Buch lesen: «Исторические заметки»

Schriftart:

© В. Н. Болоцких, 2020

© А. И. Давыдов, 2020

ISBN 978-5-0051-1590-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Болоцких В. Н. Декабристы и Гражданская война: проблемы моральной ответственности

Конфликты, противоречия, борьба за территории и ресурсы, приводящие к столкновениям и даже войнам, являются неотъемлемой частью человеческой истории с момента выделения человека из животного мира. Борьба шла и идёт не только за материальные блага, но и за идеи самого разного рода. Современная эпоха отличается только неимоверно мощными средствами уничтожения, способными уничтожить всё живое на планете. Также неимоверно усилились возможности влияния на сознание и психику человека, возможности манипулирования людьми.

Именно поэтому чрезвычайно остро стоит вопрос о моральной ответственности глав государств, государственных деятелей, политиков, оппозиционеров, революционеров за выдвигаемые ими идеи, теории, призывы, за возможные последствия в виде малых и больших катастроф.

Самые жестокие и кровавые войны в истории человечества – это войны за идею, к которым относятся и Гражданская война в России. Структуры мировоззрения, сознания, морали, построенных на ВЕРЕ, одинаковы. Одинаковы, потому что построены на вере в одну главную, фундаментальную идею. Такой идеей может быть вера в возможность построения справедливого общественного устройств (социалисты, коммунисты, анархисты), в Бога и т. п.

Если вера в свою идею становится безоговорочной, достигает стадии фанатизма, то рано или поздно адепты этой идеи приходят к допустимости применения насилия в отношении тех, кто не признаёт истинность этой идеи. История полна примеров преследований по религиозным мотивам и религиозных войн.

Равно как и примеров насилия во имя революционных теорий, обещающих счастливое будущее.

Очень хорошо суть этого явления выразил Л. Троцкий: «Вопрос о личной репрессии в революционную эпоху принимает совсем особый характер, от которого бессильно отскакивают гуманитарные общие места. Борьба идёт непосредственно за власть, борьба на жизнь и на смерть – в этом и состоит революция, – какое же значение может иметь в этих условиях тюремное заключение для людей, которые надеются в ближайшие недели овладеть властью и посадить в тюрьму или уничтожить тех, которые стоят у руля? С точки зрения так называемой абсолютной ценности человеческой личности революция подлежит „осуждению“, как и война, как, впрочем, и вся история человечества в целом»1.

Декабристы представляют один из немногих случаев осознания своей моральной ответственности. Их идеи преобразования России и практическая деятельность основывались на признания и уважения личности и собственного достоинства всех людей, независимо от сословного статуса и материального положения.

Декабристы размышляли о путях и средствах достижения своих целей и готовности народа к введению конституции и освобождения от крепостного права. Что делать вначале: сначала освобождать крестьян, а потом просвещать или наоборот?

Наиболее наглядно это видно из письма М. Муравьёва-Апостола брату Сергею за год до выступления декабристов: «Допустим даже, что вам легко будет пустить в дело секиру революции; но поручитесь ли в том, что сумеете ее остановить?»2

Друг и соратник М. Муравьёва-Апостола, И. Якушкин, в разговоре с А. Бестужевым по дороге в одну из финских крепостей, утверждал, что неудача восстания 14 декабря произошла от «нетерпения», что истинное назначение дворянских революционеров состояло в том, чтобы быть «основанием великого здания, основанием под землей», «никем не замеченным», «но что мы вместо того захотели быть на виду для всех, захотели быть карниз». И потому «упали вниз», заметил сопровождавший арестованных дворянских революционеров, солдат3.

К великому сожалению, последующими поколениями российских революционеров это чувство моральной ответственности, уважения собственного достоинства и личности всех людей, понимания ценности человеческой жизни было полностью утеряно. Фанатизм, безоговорочная вера в свою правоту, растущее неверие в преобразовательные возможности самого народа стали наиболее характерными чертами морали и личности российских революционеров4.

Стремление революционных сил любой ценой достичь своих целей, основанных на вере в возможность создания справедливого общества, сопротивление сил старого общества, а также неприятие широкими народными массами, прежде всего крестьянскими, революционных и контрреволюционных лозунгов, недовольство ими откровенным грабежом всеми сторонами привели к взаимному озверению, немыслимым жестокостям, забвению заповедей божьих и человеческих в годы Великой революции в России 1917—1920 гг.

Уроки Гражданской войны в России с точки зрения моральной и личностной ответственности всех её участников не только не были усвоены, они просто были забыты, никто и никогда не обращал внимания на них.

И продолжается идейная борьба, основанная на безоговорочной вере в свою правоту, в истинность своих идей и теорий, продолжают раздаваться призывы к уличным акциям во имя непонятных, но не подвергающимся сомнению целям.

Хорошо ещё, если за этими призывами стоят корыстные интересы «вождей» и идеологов. Хотя и в таком случае разрушительные для общества последствия могут быть очень большими.

Гораздо опаснее идейные вожди, не сомневающиеся в своей правоте и готовые на любые жертвы во имя осуществления своих теорий и целей.

Но невозможно принести благо обществу, если не сомневаться в своей правоте, если не задумываться о возможных последствиях, о своей моральной ответственности.

Болоцких В. Н. Крестьянское хозяйство в XIX – начале XX в. и Великая революция 1917—1920 гг.

Существенным недостатком абсолютного большинства исторических и социально-экономических исследований является отсутствие чёткого определения основных понятий. Поэтому нередко возникает взаимное непонимание, когда исследователи используют одни и те же слова, но по-разному понимают их смысл. Поэтому статья начинается с определения основных понятий.

Крестьянской хозяйство – многоотраслевое, натуральное потребительское, с целью удовлетворения потребностей крестьянской семьи в продовольствии, одежде, обуви, жилище и т. п. Оно может быть мелкотоварным, но основная причина продажи части произведённой продукции – получение средств на уплату налогов и других повинностей, а также некоторых ремесленных и промышленных товаров, которые невозможно изготовить силами крестьянской семьи. Крестьянин – человек, ведущий именно крестьянское хозяйство, а не вообще занятый в земледельческом производстве.

Фермер — предприниматель, владеющий или арендующий землю, и занимающийся на ней сельским хозяйством с целью получения дохода (прибыли).

Помещичье хозяйство – землевладение, доход от которого получается с помощью зависимых от его владельца крестьян, экономически самостоятельных, но обязанных в силу каких-то причин (по марксистской терминологии – внеэкономического принуждения) нести повинности в пользу владельца земли (натуральный и денежный оброк, барщина и иные).

Паупер – нищий, получающий содержание от общества. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А. Н., 1910. Паупер (лат. Pauper бедный) нищий, человек, лишённый средств к существованию.

Пролетарий — ПРОЛЕТАРИЙ, я, муж. Наёмный рабочий, лишённый средств производства. Городские, сельские пролетарии. |жен. пролетарка, и (разг.). |прил. пролетарский, ая, ое. Толковый словарь Ожегова. С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. 1992.

Таким образом, пролетарий – это рабочий, не имеющий средств производства и вынужденный жить за счёт продажи своей рабочей силы и жить не обязательно бедно – при высокой квалификации и большой зарплате он может достичь уровня среднего класса. А паупер – бедняк, голодранец, живущий за счёт подаяния. В этом принципиальное различие между пролетариями-рабочими и пауперами, опустившимися людьми, людьми дна.

Проблеме революций в России начала XX в. посвящено огромное количество работ. Но, к сожалению, подавляющее их число носят конъюнктурный идеологический характер. К ним относятся практически вся советская историография, а также значительная часть зарубежной (только с обратным знаком).

Но тема российских революций, их причин, особенностей, состава участников, характера, последствий остаётся чрезвычайно актуальной и спустя более века. Особенно важной является проблема участия крестьян в революциях и Гражданской войне. Это важно по причине гигантского преобладания крестьян в составе населения, и их активного участия в революционных событиях.

Ю.А Петров в историографическом обзоре итогов изучения российской революции указывает на растущую популярность модернизационной парадигмы в поисках глубинных причин революций. Сторонники модернизационного подхода концентрируют внимание на трансформации традиционного аграрного общества в индустриальное. При этом основное внимание обращается на способность правящей элиты справляться с вызовами времени и понять необходимость реформ. Именно неготовность государства адекватно отвечать на вызовы времени приводит его к столкновению с демократизирующимся обществом. Ю. А. Петров обращает внимание на то, что остаётся дискуссионным вопрос о соотношении успехов и трудностей на пути модернизации: «оптимисты» (Б. Н. Миронов) подчёркивают успехи и значительный рост уровня жизни населения, «пессимисты» (С. А. Нефёдов) рост населения России связывают с уменьшением душевого потребления.

В тоже время очень популярными становятся разного рода конспирологические концепции, рассматривающие втягивание России в войну, а затем её падение как результат заговора внешних (германских или британских), либо внутренних сил – революционеров, масонов, генералов и т. д.5

В советской историографии сложилась традиция называть революции в Европе в XVII – XIX вв. буржуазными, а революции в России начала XX в. – буржуазно-демократическими. И это не случайно. В европейских революциях буржуазия играла активную и важную роль и была главным «выгодоприобретателем» от революционных преобразований.

Российская буржуазия вела себя пассивно. Её значительная часть, прежде всего промышленно-финансовая, была тесно связана с самодержавным государством, получала от него заказы и менять ничего принципиально не желала. У капиталистов, чьи интересы лежали в сферах сельского хозяйства, лёгкой и перерабатывающей промышленности осознание классовой общности только зарождалось, буржуазные политические партии только начинали складываться в ходе Первой революции и так и не превратились в серьёзную политическую силу.

Основными участниками революционных событий оказались рабочие и крестьяне, поэтому революции и получили определение «демократических», т.е. народных. При этом рабочие и крестьяне практически не выдвигали социалистических лозунгов ликвидации частной собственности на средства производства и только расчищали путь для капиталистического развития страны.

Другой отличительной особенностью буржуазных российских революций было активное участие в них крестьянства. Наступление капитализма ведёт к разрушению аграрной экономике, основанной на мелком крестьянском хозяйстве. В результате большинство крестьян лишаются земельных наделов и превращаются в лишённых средств производства пролетариев. Поэтому европейские крестьяне или не участвовали в революциях, или выступали силой контрреволюционной. В России именно активное участие крестьяне подорвало самодержавие в первой революции и привело к его быстрому свержению в феврале 1917 г.

Именно глубоким корням российских революций и роли крестьянства в них посвящена данная статья.

В последние годы вопрос о положении крестьян в пореформенное время вызывает большой интерес и острые споры. Главная обсуждаемая проблема: как стали жить крестьяне после отмены крепостного права – хуже или лучше.

В зависимости от ответа на этот вопрос оценивается роль крестьян в революции. Или они активная сила, борющаяся за всеобщий передел земли, которой им остро не хватало и приводило к прогрессирующему ухудшению их материального положения, или жертва революционной и (или) либеральной интеллигенции, которая внушила крестьянам, что они живут плохо, хотя жили они всё лучше и лучше.

И ещё один принципиальный вопрос возникает и в связи с поведением русских крестьян, и в связи с пониманием причин революций: обязательно ли для складывания революционной ситуации ухудшение благосостояния основной массы населения страны, в нашем случае – крестьянства. Не бывает ли так, что именно рост благосостояния и растущие потребности входят в противоречие с устаревшими экономическими и политическими формами жизни общества, что и приводит к революции, если господствующие классы упорствуют в своём желании сохранить неизменными своё привилегированное положение и социально-экономический и политический строй?

Не бывает ли так, что сам по себе уровень жизни крестьян не является определяющим в их поведении, если среди их источников доходов всё большую роль играют неземледельческие занятия? Ведь в таком случае разрушается привычный крестьянский образ жизни, исчезает сам многовековой мир деревни. Потому что в таком случае у большинства крестьян возникает и растёт желание сохранить их путём всеобщего передела земли, в надежде таким образом увеличить земельные наделы и жить так, как жили предки.

Не являясь специалистом по экономической и социальной истории, не буду делать развёрнутый анализ работ по этой тематике. Отмечу только, что решение поставленных вопросов осложняется проблемой достоверности статистики урожайности, потребления, вообще уровня благосостояния населения России на рубеже XIX – XX веков и крестьян, в частности. Литература по социально-экономической истории России накануне и после отмены крепостного права огромна, но окончательных выводов не сделано до сих пор, о чём свидетельствуют работы последних лет6.

Интерес среди историков и других исследователей к положению крестьянства в пореформенный период был всегда. Но в последние годы этот вопрос стал активно обсуждаться, в том числе с точки зрения влияния материального положения крестьянства на участие в революциях в России и вообще роли крестьянства в революционных событиях благодаря основательной работе Б. Н. Миронова о благосостоянии населения России в XVIII – начале XX века и революции. Первое издание вышло в 2010 г., а в 2012 уже доработанное втрое.

Первое издание вызвало обстоятельное обсуждение на страницах журнала «Российская история»7. Участники дискуссии отметили огромную работу, проделанную Мироновым по сбору и анализу богатейшего материала. Но было сделано и много критических замечаний.

Например, Н. А. Иванова не считает доказанным утверждение, что математико-статистические методы позволяют «распутать сложный узел взаимодействия между генетикой и средой в регулировании роста»8.

В выступлениях других участников обсуждения характер постановки Мироновым вопросов характера экономического развития, благосостояния населения, искусственности революции вызывает различные точки зрения от признания их дискуссионными до критики чрезмерно положительной оценки «мудрых правителей».

Обзор точек зрения на монографию Миронова сделал В. И. Бакулин. Он пишет об аргументированной критике утверждений Миронова о росте благосостояния на основе данных о росте жителей России. Высказываются критические замечания о недооценке Мироновым тяжести различных налогов и прочих платежей для крестьян, росте крестьянского малоземелья и т. д. Особенное возражение вызывает использование Мироновым «среднестатистических данных», использование им термина «средний уровень развития страны» в условиях сильнейших диспропорций во всех сферах жизни российского общества9.

Миронов существенно переработал монографию для второго издания. В то же время значительно сокращён старый текст за счёт материала вспомогательного характера10.

Во введении Миронов формулирует основную цель своей работы. Он приводит исключительно негативные отзывы историков и публицистов о России и её прошлом, в которых «имперская социально-политическая система изображается как абсолютно не эффективная и не способная обеспечить ни развитие экономики, ни повышение благосостояния населения. Весь период империи рассматривается якобы под углом зрения, с одной стороны, обеднения народа, с другой – кризиса крепостничества и самодержавия. Пауперизация и кризис – две стороны одной медали: кризис почти фатально вел страну к революции, потому что крестьянство нищало. Понижение уровня жизни крестьян и рабочих лейтмотив почти всех работ по социально-экономической истории имперского периода».

В Европе негативный имидж России, пишет Миронов, сложился со второй половины XVI в., а в самой России в публицистике и либеральной историографии в конце XIX – начале XX в. «в эпоху борьбы либерально-демократической общественности с авторитарной властью, с благородной целью – утвердить в стране гражданское общество и правовое государство. В советской историографии образ бедной, отсталой, агрессивной и угнетающей себя и других России приобрел новые краски и вошел в учебники истории, а через них – в массовое сознание».

Миронов ставит своей целью опровержение этих стереотипов. По его мнению, именно благосостояние является самым надёжным критерием оценки эффективности экономики, государства и проводимых им реформ. «Если уровень жизни систематически повышается, значит, экономика и государство работают удовлетворительно, реформы приносят положительные плоды, и наоборот».

Источником для опровержения стереотипов явились антропометрические данные (прежде всего о росте, или длине тела, человека). Миронов утверждает, что «когда благосостояние повышается, средний рост населения увеличивается, а когда понижается, то и рост уменьшается».

Проделав колоссальную работу по сбору и обработке антропометрической информации Миронов оказался готовым к доказательству своего главного тезиса: «Россия – нормальная европейская страна, в истории которой трагедий, драм и противоречий – нисколько не больше, а достижений и успехов – нисколько не меньше, чем в истории любого другого европейского государства»11.

Нисколько не сомневаясь «нормальности» России, сразу выскажу несколько замечаний. В дореволюционной и советской историографии много работ об экономическом и социальном развитии России, в которых выражены самые различные точки зрения.

Во-вторых, сами по себе рост благосостояния или пауперизации населения не является единственным и даже основным критерием «эффективности экономики, государства и проводимых им реформ». И потому что нет единых и монолитных дворянства, буржуазии, крестьянства и рабочего класса – внутри себя они делятся на многочисленные группы, различающиеся очень сильно по разным параметрам, в том числе по уровню благосостояния, своим жизненным потребностям и стремлениям. И потому что источники благосостояния различны даже у представителей одного сословия и эти различия могут свидетельствовать о кризисе экономической основы этого сословия. И потому что не только и не столько государство определяет характер развития любой страны, на которое на самом деле оказывают воздействие множество факторов: природно-климатических, географических, геополитических, демографических, этнических и культурных12.

Не случайно, утверждения об однозначной связи роста человека и его благосостояния, а также о повышении благосостояния в среднем как критерии эффективности имперского государства вызвали наибольшие возражения у оппонентов Миронова.

Основной посыл историографического раздела монографии Миронова: уже в дореволюционный период сложилась парадигма кризиса и пауперизации. Творцом её явилась «либерально-радикальная интеллигенция», стремившаяся к власти. При этом Миронов не раскрывает содержание понятия «либерально-радикальная интеллигенция». В России второй половины XIX – начала XX в. среди образованной части общества было множество идейных течений самой разной направленности, сторонников реформ и революций, которые внутри себя делились на огромное количество противостоящих друг другу воззрений. И следовало бы доказать правомерность их объединения в единое и нераздельное понятие.

Согласно парадигме кризиса и пауперизации, «причиной общего, или системного, кризиса России и обнищания её населения в первой половине XIX в. являлось крепостное право, а в пореформенное время – половинчатость освободительных реформ 1860-1870-х гг.» (общество не получило конституцию). Постоянное снижение жизненного уровня крестьян и рабочих рассматривалось как главное доказательство кризиса и несостоятельности имперского режима. Советская историография унаследовала эту парадигму и обобщила её до исторической закономерности о непрерывном обострении нужды и бедствий не только крестьян, но и рабочих в антагонистических общественно-экономических формациях.

До 1917 г. отрицание или просто сомнение в прогрессирующем обнищании народа рассматривалось «как страшная ересь, поскольку отнимало главный аргумент у противников царизма в их борьбе за влияние и власть». В советской историографии парадигма стала настоящей идеологемой, за отклонение от которой можно было потерять не только уважение в научном сообществе, но работу и свободу. Даже теперь отрицать идеологему (парадигму) по-прежнему «трудно и опасно» из-за большого числа её сторонников среди историков старшего и среднего поколения. В подавляющем большинстве случаев парадигма признавалась учёными и кривить душой не приходилось. Примерно то же самое происходило в западной историографии.

«Это доказывает принудительный характер парадигмы в научных исследованиях», – заключает Миронов. Парадигма носит императивный характер и каждый исследователь должен следовать ей, чтобы не быть исторгнутым из научного сообщества. Миронов подчёркивает: «Трактовка концепции кризиса и пауперизации как научной парадигмы, защищенной общим мнением научного сообщества и благодаря этому обладающей огромной силой инерции, хорошо объясняет, почему соответствующие ей представления удерживаются в историографии более столетия, несмотря на то что противоречат фактам»13.

Разумеется, исследователю, идущему наперекор общему мнению, приходится сталкиваться с сопротивлением косной научной среды. Ему приходится вновь и вновь доказывать обоснованность своей точки зрения и добиваться признания новой концепции или уточнения старой. Он может даже выглядеть «белой вороной». Конечно, в советское время по идеологическим мотивам можно было подвергнуться критике, профессиональным ограничениям, а при Сталине и потерять свободу. Это действительно отрицательно сказывалось на состоянии советской исторической науки. Но утверждение, что наказывали именно за непризнание парадигмы кризиса и обнищания представляется преувеличением. Тем более это заявление представляется чрезмерным для настоящего времени.

Сам Миронов, ниспровергатель господствующей более ста лет парадигмы, за относительно короткий срок выпустил два издания двухтомной и огромной «Социальной истории России», два издания «Благосостояния населения и революция в имперской России: XVIII – начало XX века», публикует статьи, его работы широко и вполне доброжелательно обсуждаются в научной периодике, стремится показать себя преследуемым. Кто из историков не хотел бы быть «исторгнутым» из научного сообщества таким образом?

Участники обсуждения ещё первого издания этой работы Миронова особенно критично высказались о представлениях Миронова о революциях в России, их причинах, а также о концепциях революции (безоговорочно поддержал автора только С. В. Куликов, сторонник понимания революции как заговора)14.

Анализировать антропометрическую часть работы Миронова нет особого смысла. Даже если согласиться с тем, что постепенное увеличение среднего роста населения России в XIX – начале XX в. связано в первую очередь с ростом его благосостояния, это нисколько не приблизит нас к пониманию причин революций и роли в них крестьянства. В данном случае решающее значение имеют источники благосостояния и изменения в этих источниках, а также последствия, вызванные ими в социально-экономическом положении, поведении, морали, семейных отношениях. Хотя Миронов обращает внимание на перемены в крестьянском хозяйстве, на расширение источников благосостояния населения, особенно крестьян, но не придаёт им должного значения.

Доказать «нормальность» России только с помощью антропометрических данных не получается, поэтому Миронов много внимания уделяет социально-экономическому развитию России.

Миронов считает, что крестьянское и помещичье хозяйство не испытывали упадка в первой половине XIX в., а уровень жизни крестьян повышался. Но, признаёт он, они могли удовлетворить лишь скромные базисные потребности огромного большинства населения. По его мнению, то, что две трети помещиков возражали против отмены крепостничества доказывает отсутствие кризиса крепостного хозяйства.

Причины отмены крепостного права Миронов сводит к экономической целесообразности, развитию самосознания крестьянства, опасениям перед потенциальными волнениями, но главная причина для него лежит «в гуманитарных, военных и политических соображениях». Государство не исчерпало всех экономических возможностей крепостного права, не довело его до состояния полного внутреннего разложения, но «под воздействием со стороны либеральной общественности и самого крестьянства, а также в силу острой государственной потребности в модернизации и более глубоком усвоении европейских культурных, политических и социальных стандартов упраздняет институт крепостничества».

Автор также отрицает существование революционной ситуации 1859—1861 гг.15

Революционной ситуации тогда действительно не было. В остальном объяснение причин отмены крепостного права вызывает сильное смятение. Никого кризиса не было, две трети помещиков отстаивают крепостничество, благосостояние крестьян улучшается, но они «воздействовали» на верховную власть вместе с «либеральной общественностью». Крепостное хозяйство не в упадке, но есть экономическая целесообразность его отменить. Почему-то развивается некое крестьянское самосознание, которое при улучшении жизни крепостных, требует отмены крепостного права. Реальная крестьянская война под руководством Пугачёва не заставила Екатерину II даже смягчить режим крепостного права, а страх «потенциальных волнений» так испугал её правнука, что он его вообще отменил. Пётр I и его преемники в XVIII в. активно «усваивали» европейские стандарты во всех сферах жизни и «институт крепостничества» им не мешал, а тут вдруг…

Что это за острая «государственная потребность в модернизации»?

В чём согласен с Мироновым, так в том, что не кризис крепостничества привёл к отмене крепостного права и другим реформам. Вообще, крепостное право лучше не отменять, гораздо лучше, чтобы феодальная зависимость крестьян изжила бы себя и постепенно отмерла, исчезла бы в ходе социально-экономических перемен.

И в первой половине XIX в. в России начались прогрессивные изменения в сельском хозяйстве. Появились сельскохозяйственные машины, новые культуры, новые приёмы агротехники, всё шире использовался наёмный труд, конкуренцию помещикам стали составлять представители других сословий16. Интенсификация сельского хозяйства Прибалтики привела к отмене крепостного права в Курляндии, Лифляндии и Эстляндии.

Для понимания подлинных причин отмены крепостного права необходимо помнить, что в первой половине XIX в. в России появились также положительные сдвиги в промышленности и на транспорте. В 1830-е гг. начался промышленный переворот. Росло число фабрик и заводов с паровой машиной и наёмным трудом. Перевозка грузов и пассажиров на основных реках Европейской России к середине века осуществлялась пароходами.

Но все эти достижения связаны исключительно с отраслями экономики, не входившими в сферу интереса самодержавного государства: текстильная, перерабатывающая отрасли промышленности, речные перевозки, производство машин для сельского хозяйства.

Но в тяжёлой промышленности и производстве вооружений, в которых преобладал труд приписных и посессионных крестьян, которые работали в основном на государство, промышленный переворот фактически не начался. Военных пароходов имелось крайне мало, нарезное оружие отсутствовало, принципы комплектования и обучения войск устарели. Также как было чрезвычайно мало железных дорог, первые были построены или начаты строительством только в начале 1850-х гг.

Военно-техническое отставание явилось одной из основных причин поражения в Крымской войне, которая показала громадное ослабление военной мощи империи. И именно для восстановления военной мощи, возвращения статуса военной супердержавы и проводились реформы Александра II и прежде всего крестьянская.

Освобождение крестьян было проведено от начала до конца наиболее дальновидными и умными государственными чиновниками. Сознательно или нет, они добивались двух основных целей, противоречащих друг другу в своей основе: во-первых, создания условий для промышленной модернизации России в военных интересах государства и оздоровления государственных финансов, во-вторых, сохранения помещичьего землевладения с соблюдением всех интересов помещиков.

Наиболее серьёзные упреки в адрес Александра II со стороны либеральной, демократической и революционной общественности и близких к ним историков были и есть упрёки в непоследовательности, незаконченности реформ, так как здание не было закончено; освобождение крестьян, земская, городская, судебная, университетская, цензурная и военная реформы не были увенчаны конституцией России или хотя бы созданием всероссийского земства.

Но противоречивость, непоследовательность Александра II заключаются не в том, что он не даровал даже самой куцей конституции, он и не обещал ничего подобного. Противоречивость и непоследовательность самодержавного монарха заключается как раз в том, что он всё-таки дал земство, суд, университетский устав, допускал гласность и т. д. Ибо цель и смысл его преобразовательной деятельности – укрепление устоев самодержавия с помощью казённой тяжёлой промышленности и модернизации армии. Но для того, чтобы было на что и кому строить железные дороги, заводы и работать на них, Александр II и его правительство были вынуждены пойти на ликвидацию крепостничества и неизбежно сопровождающие эту акцию реформы. Но этому сопротивлялись дворянство и чиновничество (которые вполне справедливо полагали, что ничего хорошего им это не принесёт) и чтобы провести преобразования приходилось прибегать к мерам, выходящим за рамки самодержавной бюрократической монархии.

1.Троцкий Л. Моя жизнь. – Т. 2. – Москва: Книга, 1990. – С. 210.
2.Муравьев-Апостол М. И. Воспоминания и письма. – Петроград: Былое, 1922, 1922. – С. 81.
3.Якушкин И. Д. Записки, статьи, письма декабриста. – Москва: Изд-во Акад. наук СССР, 1951. – С. 88.
4.См. подробнее: Болоцких В. Н. Мораль и личность российских революционеров. – 2 изд. – [б.м.]: Издательские решения, 2018. – Гл. 2—3.
5.Петров Ю. Россия накануне Великой революции 1917 г.: современные историографические тенденции // Российская история. 2017. №2. С. 4—6.
6.Давыдов М. А. Осторожнее со статистикой // Вопросы истории. 2011. №3; Кузнецов И. А. Российская дореволюционная урожайная статистика: методы критики // Вопросы истории. №6; Александров Н. М. Сколько крестьянину надо земли? (К вопросу о норме крестьянского надела в пореформенное время) // Российская история. №2012. №5; Егоров В., Зозуля О. Кустарные промыслы пореформенной нечернозёмной деревни (на материалах Московского региона) // Российская история. 2015. №5; Иванова Н. А. Стратификация российского общества и революция 1905—1907 гг. // Российская история. 2016. 4; Карпачёв М. Д. Воронежская деревня в начале XX в: социальный облик в условиях перестройки социальных отношений // Вопросы истории. 2016. №7; Волков В. В. Экономическое положение крестьян в России в конце XIX – начале XX в. // Вопросы истории. 2017. №10.
7.Россия в истории: от измерения к пониманию. Новая книга Б. Н. Миронова в откликах и размышлениях его коллег // Российская история. 2011. №1. С. 145—204.
8.Там же. С. 148—149.
9.Бакулин В. И. Историческая концепция Б. Н. Миронова как предмет научной дискуссии // Вопросы истории. 2017. №2. С. 135.
10.Миронов Б. Н. Благосостояние населения и революция в имперской России: XVIII – начало XX века. М., 2012. С. 12.
11.Там же. С. 15—17.
12.См. подробнее: Болоцких В. Н. Опыт 6. Обаяние государства-ТВОРЦА: Частная собственность, государство и общество в России. Точка зрения предпринимателя // Болоцких В. Н., Давыдов А. И. Опыты психоанализа Клио. Б. м. Издательские решения. По лицензии Ridero. 2017.
13.Миронов Б. Н. Указ. соч. С. 52—53.
14.Россия в истории: от измерения к пониманию // Российская история. 2011. №1. С. 181—196.
15.Миронов Б. Н. Указ. соч. С. 526—527.
16.Дружинин Н. М. Избранные труды: Социально-экономическая история России. М., 1987. С. 270—274; Он же. Русская деревня на переломе. 1861—1880 гг. М., 1978. С. 9; Корнилов А. А. Курс истории России XIX века. М., 1993. С. 61—62.

Der kostenlose Auszug ist beendet.

Genres und Tags

Altersbeschränkung:
16+
Veröffentlichungsdatum auf Litres:
17 Juli 2020
Umfang:
140 S. 1 Illustration
ISBN:
9785005115904
Download-Format:
Text
Durchschnittsbewertung 4,3 basierend auf 299 Bewertungen
Audio
Durchschnittsbewertung 4,7 basierend auf 1041 Bewertungen
Audio
Durchschnittsbewertung 4,9 basierend auf 132 Bewertungen
Audio
Durchschnittsbewertung 4,5 basierend auf 242 Bewertungen
Audio
Durchschnittsbewertung 4,6 basierend auf 542 Bewertungen
Audio
Durchschnittsbewertung 5 basierend auf 365 Bewertungen
Text
Durchschnittsbewertung 4,9 basierend auf 372 Bewertungen
Text
Durchschnittsbewertung 4,9 basierend auf 498 Bewertungen
Text, audioformat verfügbar
Durchschnittsbewertung 4,7 basierend auf 564 Bewertungen
Text
Durchschnittsbewertung 0 basierend auf 0 Bewertungen
Text
Durchschnittsbewertung 0 basierend auf 0 Bewertungen