Прокуратура на краю Вечности. Часть Первая

Я бы мог, конечно, возразить следователю. Сказать ему, что для кого-то и работа в морге кажется привычным делом, но я решил, как обычно, промолчать. Вместо этого я кивнул и сказал:

– Ладно. Презерватив, так презерватив.

– Вот и молодцом, – одобрил Воцйоб. – Сейчас Степаныч вернется, с ним и поедешь. А пока, слушай, отнеси-ка вот это, – он дал мне папку с какими-то бумагами, – в канцелярию. Отдашь бумаги Ирине Владиславовне. Ну, ты ее видел. Секретарша шефа. Она сама знает, что с ними делать.

– Хорошо, – сразу согласился я, радуясь малейшей возможности вырваться из кабинета старшего следователя, а заодно в тайне надеясь снова увидеть помощницу прокурора. Я взял от Воцйоба бумаги и быстрым спуртом слинял.

Оказавшись в коридоре, который вновь встретил меня тотальным безлюдьем, я собрался сразу же направиться в канцелярию и оттуда пойти на поиски кабинета помощницы прокурора, но внезапно вспомнил про разговор старшего следователя с Нюшей. Что-то они там говорили про дерево…. Может, это было какое-то декоративное дерево в кадке? Я попытался вспомнить в какую дверь заходил Воцйоб , когда вся прокурорская братия отмечала какой-то свой праздник, после которого и пропал некто помощник прокурора Безгласный. Лично мне казалось, что это была третья дверь по правой стене от кабинета следователя. Хотя в теории это могла быть и вторая. В принципе, ничто не мешало мне проверить, что находится за обеими дверьми. В крайнем случае, я мог просто сказать, что ошибся. Тем не менее, партизанские наклонности заставили меня принять все возможные меры предосторожности. Я осмотрелся по сторонам, подождал несколько секунд, после чего осторожно направился к ближайшей двери. Когда я подошел к ней, мне показалось, что соседняя с ней дверь, именно та, за которой, насколько я помнил, происходила тусень работников прокуратуры, слегка приоткрыта, и из-за нее, вроде как, пробивается слабый лучик света. Я приостановился и снова воровато огляделся по сторонам, после чего решительно направился к двери. Едва я приблизился к ней и взялся за ручку, чтобы открыть, как услышал за своей спиной окрик:

– Ты чего это тут делаешь?

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности и обернулся. В нескольких шагах от меня стояла Екатерина Григорьевна. Откуда взялась эта старая карга, оставалось только гадать. Я готов был поклясться, что секунду назад ее еще не было в безлюдном коридоре, и либо древняя уборщица обладала даром телепортации, либо у старушки были свои потайные углы в здешних помещениях. В любом случае теперь, эта старая фурия стояла за моей спиной и пялила на меня недовольные глазки-бусинки.

– Да, я это…,– принялся оправдываться я. – Я канцелярию ищу.

– Нет там никакой канцелярии,– проворчала уборщица решительно направляясь к той двери, куда я хотел заглянуть, и загораживая ее своим телом. – Канцелярия дальше по коридору слева. Как будто ты этого не знаешь?

– Да, откуда?– пожал я плечами. – Я же тут совсем недавно.

– Недавно? Тогда спросить нужно, – ворчливо произнесла уборщица. – А не бродить где не попадя.

– Хорошо, – кивнул я. – Спасибо.

И сказав эти полагающиеся фразы, поспешил дальше. Местная уборщица пока явно не вызывала во мне приятных эмоций и лишний раз общаться с ней вовсе не хотелось.

Все это время, что я шел до двери канцелярии, я чувствовал прожигающий мою спину взгляд Екатерины Григорьевны, и лишь зайдя в приемную, я ощутил облегчение. Фу ты, какая же неприятная тетка. И как же не в тему она объявилась! Теперь, пожалуй, мне не удастся заглянуть в дверь загадочного кабинета. И словно подтверждая мои худшие предположения, из коридора послышался звук проворачиваемого в замке ключа и захлопывающейся двери. Я с тоской подумал, что чертова уборщица действует чрезвычайно стремительно и эффективно. Только вот зачем? Какие тайны могла скрывать за собой приоткрытая дверь кабинета? Или тетка действовала просто из вредности? Ответов на эти вопросы у меня пока не было.

В канцелярии, как обычно, никого не оказалось и мне пришлось постучаться в дверь к прокурору, прежде чем оттуда появилось любопытное лицо незнакомой мне женщины, которую прокурор, насколько мне помнилось, именовал Ирочкой, а старший следователь – Ирина Владиславовна. Во всяком случае я решил, что это она. Хотя, не знаю, почему. Видимо вид у нее был очень секретарский. Внешне ей было лет тридцать пять, достаточно высокая с неплохо сохранившейся фигурой и грудью. Поскольку я принципиально воспринимал всех женщин за тридцать как довольно старых, то мое внимание секретарша прокурора не привлекла. Хотя, вероятно, для остальных она могла показаться очень даже ничего.

– Тебе что? – спросила она, выходя из прокурорского кабинета и притворяя за собой дверь.

На ней была блузка с открытым воротом и средней длины юбка, не скрывающая, впрочем, довольно стройных ног.

– Да, меня Яков Валерьевич просил отнести, – сказал я, протягивая секретарше стопку бумаг.

– Зарегистрировать их что ли нужно? – сказала та, беря у меня бумаги.

– Не знаю. Яков Валерьевич сказал отнести их сюда. Мол, вы сами во всем разберетесь.

– Ага, – сказала секретарша, задумчиво перебирая бумаги. – А ты, значится, новый стажер Якова Валерьевича?

– Да. – Я кивнул, про себя подумав, случайно ли секретарша употребила слово «новый» или действительно слухи про стажеров старшего следователя имели под собой какую-либо почву?

– Тогда: привет! – Секретарша улыбнулась мне, и я решил, что она мне нравится. Как человек, естественно. Женщины за тридцать, как я уже говорил, меня не привлекали. Да и к тому же в данном заведении уже была женщина моей мечты. По сравнению с ней все остальные особи женского пола значительно меркли. – Меня зовут Ирина Владиславовна, но можешь звать меня просто Ирой. А твое имя как?

Я представился.

– Надолго к нам? – продолжала расспрашивать секретарша, деловито проставляя на следовательские бумаги какие-то печати и что-то записывая.

– Не знаю, – протянул я. – Как получится. По идее, на месяц. Максимум на полтора.

– А потом куда? – спросила секретарша, ставя окончательных штрих и возвращая мне следовательские бумаги.

«На волю!» чуть было не ляпнул я, однако вовремя сдержался и дипломатично ответил:

– Учиться. Я же еще на четвертом курсе учусь.

– А-а-а! – протянула секретарша, словно все поняла. – Ну, рада была познакомиться. Думаю, еще увидимся.

– Взаимно, – искренне сказал я, подхватывая бумаги и направляясь в обратный путь.

Секретарша прокурора мне определенно понравилась, и я надеялся, что в дальнейшем я буду общаться с не менее приятными людьми. Проходя мимо загадочных дверей, я обратил внимание, что обе они плотно прикрыты и, как подсказывала мне моя интуиция, заперты на ключ. Стоило задуматься над этим обстоятельством. Конечно, могло быть так, что уборщица просто любила порядок и не любила посторонних, заглядывающих куда не нужно. И, возможно, за той дверью, которую она так оперативно закрыла, находились какие-нибудь важные прокурорские документы. Все это вполне могло быть. Могло быть и так, что старой карге, да и возможно всем местным обитателям было, что скрывать и они не стремились делиться с посторонними своими тайнами. В любом случае, подобное положение дел меня не особо устраивало, и я решил, что поскольку практика у меня еще долгая, то у меня будет предостаточно времени, чтобы разобраться во всех местных секретах. С этими мыслями я вошел в кабинет старшего следователя и увидел, что тот разговаривает по телефону. Заметив меня, Воцйоб замахал рукой, подавая мне знак выйти, и, прижав трубку к груди, прошептал:

– Выйди. Погуляй где-нибудь минут двадцать.

– Где погулять? – растерялся я.

– Где хочешь! – сказал Воцйоб, снова замахав рукой в недвусмысленном жесте, предлагающим мне свалить.

Я так и не понял, что за чрезвычайная причина побудила следователя буквально выгнать меня из кабинета, но дважды меня упрашивать не пришлось. Опасаясь, как бы следователь не передумал, я быстро слинял и направился к выходу из прокуратуры. Я знал: где двадцать минут, там и тридцать. И уж полчаса Воцйоб меня явно не увидит. У меня даже вылетела из головы помощница прокурора, к которой я собирался зайти, настолько я хотел вырваться из местных пенатов. Не то, чтобы они меня сильно напрягали, но просто я всегда тянулся к свободе и не любил подчиняться.

Выйдя из прокуратуры, я решил заняться изучением местных достопримечательностей, а именно окрестностей, лежащих вокруг здания и, соответственно, самого здание. Но первым делом я сбегал в киоск у остановки и купил там пару сосисок в тесте и бутылку колы. С этим набором я направился на противоположную сторону старого дома. Меня интересовало болото. Я знал, что в теории оно должно было располагаться прямо за прокуратурой, но с северной стороны его закрывали строения и группы деревьев, так что увидеть его можно было только с южной стороны. Во всяком случае, я так предполагал и в общем-то не ошибся. Едва я обошел здание, то взгляду моему открылась панорама болота, тянущегося до самого горизонта и исчезающего в туманной дымке. Мшистые прогалины, озерца, лужи, низкорослые деревца – все это переплелось в причудливый клубок, составляющий то, что называлось болотами. Я и не думал, что они у нас такие громадные. Нет, глядя на карте, я, конечно, предполагал, что они не маленькие, но что настолько здоровые – такого даже я себе представить не мог.

Болота тянулись на многие, многие километры в южном и западном направлениях, и, по большому счету, должны были бы изображаться на картах белым пятном, как терра –инкогнита. Однако, я так полагаю, что профессиональная гордость не позволяла нашим картографам, составлявшим карту, так обозначить эту территорию. И они пометили здешние края просто как болота, не потрудившись даже поподробнее их исследовать. Я тоже редко выбирался в эти края; лишь пару раз мы ездили в здешние места за клюквой, но это было значительно южнее. Что ж, теперь у меня будет значительно возможностей полюбоваться окружающим пейзажем. Я подумал о том, что граф, построивший этот дом или скорее замок (учитывая его габариты) был либо неизгладимым романтиком, либо слегка тронувшимся типом. Хотя, нужно отдать ему должное, место было выбрано чрезвычайно удачно, и вид открывался просто неописуемый. Я мог только догадываться. как же выглядело все это великолепие с одного из флигелей графского особняка.

Прямо с холма на болота сбегала дорожка, петляющая между деревцами и исчезающая где-то среди зеленого ковра мхов. Такая же дорожка вела от располагавшихся рядом строений. Я так пока и не понял их назначения. Людей рядом с ними не наблюдалось, но стояло несколько машин, преимущественно УАЗики, которые внешне напоминали военные автомобили. Я снова подумал, что это, возможно, какой-нибудь военный объект. Что-нибудь из армейских строений, но подходить к ним, чтобы выяснить, так ли это, я почему-то не стал. Вместо этого я решил прогуляться вокруг здания, чтобы оценить его масштабы, а заодно понять, что еще в нем находится.

Неспешно прогуливаясь вдоль южной стороны дома, я обратил внимание на то, что все окна первого этажа, а заодно и второго, зарешечены массивными металлическими решетками, и если память мне не изменяла, то с северной стороны было то же самое, а значит весь первый этаж был полностью недоступен. То же касалось подвальных помещений. «Каземат тут что ли строили?»– подумал я, а затем здраво рассудил, что у тех, кто раньше обитал в этом доме, были веские причины опасаться грабителей, поскольку место безлюдное и на помощь звать некого. Оно и в наше то время не изобиловало людьми, а что уж говорить про начало прошлого века? Поэтому решетки на окнах были вполне объяснимы. Сложнее было с занавесями. Как я заметил, практически во всех окнах были портьеры, преимущественно зеленого или бардового цветов. Все это свидетельствовало о том, что здание продолжало быть обитаемо. Однако, я не встретил признаков жизни в темных таинственных окнах. Две двери, на которые я наткнулся, были заперты, и, судя по заржавелым замочным скважинам, не открывались очень и очень давно. Возможно вход, в здание был с другой стороны, с северной или западной, но что-то я и там не наблюдал ничего похожего на какую-то жизнедеятельность. Поэтому вопрос о той части здания, которую не занимала прокуратура, оставался открытым. Я решил выяснить этот вопрос, обойдя строение с западной стороны, заодно осмотрев местное кладбище, но ближе к западному углу здания я наткнулся на заросли какого-то кустарника с красными ветвями, который тянулся на многие, многие метры и терялся где-то среди туманных болотных испарений. Кустарник был такой плотный, что пробраться через него было практически нереально. Я прикинул его протяженность и решил, что мне проще будет вернуться и обогнуть здание прокуратуры, чем пытаться продраться сквозь заросли или обойти их. К тому же я заметил в зарослях лужи, а идти по воде мне не хотелось. Поэтому я с чистой совестью повернул обратно и, посмотрев на часы, ускорил шаги. Когда я проходил мимо одной из башенок, мне показалось, что в ее окне мелькнул человеческий силуэт, но когда я остановился, чтобы лучше рассмотреть, кто бы это мог быть, то окно оставалось таким же темным и безжизненным, и никаких признаков человека там и не было. «Глюк»– здраво рассудил я. Возможно, старое здание оказывало на меня пагубное влияние, а может там действительно кто-то был. Хрен его знает. Может быть, там кто-то работает или живет. Я в очередной раз посмотрел на часы и понял, что времени у меня совершенно нет, и пора возвращаться к следователю. Я ускорил шаги и прибыл к следователю тютелька в тютельку к назначенному времени.

Воцйоб сидел в своем кабинете и занимался изучением дел. Параллельно он лопал любимое яблоко. Я подумал о том, куда в следователя все это лезет? На моей памяти это было уже шестое яблоко, и оставалось только гадать, сколько же их следователь поглощает за день.

– Где был? – спросил Воцйоб, когда я вошел.

– Ммм. Гулял. Вы же сами сказали, чтобы я погулял.

– Я сказал? – Воцйоб посмотрел на меня таким взглядом, словно я сообщил ему нечто такое, что никак не могло быть.

– Ну да, – кивнул я. – Вы тут беседовали по телефону и мне сказали, чтобы я погулял полчаса. Вот я и погулял.

Воцйоб нахмурился, а затем лицо его просветлело.

– А, да! – вспомнил он. – Было. Говорил. – Он снова закивал. – Заработался. Ладно. Значится ты гулял?

– Угу, – кивнул я.

– И где гулял? – осведомился следователь.

– Да, так, – пожал я плечами. – На болото смотрел.

– На болото? – переспросил следователь. – Да, болота у нас красивые. Да и вообще места красивые. Тут если на флигель залезть, то такой вид открывается!

– А как залезть на флигель? – мгновенно сориентировался я.

– Залезть на флигель? – переспросил следователь, глядя на меня недоуменным взглядом.– А зачем тебе на флигель?

– Ну, как зачем? – Я даже немного подрастерялся. – Вы же говорите, вид оттуда красивый. Вот я и хочу туда залезть.

– Нечего тебе там делать, – ворчливо произнес Воцйоб, чем немного напомнил мне уборщицу Екатерину Григорьевну. – Делами нужно заниматься, а не по флигелям лазать.

– Так я это так…. Просто для расширения кругозора.

– И для расширения кругозора тоже не лезь, – наставительно заявил Воцйоб. – И вообще, я тебе говорил, особо не броди здесь. Заблудишься – мало не покажется.

– Да, где здесь можно заблудиться? – не понял я. – На болотах что ли?

– Здесь можно заблудиться где угодно, – все тем же наставническим тоном заявил Воцйоб. – В том числе и на болотах. Поэтому, нигде здесь один особо не шляйся.

Я шмыгнул носом.

– Вы сами сказали, чтобы я полчаса погулял, – напомнил я.

– Ну, погулял и погулял, но особо все равно нигде не шастай. А то потом будем тебя как Безгласного разыскивать.

– А что, этот ваш Безгласный может быть где-то в окрестностях прокуратуры?

– Хрен его знает, – вздохнул Воцйоб словно Винни-Пух. – Места здесь глухие….

– Яков Валерьевич, – обратился я с целью задать один интересовавший меня вопрос.

– Ммм? – отозвался тот, снова принимаясь за изучение своих бумажек.

– Яков Валерьевич, а что находиться в другой половине здания?

– В другой половине? – переспросил Воцйоб, словно не понимая, в чем суть вопроса.

– Ну, да, – кивнул я. – Эту, восточную часть здания, занимает прокуратура, а в другом крыле что?

Воцйоб несколько секунд смотрел на меня, а затем пожал плечами.

– А хрен его знает! Наверное, ничего.

– А вы никогда не интересовались этим? – удивился я.

– Нет, – покачал головой старший следователь. – А зачем?

Полное отсутствие любознательности у человека, которому по моим прикидкам полагалось совать свой нос в чужие дела, меня несколько удивила. Но с другой стороны, может он загружен работой настолько, что ему не до изучения всяких там старинных заброшенных зданий?

– Ну, неужели во всем огромном здании находится только прокуратура? – продолжил расспрашивать я. – И никаких организаций или жилых квартир нет?

– Да, нет вроде. Эту часть здания лет тридцать тому назад выделили прокуратуре, а остальная часть дома никем не занята.

–Хм-м. Странно. Такое громадное здание, а никому не нужно.

–Так ведь отшиб же, – резюмировал старший следователь. – Был бы центр города. живого места бы не осталось, а так вроде никому и не нужно.

– Хм-м, -сказал я, да и только. Насчет отшиба, оно конечно верно, но я знал и более отдаленные места, которые пользовались бешенной популярностью. А здесь и дорога вроде есть, и здание крепкое, и помещений вроде как свободных навалом. Может мало кто знал об этом месте? Но такое положение дел представлялось сомнительным. Целый день прокуратуру посещали люди. Уж кто-нибудь должен был заинтересоваться наличием большого количества свободных помещений. Так что оставалось предполагать, что-либо остальная часть здания кому- то все-таки принадлежала и этот кто-то ничего не хотел с ней делать, либо предположить, что это здание являлось культурно- историческим достоянием, и его использование вследствие этого обстоятельства было крайне затруднено. В любом случае, я собирался прояснить этот вопрос у своих знакомых в администрации и, может быть, даже подробнее узнать происхождение графского особняка.

– Яков Валерьевич. А могут быть в незанятой части здания какие-нибудь люди?

Воцйоб аж перестал жевать яблоко и посмотрел на меня. Мне реакция следователя показалась странной. Наконец Воцйоб оправился от изумления, продолжил поедание яблока, а заодно поинтересовался:

– А почему ты спрашиваешь?

Я пожал плечами.

– Да, так. Мне показалось, что я кого-то там видел в окнах. Вот я и спросил.

Воцйоб в свою очередь тоже пожал плечами.

–Не знаю, – сказал он. – Может быть, кто-нибудь время от времени там бывает. А может бомжи залезли. – Тут он нахмурился, словно что-то вспомнил, и выдал: – Или Анатолий бродит. Хотя лучше бы было, чтобы это был не он. Если Безгласный забрел в другую половину дома, то мы его вообще хрен найдем….

Последнее замечание показалось мне довольно странным. Ну как можно не найти в доме человека? Но переспрашивать я не стал или не успел, поскольку в этот момент в кабинет следователя постучали и объявился тот самый долговязый тип, которого Воцйоб именовал Степанычем. Когда его взгляд остановился на мне, то я подумал, что таким взглядом могло смотреть чудовище Франкенштейна или Герасим только что утопивший Муму. Взгляд Степаныча был бесцветным, водянистым и практически ничего не выражал. Даже когда он заговорил, в интонациях его голоса не чувствовалось эмоций.

– Ну что, Яков Валерьевич, я вернулся. Могу ехать на твои экспертизы.

– А да, давай! – сказал Воцйоб, мгновенно поднимаясь и вручая водителю какую-то папку с бумагами. – Это передашь сам. Остальное у стажера.

Степаныч скосил на меня бесцветный взгляд и поинтересовался:

– Мне его дожидаться или нет?

– Нет, – покачал головой Воцйоб, чем вызвал во мне целую волну протеста, правда, молчаливого. – Он сам доберется. Ты его только добрось до экспертизы и покажи, что и где, а дальше он сам.

– Вообще-то, я бы не отказался, чтобы меня привезли обратно, – вставил я веское замечание, все еще в тайне надеясь, что меня не кинут одного в городе.

Воцйоб хотел что-то ответить на мое замечание, но его опередил Степаныч, причем, как он это сделал при его крайней неторопливости, я так и не понял. Шофер как -то медленно пожал плечами (все это время Воцйоб словно набирал в грудь воздуха и готовился что-то произнести) и сказал:

– Хочешь, жди меня в городе до восьми вечера, тогда я тебя заберу и отвезу обратно.

– До восьми вечера? – переспросил я, внутренне ужасаясь. – Нет, тогда я лучше своим ходом.

– Как хочешь, – снова пожал плечами водила. Затем: – Ладно, Яков Валерьевич, мы поехали.

– Ну, давайте, – напутствовал нас Воцйоб. – Если на экспертизе какие-то вопросы возникнут, то сразу же звони мне.

– Хорошо, – кивнул я и вышел вместе со Степанычем. Уже практически спустившись с лестницы, я услышал откуда-то сверху что-то похожее на крик, а затем явственную пулеметную стрельбу. Почему я уверенно говорю про именно про пулеметную стрельбу, а не про какую-нибудь другую, то причина этого кроется в том, что в детстве мы с пацанами часто бегали на полигон, и я хорошо запомнил, какой звук возникает, когда стреляет крупнокалиберный пулемет. Его вряд ли с чем- то можно перепутать. И вот сейчас мне показалось, что стреляют именно из пулемета.

– Что это? – Я остановился. Степаныч тоже остановился, бросил взгляд куда-то наверх, затем дернул плечами (жест, бывший чуть ли не его отличительной чертой) и заявил:

– Телевизор.

– Телевизор? – переспросил я все еще удивленно.

– Да, – кивнул Степаныч. – У нас зам шефа любит громко включать телевизор и смотреть боевики. Вот и сейчас, развлекается. Пошли.

И сказав это, вышел за дверь. Я тупо еще постоял несколько секунд, а затем вышел вслед за водилой. К этому моменту пулеметная стрельба уже стихла и воцарилась тишина.

Я плелся вслед за Степанычем и думал над его словами. Телевизор? Какой на хрен телевизор? Не может телевизор так чисто передавать звуки. Должны быть какие-то посторонние шумы, что-то вроде фона, который создается при передаче звука через микрофон, но ничего этого не было. Я явственно слышал крики и пулеметную стрельбу. Но кто и зачем мог стрелять в прокуратуре, а тем более из пулемета? Я недоумевал. Нет, конечно, нельзя было скидывать со счетов ту версию, которую выдал мне Степаныч, тем более, что она выглядела наиболее правдоподобно, но не мог же я ошибаться? Или мог? Чтобы не перегрузить свой измученный летним ничегонеделаньем мозг, я решил попозже спросить обо всем этом следователя и если их версии со Степанычем сойдутся, то спокойно согласиться с тем, что причина странного шума – громко работающий телевизор. Если же нет, тогда кто-то все-таки палил из пулемета в прокуратуре.

Машина Степаныча оказалась не новой, допотопной «шестеркой», правда, довольно крепенькой и ухоженной. Сразу было видно, что за ней присматривают и регулярно моют. Вероятней всего она относилась к разряду служебных машин, и использовалась местными обитателями в интересах службы. Обычно так и бывает. Ведомству выделяют какую-то старую технику и считают, что работники ведомства должны быть довольны. Поскольку, если они недовольны, то пускай используют свои собственные автомобили. Прокуратура, судя по всему, не являлась исключением в этом отношении.

– Присаживайся, – сказал мне Степаныч, указывая на переднее пассажирское сидение. – Пакеты можешь кинуть на заднее сидение.

– Угу, – сказал я без лишних слов, делая то, что указал мне водитель.

Мы сели в машину и поехали в город. Когда мы отъезжали, я на всякий случай обернулся, чтобы еще раз посмотреть на здание прокуратуры – не мелькнет там кто-то? Но строение было совершенно безмолвным и не подавало признаков жизни. У меня мелькнула мысль, что не знай я, что в этой громадине находится только прокуратура, то принял бы особняк за нежилое здание.

Во время нашей совместной поездки я несколько раз пытался разговорить Степаныча на тему прокуратуры и ее обитателей, но водила был крайне неразговорчив и на большинство моих вопросов отвечал либо: «Угу», либо очень размыто, либо вообще уклонялся от ответа. Примерно наш диалог выглядел следующим образом:

– А сколько народу работает в прокуратуре вообще? – спрашивал я.

Пожатие плечами, молчание, некоторая пауза во время которой я жду ответа. Затем так и не дождавшись, продолжаю расспрашивать:

– А вы давно в прокуратуре работаете?

– Давно. – Вялый кивок и все. Никаких пояснений, никакой попытки поддержать разговор. Полное сосредоточение в себе и взгляд водянистых глаз куда-то в бесконечность.

– А Яков Валерьевич?

– Тоже давно. – Снова вялый кивок.

– Слушайте, а в другой части здания есть какие то организации?

Отрицательное качание головой.

– А были?

Неопределенное пожатие плечами, которое должно было скорее всего переводиться как «хрен его знает».

– А что там вообще находится?

Снова пожатие плечами с тем же смысловым содержанием.

– Что, неужели, никто не пытался занять пустующие помещения?

В очередной раз пожатие плечами, которое можно воспринимать как угодно, но скорее всего, как «а мне то какое дело?». И так всю дорогу. Сделав пару-тройку безуспешных попыток разговорить водилу, я заткнулся и остальную часть пути ехал молча.

Поездка в город ничем особым не запомнилась, если не считать того, что я, словно в первый раз, заметил, что дорога от прокуратуры до нашего городка фактически проходит через заболоченные низины, к северу переходящие в бескрайние поля, а к югу становящиеся, собственно, болотами. Еще я обратил внимание, что дорога к тому зданию, где находится, собственно, прокуратура, пролегает довольно низко по отношению к окружающей местности, и может так статься, что осенью ее вообще затапливает или, во всяком случае, основательно подзаливает. Я подумал о том, как справляются обитатели прокуратуры с этой проблемой, но потом решил, что это их трудности, и нечего мне заморачиваться этими вопросами.

До первой экспертизы мы добрались где-то примерно через час, попав при этом всего в одну небольшую пробку на самой окраине города. В принципе, пробка была, на самом деле, достаточно большая, но тот экспертный центр, который был нам нужен, удачно располагался где-то в самой середине затора, поэтому для нас она оказалась небольшой.

Когда мы подъехали к экспертному центру – старой обветшалой халупе пятидесятых годов, Степаныч остановил машину у самых дверей и, не делая никаких поползновений к тому, чтобы выйти из машины, кивком головы указал мне на дверь здания.

– Биология здесь, на первом этаже, – сказал он. – Генетика тут же, чуть подальше.

Я с сомнением покосился на своего попутчика.

– М-м-м… – сказал я. – А вы разве со мной не пойдете?

– А зачем? – Был ответ Степаныча. – Зайдешь туда, отдашь экспертизы, они тебе распишутся на втором экземпляре и все. Дело пяти минут.

– Хм… – произнес я, думая, возразить мне что-нибудь или нет, но в итоге ничего не сказал.

Я молча вышел из машины, и, решив, что хрен-то с ним, разберусь сам, зашел в здание бюро судебной экспертизы.

Биологическую экспертизу я обнаружил практически сразу, в том самом месте, где и указывал Степаныч. И сразу же наткнулся на тетку в белом халате, похожим на медицинский. Поглядев на меня из-под очечков, та поинтересовалась:

– Ты к нам?

– М-м-м… – сказал я, не зная, как начать. – Я экспертизу принес.

– А-а-а… – протянула тетка, вся превратившись в понимание. – Ну, давай, сейчас запишу.

Она зашла в соседний кабинет и вернулась оттуда с каким-то журналом. Положив его на столик в коридоре, она сказала:

– Ну, давай.

– Нате! – сказал я, передавая постановление о назначении экспертизы и пакет.

– Так, – деловито произнесла женщина, беря пакет и приготавливаясь записывать в журнал. – Что у вас здесь?

– Презерватив со спермой! – радостно сообщил я.

Тетка остолбенела.

– Он что, у вас прямо так и положен? – ошарашенно спросила она.

– Ну, он там завязан и положен в пакет, – успокоил я.

– Да вы что? – возмутилась тетка. – Сперма же может сгнить!

– А как ее надо класть? – поинтересовался я для расширения собственного кругозора.

– Сперму надо высушить! – назидательным тоном заявила тетка. – Берете марлю, обмакиваете в сперму и вешаете сушить. Только не на солнце, а где-нибудь в тенечке.

Я представил себе, как следователь осуществляет указанные действия по сушке спермы у себя в кабинете, и на душе у меня основательно потеплело, а рот раскрылся в невольной улыбке.

– Ну, вы знаете, я всего лишь стажер, – чувствуя радостное ликование от того, что можно свалить всю вину за непросушку спермы на кого-нибудь другого. – Это следователь должен был всем этим заниматься.

– Вот и передайте своему следователю, что если экспертиза не даст результатов, в этом будет виноват он сам, – заявила тетка. – Пусть в следующий раз сперму сушит!

– Непременно передам! – испытывая садистское удовольствие, пообещал я. Особенно мне понравилось выражение: «Пусть сперму сушит!». Многообещающее оно было.

– Так. Что там у вас еще? – все тем же недовольно-деловым тоном продолжала расспрашивать тетка.

– Вот! – сказал я, подавая тетке второй пакет. – Земля из-под трупа.

– М-м-м… – сказала та, мрачнея. – Вообще-то это на микробиологию частиц, но, в принципе, тоже к нам. Давайте, это я тоже возьму.

Я с облегчением передал тетке и второй пакет, и постановление к нему. Тетка записала что-то в свой журнал, и, расписавшись на полях, постановление отдала мне.

– За заключением недели через две-три приезжайте, – уведомила она.

– Хорошо, – кивнул я и поспешил обратно, словно боясь, что сейчас меня заставят сушить сперму.

– Ну что? – спросил меня Степаныч, когда я вернулся и сел на пассажирское сиденье.

– Все нормально, – сказал я, отдавая шоферу постановления. – Все сдал.

– Что сказали? – поинтересовался Степаныч.

– Сказали следователю, чтобы сперму сушил! – не смог удержаться я от того, чтобы не поделиться приятным известием.

– Да? – меланхолично переспросил Степаныч. – Ну, это не удивительно.

Какие выводы из глубокомысленного пожелания сделал для себя Степаныч, я так и не узнал, поскольку ничего больше он не сказал. Но, с другой стороны, я не особо и стремился узнать его мнение. Я представлял себе Воцйоба, сушащего у себя в кабинете сперму, и улыбался.

Дорога до второй экспертизы заняла примерно столько же времени, сколько и до первой, хотя, преодолели при этом мы расстояние вдвое, если не втрое меньше. Виной всему стали городские пробки, которые в центре в это время были обычным явлением. В итоге, мы приехали где-то к четырем часам, и я подумал о том, что, если обратно я буду добираться своим ходом, то до ночи в прокуратуру однозначно не успею, и, вероятнее всего, мне не имеет даже смысла туда приезжать.