Серебряный след

Редактор Исмаил Акаев

Оформление обложки Исмаил Акаев

Иллюстратор Изнаур Акаев

© Янина Дикаева, 2022

© Изнаур Акаев, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0055-7637-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Избранное

Повесть «Серебряный след»

Рассказы «Зейнаб», «Старики»

Янина Дикаева

Посвящается светлой памяти моего прадедушки Абдуллаева Хайруллы

ПОВЕСТЬ

СЕРЕБРЯНЫЙ СЛЕД

«Исчезло солнце за горой

И звезды вспыхивают в небе

О чем задумался, Шарой?

Твоя седая быль как небыль…»

//У. Ярычев//

Муъминат

I

– Помогите, помогите! Мужчины, просыпайтесь! Позор нашему роду! – пронзительные крики разбудили в то утро маленький аул Бути, лежавший на самом пике высоких гор Шароя…

Это была весна 1935-го года. Где-то за хребтом величественная Грузия, а совсем рядом скалистый Дагестан. Над холмами медленно поднимался багровый диск солнца. Недалеко послышался вой волка, смешавшийся с заунывным визгом шакалов, жаждущих очередного куска падали.

Муъминат подошла к окну и начала прислушиваться. Крики усиливались. Женщина встрепенулась. Накинув на голову светлую шаль, она быстро побежала в сторону того места, откуда доносился шум.

– Что случилось? – крикнула она, подбегая к кучке людей.

– Горе нам, горе! – запричитала соседка, – отару овец угнали изверги. Словно горящим куском железа прошлись по сердцу женщины эти слова.

– Да что же вы стоите-то как обледеневшие? – наорала она на мужчин, нарушая все каноны покорной женщины Кавказа.

– Догонять их бессмысленно, Муъминат. Они уже, наверняка, далеко ушли от аула. На пастбище были два пацаненка, совсем юных, они их припугнули и забрали, а дети что сделают?

– Для кого как бессмысленно, – раздраженно выпалила женщина, прервав их разговор, и схватила под уздцы недалеко стоявшего коня, даже не соизволив спросить, кто его хозяин. Ловко вскочив в седло, она поскакала на конец села.

– Вернись! Твой муж не одобрил бы твои действия, – крикнул ей вслед мужчина.

– Но и ваши тоже!!! – доносил им ветер в ответ слова женщины. Муъминат со всей силы гнала коня. – Только бы успеть, только бы догнать – твердили мысли. А над тем, что она собиралась делать, когда догонит, женщина и не задумывалась. Как могла вернуть целую отару овец у воров из Дагестана одна хрупкая красавица. Однако сила ее духа и непоколебимость характера действительно совершали чудеса. Сердце забилось сильнее, когда женщина увидела клубы пыли, поднявшиеся от топота лошадей грабителей. Она поняла, что нужно обогнать их и повернула на другую тропу, чтобы выйти им навстречу. Изумлению мужчин не было предела, когда перед ними откуда ни возьмись на взмыленном коне появилась молодая красавица с растрепанной черной косой и с повисшей на одном плече шалью.

– Что ты делаешь? Ты с ума сошла? – еле вымолвил один из них.

– Не сошла! – Если с нашего аула, здоровые мужчины с весны на заработках и остались только немощные старики да дети, то женщины к вашему сведению еще не перевелись, которые смогут защитить аул от таких, как вы! И если бы сегодня, оказался дома мой муж, не быть бы вам больше живыми! – смело соскакивая с коня, ответила Муъминат. Стянув с плеча белую шаль, Муъминат начала размахивать ею перед отарой овец, пытаясь повернуть их обратно. Беззащитная и хрупкая женщина совсем затерялась среди пыли, которая поднялась от топота лошадей и овец.

– Перестань! Не давай мне поднимать руку на женщину! Ты слышишь меня или нет? – орал на нее охрипшим голосом один из грабителей. И вдруг среди этого сумасшедшего ржания перепуганных лошадей грабителей и блеяния овец, она услышала родной топот вороного. Хайрулла, покинувший на время по делам аул, возвращался домой. Это был председатель сельского совета, видевший немало испытаний на своем веку, суровый горец, перед которым опускали глаза даже самые именитые работники НКВД. Один за другим произведенных в воздух два выстрела вмиг установили тишину.

– Пошли отсюда вон, коли жить хотите, не то со мной разговор короткий, – прогремел его голос. Хайрулла, недолго думая, направил ружье теперь уже не в воздух, а в сторону воров. Незваные гости были растеряны. Они молча начали поворачивать коней. Он посмотрел на Муъминат. Запыхавшаяся от быстрой езды, она вся вспотела и мокрая прядь волос из распутавшейся косы легла вдоль ее тонкой шеи, а утренние лучи солнца игриво бегали по линиям чётко очерченного, нежного профиля. Уставшая, она была ещё красивее. Этот случай с грабителями из Дагестана вновь всколыхнул в ней всю ее утихшую в семейной рутине необузданную страсть.

– Чей это конь? – спросил он.

– Не знаю, стоял там, у поилки в ауле, – равнодушно ответила Муъминат.

Хайрулла рассмеялся.

– Как же это похоже на тебя! Что же ты ещё ружьё у кого-нибудь не отобрала? И вообще, что ты собиралась делать, если бы я не подоспел?

– Ружья не было там ни у кого с собой, а что ты придёшь, я знала, – улыбнулась она.

– Пошли… – улыбнулся ей в ответ Хайрулла.

Уставшая Муъминат тихо брела за мужем, набросив свою порванную шаль на такого же усталого коня. Хайрулла не обращал внимания на растрепанные волосы жены, первый раз в жизни непокрытые платком. Сегодня она отстояла его честь, честь всего рода, показала пример мужества многим мужчинам, в одиночку отбив целую отару овец у воров. Она была не только матерью его троих детей, но и целым знаменем, которое можно было пронести через всю жизнь, и никакая грязь не в силах была бы его запятнать.

Хайрулла потерял отца, когда был еще в чреве своей матери. Овдовевшая в юности мать, сохранила верность его отцу и больше не связала свою жизнь ни с кем. Зная, что в огромном мире ему не от кого ждать помощи, Хайрулла стал прилежным учеником сурового учителя, имя которого было Жизнь. Закаленному на ее уроках, ему чуждо было любое проявление слабости. И живя по неписаным законам чести, он занял прочное положение в горском обществе, умело руководя своим родовым селом. А достойная жена заменила ему всех, став крепкой жизненной опорой…

В свое время многих удивило, что выбор Хайруллы пал на эту красавицу. Хотя, на первый взгляд, кажется почему? Ведь руки и сердца этой шаройской красавицы добивались не только местные горцы, но и гости с Дагестана и даже с соседней Грузии. Однако Хайрулла был скуп на проявление чувств. Коня он приводил к роднику, когда тому действительно хотелось пить. Он был гораздо старше молодых джигитов, и многие в ауле уже пророчили ему холостую жизнь. В былые времена горцы очень рано связывали себя узами брака. – Так и проскакал на вороном свои лучшие годы Хайрулла. А ведь сколько мужества и отваги-то сидит в нем. Сыновей бы ему, да жену достойную – сокрушались тогда сельчане….

Отара овец возвращалась в аул. Солнечные лучи ярко озаряли вершины гор. Муъминат все также тихо шла за мужем, лишь изредка поглядывая в его сторону. Он был с ней всегда суров и даже, что удивительно, порою жесток, однако нрав этой строптивой красавицы не был создан для подчинения слабым мужчинам. Она знала об этом и возносила мужа до королевских высот, не опускаясь сама до низости рабыни. Таковы они и были реалии настоящей кавказской любви, где и над чувством и разумом властвовала честь…

В сакле хныкали годовалые близнецы, во дворе мычал скот. Прибежал запыхавшийся старший сын Малик. Десятилетний мальчонка обегал весь аул в поисках матери. Малик радостно подбежал к Муъминат:

– Ты куда ушла? Я по всему аулу носился, искал тебя. Нана, (с чеч. мать) что с тобой?

– Лучше бы за детьми присмотрел. Куда бы я делась? – Муъминат тихо опустилась на порог. Однако нытье малышей ее заставило подняться и зайти в саклю…

II

Асет и Анас появились на свет, когда отца не было дома. Роды были очень тяжелыми. Благодаря помощи местных повитух, малыши чудом остались живы. Новорожденные были очень слабыми. Не менее здорова была и сама Муъминат. Состояние роженицы вызывало опасение у окружающих. Сельчане быстро снарядили гонца в город за Хайруллой, который находился там по рабочим делам. Услышав разговор людей, женщина еле повернула к ним свое посиневшее, почти безжизненное лицо, на котором были заметны испуг и беспокойство.

– Даже умирать его боится, – съязвила одна из соседок. Муъминат усмехнулась:

– Боюсь… вот и не умираю как видишь…

Соседке стало неловко, что больная услышала ее неудачную шутку:

– Муъминат, я пошутила. Ты здорова, опасный период миновал, вот приложишь к груди своих малышей и сразу в себя придешь. Кстати, как назовем их?

– Не надо! – тихо проговорила обессиленная женщина, подняв бледную руку. – Не надо! Он… он сейчас придет… он сам назовет…

Женщины недовольно переглянулись. Многих в ауле удивляла и раздражала излишняя покорность бывшей гордячки, в которой когда-то строптивости хватало на всех с лихвой. В девичестве Муъминат могла себе позволить то, на что никогда бы не решились робкие горянки с шаройских аулов. Резкими репликами она затыкала рты на вечеринках безнадежно в нее влюбленных парней, не раз отказывая им в танце и срывая ловзар (чеч. вечеринка).

Не любили Муъминат многие в ауле… и неудивительно… пусть красота и спасает мир, но в большинстве случаев путь к этому спасению пролегает через ревность, зависть и ненависть окружающих. Но быстро покорилась Муъминат взрослому, видавшему виды огненно-рыжему горцу, удивляя даже его самого этой преданностью. Она сама не могла объяснить себе этот факт, но может эта и была та самая настоящая любовь, не поддающаяся описанию и признанию…

Женщины услышали за окном сильный топот и бешеное ржание взмыленного коня, который уже мордой тыкался в окно сакли. Все перепугались. Когда это видано, чтобы так близко мужчина подходил к сакле, где находятся одни женщины, да еще и роженица. Старушка-повитуха, принимавшая роды у Муъминат, сразу выбежала за порог, чтобы встретить этого неожиданного гостя. На ужас женщины Хайрулла оттолкнул ее от порога и заскочил в саклю. Он стоял неподвижно в середине комнаты разгоряченный, уставший после долгого пути, тяжело дыша, держа одну руку на поясе, на котором висел серебряный кинжал с потертой рукояткой. Капли пота проступали между нахмуренных бровей, а тонкие, крепко сжатые под густыми светлыми усами губы выдавали волнение и страх. Онемевшие соседки молча наблюдали за ним, боясь поднять на мужчину глаза.

– Жива! – вымолвил он наконец… и осмотрелся вокруг. Взгляд мужчины упал на дальний угол комнаты, где лежали два крошечных белых свертка, которые словно новорожденные котята издавали редкие звуки. Хайрулла снял с головы папаху, вытер рукой пот, и не смотря ни на кого, спросил:

– Кто?

– Мальчик и девочка, – быстро ответили ему.

– Анас и Асет! – буркнул он себе под нос и вышел из сакли. Женщины вздохнули с облегчением, а на лице ослабленной роженицы проступила едва заметная улыбка. Казалось, что этот сумасшедший, непонятный и необъяснимый горскими неписаными адатами поступок Хайруллы медленно возвращал в нее жизнь….

III

Муъминат зашла в саклю. Анас и Асет уже давно проснулись и устали плакать от голода и долгого отсутствия матери. Не менее уставшая женщина улыбнулась детям и принялась за свой ежедневный труд. Нелегка жизнь чеченок в горных аулах: вставать нужно спозаранку, отогнать скот, принести издалека воду, преодолевая извилистые каменные тропы, а пока солнце не начало припекать нужно успеть в поле, где идет вспахивание земли и единственная техника, пригодная для этого, – запряженные волы.

Муъминат быстро сновала по сакле, забыв про утреннюю усталость, ведь впереди целый длинный день. Середина весны постепенно переходила в лето и в воздухе уже начинал чувствоваться зной, поэтому нужно быстрее разобраться, хотя бы с частью дел по хозяйству. Женщину кто-то окликнул. Муъминат, протирая руки, нехотя вышла во двор. Не время для болтовни с соседками.

– И что ее принесло сюда? – подумала она. Во дворе стояла соседка Кемси, а с ней рядом две ее незамужние племянницы – стройные, застенчивые горянки – завидные невесты аула. Во двор сразу забежал Малик. Мальчику было любопытно с чем пожаловали к матери соседки. Чуть неподалеку возился со своим конем Хайрулла. Поприветствовав всех и спросив, как дела, Кемси замялась, переходя к цели своего визита…

– Кемси, времени мало с тобой судачить. С чем пожаловала? – пыталась шутя, развеять обстановку Муъминат.

– Я думала ты одна дома, – недовольно поглядывая в сторону Хайруллы, начала женщина. Мы, конечно, знаем, что ты откажешь, но моя престарелая мать очень хочет, чтобы ты присутствовала сегодня на ловзаре (свадьба). Будут гости издалека, отец в их честь хочет собрать сельчан на вечеринку. Ты всегда была украшением аула, – тараторила Кемси, осмелев от молчания Хайруллы.

– Нана, сходи, пожалуйста! Ты будешь самой красивой, – вскрикнул задорно Малик.

– Ишь ты! Не лезь в разговор старших, тоже мне нашелся советчик, – прикрикнула на него Муъминат. – Спасибо, Кемси, за приглашение. Мне, действительно, очень приятно. Взгрустнулось даже, вспомнила девичьи годы, – ответила Муъминат, но прийти сама знаешь не могу, дел много по хозяйству, – замялась женщина.

– Дела никуда не убегут, ты сходи, давно никуда не выходила, да и матери Кемси как откажешь, – неожиданно для всех нарушил молчание Хайрулла. Женщины с удивлением посмотрели на него. – Ну чего так глаза вытаращили! Я серьезно говорю, – улыбнулся мужчина. Племянницы Кемси вместе с тетей наперебой принялись благодарить Хайруллу и, пока суровый горец не передумал со своим решением, быстро распрощавшись, поспешили домой. Заходя в дом вслед за мужем, Муъминат спросила:

– Ты серьезно хочешь, чтобы я пошла на ловзар? Ты удивляешь меня.

– Да почему бы нет? Вместе пойдем. Я сам давно не отдыхал, вспомню молодые годы, да и ты развеешься. Надень свое лучшее платье и иди, ты все равно самая красивая в ауле, – задумчиво сказал Хайрулла. Задорный юношеский блеск снова зажегся в черных глазах женщины. Эти слова для нее стоили дорогого, в принципе, как и для любой женщины. Дело спорилось в руках, ведь вечером, совсем скоро она снова как в юности, выйдет в круг танца, и забудет обо всем – о горестях, печалях, а было их за это время немало…

IV

Незадолго до замужества Муъминат, слегла ее мать Айдат. Чуть позже старшую сестру Пери украл аварец с соседнего Дагестана. Сельчане пытались отбить, но дерзость аварцев не знала границ – они взялись за оружие, и в итоге двое мужчин погибло с чеченского аула и два человека со стороны жениха. Но невесту аварцы не вернули. Матери погибших осыпали проклятием бедную девушку, а отец чувствовал себя в неоплатном долгу перед безвинно убитыми…

– За вашу эту красоту вертихвостки, на мне кровь людей остается, – наорал он в ту ночь на Муъминат. Мать на пороге могилы, а ее тут воруют, – начал он срываться на младшей дочери.

– Я не виновата, отец! – попыталась защититься Муъминат.

– Ты тоже хороша! Не без твоего ведома! Лучше бы вас обеих у меня Бог забрал, а сыновей сохранил, – буркнул отец.

Еще в юношестве, утонув в горной реке, погибло двое сыновей у Магомед-Мирзы. Они оба были старше дочерей, а Абдул-Хамид был первенцем. Старшим сыном Магомед-Мирза гордился. Он заслужил уважение у сельчан. Разбирался во многих болезнях и лечил их целебными травами, прослыл в Шарое как знахарь…

Мать так и не встала. Болезнь не отпустила женщину. Айдат ушла из жизни спустя несколько месяцев после замужества младшей дочери. Как бы там ни было, но женщина втайне от мужа радовалась, что, хоть вторая дочь устроилась в родном ауле.

Сестру не пускали в Шарой, да и сама Пери не хотела видеться с сельчанами, неприятно было осознавать, что из-за нее люди поплатились жизнью. Единственный брат Муъминат Хамид возился со своей многодетной семьей. Он был намного старше, и Муъминат всегда ощущала грань в общении с ним, хоть и любила его безмерно.

Отец также обладал суровым нравом, а после похищения Пери вообще отдалился от дочерей. Поэтому Муъминат очень часто ощущала себя одинокой, лишь домашняя суета позволяла на время забывать многое.

V

День клонился к вечеру. На острые вершины гор медленно оседали сумерки. Свежий, чистый воздух легкой прохладой окутывал с ног до головы. Сердце Муъминат забилось как в юности в предвкушении приближающегося ловзара.

Она открыла сундук и достала нарядное чеченское национальное нарядное платье «гIабли», сшитое из переливчатого материала, которое ярко сверкало на солнце. Муъминат прижала к груди платье, жадно вдыхая его запах. Это был запах чистоты, беспечной жизни, запах теплых рук матери, когда-то сшивших этот наряд, запах воды, нечаянно вылитой с кувшина, при первом свидании у родника, это был нежный запах ее безвозвратно ушедшей юности…

Муъминат подошла к зеркалу и надела платье. Достала с сундука серебряные нагрудники и пояс, которым туго обтянула свою талию. Замужество и роды нисколько не повлияли на фигуру женщины, а напротив придали ее формам красивый завершенный образ. Серебряный пояс, обхвативший стройную талию Муъминат, был действительно необыкновенным. Загадочная арабская вязь вперемежку с чеченским орнаментом создавали на нем целый ансамбль настоящей живописи. Он достался ей от матери, а Муъминат в свою очередь берегла его для своей дочери Асет. Муъминат распустила собранные в узел волосы и заплела две косы, которые плавно, подобно черным змеям, легли на спину женщины.

Вечер окутал горный аул. Уже слышалась барабанная дробь, а звуки гармони, казалось, разливались по всему Шарою. Горянки с волнением шли к дому горца, где начинался ловзар.

Вечеринка занимала огромное место в жизни молодых. Здесь они узнавали друг друга, шутили, веселились, а обжигающий взгляд черных глаз, нечаянно, а может и намеренно брошенный в сторону джигита, мог навсегда определить чью-то судьбу. Ловзар проходил по своим устоявшимся строгим правилам, в полном соответствии с вайнахским этикетом, который, как известно, содержит целый свод норм и правил морали.

Муъминат зашла во двор вместе с племянницами Кемси. Женщину пробирал холод волнения. После замужества она ни разу не приходила на вечеринку. Воспоминания пеленой встали перед ее глазами. Беспечная жизнь, дерзновенный характер, многочисленные споры вокруг ее имени, неожиданный для всех и для нее самой этот брак… все пронеслось как в тумане. Теперь она покорная жена и любящая мать детей. И лишь нарастающие звуки лезгинки уносили ее в лучшие времена своей жизни, где сорвавшаяся со скалы ее юность упала уже в чьи-то другие руки. Муъминат, улыбаясь, поприветствовала присутствующих.

Многие были приятно удивлены ее появлением. А языкастые соседки уже начали свое шушуканье, ведь несмотря на присутствие многих молоденьких горянок, Муъминат снова стала украшением этого ловзара. Мать Кемси Субайда обрадовалась, что Муъминат приняла ее приглашение и усадила ее рядом с собой. Люди все прибывали. Хайрулла стоял неподалеку в окружении мужчин.

– Хайрулла, пошли молодость вспомним, – пригласил его в круг односельчанин…

Вечеринка начиналась. Прибывший издалека гость Субайды попросил разрешение у тамады пригласить на первый танец Муъминат. Глаза женщины случайно встретились с глазами мужа, в которых она нашла безмолвное одобрение. Музыка зажигательного танца уносила каждого в свой отдельный мир – мир добрых воспоминаний или светлых надежд. А нисколько не увядшая красота Муъминат снова ослепляла и удивляла сельчан. Никогда после замужества она не ходила на вечеринку. Даже не прислушивалась к звукам доносящейся лезгинки. А сейчас, проносясь лебедью в этом узком кругу танца, она сама себе удивлялась и вместе с этим благодарила бабушку Субайду, вытащившую ее впервые за десять лет в люди…

Засмотревшись на танец жены, Хайрулла не услышал приближающиеся к нему шаги…

– Салам Алейкум, Хайрулла! Все еще не устал любоваться? – съязвил мужчина, похлопав его по плечу. Хайрулла обернулся.

– Ва алейкум салам, князь Вассо! – громко приветствовал он гостя. Перед ним стоял Василий Иосилиани – начальник районной милиции с соседней Грузии.

С ним у Хайруллы были свои счеты десятилетней давности. Их словесная перепалка как-то раз чудом не переросла в большой конфликт. Вассо, имевший княжеские корни, гордился своим знатным происхождением. Его раздражала излишняя дерзость Хайруллы, а тот в свою очередь не терпел на своем пути конкуренции и не имел привычки разделять людей. Они были похожи мужеством, силой воли и характерами, и этим самым не любили друг друга…

Хайрулла достаточно радушно встретил своего старого недруга Вассо.

– Это тебе спасибо за то, что я не устаю ею любоваться – рассмеялся он, приветствуя гостя.

– Мне-то за что? – в недоумении поднял бровь Вассо.

– Как за что? Если бы не наши с тобой перепалки, не стала бы Муъминат моей женой. Назло тебе ведь украл, – снова пошутил Хайрулла.

Вассо рассмеялся:

– Да ладно тебе. Кто старое помянет, тому глаз вон, —говорят в народе, – также отшутился Вассо…