Buch lesen: «Они ковали ядерный щит СССР»

Всё началось с капусты

О нём я впервые услышал в 1984 году. Отец моего школьного товарища Володи Аветисова – Георгий Александрович – поведал нам любопытную историю о пользе потребления капусты. Зашли мы как-то вместе в буфет гостиницы «Ессентуки» перекусить, а там – только варёные яйца да салат из свежей капусты, ну, и, конечно, чай. За этой небольшой трапезой и прозвучал рассказ, запомнившийся мне на долгие годы.

Суть повествования сводилась к следующему. Один уважаемый человек долгие годы ежедневно – утром, в обед и вечером – ел капусту, привычную для каждого: свежую, квашеную, солёную, тушёную, голубцы из её листьев, пирожки с соответствующей начинкой, кроме того, борщ, щи и т.д. С одной стороны, ничего удивительного в гастрономических пристрастиях человека, любящего популярный и почитаемый в народе овощ, нет, но, когда-то, очень давно, капуста спасла ему жизнь…

Разговор этот состоялся за два года до Чернобыльской катастрофы, и мир ещё не знал ужасов, постигших нашу страну. Были срочно засекречены данные о предыдущих таких же авариях. Люди, имевшие сведения или пострадавшие при этом, давали подписку о неразглашении государственной тайны, а это уже серьёзно. Со слов Георгия Александровича, мы узнали, что его добрый знакомый Иван Никифорович Медяник в далёкие послевоенные годы работал руководителем крупного секретного подразделения, занятого производством атомной бомбы. В его подчинении находились десятки тысяч человек, среди которых, кроме добровольцев, были заключенные, вольнонаёмные и даже немецкие военнопленные. Беда случилась неожиданно, многие получили, чуть ли не смертельную дозу облучения. Людей ежедневно проверяли, они сдавали кровь на анализ, но результаты были неутешительными. Справедливости ради, надо заметить, что тогда ещё никто не знал какое это заболевание с возможным летальным исходом.

В один из дней к Ивану Никифоровичу на приём попросился немецкий военнопленный, и сказал, что прекрасно понимает серьёзность случившегося, и готов поделиться известным ему рецептом лечения: капустой. Но считает, пусть Медяник испробует сначала на себе этот метод, если анализы крови улучшатся, тогда этот эксперимент можно будет применить на всех пострадавших. Медяник согласился и несколько месяцев ел капусту в разных видах, чуть ли не тоннами. Вскоре его пригласили в лабораторию и предложили повторить анализ, так как предыдущий не соответствовал сложившимся за последние месяцы показателям. Сделали второй, третий, десятый… Всё говорило о наступлении стабильных тенденций к улучшению. И пошли на Урал эшелоны с капустой. Радиация отступила… Иван Никифорович категорически отрицает участие военнопленных в строительстве секретного объекта «Маяк». Фигурантом эпизода с капустой был, по его словам, не немецкий врач, а начальник отдела труда и зарплаты комбината.

Весна 2003 года. Сижу в кабинете генерального директора ЗАО «Горячеводск» А.П. Сахтариди. Это было время, когда на Кавминводах затевался проект строительства ледовых дворцов. Вечерним рейсом мы с Александром Петровичем улетали в Москву на переговоры с вице-президентом профессиональной хоккейной лиги России В.Т. Шалаевым.

Перед вылетом нужно было обсудить и принять кое-какие важные организационные решения. Попросили секретаря никого в кабинет не пропускать, хотя в приёмной народа собралось немало. Несмотря на предупреждение, она всё-таки ввела высокого пожилого человека, грудь которого украшали ордена и медали. Надо сказать, что главный офис фирмы располагается в здании станции технического обслуживания автомобилей N№1, а вошедшего представили как первого её директора, построившего станцию с нуля. Конечно, с теперешним хозяином директорского кабинета он был хорошо знаком: гость долгие годы дружил с Петром Павловичем Сахтариди – отцом Александра Петровича. Ветеран обратился за помощью – отремонтировать его старенький «Москвич-2141». В кабинет пригласили мастера цеха, дали задание произвести полное профилактическое обслуживание автомашины, причём за счёт предприятия. Потом принесли чай с мёдом, и потекла беседа о проблемах транспортников.

К разговору я подключился лишь когда гость сказал, между прочим, что ему через месяц исполняется 91 год. Согласитесь, для человека, управляющего автомобилем, возраст более чем солидный. Незамысловатый мужской разговор, казалось, ничего интересного для меня не предвещал: голова была забита хоккейными проблемами и их возможным решением. Но вот прозвучала давно сидящая у меня в голове фамилия – Медяник, плюс к этому – причастность его к испытанию первой атомной бомбы в СССР. Нужно было быть полным невеждой (а я себя таковым не считаю), чтобы не сообразить, что перед тобой сидит тот самый человек-легенда, в возвращении которого к жизни была капуста! Факт этот знаю два десятка лет. Конечно же, я мечтал о встрече с ним, но не мог и предположить, что он ещё жив-здоров (простите меня, Иван Никифорович) и судьба преподнесёт мне роскошный подарок. Вскоре мы стали не только добрыми знакомыми, но и подружились.

А тогда я бросился в наступление и признался своему новому знакомому, что знаю о его чудодейственном исцелении. Оказалось, что далеко не всё в легенде соответствовало действительности: кое-что изменено с учётом требований послевоенного времени, кое-что приукрашено, а в целом же этот факт в биографии моего героя действительно имеет место. Уже завершалась в типографии печать книги – «Без гарантий века», написанной Александром Фёдоровичем Мосинцевым, известном на Кавказе и уважаемом мною членом Союза писателей России, посвящённая блистательной биографии Ивана Никифоровича. Прочитав книгу, убедился, что осталось ещё немало фактов и для меня – я тоже задумал о Медянике книгу. Судьба его удивительная. Потрясающая. Огненная судьба! Вот у этой Судьбы и постараюсь взять интервью. У Судьбы замечательного человека.

2 июня 2006 года Ивану Никифоровичу Медянику исполнилось 94 года, и эта маленькая повесть о нём (очень на это надеюсь) станет моим подарком к его юбилею – 95-летию, а значит признательностью за то, что он сделал для миллионов людей.

Я с памятью своей дружу…

Когда Иван Никифорович перебирает в памяти былые дни и годы, меня берёт оторопь. Сверхзасекреченные идеи, режимные города, объекты, имена в его рассказах обретают окраску такой откровенной будничности, привкус рядовой службистской текучки, что на первых порах нашего знакомства (каюсь!), где-то в глубине души нет-нет, да и кольнёт сомнение: а было ли всё это на самом деле? Не изменила ли человеку память? Нет ли естественного желания присоединить своё имя к знаменательным и судьбоносным событиям Отечества? Ведь человеческое тщеславие – категория загадочная и непостижимая.

Нет, нет и нет! Память ему не изменила, свидетелем и непосредственным участником тех давних событий он был на самом деле. И не кичится, не ждёт грома медных труб славы – рассказывает спокойно и уверенно этот высокий, седой человек с пронзительным взглядом умных глаз и чуть заметной – прощающей моё недоверие – усмешкой.

Да, он – не физик-атомщик, не профессор, не доктор наук. Не занимался ни «поимкой» увёртливого нейтрино, не изобретал электронного мозга, не расщеплял атома, не «взвешивал» звезду из Туманности Андромеды или Кассиопеи, не бился головой о стену, ища верного решения в хитроумных проектах.

Он, как сам отрекомендовался, – автомобилист со стажем. Строитель. Транспортник. У него ещё уйма профессий, которыми овладел, уступая жесточайшим жизненным обстоятельствам. Позже я расскажу и об этом.

Сейчас, в свои девяносто пять, он продолжает водить машину. Сам за рулём. Водительское удостоверение нового образца действительно до 2009 года. Сотрудники ГАИ (использую старую, привычную слуху аббревиатуру команды блюстителей дорожного порядка) его не останавливают для уточнения личности или явного нарушения медицинских, а точнее – возрастных! – ограничений. Да, знают, знают нашего деда, знают Ивана Никифоровича – и на Ставрополье, и на Кавминводах, и в Москве, и на Урале, помнят во всех номерных «челябинских» и на некогда сверхсекретном и закрытом «Маяке».

Он не профессор, не доктор наук, не академик. Но звание «Ветеран атомной энергетики и промышленности» имеет. И гордится этим по праву. И к тому, что гениальные наши учёные-атомщики, мировые светила науки создавали «на страх врагам и мировому империализму», а именно – к подготовке испытания первой советской атомной бомбы – отношение имеет непосредственное.

Первый полученный радиоактивный плутоний – эту чудовищную смертоносную «начинку» для первой советской атомной бомбы – доставил к месту назначения в феврале 1949 года Иван Никифорович Медяник. Это было опасно. Это было сверхопасно! И для самого водителя, и для его обязательного сопровождающего из ведомства Лаврентия Берия – полковника Н.М. Рыжова, и для закрытых, необозначенных ни на одной карте, секретных городов, где от идеи до реального воплощения выращивалась бомба. Опасно, в конечном счёте, и для сотен тысяч людей, и для земли и неба, и для всего Урала с его несметными богатствами.

И зима, и дороги стылые, трудные, неблизкие, где каждая неожиданная кочка могла обернуться непоправимой бедой, всё помнится Ивану Никифоровичу так, словно только что он смахнул холодный пот со лба – от напряжения, естественного волнения, невольного страха за возможную непредвиденную ошибку.

Отправлял машину со смертоносным грузом в опасный путь известный физик Юлий Борисович Харитон, «благословив» её на свой «учёный манер».

Встречал у пункта назначения Игорь Васильевич Курчатов, довольный нескрываемо. Пожал Ивану Никифоровичу Медянику руку – «как атомщик атомщику», и хитро улыбался.

Всё обошлось. Плутоний, без которого бомба была просто пустышкой, был доставлен в лабораторию. Наступали последние месяцы перед испытанием. Остального не знает только ленивый или совсем молодой:

29 августа 1949 года на ядерном полигоне вблизи Семипалатинска прошло испытание первой советской атомной бомбы.

Ядерный щит СССР – в противовес США – заявил о себе в полный голос!

– А вы сами-то, Иван Никифорович, тех знаменитых учёных помните, с которыми вам пришлось общаться или хотя бы видеть на знаменитом «Маяке» (Челябинск-40)?

– Подай-ка мне листок бумаги, – горячится Иван Никифорович, – я напишу имена тех, о которых ты наверняка представления не имеешь, не в обиду будь сказано.

И взялся за перо.

Я привожу имена и фамилии, написанные рукой Ивана Никифоровича. Это далеко неполный список людей, причастных к производству атомной бомбы на «Маяке».

Список И.Н. Медяника

И.В. Курчатов

А.Н. Несмеянов

Л.П. Берия

Л.Д. Ландау

Ю.Б. Харитон

П.Л. Капица

Б.Л. Ванников

И.Е. Тамм

А.П. Александров

Л.В. Канторович

А.Д. Сахаров

А.М. Прохоров

С.П. Королёв

Н.Г. Басов

Б.Г. Музруков

А.Ф. Иоффе

А.И. Алиханов

М.Г. Первухин

А.С. Никифоров

П.А. Черенков

Н.И. Бочвар

В.Г. Хлопин

Н.А. Доллежаль

В. С. Емельянов

И.М. Франк

А.И. Алиханьян

Н.Н. Семёнов

С.Л. Соболев

В.И. Алфёров

И. Ф. Тевосян

М.М. Царевский

И.Е. Старик

В.С. Фурсов

И.И. Гуревич

М.В. Келдыш

И.Я. Померанчук

Д.Ф. Устинов

Н.Л. Духов

А.П. Завенягин

Е.И. Забабахин

Г.Н. Флеров

К.И. Щёлкин

И.К. Кикоин

В.И. Векслер

В.А. Малышев

А.К. Круглов

Е.П. Славский

Н.В. Мельников

Я.Б. Зельдович

А.П. Виноградов

– Ну, вот! И это, конечно, не всё. Список могу продолжить. Но ведь ты, Володя, не собираешься составлять именную энциклопедию атомщиков? – Иван Никифорович улыбнулся. – Первым ставлю Игоря Васильевича Курчатова. Он был главным научным руководителем атомного проекта. Необыкновенный мужик. Огонь. Сам как атомный реактор. Недаром у него прозвище было «атомный котёл» – за невероятную работоспособность. Человек просто кипел! Его любили все. Уважали мужчины, влюблялись женщины. Они-то и прозвали его нежно – Князь Игорь, а подчинённые обращались по-свойски – Борода.

Носил он особенную бородищу: необычной формы, срезанную на конце «под линеечку», с проседью у подбородка. Лоб высокий и крепкий, в глазах чёртики бегают. Весёлый, когда не занят. Ну, а насчёт «мужика»… Погорячился я. Хотя сказал в хорошем смысле. Наоборот, он был барин. – Иван Никифорович смеётся. – А, в общем-то, настоящий мужик! Русский богатырь. Жаль, рано ушёл из жизни, ну что это за возраст – 57 лет? Года не дожил до полёта Гагарина, в 60-м, в феврале после второго инсульта и умер.

– Знаю, что вы с Курчатовым часто встречались, беседовали. Как это было?

– Запомнилась первая встреча. Приступил я к своим обязанностям в самом начале 1948-го. Где-то в марте на стройке появился Курчатов, ему доложили, что на комбинате новый начальник автохозяйства, кроме того, кто-то из водителей академика (их было несколько) хорошо отозвался о «новой метле», мол, с первых дней начал наводить порядок в автохозяйстве. Через начальника личной охраны Василия Васильевича Куликова академик передал, чтобы я у него появился. В назначенный срок был у Курчатова, и он сразу меня принял. Молодой, высокий, красивый человек, он произвёл на меня впечатление. Как и положено в таких случаях, я хотел представиться, рассказать о себе, но Курчатов решительно остановил меня: «О вас знаю всё. У меня была встреча с секретарём ЦК КПСС Михаилом Андреевичем Сусловым, он сказал, что послал ко мне двух надёжных ребят, которых как член Военного Совета Северо-Кавказского фронта знает ещё с войны и за них ручается. Это он об уполномоченном Совета Министров СССР Ткаченко и о вас, Иван Никифорович. И ещё добавил, что они люди военные, порядок наведут».

Мне, конечно, льстило, что представлен учёному с мировым именем с положительной стороны, и очень хотел его доверие оправдать. Перешли на неотложные дела, состоялся серьёзный и важный разговор. Основное производство – создание бомбы – съедало все финансы, и мы это понимали. Но транспорт был позарез нужен, как и хорошие, надёжные дороги. А то стыдоба – грязище по уши, даже в солнечную погоду, а уж в дождь или мокрый снег – особенно.

– Вот ведь когда строится новый дом, а тем паче город, без того не обойдёшься, что земля сопротивляется, размокает до кашицы, прилипает к обуви, к одежде. Чтобы два-три раза пройти, уйму времени на отмывку обуви теряешь. – Иван Никифорович вздыхает. – А Игорь Васильевич, даром что «барин» да «князь Игорь», любил в калошах ходить – удобно, и обувь чистая! Глядя на него, вскоре все на «Маяке» надели калоши. Но и это был не выход. Я сказал, что у немцев в Германии, прежде чем строить, первым делом проводят дороги, асфальтируют их – по ним и стройматериалы в срок прибывают, мусор вывозится и людям удобно. Вот это культура труда! А мы чем хуже? Хоть год, когда мы разговаривали, был трудный – 48-й, ещё от войны не отошли, и злость на немцев не остыла – враги ведь. Но я считаю, что разумному хозяйствованию учиться и у врага можно.

Игорь Васильевич глаза на меня вскинул стрелой (с пониманием, значит) и попросил немного потерпеть. Мол, как важен транспорт в нашем деле, знает. «Во всех смыслах вы – наша «скорая помощь». Обязательно поможем, обещаю». И слово своё сдержал. Говорил всегда просто, с шутками-прибаутками, понятно, уместными. Всегда в центре внимания, а когда на рыбалку ходили, с детворой нашей возился, и тоже с шутками. Через шутку пацанам серьёзные вещи втолковывал: про науку, серьёзную учёбу, например. Так и влюбил в эти самые науки сына моего Женьку, что тот, когда вырос, конструктором подводных лодок стал. Сейчас ему семьдесят два года, заслуженный подводник России, живёт в Северодвинске. Вот ещё о чём попросил меня во время той первой встречи Игорь Васильевич:

– Вы, Иван Никифорович, будьте по-военному строги с подчинёнными. К нам со всей страны народ скоро поедет, нужно бесперебойно доставлять их на комбинат – из Свердловска, Челябинска. Кроме того, пойдёт огромное количество грузов, они тоже не должны пострадать. Дело ответственное, но вы, надеюсь, справитесь.

– Справлюсь, Игорь Васильевич!

Академик поднялся из-за стола, подошёл вплотную и крепко пожал мою руку. Глаза наши встретились, он внимательно стал рассматривать меня, с близкого расстояния. Мы оказались одинакового роста – это-то при моём почти двухметровом! – на «Маяке» люди такого роста редкость.

– А теперь о главном. К нам двинула вся наука страны, знаменитые академики, разместить их нужно в трёх коттеджах, специально построенных для них, – Курчатов выдержал паузу. – Но знай: академики те же дети – и летом, и зимой в шляпах ходят. Прошу встретить каждого лично, никому не перепоручать. И шляпы сменить на шапки!

С этого дня «отечественную науку» я встречал и размещал лично. Люди разные: больше молчаливые, задумчивые, были и капризные, и такие, как Юлий Борисович Харитон, – весёлые, жизнерадостные. С ними и на охоту ходил, и на рыбалку. Узрел главное: каждый академик – лицо засекреченное, имена многих страна узнает позже сделанных ими открытий, а в случае с Сергеем Павловичем Королёвым – только после его смерти.

Для особо важных гостей утеплил два автомобиля. На складе выписал тулупы, валенки, меховые шапки и – была, не была! – несколько бутылок армянского коньяка.

Такой случай вскоре представился. Звонит мне Борис Глебович Музруков, директор комбината, и говорит: «Что-то долго нет вестей от встречающих Королёва людей. Ты проконтролируй». Это был едва ли не единственный раз, когда вместо меня поехал встречать кто-то другой, да и кто такой Королёв, никто не знал. Вызвал я водителя одной из уже оборудованных машин, и мы с ним рванули. Где-то километров через десять увидели съехавшую на обочину машину, шофёр возился под капотом, а два пассажира и встречающий стояли рядом. Чтобы не тратить времени, дал команду шоферам взять на буксир заглохшую машину, а гостям выдал тулупы, шапки и валенки, практически заставив их переодеться на морозе. Плеснул по стаканам коньяк, предложил сыр, колбаску, ещё что-то и вскорости доставил опоздавших на место. Забежал к Музрукову, доложил, что всё в порядке (была ночь, а наши коттеджи рядом), тот смеётся: «Королёв уже звонил, сказал, что приехал какой-то огромный «шеф», как называют его шоферы, и силой принудил переодеться да ещё заставил выпить коньяка. После этого я не раз ещё встречал Сергея Павловича. Обаятельный и скромный человек. Хоть не охотник и не рыбак, но ни разу не отказался от поездок на природу.

– Иван Никифорович! Моё интервью с вами растянулось на долгих четыре года. Вышла целая повесть, сдал её редактору, а тут, 12 января 2007 года, грянул столетний юбилей Сергея Павловича Королева. Давайте вернёмся к нашей работе и поговорим о том, что запомнилось от ваших с ним встреч.

– Таких встреч было несколько. С какой начнём?

– Рассказывайте всё, что помните, а потом выстроим эпизоды в хронологическом порядке.

– Начнём с того, что за годы моей работы на «Маяке», каждый раз Сергея Павловича встречал я, за исключением того, уже описанного эпизода. Приезды его были связаны с разработкой и поставкой топлива для будущих космических полётов. Составы с цистернами шли постоянно от нас на разъезд Тюра-Там (нынешний Байконур). Наиболее близкие отношения, я бы даже сказал дружеские, сложились у него со Славским, Музруковым, Курчатовым.

– А тесное с ним общение произошло уже после вашей восьмилетней работы на «Маяке»?

– Да, первая такая встреча состоялась в 1957 году. К тому времени я перебрался на Кавминводы и работал в Лермонтове начальником автотранспортного хозяйства при почтовом ящике. Однажды в приёмной директора мне сообщили, что звонили из Кисловодска, просили выйти на связь. Оказалось, что по поручению Королёва меня разыскивает его помощник и передаёт приглашение приехать в санаторий имени Орджоникидзе. После работы завёл свою новенькую «Волгу» и взял курс на Кисловодск. Встреча оказалась тёплой, дружеской. Гуляли по парку, за пару часов вспомнили общих друзей, знакомых, некоторые эпизоды из жизни на Урале. Наметили поездку в Приэльбрусье, инициатором её был главный врач Владимир Семёнович Хомутов. На себя я взял организацию шашлыков, замариновал мясо и прихватил комплект шампуров из нержавейки, привезённый ещё с Урала. Все остальные проблемы легли на руководство санатория. Утром следующего дня встретились на трассе Пятигорск – Нальчик и тремя легковыми машинами двинули в горы. Приэльбрусье и сегодня остаётся одним из крупнейших центров альпинизма и горнолыжного спорта страны.

В Баксане к нам присоединился старый мой приятель – председатель сельского Совета Азрет Шокович Бифов с сыновьями Жамалом и Хасаном. С ними связался поздно вечером и пригласил принять участие в мероприятии. Где-то за год до этого эпизода мы отдыхали в Приэльбрусье семьями, и с моей стороны было бы непростительной ошибкой не позвать этих благородных людей в достойную мужскую компанию, зная, каким почётом и уважением среди земляков пользуется Азрет Шокович.

Добрались часа за два, точно не помню, что это было за место, кажется, база отдыха для руководителей, так как имелась охрана и штат сотрудников. Встречавшие нас представители обкома партии Кабардино-Балкарии предложили прогулку в горы. У меня тогда болели ноги, и от восхождения пришлось отказаться. Вместе с поваром санатория и баксанскими друзьями взялся за приготовление обеда. Кабардинцы привезли с собой курдючного барана, разделали, и вышло всё на высшем уровне. Шашлык из баранины и свинины, шулюм, мастерски приготовленные бараньи внутренности, зелень, овощи, фрукты, разнообразная нарезка из осетровых и лососевых сортов рыбы и мясоколбасных изделий. Гости с прогулки вернулись часа через три, довольные и полные восторженных впечатлений. У нас к этому времени уже был готов роскошный обед, тем более что все изрядно проголодались. Покорённый красотой природы Кавказа, Сергей Павлович был доволен и даже произнёс тост, несмотря на санаторный режим, всё-таки принял две-три стопочки коньяка.

Домой вернулись поздно ночью.

Вторая встреча с Королёвым произошла в 1961 году. По вызову Министерства среднего машиностроения СССР мне в очередной раз пришлось посетить столицу. Кстати, не знаю, как было в других министерствах, но в те годы наши сотрудники в Москву вызывались, а не посылались в командировки своими предприятиями. Приехав, сразу направился в приёмную к Ефиму Павловичу Славскому, нашему многолетнему (с 1957-го по 1986-й годы) министру, проработавшему на своём посту до 88 лет. В приёмной меня знали, оба его секретаря обычно старались помочь попасть к шефу без задержек, но в этот раз попросили подождать. На всякий случай спросил: «Кто там у него?» Оказалось, что Королёв, и тогда, обрадовавшись, я сказал, что давно и хорошо знаю его. О моём приезде доложили. И я без промедления вошёл в давно знакомый мне кабинет министра, обнялись с ним, с Сергеем Павловичем. Славский говорит: «Очень хорошо, что прибыл именно сегодня. К четырём часам вечера будь у меня. А пока отдохни с дороги или займись чем-нибудь».

Дел в министерстве хватало всегда, обошёл кабинеты, которые намечал, устроился в гостинице и в назначенное время предстал перед Славским. Вдвоём на «Чайке» министра поехали в ресторан гостиницы «Москва». Встретили и провели нас со служебного входа в роскошный банкетный зал, где уже собралось человек двенадцать из числа близких Королёву людей. Оказывается, мероприятие было посвящено вручению Сергею Павловичу второй Золотой Звезды Героя Социалистического Труда. Меня представили гостям как коллегу Ефима Павловича по работе в Челябинске-40, много лет проработавшего рядом с Игорем Васильевичем Курчатовым. Уже не помню, кто были те люди за столом, но на пиджаках многих из них красовались звёзды Героев, а у Славского на этот момент их было две. Вечер прошёл торжественно, все желали генеральному конструктору дальнейших космических побед. На удивление, пили мало, в основном, коньяк. Может, потому, что многие были уже в солидном возрасте. Когда слово предоставили мне, то я пожелал виновнику торжества здоровья, успехов и выразил надежду на будущие встречи, но уже на курортах Кавказских Минеральных Вод, куда на восстановление здоровья ездил почти каждый из присутствовавших. Сергей Павлович не удержался и рассказал о нашей первой встрече с ним, упомянул огромного «шефа», который заставил его на морозе надеть тулуп, валенки, выпить стакан коньяка и благополучно доставил к месту назначения. Разъехались ближе к полуночи.

Потом была ещё и третья встреча с Королёвым – в Сочи. Осенью 1963-го на Черноморском побережье установился бархатный сезон. Новый триумф советской космонавтики! Полёт осуществила первая в мире женщина-космонавт Валентина Терешкова. В тот год я получил номерную путёвку в сочинский санаторий «Звездочка». Обладатели таких путёвок расселялись в люксовских номерах или в отдельных коттеджах. Мне достался коттедж на два номера, в другой половине отдыхал с семьёй Николай Константинович Байбаков, почти тридцать лет возглавлявший Госплан СССР. По возрасту он старше меня на год, насколько я знаю, это единственный из живущих сегодня наркомов (министр) ещё сталинского призыва. Кажется, с 1943 года он возглавлял Наркомат нефтяной промышленности. За двадцать четыре дня отдыха мы много общались и узнали друг о друге массу интересных вещей. Вернувшись как-то с пляжа, нахожу у себя на столе записку, что меня приглашает к себе главный врач санатория. Оказалось, что на это время намечена встреча с космонавтами. Сосед тоже получил приглашение, вместе и отправились. Действительно прибыли космонавты Андриян Николаев и Павел Попович, минут через тридцать приехал Сергей Павлович Королёв со свитой из пяти человек – отдыхал на правительственной даче. Время провели интересно, всё внимание было приковано к героям космоса: в те годы они были небожителями.

– Ну а с Королёвым удалось при таком количестве народа пообщаться?

– Конечно. Обнялись, обменялись дружественными рукопожатиями, а уже во время тоста он снова вспомнил эпизод первого нашего знакомства, благодарил за внимательное к нему отношение и даже в шутку сказал, что я был его телохранителем во время приездов на Урал.

– А что из спиртного было предложено?

– На столе было всё: армянский коньяк, грузинское вино, русская водка, шампанское. Я в этот раз пил вино, Сергей Павлович только коньяк, как всегда, мало, мой сосед Байбаков – водку. Дружеское отношение Королёва, его рассказ о «подвигах» на «Маяке» сразу расположили ко мне и Николая Константиновича. После этой встречи и до окончания отдыха, мы стали больше общаться и почти подружились, обменялись телефонами, хотя больше никогда не виделись.

– Знаете, Иван Никифорович, что самое удивительное в вашем рассказе? Из перечисленных персонажей той памятной встречи в живых остались только Байбаков и Медяник. 5 марта 2006 года в Колонном зале Дома Союзов торжественно отметили девяностопятилетие Николая Константиновича. Выступавшие отмечали выдающиеся заслуги нашего земляка перед страной. Было много почётных гостей из числа бывших секретарей ЦК, министров союзных и республиканских, представителей стран ближнего зарубежья. Среди присутствовавших и выступавших с поздравлениями были Н.И. Рыжков, Г.А. Зюганов, Ю.М. Лужков, Я.П. Рябов, Н.И. Масленников, Ю.П. Баталин, Е.С. Коршунов. Каждому гостю вручили сувениры и книгу «Байбаков от Сталина до Ельцина».

А 2 июня 2007 года исполнилось 95 лет Медянику. Родной город достойно поздравил его в этот день.

– С академиками вот ещё какая петрушка вышла, – спохватывается Иван Никифорович. – Большинство из них работали на постоянной основе в Дубне, Арзамасе-16, КБ-2, КБ-3. К нам на «Маяк» приезжали в основном на испытания собственных изобретений. Иногда получалось так, что у себя он что-то изобрёл или открыл, и нужно было внедрять в производство, а тут выходили нестыковки, влияющие на срок создания бомбы. Время поджимало, никаких сбоев не допускалось. И тогда по личному указанию Сталина всех ключевых учёных, участников проекта, перевезли к нам – для окончания монтажа и пуска в эксплуатацию основных производственных мощностей. Те три специальных двухэтажных коттеджа были заполнены именитыми жильцами. Соблюдался строжайший режим секретности. О том кто приезжает или уезжает, знали всего несколько человек: директор комбината, его заместитель по режиму, уполномоченный Совета Министров, я и, может, ещё один-два человека. Было чертовски приятно, когда на торжественном банкете в честь двадцатилетия первого испытания один из академиков поднялся и предложил тост:

– За «шефа», который нас встречал-провожал, укутывал в тёплые тулупы!

Подняли меня, и весь зал, человек двести-триста, зааплодировал.

Тут ещё вот что можно добавить. Большинство академиков – физиков, химиков, математиков – на момент работы в проекте по созданию атомной бомбы были людьми засекреченными. Это уже после успешного испытания, 29 августа 1949 года, партия и правительство по достоинству оценили их достижения, посыпались ордена, медали, звёзды Героев, Сталинские, Ленинские, Государственные и даже Нобелевские премии. Если мне не изменяет память, то только трижды Героев, среди тех, кто имел отношение к бомбе, стало одиннадцать человек.

– Иван Никифорович, возможно, я сейчас удивлю вас. Мы много говорили о великом Курчатове, а знаете ли вы, что в своё время он спас меня от крупных неприятностей?

– И в каком же году это было?

– В начале восьмидесятых.

– Ну ты, брат, и загнул! Игоря Васильевича не стало в 1960-м, тебе всего восемь годков тогда и было.

– И тем не менее, это так.

Приведу для читателей отрывок из моей первой книги «Шкатулка колоритных современников».

«Стол президиума»

В Москве я обычно снимал номер в гостинице «Орлёнок» – любимой, демократичной, всегда гостеприимной и доступной. Зимой восемьдесят третьего с Володей Аветисовым мы поселились в «Орлёнке» на три дня. Накануне отъезда домой отправились в центр Москвы, заказали столик в элитном и закрытом для людей неартистического круга ресторане ВТО. Там радовало всё: прекрасная кухня и отличное обслуживание, потрясающее внимание к человеку и возможность своими глазами лицезреть столичных знаменитостей – людей театра и кино, о встрече с которыми мечтают в молодом возрасте все. Повторяю: я не отношусь к артистическому кругу, меня, говоря языком театра, в этот жизненный спектакль ввёл Валерий Шейн, большой друг Бориса Розенфельда, распорядитель концертных программ Москвы. Ресторан начинал жить полной жизнью ближе к полуночи – с того часа, когда в театрах заканчивались спектакли, и артисты отправлялись ужинать, общаться друг с другом, расслабиться за рюмочкой коньяка или водки, отойти от волнений, после спектакля. Днём же мало кто заглядывал сюда. Мне очень хотелось не удивить Володю Аветисова, а показать ему, что частые мои поездки в столицу принесли свои плоды: я познакомился с интересными людьми, окунулся в мир искусства, обрёл связи, без которых посещение даже такого ресторана, как в ВТО, было невозможно.