Илушума: забытый принц

Сердцем я бываю очень молод.

В те минуты памятью отцов

Вижу я огромный пышный город

Сказочных восточных мудрецов

И бываю сердцем очень молод.

Автор

© Владислав Фролов, 2022

ISBN 978-5-0056-5519-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Необычное происшествие

Ранним утром на песчаной дорожке роскошного сада, находящегося на втором этаже ниневийского дворца Ашшурбанапала, был найден растерзанный труп пожилого мужчины.

Когда начальник дворцовой стражи Аран получил известие об этом необычном происшествии, он только начинал одеваться. Сначала в передней послышался непривычный для этого времени шум, а потом громкий говор нескольких человек. Тяжелые шаги приближались к покоям Арана.

Собственно, его вообще не должны были беспокоить так рано. Он сам вставал задолго до утренней смены караулов, обходил верхние галереи дворца, потом спускался на нижние этажи, лично беседовал со стражниками, принимал доклады начальников отрядов. Все отлично знали этот заведенный и годами устоявшийся порядок.

Неизвестность могла таить опасность для Арана, поэтому он второпях накинул на плечи портупеи, скрепленные на груди крест накрест круглой бляхой, подпоясялся широким ремнем, автоматически поправил ножны.

Сам меч Аран никогда на ночь в ножны не прятал: на всякий случай. Такова была многолетняя привычка со времен сопровождения великого царя при походах в качестве личного стражника: ночью длинный узкий меч всегда лежал рядом, под рукой. Сейчас он был уже в руках Арана.

Однако беспокойство оказалось зряшным: пришедшие были начальник отряда второго этажа и два стражника ночной смены. Гораздо хуже оказалось само известие о происшествии. На минуту Аран почувствовал даже, как внутри него сначала все сжалось, а потом задрожало: он испугался, и тому были причины.

Никогда прежде за всю его долгую службу в этой должности да, пожалуй, и ранее во дворце ничего подобного не происходило. Это был исключительный случай. Никто посторонний без предварительного доклада, согласования и осмотра не мог проникнуть не то что во дворец царя, но даже за крепостную стену окружавших его укреплений. Аран терялся в догадках, кем бы мог быть найденный в саду мужчина, которого без отлагательств следовало осмотреть самому.

Аран вслед за начальником отряда прошел по длинным коридорам дворца к широкой лестнице в сад, остановился у балюстрады, сквозь ветви пальм увидел песчаную дорожку, ведущую от боковых входов к бассейну, и, спустившись на несколько ступеней, разглядел лежащее вдали тело. Даже с такого расстояния оно показалось ему странным: непропорционально длинным (мужчина был намного выше среднего роста), худым, с тонкими в запястьях руками и очень длинными пальцами. Ступни ног мужчины были огромны.

Прежде чем спуститься вниз на дорожку, следовало кое-что выяснить у стражников, которые нашли тело. Они отвечали сбивчиво, но с виду уверенно. Это случилось на рассвете. Ночью они не слышали никаких посторонних звуков. Службу несли у южного входя в сад, прямо у лестницы, ведущей к выходу из дворца. Все якобы было как обычно: какие-то ночные шорохи, хлопанье крыльев птиц, рычание зверей в каменных вольерах этажом ниже. Ни шаги, ни голоса людей не нарушали ночную тишину. Правда, какой-то сдавленный возглас послышался им в дальнем углу сада, еще задолго до рассвета, но они приняли это за крик попугая. Все.

Аран пристально всматривался в лица стражников. Он не верил им. И дело было не только в его профессиональной подозрительности. Много ночей еще в молодости он сам провел так же, как они – сначала в постоянном напряжении, потом – с боязнью роковой ошибки, со временем – с опытной снисходительностью, и наконец – с развитым на опасность чутьем, этим почти животным ощущением.

«Где-то они врут, – размышлял Аран. – Что-то не вяжется одно с другим. Это надо обдумать. Стоять всю ночь, даже если задремать, и не услышать, как кто-то отбивается от нападения? Не духи же напали на чужака? Что-то здесь не так! Однако, – решил он, – пока не стоит настораживать этих балбесов недоверием. Пусть думают, что их объяснения приняты.»

Аран подошел к месту происшествия. По установленным правилам каждый вечер песчаные дорожки сада орошались водой и аккуратно разрыхлялись граблями. Делалось это для того, чтобы ночью никто не мог пройти садовыми дорожками, не оставив своего следа, ведь дорожки вели к лестнице во внутренние покои царя и его близких. Сейчас на песке были видны следы воинских сандалий – их оставили двое стражников, обнаруживших тело. Кроме них – следы сандалий большого размера, верно принадлежащих мертвому мужчине. И, наконец, рядом и пересекаясь с ними на песке отпечатались следы крупных кошачьих лап. Песком, взрыхленным ими, были засыпаны края дорожки и кусты роз, окаймлявших ее.

Тело пожилого мужчины опять произвело на Арана странное впечатление. Изломанное крупными животными, с вывернутыми руками, оно лежало в луже крови, вытекшей из растерзанного горла. Много крови впиталось в песок, но все равно вокруг головы и плеч кровь до сих пор стояла не запекшейся лужей. Завитая борода мужчины разлохматилась, головной убор валялся в стороне. Лицо, изуродованное клыками животных, стало совершенно неузнаваемым. Часть одежды была разорвана острыми когтями, однако, кроме как на горле и плечах, следов от зубов больше нигде не было заметно. Видевший множество таких сцен, Аран не имел никаких сомнений на счет смерти этого человека. Он был убит животными, и Аран уже предполагал, какими: зверинец находился совсем рядом с садом.

– Значит, ничего не слышали? – повторил он вопрос, адресованный двум стражникам.

Те стояли, угрюмо повесив головы.

«Где-то я его видел, – думал между тем Аран. – Эту долговязую фигуру я уже однажды видел и вроде бы совсем недавно. Только надо припомнить, где и когда».

Погибший при жизни явно выделялся среди других людей высоким ростом, да и одет был несколько необычно для ассирийцев центральной части страны: орнамент плаща, как у мидийцев, а головной убор больше походил на сирийский. Восток и запад.

Арану было, о чем поразмышлять, но ситуация требовала немедленных действий: тело мужчины следовало срочно с дорожки убрать. Лучше будет, если до поры никто лишний не узнает о происшествии в саду, а здесь того гляди могли появиться даже женщины, и тогда пересудам не будет конца.

– Заверните тело в ткань и отнесите его в холодную комнату, – распорядился Аран, обращаясь к начальнику отряда Нимруду. – Сделайте все только втроем, чтобы вас никто не видел. И если я узнаю, что кто-то из вас проговорился, не поздоровится всем троим, – пообещал он, не повысив голоса, но одним тоном вызвав озноб у своих подчиненных.

– После того, как отнесете тело, возьмете мешки и носилки, поменяете на дорожке песок и аккуратно разровняете граблями. Не забудьте отряхнуть кусты роз. Нимруд, отвечаешь за все, – он грозно взглянул на начальника отряда. Тот склонил голову в почтительном наклоне.

– Будет исполнено. Все останется в тайне, мой господин.

– Действуйте быстро, – распорядился Аран, – солнце уже осветило зиккурат¹. Дай мне копье! – потребовал он у одного из стражников.

Тот, кто стоял ближе всех к Арану, отдал копье. Аран пару раз легонько подкинул его на ладони и осмотрел древко. Оно было хорошо смазано впитавшимся в дерево маслом и блестело чистотой, как и полагается оружию элитной части. Острие копья в форме вытянутого лепестка было отлично заточено. На росписи древка и других частях оружия не было видно ни пятнышка.

«Так и должно быть», – подтвердил про себя Аран и, умело подхватив копье, направился в сторону лестницы, ведущей в каменные вольеры для животных.

Только когда Аран отошел от места происшествия, выражение его лица переменилось с решительного на озабоченное. Он прекрасно понимал, что именно ему придется докладывать грозному Ашшурбанапалу о случившемся. В иное время он должен был бы поставить, прежде всего, в известность своего непосредственного начальника – командующего службой безопасности, в которую входила и дворцовая стража. Но тот уже несколько дней, как, внезапно заболев, не выходил из своего дома, был совсем плох, и придворные эскулапы докладывали царю, что, скорее всего, дни одного из его ближайших соратников сочтены.

Арана опять окатила волна страха. Что решит Ашшурбанапал, когда узнает о происшествии? Что ждет самого Арана? Проводить расследование – не его задача, но и его мнение будет иметь значение, кому бы не поручил царь заняться этим делом.

«Что мы имеем? – спрашивал себя Аран. – Труп незнакомого мужчины, которого он пока не может вспомнить, и который неизвестно как проник в самый охраняемый из четырех царских дворцов Ниневии.»

Этот дворец был основной резиденцией царя. В нем жили начальники областей, наместники, мудрецы, ученые, вельможи. Даже если семьи этих царедворцев находились в своих городских домах, во дворце существовали помещения не только для исполнения ими своих служебных обязанностей, но и для комфортной жизни в течение многих дней и недель. На стенах дворца имелись надписи и изображения, точно определяющие назначение помещений.

Дворец занимал огромную площадь и состоял из множества построек с внутренними дворами. По традиции углы дворца были обращены на четыре стороны света, а он сам возвышался над городом, поскольку был воздвигнут на искусственной террасе, обложенной кирпичами. Главный вход комплекса построек находился на юго-востоке. От него на террасу дворца вела пологая длинная лестница со ступенями из каменных плит. С террасы по еще одной лестнице можно было подняться в сад второго этажа. Пара главных ворот находилась на одной линии с главным входом, а широкие лестницы, ведущие от ворот сначала на первый, а потом и на второй этаж, олицетворяли долгий путь к вершине власти, на которой находился царь царей.

Всего ворот было восемь, по двое со всех четырех сторон. Каждые ворота помещались между двумя башнями, и каждая их пара посвящалась одному из богов города, называясь его именем – Бэла, Набу, Ану и Иштар. Основная пара ворот располагалась со стороны большого поля, и ее прикрывал небольшой замок с низкой, но широкой до 30 локтей башней. Через пять ворот в столицу и дворец входили люди и пригоняли скот. Остальные были закрыты и использовались только для специальных целей, прохода правительственных чиновников или церемоний. Все ворота охранялись в усиленном режиме, но если через пять из них кто-то мог проникнуть до второго ряда стен, то к главным воротам незнакомцу или простолюдину было опасно даже приближаться.

Однако, как во всяких дворцах, в резиденции Ашшурбанапала существовал и тайный вход и выход в город. Аран, будучи начальником стражи, о нем знал. Целый лабиринт тупиков, ложных путей и подземных переходов позволял пройти к городскому базару и очутиться там среди моря людей совершенно неожиданно и неузнанным. О подземном ходе знали очень не многие, и далеко не каждый, кто знал, где войти в лабиринт, мог потом найти тз него выход. Арану было известно о четырех таких сведущих людях: это – сам царь, наследный принц, начальник службы безопасности Гиваргис, находившийся сейчас при смерти, и второй человек в государстве – военачальник и советник царя Абендагов. Кто еще мог ориентироваться в лабиринтах подземелья, Арану не было известно, но, конечно, такие люди существовали и пользовались тайным выходом по служебным или личным надобностям. Какое-то количество придворных, включая самого Арана, было посвящено в существование лабиринта, они знали место входа под первым этажом дворца, но не более. Особых агентов, которых тайно доставляли во дворец, а потом отправляли назад в город, проводили по подземелью с повязками на глазах и об этом заранее ставили в известность начальника дворцовой стражи. На сей раз Арана в известность даже не поставили, а из этого следовал вывод, что мужчина, убитый в саду, мог быть проведен только четырьмя известными ему людьми или кем-то еще из приближенных царя, о ком Аран не знал как о посвященном в тайны лабиринта. Кроме того, встречавший провел посетителя тайно, минуя стражей службы безопасности. Означает ли это, что убитый был другом одного из близких царя? А, может быть, посетителем самого Ашшурбанапала или, более того, его личным и тайным агентом? «Когда же я мог видеть этого убитого человека?» – снова и снова спрашивал себя Аран.

В том, что мужчина был убит, Аран не сомневался, и его невозможно было провести наличием следов от кошачьих лап около тела. Да, мужчину растерзали звери, но они десятилетиями жили в вольерах дворцов, а таких случаев до сих пор не было. Зверей кто-то выпустил и натравил. Это мог быть тот, к кому приходил мужчина, а мог быть и тот, кто не хотел, чтобы встреча во дворце состоялась. Если второе предположение верно, то обязательно найдется человек, который тоже не спал прошлой ночью, ожидая пришельца. Значит, надо будет навести справки у начальников отрядов, аккуратно поинтересоваться, кто из знатных особ после полуночи проводил время не так, как обычно: где-то задержался, куда-то поздно выходил, что-либо еще? Кто бы не вел расследование, а подобные вопросы Арану зададут, и их надо было предупредить, получив раньше ответ самому.

Было еще одно обстоятельство: непростая политическая ситуация в Ассирии. А когда она была простой? Ну как этот мужчина не просто пришел по личным делам и не просто агент службы безопасности или гость царя? «Последнее, пожалуй, хуже всего», – прикинул Аран. Что если это – заговорщик или эламский или вавилонский агент? Тогда ситуация становится еще запутанней. Тогда служебное упущение дворцовой стражи приобретет уже оттенок государственного преступления. Новая волна страха окатила Арана от таких мыслей. Он понимал, что коли дело будет представлено или представится царю таким образом, его не спасут ни годы службы рядом с Ашшурбанапалом, ни вроде бы доброе к нему отношение царя.

А ведь в самом деле: мало найдется людей, которые с юных лет Ашшурбанапала были с ним во всех походах и сражениях. Аран молодым воином служил в охране грозного Асархаддона, и тот лично передал его Ашшурбанапалу, когда будущий царь, а пока что даже не главный наследник, отправлялся в свой первый поход в качестве командира элитной ассирийской конницы. Однако прежние заслуги – не в счет, когда дело касается подозрения в государственной измене. Аран принимал в расчет вероятность, что, как бы ни закончилась эта история, его скорее всего переведут служить из дворца в другое место и на другую должность. Уповал Аран теперь только на проницательность, осведомленность и острый ум царя, а в этих качествах Ашшурбанапала он очень много раз убеждался лично. Царь разберется в ситуации, верил начальник дворцовой стражи. «А я должен ему помочь. И о себе не забыть, пока голова еще на месте», – подытожил он свои размышления.

С этими мыслями Аран по темной гулкой лестнице спустился на пол-этажа ниже. Здесь с переходами и сочленениями тянулись длинные коридоры, где в вольерах и клетках содержались различные животные, птицы и рептилии: целые залы всевозможных экзотических видов, обитателей вод, гор, пустынь, болот. Были и такие животные, которые почти никогда в жизни не спускались с деревьев. Однако его интересовали хищники, которые могли оставить в саду следы крупных кошачьих лап. Аран знал, куда и зачем шел, ведь с юных лет умел прекрасно разбираться в следах. Его не интересовали мелкие азиатские львы, мимо которых он прошел быстро, бросив мимолетный взгляд на них сквозь решетку.

Он миновал клетки с азиатскими леопардами, слишком небольшими, чтобы оставлять крупные следы. Он приблизился к крупным африканским львам – царям зверей, но явно не тем, кто был нужен Арану сейчас. Только в дальнем конце коридора, в глубине вольера он увидел тех, кого надеялся увидеть и боялся не увидеть за решеткой: пару черных леопардов.

Еще издали Аран заметил, что дверца в решетке их вольера не была заперта не то что на замок, но даже на закладную пластину. Копье в руке Арана само собой приняло горизонтальное положение, указывая своим острием на зверей. Держа его наготове, Аран быстро сделал два шага к решетке, закрыл дверцу и с облегчением выдохнул. Пластина легла в нишу, предотвращая раскрытие дверцы, но ключа от дверного замка нигде не было видно.

Звери между тем не выражали никаких агрессивных признаков, спокойно глядя на человека. Их желтые глаза следили за действиями начальника дворцовой стражи совершенно без интереса. Ни один мускул не дрогнул на могучих телах леопардов. Самец, весивший более 120 мин², лежал на деревянном помосте в четырех малых локтях³ над землей в такой царственной позе, как будто именно он являлся хозяином судьбы Арана.

Действительно, это были особые животные правителей Ассирии – черные леопарды, которых двести лет назад вместе с богатыми дарами египетский фараон прислал Ашшурнасирпалу II. Поколение за поколениями жили они во дворцах царей, переезжая за теми уже в третью ассирийскую столицу: из древнего Ашура в новую столицу Кальху, оттуда – в великолепный дворец Дур-Шаруккин Саргона II, прадеда Ашшурбанапала, и уже затем в Ниневию. В каждой из царских резиденций они оставляли своих потомков – пару черных африканских пантер.

«Ниневийская пара», как ее называл сам царь, отличалась особенной статью. Кошка обладала царственной осанкой и мощным костяком, но в то же время была удивительно грациозна. Она всегда высоко держала голову, как будто смотрела на всех сверху вниз. Ее глаза не утратили с годами голубоватого оттенка, свойственного молодым леопардам, но, бывало, при свете факелов загорались неукротимым желто-золотистым огнем.

Необыкновенно крупным был самец, у которого традиционная пятнистая расцветка пробивалась сквозь черный окрас только на морде, образуя своеобразную маску. Из-за нее морда леопарда обретала сходство с непроницаемым лицом египетского сфинкса, как будто замершего перед прыжком. Еще котенком его так и прозвали – Сфинкс.

Самке было восемь лет, ее спутнику – девять, и они находились в самом расцвете своих жизненных сил. Холеные и упитанные, они сейчас лежали в вольере, не реагируя на половину туши антилопы, брошенную им еще с вечера.

Аран прошел по коридорам с вольерами, обращая внимание на замки решеток, и убедился, что все клетки и вольеры были надежно заперты. Получалось, что только вольер с черными леопардами оказался, по сути, открыт разве что не настежь. Сами собой возникали следующие вопросы: первый – куда делся смотритель вольеров, дежуривший ночью (смотрители делили сутки на несколько частей так, чтобы животные всегда находились под присмотром), и кто из четверых смотрителей это был. Второй вопрос – где он пребывает сейчас? Это тоже нужно было выяснить. Далеко не каждый решится хотя бы выпустить пантер из вольера, не говоря уже о том, чтобы предложить тем прогуляться по саду. На такое мог решиться, пожалуй, только дрессировщик хищников, но где он находился ночью и где находится сейчас?

Смотрителям же, дежурившим в зверинце, вменялось в обязанности не только кормить животных и убирать вольеры в то время, когда зверей перемещали в другие помещения, но также следить за порядком. При необходимости, они должны были задержать незваного посетителя или человека, представляющего своими действиями угрозу для ценных животных, поэтому все работники зверинца набирались исключительно из бывших воинов, вышедших в отставку и владеющих различными видами оружия. К тому же все они находились в прекрасной физической форме. С такими ветеранами тяжело было бы справиться даже вооруженному солдату. В общем-то, это была охрана, а не просто обслуживающий персонал.

И тем не менее смотритель пропал.

Глава 2. Ситуация

Шел восемнадцатый год правления великого царя Ашшурбанапала⁴.

Не было за все это время спокойного периода в жизни Ассирии: ежегодные походы, близкие и дальние, войны, усмирение непокорных народов или взбунтовавшихся царей-соседей. Замечательно обученная и экипированная армия ассирийцев не знала себе равных от Урарту до Египта, неизменно одерживала победы, но длительного мира не приносила. Эламиты, много раз разгромленные и получившие в цари ставленника Ашшурбанапала, опять мутили воду, стремясь к независимости и создавая союзы против Ассирии. Вот и два года назад они снова составили тайный заговор с вавилонянами, царем которых был родной брат Ашшурбанапала – Шамаш-шум-укин. Претензии Вавилона выросли. Разрушенный в недалеком прошлом до основания и затопленный, превращенный Синаххерибом почти в болото, этот город был восстановлен Асархаддоном и опять разросся за его недолгое царствование.

Что было причиной такого отношения Асархаддона к вечному сопернику Ассирии, сложно сказать. Может быть, необыкновенная любовь к одной из своих жен, вавилонянке, от которой и был рожден Шамаш-шум-укин? Может быть, желание превратить Вавилон в центр мировой державы и перенести туда свою столицу? А может быть, и что-либо иное, о чем мы не узнаем уже никогда, однако факт остается фактом: Вавилон засиял в невиданном до того блеске.

Двух сыновей имел Асархаддон, и Шамаш-шум-укин был любимым из них. Именно его хотел видеть впоследствии на троне Ассирии царствующий отец. Шамаш-шум-укин всегда выделялся Асархаддоном, желавшим со временем передать ему власть, и тот с малых лет привык считать себя наследником грозного царя.

Братья не походили друг на друга и воспитывались по-разному. Ашшурбанапал был определен отцом для познания различных наук, почему и отдан в храмовую писцовую школу. Он с детства изучал искусства, ремесла и главное – грамоту, оказавшись впоследствии первым царем Ассирии, умевшим читать и писать, постигшим как клинопись, так и арамейское буквенное письмо. Он с упорством изучал ассиро-вавилонские и шумерские тексты, обладал поэтическими способностями, самостоятельно знакомился с историей Месопотамии по древним источникам, познал астрологию, арифметику и геометрию.

Однако выдающиеся способности Ашшурбанапала не ограничились только изучением точных наук, текстов и культуры народов, входивших в ассирийское государство. Оказалось, что принц наделен острым умом стратега, прекрасно разбирается в военном деле, экономике, строительстве и государственном устройстве. Постепенно он проявлял себя в разной деятельности, и Асархаддон стал поручать ему такие дела, на которые мог поставить только выдающегося талантом и доверенного человека. Совсем молодым Ашшурбанапал был назначен командиром всей ассирийской конницы, с частью которой вторгался в пределы соседних царств, не всегда являвшихся сателлитами Ассирии, потом стал руководить строительными проектами, связанными с возведением фортификационных сооружений. Одновременно он управлял политической разведкой страны, и за несколько лет создал разветвленную сеть агентов как внутри Ассирии, так и в соседних землях.

Ко всему прочему Ашшурбанапал отличался красотой и крепостью сложения. Высокого роста, сильный, мужественный и необыкновенно ловкий, он замечательно ездил на лошади, метко стрелял и любил в одиночку охотиться на львов.

Все это очень импонировало родовитым ассирийцам. Знать считала молодого Ашшурбанапала выдающимся принцем, и когда Асархаддон объявил всем, что хочет передать престол Шамаш-шум-укину, это встретило настолько серьезное неудовольствие аристократии Ассирии, что царь не на шутку обеспокоился. Дело было не в том, что престол передавался при живом государе и устоявшемся устройстве, где каждый род знал свое место: это было не впервые в истории страны. Решение Асархаддона оскорбляло ассирийцев: они не хотели иметь царя, в жилах которого текла половина крови ненавистных им вавилонян. Многие ветераны еще помнили знаменитые победы Синнахериба и разгром старого Вавилона.

Царь отменил свое решение. Он пошел на компромисс, который нельзя назвать дальновидным: Шамаш-шум-укин был-таки определен царем, но не Ассирии, а Вавилона – и с тем условием, что он подчиняется Ашшурбанапалу, ставшему царем всего междуречья. Из-за такого решения уже через короткое время в империи создалась дополнительная политическая напряженность. Ашшурбанапал поначалу хорошо относился к Шамаш-шум-укину, но власть есть власть, а политика остается политикой: он всегда чувствовал в брате претендента на престол.

Асархаддон умер, и не прошло десяти лет, как Шамаш-шум-укин начал вести с Ашшурбанапалом двойную игру. Он рассчитывал, что опорой ему послужат жрецы и знать Вавилона, которым всегда напоминал, что проводит политику своего отца. Внешне он выказывал Ашшурбанапалу все знаки вассального почтения и подчинения, однако за его спиной стал создавать против брата тайные союзы. В ход пошли сношения с вечными врагами Ассирии и теми городами-государствами, которые входили в империю, но всегда хотели независимости от нее. Пять лет Шамаш-шум-укин получал неизменные заверения из Египта, Халдеи, Сирии, Лидии, Элама и от царьков Финикии о готовности присоединиться к восстанию. Волчьей стаей окружили заговорщики древнюю землю Ашшура. С прищуром хитреца наблюдала за всем этим из-за горных хребтов Мидия, готовая воспользоваться плодами восстания и в клочья порвать обессилевшую жертву.

Заговор готовился в строжайшей тайне. Однако не зря раскидывал Ашшурбанапал свою шпионскую сеть. С отлаженностью часового механизма поступали в Ниневию донесения о происходящих событиях на границах великого государства, внутри него и в вассальных землях. Если уж царю становились известны сведения о количестве собранного в соседнем государстве урожая, падеже скота или планах на строительство каналов и крепостей, то информация о готовящемся заговоре тем более не могла пройти мимо ушей и глаз его тайных агентов.

Вначале было перехвачено письмо к Шамаш-шум-укину египетского фараона Танутамона. Он писал царю Вавилона о готовности прислать воинские подкрепления в случае начала восстания и даже считал, что сумеет склонить на свою сторону ставленника Ашшурбанапала Нехо, честолюбивого номарха городов Саиса и Мемфиса. Он рассчитывал, что в таком случае к заговорщикам присоединится и сын Нехо, наместник Хатхарибы Псамметих. Египет, частично освободившийся от влияния Ассирии, желал полной свободы.

«Сколько зверя не корми,..» – думал с горечью Ашшурбанапал, вспоминая, как семь лет назад Нехо уже пытался выступить против Ассирии. Тогда города, вставшие на сторону мятежников, были жестоко наказаны, а самого Нехо заковали в кандалы и отправили в Ниневию. Плененный и униженный, он был помилован царем и отправлен назад в Египет, наместником.

Ашшурбанапал, прощаясь с ним, произнес тогда при всех:

– В одежду цветную я облачаю тебя, и цепь золотую, отличие твоего наместничества, налагаю. Даю тебе железный поясной кинжал в золотой оправе, написав на нем имя мое. Колесницы, коней и мулов даю тебе и в Сомо возвращаю.

Нет в людях благодарности, не было ее и в Нехо!

Однако Нехо неожиданно и вскоре умер, и все меры, предупреждающие участие фараона Египта в заговоре, были предприняты уже по отношению к его преемнику Псамметиху. Контроль же за действиями Псамметиха и соглядатайство было поручено начальникам областей Египта, тайно получившим соответствующие указания. Они сообщали о каждом шаге египтянина.

Вторым донесением о готовящемся восстании стало письмо высокого лидийского сановника, приближенного к царю лидийцев Гиге. Было это четыре года назад. Донесению сановника можно было верить, так как тот давно получал немалые щедроты из казны Ашшурбанапала. Его завербовали еще в тот год, когда сам Гиг прибыл в Ниневию с предложением вечной дружбы и союзничества. Великий царь принял его, как брата, а лидиец объявил себя подданным Ассирии. Одержав накануне победу над киммерийцами, Гиг в знак дружбы заковал в кандалы и отправил с большими дарами в Ниневию двух их главных вождей.

Однако зависимость от Ассирии вскоре перестала устраивать лидийского царя. Он не стал больше посылать дань Ассирии и, более того, нашел себе нового союзника в лице Псамметиха, которому направил в помощь свое войско. Такой союз был крайне необходим египетскому фараону и нежелателен ассирийцам. Ашшурбанапал воспользовался ситуацией и по тайным каналам сообщил скифским варварам об ослабленности лидийского войска. Одновременно он отказал лидийцам в финансовой помощи, и полтора года назад Гиг погиб при набеге скифов. Его сын Ардис после этого немедленно признал владычество Ашшурбанапала, но кто его знает: не задумал ли теперь Ардис сговориться с Шамаш-шум-укином?

После тех событий вся шпионская сеть, действовавшая как в Вавилоне, так и в других городах и государствах была сориентирована на выявление возможных заговорщиков. Перехват писем, подкуп и похищения – все пошло в ход, и через год Ашшурбанапал уже имел полное представление о масштабе предстоящего восстания. Одновременно с этим он предпринимал меры к нейтрализации своих противников, каждого – по-своему.

Все же полностью затушить искры бунта не удавалось, и хотя подозрения относительно роли в нем Шамаш-шум-укина окрепли и получили доказательства в перехваченных к нему письмах, однако от него не было перехвачено ни одного письма ни к кому из царей-заговорщиков или наместников. Царь Вавилона действовал очень осмотрительно и в посланиях к брату продолжал клясться в верности.

Так продолжалось еще год, в течение которого ситуация кардинально не менялась. Но год назад в конце зимнего месяца шбата⁵ службой безопасности в Ниневии были схвачены два вавилонских агента, которым (по их признанию) ставилась задача либо пробраться во дворец – и там, либо на охоте попытаться убить Ашшурбанапала. Серьезность их подготовки к покушению вызывала сомнения: только наивный человек мог надеяться приблизиться к царю. Сведения об этих двоих поступили задолго до появления агентов в Ниневии от вавилонского шпиона, перекупленного ассирийской разведкой. Агентов встретили буквально у ворот Ниневии, опознав их по описанию и заранее уведомленные, что те будут представляться пастухами при стаде коз.

Агентов схватили. Признания их были получены при допросе, после которого те уже не смогли выжить. Агенты признались в том, для чего пришли в Ниневию, рассказали о человеке, который их нанял, где, за какую сумму и прочее. Однако чего-либо существенного, особенно в части связей здесь – в Ассирии, от них добиться не удалось. Кто их должен был встретить в городе, осталось не известно. Напрашивался вывод, что агентов схватили слишком рано, когда они еще не получили настоящих инструкций. И возникал естественный вопрос, кто им должен был помочь здесь? А это уже вызвало у великого царя подозрение в предательстве кого-то из ближайшего окружения. Ой как живы были воспоминания о заговоре против великой царицы Шаммурамат⁶ ее сына Нании и совсем недавнее убийство Синнахериба своими сыновьями! Последнему событию и трех десятков лет не минуло.