Политрук

Группа прикрытия рассредоточилась и приготовилась к ведению огня, а группа захвата ворвалась в траншею. Одного солдата прикончили ножом, другому – сунули в рот кляп и связали руки. Всё произошло бесшумно в считанные секунды. Николай с двумя разведчиками повёли пленного, а Илья с сержантом остались. Сержант подбирал оружие, брошенное немцами, а Илья неожиданно наткнулся на жгут проводов, ведущих к блиндажу, и перерезал их. Надо уходить, но рядом блиндаж, из которого в любой момент могут полоснуть очередью в спину. Решение пришло мгновенно – Илья в два прыжка очутился возле входа в блиндаж, откинул полог палатки, закрывавший вход и швырнул внутрь гранату. Раздался взрыв. Ушедших вперёд разведчиков догнали быст ро и, хотя немцы открыли ураганный огонь, до своих позиций добрались без потерь.

В траншее разведчиков встретил старший лейтенант Галич. Илья допросил пленного, он показал, что в расположения немецких войск для усиления обороны прибыла новая часть. Пленный – немолодой, с усталыми задумчивыми глазами солдат, начал рассказывать, что до войны работал на заводе слесарем, дома осталась жена и двое детей. А в армию взяли насильно под угрозой ареста. В подтверждении своих слов полез в карман френча и вытащил пачку фотографий. Одна из них выпала и кто-то из разведчиков подобрал её. В следующее мгновение он метнул на немца яростный, ненавидящий взгляд. На фотографии был изображён этот пленный на фоне пепелища и повешенных людей. Гордая осанка, надменный холодный взгляд. Взгляд убийцы.

Молодые солдаты, да и Илья тоже, медленно прозревали. Воспитанные в духе интернационализма, лозунга «Пролетарии всех стран – соединяйтесь», они считали своим девизом дружбу, братство, солидарность всех народов и рас. Вражеские солдаты казались обыкновенными людьми, которых просто обманул Гитлер. Скоро-скоро они прозреют и сами прекратят войну. Как горек был этот самообман, сколько крови и смертей должны были повидать эти бойцы, чтобы появилась в сердце жгучая, неудержимая, до спазм в горле, ненависть.

Галич отправил немца в штаб, подальше от пылающих ненавистью разведчиков, а Илье предложил:

– Переходи к нам, из тебя хороший разведчик получится. Я договорюсь с начальством.

Но перейти в разведку Илье не пришлось, это была их последняя встреча. Старшего лейтенанта Галича через несколько дней назначили командиром батальона, а ещё через день, ведя батальон в атаку, он был убит.

Глава вторая
Сын полка

С этим мальчишкой Илья познакомился случайно. Немцы частенько открывали артиллерийский огонь, надеясь, что наши будут отвечать и удастся засечь огневые точки. Эти обстрелы доставляли бойцам немало хлопот, за месяцы в обороне все траншеи и блиндажи были уже противником пристреляны и снаряды ложились довольно точно. Илья пережидал такой артналёт в своей стрелковой ячейке, когда ему почти на голову свалился маленький солдат.

– Виноват, я вас не очень зашиб? – звонким голосом спросил солдатик, отряхивая с длинной не по росту шинели землю.

– А ты кто таков будешь?

– Воспитанник полка Боря Новиков. Можно я тут у вас побуду, пока фриц не успокоится?

– Располагайся. А куда направляешься?

– На командный пункт командира роты с поручением.

В это время снаряды стали ложиться близко и от страшного грохота закладывало уши, говорить стало невозможно. Как только огонь ослабел, Боря выбрался из ячейки, спрыгнул в недалёкую траншею и исчез.

Прошёл месяц. Боря частенько забегал в землянку Ильи. Однажды Илья шёл в штаб дивизии, дорога проходила через густые леса, которыми была покрыта вся эта местность. Вдруг из леса на маленькой лошадёнке вылетел всадник и лёгкой рысью поскакал по дороге. Когда он приблизился, Илья узнал Борю. Мальчик придержал коня и остановился:

– А меня медалью наградили, «За отвагу», – с гордостью похвастался он, поглаживая блестящий кружок на груди.

– Поздравляю от всей души с высокой наградой, – одобрил Илья, пожимая маленькую руку мальчишки.

И он нисколько не лукавил, заслужить медаль «За отвагу» в сорок втором году было довольно сложно, её давали лишь наиболее отличившимся бойцам. И уже трогая лошадь, Боря не удержался, как и любой мальчишка:

– И орден скоро получу. Не верите? Я слов на ветер не бросаю.

Боря погиб через пять дней после этой последней встречи с Ильёй.

– Дяденька, возьмите меня на фронт, – подошёл к командиру батальона мальчишка, когда дивизия только-только выгружалась из эшелонов. И увидев скептический взгляд сверху вниз, тут же добавил, – хочу бить фашистов. Я могу в разведку пойти, маленький, меня и не заметят.

– Сколько же тебе лет, разведчик? – улыбнулся командир.

– Уже двенадцать исполнилось.

– А откуда ты?

– Я из Ленинграда эвакуированный на Волгу, в Рыбинск, отец погиб, хочу отомстить фашистам. Неделю сюда на фронт добирался.

Командир почесал затылок:

– Н-да, история. Нет, брат, тебе учиться надо, а с фашистами мы и сами разберёмся. Мамка, небось, испереживалась вся, где же сынок её. Придётся возвращаться назад.

И приказал первым же эшелоном отправить мальчишку обратно.

Однако к вечеру пацан снова появился в расположении полка. И никакие уговоры на него не действовали. Тогда командир решил на свой страх и риск оставить мальчишку в полку. Ему скроили маленькую гимнастёрку, брюки и шинель, выделили смирную лошадку из обоза, оформили, как помощника санитара. Теперь он везде появлялся с санитарной сумкой на боку.

Парнишка оказался смелым и отважным, и по-детски беспечно весёлым. Его старались держать подальше от передовой, но как только начинался бой, он немедленно появлялся в окопах и лез в самоё пекло. Маленький, юркий, быстрый он, то перевязывал раненых, то мчался куда-то в качестве связного. Его переодевали в гражданскую одежду и отправляли в ближайшую деревню в немецком тылу, чтобы засечь огневые точки гитлеровцев. Боря обладал феноменальной памятью.

В самых тяжёлых боях в мае и июне сорок второго Боря находился на передовой и оказывал помощь раненым. Перевязывал их и сопровождал в тыл. Он также выносил с поля боя винтовки, автоматы, ручные пулемёты, вытаскивал документы у убитых фашистов, что помогало в разведывательной деятельности.

Когда наступило относительное затишье, командир дивизии вручил Боре Новикову медаль «За отвагу». Потом обнял мальчишку и расцеловал. Слава об отважном санитаре и разведчике разнеслась по всей дивизии.

Всего три месяца войны из его двенадцати лет жизни отпустила Боре судьба. Он был умён и развит не по годам, его недетскую мужественность, решимость и отвагу отмечали все, кто соприкасался с ним, кто видел его в бою. Однажды он был ранен в ногу, но не покинул поля боя, пока не помог всем раненым.

Несмотря на всё это Боря был ласковым мальчиком, высылал своей маме все деньги, которые ему полагались, писал ей нежные письма.

Боря часто приходил ночевать в землянку Ильи, докладывая:

– Товарищ политрук, воспитанник Новиков явился в ваше распоряжение, – при этом козырял, прикладывая руку к пилотке.

Потом укладывался к Илье под бок, обнимал за шею и просил рассказать сказку. За каждую сказку он благодарил и целовал Илью.

После последнего боя пошёл с танкистами вытаскивать застрявший танк. Место было пристреляно, немцы специально поджидали тех, кто придёт для эвакуации танка. Они открыли ураганный миномётный огонь, одной миной Борю буквально разорвало, танкисты были ранены.

Так погиб отважный и смелый мальчуган, всеобщий любимец, не слышно больше его звонкого голоса…

Пройдёт много лет, Илья разыщет в Рыбинске Борину мать и посетит вместе с нею школу, названную именем её сына.

Глава третья
В обороне

Летом сорок второго года Германская армия была ещё очень сильна.

Танковые колонны вермахта рвались к Волге, к перевалам Большого Кавказа, к нефти. Но, во всё большей степени немецкие войска получали отпор, и втягивались в затяжные позиционные бои.

На Северо-Западном фронте шли бои за ликвидацию Демья новского котла, в который попала шестнадцатая немецкая армия в составе семи дивизий, но ликвидировать её в течение двух месяцев так и не удалось. Враг ещё господствовал в воздухе, не хватало артиллерии, танков, боеприпасов. Немцы предпринимали попытки прорыва, прощупывая наиболее уязвимые места в обороне Красной армии, но после ожесточённой перестрелки откатывались назад. В перерывах между боями бойцы рыли окопы и траншеи, строили блиндажи, дзоты, землянки. Очищали местность от кустарников, пристреливали ориентиры. А местность была болотистая, в окопах быстро накапливалась вода, сочившаяся прямо из стен. Работали до кровавых мозолей.

Параллельно приходилось заниматься боевой учёбой. В войска стало поступать новое оружие – карабины и станковые пулемёты Горюнова.

Однажды в расположение роты прибыл комиссар дивизии батальонный комиссар Тюленев. Он рассказывал собравшимся бойцам о событиях под Москвой и на Волге, толково объяснял, почему врагу удалось захватить такие обширные пространства нашей страны, отвечал на вопросы.

– А чего мы всё в обороне топчемся? – Спросил один из бойцов, – наступать надо, вперёд двигаться…

– Наступать, говоришь, – прищурившись, спросил комиссар, – а готов ли ты к наступлению?

– Готов, давно готов…

– Тогда ответь, какова длина штыка винтовки? Боец замялся, ответил невпопад, кто-то подсказал:

– Тридцать пять сантиметров.

– Неверно, – комиссар покачал головой, своего оружия не знаете, а говорите – наступать. Кто-то скажет, мол, мелочи, но в нашем воинском деле мелочей быть не может. Так вот, длина штыка винтовки – сорок три сантиметра. Для чего это нужно знать? А чтобы посадить на штык сразу двух фрицев, – закончил комиссар под одобрительный смех красноармейцев.

Илья, как губка, впитывал методы агитационной работы, способы убеждения бойцов, учился, как надо её вести.

После того, как бойцы разошлись, Тюленин попросил задержаться Илью и политрука роты Кашина. Им крепко досталось за недостаточную популяризацию среди молодого пополнения подвигов отличившихся в боях бойцов. А Илья получил упрёк за плохую работу среди комсомольцев и медленный рост их рядов.

Вскоре Илья стал писать информационные листки и зарисовки о бойцах роты в дивизионную газету «Защитник Родины», а потом взял за правило при каждом вызове в штаб дивизии, заходить в редакцию и получать задания.

Илье неоднократно приходилось сопровождать на передовую фронтовых журналистов, и он убедился, как нелёгок их «хлеб», с каким риском для жизни добываются скупые газетные строчки.

Как организовать политическую работу в подразделениях в условиях такой тяжёлой войны? Где можно научиться этому? Этот вопрос мучил Илью, ему так хотелось поскорее постичь ремесло политработника. Но, только в каждодневной работе, в точном расчёте и знании психологии бойцов, можно приобрести опыт. Учиться у жизни.

В роту пришёл комсорг полка старший политрук Копытов. Он принёс газеты, в которых были портреты снайпера Людмилы Павлюченко, уничтожившей под Севастополем двести фашистов. Это он произнёс фразу, ставшую крылатой:

– Фашист, убитый под Демянском, не появится в Сталинграде.

После комсомольского собрания, пригласил Илью:

– Проводи меня до соседней роты.

Молча, шли по склону оврага по густой, чавкающей грязи.

– Что такой грустный, Илья, или случилось чего?

– Ничего такого не случилось, Иван Петрович, просто надоело в этих болотах сидеть. Люди говорят, что кто-то воюет с врагом, а мы здесь отсиживаемся…

– Ну, положим, начальству виднее, когда наступать, а мы о том в своё время узнаем. А вот почему бы тебе не организовать в полку снайперскую команду. Представь, что если в каждой роте будет по пять-десять снайперов, это же какая силища. Ты, кажется, учился на снайпера, да и до войны в ОСОВИАХИМЕ хорошо стрелял. Подберите вместе с командиром роты толковых людей, ты научишь их владеть снайперской винтовкой.

Илья, ещё в период формирования дивизии на Урале, некоторое время изучал снайперское дело, но применить знания в боевой обстановке не пришлось, да и подзабыл многое. Научить человека метко стрелять – это не самое главное, снайперу необходимо иметь зоркий глаз, мгновенную реакцию, железную выдержку, сметку и храбрость, хорошую физическую подготовку, иначе он сам станет лёгкой мишенью для врага. Выслушав сомнения Ильи, Копытов сказал:

– Надо переиграть врага, мы не должны давать ему ни минуты покоя, чтобы он не чувствовал себя хозяином на нашей земле.

Долго искать желающих обучаться снайперскому делу не пришлось.

Бойцы с удовольствием шли знакомиться с новым престижным делом. Пришлось отбирать самых подходящих. Специального полигона для занятий не было, пришлось организовывать их прямо на передовой. Часами солдаты с напряжением, но охотно овладевали снайперским делом: изучали оружие, тренировались в прицеливании и «холодной» стрельбе, учились маскироваться, отыскивать цели, вести огонь по движущимся мишеням.

Илья рассказывал, что снайперу необходимо терпение, иногда, целый день пролежать, почти не двигаясь, ничем не выдавая себя, чтобы застать немца врасплох.

Через две недели Илья, посчитав, что начальный курс пройден, подобрал себе в пару сержанта Николая Бодрова. Третьим назначил бойца с пулемётом для прикрытия.

Нейтральная полоса, которую пришлось преодолевать, изобиловала оврагами, мелким кустарником и группами деревьев. «Идеальное место для засады, – подумал Илья, – вдруг немцы решили её здесь выставить».

Пришлось идти осторожно, припадая к земле, часто останавливаться, напряжённо ловя звуки, внимательно осматриваться, вглядываясь в каждый куст.

– Видишь, ориентиры, которые нам указали разведчики, – шепнул Илья Николаю, – за ними вражеская траншея. Дальше будем двигаться по-пластунски.

Ползли от овражка к овражку, от куста к кусту, впереди Илья, за ним Николай, позади пулемётчик. Наткнулись на тропу, истоптанную множеством ног. Илья огляделся, ничего подозрительного не увидел и махнул Николаю, прошмыгнём к густой лесопосадке впереди, за которой виднелся холм. Сделал шаг-другой и остановился, как вкопанный, прямо перед ним на высоте пояса была натянута тонкая проволока. Скорее всего, она прикреплена к чеке гранаты, натянешь проволоку, чека выскочит и граната взорвётся.

Илья показал бойцам на проволоку, давая понять, что надо двигаться с максимальной осторожностью. На всякий случай он приказал увеличить дистанцию и ползти медленней. Вскоре допозли до холма и внимательно огляделись. Впереди, метрах в ста траншея противника, рядом с ней землянка, а вокруг окопы и ходы сообщения.

Выбрали удобные для долгого наблюдения позиции и залегли. Илья внимательно рассматривал местность в оптический прицел винтовки. Вот взгляд его наткнулся на пучки и сплетения тонких проводов – малозаметная полоса препятствий. Повёл прицелом, чтобы отыскать проходы, но не нашёл.

Подумал: «Хорошо, преследования не будет».

Прошло значительное время, но никого обнаружить не удавалось. Поразительно, словно и нет никакого противника. Но ведь там наверняка свои наблюдатели. Что же делать? Возвращаться «не солоно хлебавши», насмешек от товарищей не оберёшься. Снайперы, тоже мне, добрались до переднего края противника и ни одного гитлеровца не обнаружили. Кто поверит? Нет, надо ждать, хоть до самого утра, всё равно немец чем-то да обнаружит себя.

Ага, вот они! Из землянки вышли двое и неторопливо двинулись к недалёкому оврагу. Шли открыто, в полный рост, не чувствуя никакой опасности, будто на прогулке. Шли, как хозяева по чужой земле. Нашей земле. Горло Илье перехватил спазм жгучей ненависти. Куда-то пропали все довоенные внушения о дружбе и братстве между народами. Сначала верили, что немецкий рабочий класс прозреет, бросит оружие и пойдёт брататься, но это были уже другие немцы. А потом… потом поступил наказ «Нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его», и учились и ненавидели.

Илья не торопясь поймал в перекрестие прицела одного из гитлеровцев и плавно нажал спусковой крючок. Гулким эхом прозвучал в тишине выстрел. Немец покачнулся и осел на землю. Второй остановился, оглядываясь по сторонам, не понимая, откуда стреляли. К упавшему подбежали ещё двое. Они, тоже ничего не поняли, им даже в голову не пришло, что здесь могут быть русские снайперы. Илья ещё раз выстрелил, второй фашист рухнул на землю. И тут же прозвучал выстрел Николая, ещё один немец упал. Бежавшие к упавшим солдатам гитлеровцы залегли и медленно поползли. Илья повёл винтовкой и увидел, как у поднявшегося из траншеи немца сверкнули окуляры бинокля. Офицер, наверное. Илья выстрелил прямо в бинокль, офицер исчез. И тут же прозвучал второй выстрел Николая.

Гитлеровцы, наконец, опомнились, затрещали автоматы, ударил пулемёт, пули засвистели над самой головой. «Засекли, гады, – подумал Илья».

– Отходим, – крикнул он бойцам, – пулемётчик прикрой.

Сначала ползли, а потом, спустившись с холма, под его прикрытием побежали. У тропы на ничейной полосе залегли, поджидая пулемётчика. Вскоре появился и он. Через полчаса были в расположении роты.

Снайперское движение в дивизии ширилось. Уже у многих солдат счёт убитых фашистов достиг нескольких десятков, а у некоторых и за сотню перевалил. Дивизионная газета публиковала имена снайперов, а некоторые, наиболее известные делились опытом, как поражать противника. Этот опыт новички воспринимали, как инструкцию.

Немцы стали осторожнее, усилили дозоры, ставили засады, но снайперы каждую ночь выходили на охоту. Стреляли очень метко. Вскоре счёт убитых вражеских солдат перевалил за шестьсот. Время оборонительных боёв заканчивалось, Красная армия переходила в наступление.

Глава четвёртая
На старую Руссу

В декабре сорок второго года в дивизии произошла переаттестация командного состава. Илье присвоили звание младшего лейтенанта, и назначили заместителем командира девятой роты.

Командир роты старший лейтенант Николай Аркадьев встретил Илью радушно и приветливо. Вечером посидели за накрытым столом в землянке, где теперь им предстояло вместе жить.

– Я родом из Тульской области, – рассказывал Аркадьев, когда уже выпили за встречу и за успехи в ратном деле, – окончил ускоренные курсы командного состава и был назначен командиром учебного взвода в запасной полк. Целый год просился на фронт и, наконец, отпустили.

Совсем ещё молодой, красивый парень, подвижный и энергичный, казалось, притягивал к себе людей. Время от времени, он куда-то отлучался на два-три дня с разрешения командира полка, оставляя за себя заместителя по политчасти. Вскоре Илья узнал причину этих отлучек.

Ещё летом на участок обороны, занимаемый ротой, стали наведываться девушки-снайперы. Их команду, входящая в специальную снайперскую роту 3-й Ударной армии, прикомандировали к 525-му полку. Девушки были хорошо обучены снайперскому делу и успешно охотились за немецкими солдатами, часто меняя боевые позиции. Когда девушек отправляли в роту, звонили из штаба полка:

– Обеспечьте их работой, согласуйте, если нужно, поддержите, подстрахуйте огнём.

Снайперы, которых недавно обучал Илья, относились к работе девушек ревниво:

– Перебьёте всех наших фрицев, что же нам тогда делать? – шутливо спрашивали они у симпатичных гостей.

Землянки девушек размещались около командного пункта полка, туда и приходили офицеры от роты, чтобы проводить девушек на позиции.

Частенько командир роты сам приводил девушек-снайперов, и среди них почти всегда оказывалась шустрая черноглазая Марина. Когда Аркадьев приводил девушку в расположение командного пункта роты, ординарец, и связисты, и все, кто находился в землянке командира роты, старались под любыми предлогами поскорее уйти, чтобы оставить их вдвоём. Дисциплина в снайперской команде, находившейся всегда среди мужчин, была очень строгой, командир не разрешала девчатам ходить в гости.

– Тоже мне, настоятельница в монастыре, – ворчал Аркадьев, – и побалагурить с девчонкой нельзя.

Вскоре девушек-снайперов перевели на участок другой дивизии, стоящей в обороне в 150 километрах от 171-й. Почти год, до тех пор не началось общее наступление армии, Аркадьев мотался вдоль фронта на участок, где расположились девушки. В самом начале наступления командир роты старший лейтенант Аркадьев был тяжело ранен, отправлен в тыл и там скончался на операционном столе.

Спустя тридцать лет после Победы, на встрече ветеранов 3-ей ударной армии в Центральном доме Советской армии в Москве, присутствовала группа бывших девушек-снайперов. Теперь это были уже солидные женщины, у многих на груди сияли Золотые Звёзды Героев. В том далёком сорок третьем году, когда Илью назначили в девятую роту, он уже не застал их в дивизии. Поэтому тихонько поинтересовался у распорядителя:

– Можно узнать, присутствует ли здесь снайпер Марина?

Через некоторое время к Илье подвели немолодую уже женщину с Золотой Звездой на груди.

– Вы хотели меня видеть? – спросила она.

– Да, я хотел узнать, вы не были знакомы в сорок втором году со старшим лейтенантом Николаем Аркадьевым?

Женщина широко открытыми глазами смотрела на Илью. Наконец, она произнесла:

– Да, я знала его…, – губы её дрожали, – что с ним случилось тогда?

– Он был тяжело ранен и умер в госпитале.

Женщина закрыла лицо ладонями и долго молчала.

– Нас перебросили на другой фронт, с Колей мы встретиться не могли… – видно было, что эти воспоминания давались ей с трудом, – вскоре я познакомилась с прекрасным человеком, который стал моим мужем. Теперь у нас уже внуки.

И, как бы в оправдание, добавила:

– На войне, вы ведь знаете, как бывает… жизнь коротка.

Зима уже лютовала, повалил снег, ударили морозы. И хотя разговоры о скором наступлении ходили в частях, фронт стабилизировался. Только в начале февраля сорок третьего был получен приказ о передислокации дивизии. Совершив стокилометровый марш полки прибыли в район Старой Руссы. Началась усиленная подготовка к наступлению: подтягивалась артиллерия, подвозились боеприпасы, разворачивались санитарные роты и медсанбаты. В батальонах, куда прибывало пополнение, изучали оружие, «штурмовали» укрепления врага, имитировали атаку.

Илья занимался привычной уже работой политрука: подбирал и инструктировал агитаторов, знакомил бойцов из пополнения с историей и традициями дивизии, проводил беседы и полит информацию. Здесь впервые мнения Ильи и командира роты по ведению политработы разошлись. Когда Илья заговорил с ротным о людях, об их думах и чаяниях, командир роты старший лейтенант Аркадьев отрезал:

– Давай договоримся сразу, всё, что касается настроений, личных переживаний и прочего в том же духе – по твоей части. Моё дело командовать, учить воевать, а твоё – воспитывать.

– Но нельзя, же противопоставлять одно другому, – возразил Илья, – человек не бездушный автомат. Тебя ведь не надо убеждать, что от его морального духа зависит то, как он будет вести себя в бою, не спрячется, не побежит, а будет исполнять приказ.

– Вот, каков приказ, его точность и ясность, таковы должны быть и действия солдата. А приказ всегда строг и жесток. И боец должен быть готов выполнить любой приказ. Хватит спорить на эту тему, я командир, и моё слово решающее, – заключил Аркадьев.

Вскоре Илье пришлось убедиться в требовательности командира роты к подчинённым. Он не щадил их ни в больших делах, ни в малых, но также был беспощаден и к себе. Следствием этого была высокая дисциплина в подразделении. Неоднократно пытался Илья убедить Аркадьева, что солдаты ждут от него теплоты и участия, душевного слова. Ведь, стань он хоть чуточку мягче, не задумываясь, пойдут за ним в огонь и воду.

– Я командир, а не барышня, которая должна заботиться о любви и уважении к себе, – отвечал он, усмехаясь.

Несмотря на эти разногласия, Илья жил в одной землянке с командиром, и они делились друг с другом последним сухарём и куском сахара. И трудно было понять, как совмещались в одном человеке такая беспощадная сухость с истинно русской размашистостью и добродушием. Создавалось такое впечатление, что Аркадьев пытался соответствовать какому-то, только ему известному и выстраданному образу военачальника.

Раз в месяц старшина доставлял в роту дополнительный паёк, положенный командному составу: килограмм печенья, две банки консервов, сливочное масло, несколько пачек табака. Аркадьев, который не курил, тут же звал ординарца:

– Раздать табак бойцам на каждый взвод, – приказывал командир.

Тут же организовывалось застолье, Аркадьев и Илья выкладывали все припасы, которые получали.

– Телефонисты, связные, хозяйственный взвод и все, кто поблизости, пусть заходят к нам угоститься, – с одобрения Аркадьева приглашал Илья.

Командир с радостью наблюдал, как в мгновение ока уничтожается еда, лицо его светилось счастьем от того, что он может доставить удовольствие людям. Но, как только застолье заканчивалось, Аркадьев снова становился суровым и требовательным.

В природе всегда существует некий баланс, чтобы уравновесить крайности и предупредить однобокость. Такой баланс внимательный наблюдатель может заметить в любом сообществе и на войне тоже.

Двадцатилетний командир взвода лейтенант Александр Полозков был прямой противоположностью Аркадьеву.

– Василий Лукич, – обращался он тихим голосом к бойцу, который был не намного старше его, – пожалуйста, углубите окоп, хотя бы сантиметров на двадцать. Понимаете, если начнётся миномётный обстрел, в глубоком окопе больше шансов, что осколки вас не заденут.

– Ты что, Полозков, – распекал его Аркадьев, – ведёшь себя как в институте благородных девиц, приказывать надо, командовать.

– А я ко-командую, – слегка заикаясь, отвечал Полозков, и краснел, – у ка-каждого свой ме-метод.

– Ме-е-тод, – передразнивал Александра командир, – навоюем мы с твоими методами.

– Уговаривать не бойцов надо, дорогой Саша, а девушек, – поддерживал ротного командир первого взвода Винницкий. – Вот у тебя, например, была девушка? – задавал он хитрый вопрос.

– Почему была? Есть.

– О, расскажи про неё, какая она?

– Хватит, товарищи офицеры, – обрывал молодых взводных Аркадьев, – идите в своё расположение и лучше проверьте службу, чем тратить время на лирические отступления.

Двадцать второго февраля 1943 года дивизия получила приказ: с наступлением темноты выдвинуться к переднему краю, сменить части одиннадцатой армии и утром двадцать третьего перейти в наступление.

Рота вышла к переднему краю, когда окончательно стемнело. Старший лейтенант, командир роты, которую предстояло сменить, рассказывал, водя жёлтым от табака пальцем по изрядно потрёпанной карте:

– Мы находимся вот на этом выступе, до немцев порядка двухсот метров. Их оборона хорошо укреплена, много дзотов и укрытий. Много глубоких блиндажей, не выкуришь и артиллерией. Вся ничейная полоса хорошо пристреляна. Так что когда пойдёте в наступление, старайтесь преодолеть её одним броском. Замешкаетесь, всем крышка, перебьют, как кутят.

Аркадьев принимал участок, а Илья решил пройтись, посмотреть, как устроились бойцы. Ночь стояла холодная, морозная, безветренная тускло мерцали звёзды. Противник нервничал, непрерывно пускал ракеты, кое-где раздавались пулемётные очереди, даже разорвался снаряд.

– О чём задумался, брат-славянин? – раздалось сзади.

Илья обернулся и увидел командира батальона и заместителя по политчасти.

– Здравия желаю, товарищ капитан.

– А где ротный, в землянке? Собирай офицеров, есть дело.

Через пять минут собрались офицеры роты, командир пулемётной роты и командир артиллерийской батареи.

– Задача роте: ворваться в траншеи противника, а затем силами двух взводов ударить во фланги гитлеровцам. Тем обеспечить наступление других рот батальона.

После ухода командования батальона, Илья собрал в командирской землянке коммунистов и комсомольцев.

– В роте много новеньких необстрелянных солдат, необходимо воодушевить их личным примером, когда начнётся атака. А до этого необходимо поговорить с каждым бойцом, подбодрить, помочь подготовиться к бою.

В эту ночь в роте никто не спал. Бойцы готовили в снежном насте проходы и ступеньки, расчищали площадки для пулемётов.

Илья смог поговорить почти с каждым солдатом роты, настроение у всех было немного проподнято-нервное, как бывает обычно перед боем.

Переговаривались, курили «козьи ножки», вспоминали о доме, о родных. Скорее бы окончилось это ожидание, томящая неизвестность. Илья пошёл на правый фланг, в расположение первого взвода, где ему по договорённости с командиром роты надлежало быть во время атаки.

– Вот, полюбуйтесь, товарищ младший лейтенант, – указал Илье в сторону один из бойцов, – совсем раскис. Держался, держался, и на тебе…

На ящике из-под патронов сидел молоденький парень с отрешённым лицом. Илья подошёл к нему, тот повернул голову и виновато улыбнулся.

– Что, страшновато?

– Страшновато, – с детской непосредственностью отозвался боец.

– А ты не думай о смерти, вспоминай хорошее, весёлое, что было в жизни. Сам-то откуда?

– Ярославский я.

– О, ярославские дерутся геройски, смело. А смелого пуля боится, и штык не берёт. Вот и не подведи земляков, на тебя надеются…

– Постараюсь, товарищ младший лейтенант. А в случае чего… тут у меня письмо к маме, один я у неё остался, двух моих братьев под Сталинградом…

– О смерти думать запрещаю, – как можно строже проговорил Илья, – а письмо маме отправишь завтра. Сам.

Боец по-детски шмыгнул носом и смущённо улыбнулся.

Илья прошёл дальше по траншее и подумал, что он старше этого парня всего-то на год-два. Почему же у него нет никакого сомнения, никакой боязни, а только уверенность и твёрдость? Может быть, в этом сказывается высокое чувство ответственности? Он не может испугаться, не может унизить себя трусостью, не может выглядеть в глазах бойцов и тех, кто доверил ему такую ответственную работу за души людей этаким хлюпиком, размазнёй, которого и уважать-то не за что, а слушать, и тем более.

Задумавшись, неожиданно увидел в конце траншеи знакомого ещё по времени формирования дивизии на Урале основательного, по-деревенски неторопливого Евсея Петрова, который положив на сапёрную лопатку лист бумаги, писал что-то карандашом, подсвечивая себе цигаркой. Евсей отслужил срочную ещё до войны. Он был в бою хладнокровен и смел, никогда не терял выдержки и самообладания, ему можно было поручить любое задание с уверенностью, что оно будет выполнено.

– Что, Евсей Иванович, о предстоящем бое, наверное, домой сообщаешь.

Евсей неторопливо затянулся, выпустил дым и ответил:

– А чего о нём писать-то, о бое, расстраивать только домашних. Чай, не впервой идти, обойдётся как-нибудь. Там в селе и так несладко, весь колхоз на бабах, да на мальцах остался. Ничего, тянутся… Сами на жмыху, да на мёрзлой картохе, а фронт снабжают.