Zitate aus dem Buch "Халатная жизнь", Seite 2

нас в семье, конечно, главной была мама, она была лидером. Отец – вспыльчивый, и если он говорил «нет» или выходил из себя, то справиться с ним могла только мама – своей нежностью и любовью. Между ними была какая-то приспособленность к привычкам друг друга. Это сродни товариществу, как говорят, они вместе прошли огонь и медные трубы.

– Я в порядке, скорей возвращайся. Ну а главную «новость» ты, конечно, знаешь… – запнулась она. – Какую?! – Ну, насчет Лили. – Нет, нет, ничего не знаю! – Ее… уже нет. – О господи… – Я была в шоке. И, предчувствуя ответ: – Как это случилось?! – Вернешься, сама узнаешь, – сказала Майя, не доверяя телефону. Я переспросила:

После формально исчерпанного конфликта мы продолжали встречаться, чинно беседовать, посещать друг друга, но прежнее доверие ушло безвозвратно. Для меня, как это ни странно, самым травматичным оказалось само предположение Родиона (а следовательно, и Майи

В завещании он просил правительство «устроить сносную жизнь» его семье: «Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры…» Это понятно. Но далее Маяковский добавляет: «…и Вероника Витольдовна Полонская». С актрисой Малого театра Вероникой Полонской у него был бурный ро

аскетическим, как он сам. В нем висело несколько портретов,

равейник бегов, морозный день набирал силу, на скамейках трибун все жались друг к другу. Помню пар от горячих пирожков с мясом, которые продавали за 5 копеек штука. Пока Толя делал ставки, я тоже захотела подкрепиться, но мне уже не досталось. Самое удивительное, что те, кому пирожки

зывали, что «ушедших уже не вернуть, а жизнь продолжается». Вася тут же напомнил, что отец был легкий, веселый человек: «Он бы нас одобрил». Но мне стало не по

Теперь предстоит выполнить ее волю, – проговорил, жалко улыбаясь, Катанян, – развеять прах, как она говорила, «чтоб, вспоминая обо мне, не должны были тащиться на кладбище».

другой галактики». Мне кажется, это не совсем так. Тарковский каждый раз загонял обиду внутрь, осознавая, что против него (его эстетики и таланта) ведется организованная кампания – его воображение в периоды бездействия усиливало трагическое состояние. Если человек этой силы воли, абсолютной жесткости

Я думаю, что для Олега Ефремова это была та же страсть, что и театр, но театр – постоянная