце повисает на шее удивленной от такой реакции Лалавати.

– Чмок, чмок! Ты лучшая мама на свете!

* * *

Вечером Митрен хмуро выслушивает рассказ супруги об этом разговоре, но последний аргумент и для него становится убийственным.

– Хорошо, – уже улыбаясь, отвечает раджа. – Пусть старый Анагай живёт у нас. Он многое знает и многое умеет. Да и с детьми ему всегда удавалось ладить. Я назначаю его воспитателем и охранником нашей дочери.

– Охранником? – изумляется Лалавати.

– А ты что думала? – усмехается Митрен. – Анагай и левой рукой владеет сулицей, кинжалом или даже мечом не хуже, чем кое-кто из молодых воинов – правой. А какие вещи он выделывает кнутом…

* * *

Природу не обманешь, она всё равно где-нибудь вылезет. Поскольку у Митрена не было наследника, он не возражал, когда любимая дочка пожелала обучиться у Анагая трём главным искусствам, которым обучали всех мальчиков её племени: скакать на коне, стрелять из лука и говорить правду. Впрочем, последнему её все обучали ещё с пелёнок. А к первым двум прибавилось владение копьём, кинжалом и бичом.

* * *

Ко дворцу раджи прибыл караван из его северных владений. Хотя слово караван для десятка тяжеловозов, нагруженных кремнием и большими, похожими на древнегреческие амфоры, горшками с зерном, может быть и не совсем подходит. Но как это ещё назовёшь?

Молодой парнишка по имени Сараби (то бишь, «головастый») в домотканой расшитой узорами рубахе и таких же штанах пристроил одного из тяжеловозов у самых дверей огромной полуземлянки, гордо именуемой дворцом раджи, и отвязывал один из горшков с зерном.

Старый Анагай с девятилетней Ахшен как раз возвращались от речки со связкой плотвичек. Рыбёшку предполагалось завялить. Очень хорошее дело, когда ларёк для продажи чипсов ещё не построили, а семечки из Нового Света ещё не завезли, поскольку саму Америку открыть не успели. И что прикажете жевать, когда делать нечего? Вяленое мясо или вот: вяленую рыбу. Оно, конечно, не дело «принцессе» на рыбалку за плотвой ходить, но ведь как интересно! Девушка знатного рода должна бы в это время в горнице сидеть, да вышивать приданое для суженного.

Ай, о чём это мы? Какое ещё приданное? Какой ещё суженный? Ахшен богу в жёны предназначена. На кой ляд ему тряпки в приданое? Уж лучше тогда на рыбалку сходить. Плотвичек для вяления наловить. А заодно Анагай расскажет, какая рыба как себя ведёт, да какие повадки имеет, да как её поймать половчее. Забавные эти рыбы… Очень людей напоминают.

– Вот ведь, паршивец, – буркнул себе под нос Анагай, глядя, как парень у входа во «дворец» отвязывает горшок с зерном. – Разобьёт же сейчас посудину. Ты, госпожа, подожди меня здесь немного. Пойду, помогу этому балбесу. А ты вон у Сахуга спроси когда он привезёт для тебя из Варунаси свирели. Я в прошлый раз его об этом просил.

Ахшен пошла к старому Сахугу, что важно стоял неподалёку, держа в руках длинный кнут из хорошей воловьей кожи, и наблюдал за разгрузкой каравана. А Анагай отправился на помощь парню.

Сараби уже зубами пытался развязать узел и думал: «Ну, какой дятел так запутал эту верёвку, что и развязать-то невозможно?» И тут он услышал за спиной:

– Давай подмогну, малый.

Сараби уже и слова благодарности приготовил и обернулся с радостью в глазах, но только как помощника увидел, радость вся пропала, а хорошие слова на устах застыли.

– Да чем же ты мне помочь-то сможешь, однорукий?

Старый Анагай только усмехнулся. Не впервой ему такое от людей слышать. Не обиделся, а только подошёл поближе да взялся за дно кувшина, чтобы поднять его чуть повыше и ослабить этим верёвки для Сараби…

* * *

Митра прилетел в Хастин посреди белого дня. С тех пор, как Ахшен стала ходить и говорить, бог света бывал в гостях у Митрена чуть ли не каждый месяц. Прилетит, поболтает с раджей и Лалавати, поговорит с няньками и наставниками «принцессы», обязательно даст свои рекомендации, а потом несколько часов нянькается с самой девчонкой. Иной раз может и куда-нибудь в путешествие с собой утащить, как он говорит, мир поглядеть. В тот день ему не повезло. Ахшен с Анагаем на речку ушла. Митра, конечно, со всеми служанками переговорил, с родителями девчонки кумысу выпил. Вроде бы всё хорошо, но внутри бога тихо росло непонятное раздражение. Няньки втык получили, что рукоделием мало занимаются. Брахману, что с «принцессой» веды изучал, божество разнос устроило за то, что он сам один из гимнов неправильно процитировал.