Узоры на полотне

Глава 1 Сады ткачей

1.Большой палец.

Затем указательный, средний и безымянный.

Наконец, мизинец.

Согнуть.

Разогнуть.

Безобразные вены – толстые синие канаты, выпячивающиеся через бледную, папирусную кожу.

Ногти – шершавые, розовато-серые, вогнутые, обгрызенные до мяса. Он грызёт ногти? Но когда? Во «снах» или же во сне?

Читающий Вероятности поддёрнул рукав и перевёл взгляд на культю.

«Возможно, она выглядит лучше, чем левая кисть, – подумал он, усмехаясь. – Иногда полное отсутствие чего-либо выглядит куда лучше, чем присутствие того же упомянутого чего-либо. Возможно, стоит отрезать и вторую кисть тоже? Возможно, тогда мне будут сняться совсем другие сны?»

Ткач перевёл взгляд на мольберт.

Лёгкими, небрежными масками Северен набросал панораму Города – тот вид, который отрывался со смотровой площадки на границе Садов, а сейчас тщательно закрашивал чёрной краской то место, где обрывались поля – Бездну, на языке простолюдинов.

Поймав взгляд ткача, художник опустил кисть и смущённо улыбнулся ткачу.

– Вчера ты рисовал ту же самую картину, – отметил Читающий Вероятности.

Северен пожал плечами:

– Немного другою. Каждый день – разное небо. Разное небо давно умерших миров.

– Но Город-то не меняется, – фыркнул Читающий Вероятности.

– Да, но… в этом-то и заключается моя идея.

– Идея? – Читающий Вероятности скептически поднял брови.

«У тебя море идей, паренёк. И одна, я так смотрю, глупее другой. Что же ты придумал на этот раз?»

– Я хочу написать множество картин Города, – пояснил Северен. – Из одной и той же точки. День за днём. Мне кажется, что если затем выстроить их в один ряд… это будет выглядеть интересно…

– И сколько же ты собираешься рисовать всё это? До конца своей жизни?

Художник опустил глаза:

– Не… не знаю. В Городе ходят слухи, что работа Мастерской близится к завершению… это так?

«Почему все всегда всё знают?! «Ходят слухи»! Может быть, у слухов есть ноги, иначе почему же они «ходят»? Или с учётом скорости их распространения «бегают»?»

– Думаешь, даже если так, то это что-то изменит в твоей судьбе? Или судьбе столь любимых тобой низших каст?

Северен вздохнул:

– Не знаю. Но всё станет иначе, я уверен. По-другому и быть не может! – с неожиданным пылом добавил он, вызвав у Читающего Вероятности улыбку. Тот покачал головой:

– Ничего не изменится. Мастерской всё также нужны будут слуги для того, чтобы кормить и одевать её. Думаешь, богам не нужно питаться? Или они предпочитают тратить своё время и силы, чтобы волшебным щелчком очистить комнату от пыли?

– Но… всё равно. Новый мир, новые люди…

– И новые аппетиты моих коллег, требующие немедленного удовлетворения, – покачал головой Читающий Вероятности. – Можно изменить структуру Вселенной, но нельзя изменить людей… и богов.

Некоторое время они сидели молча. Северен с обиженным видом закусив губу, писал, Читающий Вероятности, погружённый в свои мысли, наблюдал за резкими, нервными движениями кисти.

«Почему я почти каждый день прихожу сюда? Что мне до этого паренька?» – в чём точно Читающий Вероятности не собирался признаваться даже самому себе, так это в том, что общение с художником каким-то образом возвращало силы. Или же всё это было чушью и дело было в тех огромных запасах энергии, заполнивших Город и… в желании узнать, как всё закончится.

Узнать, как всё закончится и сделать тот выбор, который он не смог до конца сделать пятьдесят лет назад.

– Последние несколько дней я много времени провёл в библиотеке, – внезапно заговорил художник. – Вы упоминаетесь в архивах гораздо чаще, чем мне казалось раньше.

«Зачем ты об этом говоришь?! Думаешь твои слова что-то изменят в твоей жизни, в жизни Города, в конце концов, в моей жизни?!»

Заныла рука, а Северен всё продолжал говорить:

– Я обнаружил… разумеется, по косвенным признакам, что вы несколько раз шли на открытый конфликт с ганом Мастерской, защищая простых горожан! Это… – художник покачал головой, – заставляет меня почувствовать ещё большее уважение к вам! Ваша забота о людях, ваше стремление сделать Город лучше…

Несмотря на некоторую наивность Северена, Читающий Вероятности не мог отказать своему знакомому в некоторых зачатках разума. Увидев выражение лица своего собеседника, художник замолчал на полуслове, отвернулся к мольберту, втянув голову в плечи.

«Правильно. Помолчи. Не береди старые раны. Последние дни они и так кровоточат без меры. Помолчи! Почему ты опять смотришь на меня! Что ты хочешь сказать…»

– Читающий Вероятности, – неуверенным голосом заговорил Северен. – Я не смог найти ничего в библиотеке о том, что вы совершили в других мирах. Возможно, когда-нибудь вы захотите что-то об этом рассказать?

Культя вспыхнула огнём.

Кривая улыбка появилась на лице Читающего Вероятности:

– Поверь, художник, ты не захочешь узнать об этом правду!

«Не кричи на него. Он просто маленький, наивный мальчик, так похожий на тебя… с поправкой на почти три сотни лет. Не кричи. Держи себя в руках».

Северен, испуганный криком Читающего Вероятности, отступил на один шаг назад:

– Простите меня, ткач. – художник опустил вниз голову. – Я не хотел обидеть и рассердить вас.

– Ты не мог бы при всём желании сделать ничего из этого. – «Я сам прекрасно могу и обидеть, и рассердить себя, художник!». – Мне пора идти… – Читающий Вероятности начал подниматься на ноги.

Рука художника внезапно опустилась на правое плечо Читающего Вероятности и скользнула ниже, бесцеремонно обхватив культю:

– Тяжёлые воспоминания требуют отдыха, – каким-то чужим голосом сказал Северен.

Мир потемнел.

«Это уже было…» – мысль, еле успевшая появиться в голове, тут же исчезла, сметённая потоком чужой воли.

Читающий Вероятности спал, откинувшись на спинку каменной скамьи. Тонкая струйка слюны стекала от края рта к подбородку.

2. – Проснись! –высокий, напевный женский голос, разбудил Читающего Вероятности.

Не открывая глаза, ткач постарался вспомнить – где он и что происходит.

– Проснись, Читающий! – повторил голос, и чья-то рука погладила его по плечу.

Это не может быть Она, – грустно отметил ткач, продолжая сидеть с закрытыми глазами. Она давным-давно умерла, так и не дождавшись его.

А ждала ли она его вообще, после того, как он объяснил ей – кто он на самом деле, после того, как обрёл её на медленное мучительное угасание вместо быстрой мгновенной смерти?

Наверное, не ждала. Вспоминала иногда, проклиная его имя… Но, что за женщина так бесцеремонно тормошит его за плечо? И где он спит?

Он сидел вместе с Севереном в Садах. Затем художник попрощался и ушёл, а он… получается задремал на тёплой скамье… Какая прелесть!

Читающий Вероятности открыл глаза:

– Приветствую Мастера Смотрящую за Полотном! – отвесил он короткий поклон.

«В конце концов, если уж он решил прервать своё заточение, этой встречи никак нельзя было избежать. Как бы он не старался»

– Привет, А̀ни, – повторил он, после короткой паузы.

Молоденькая, возможно даже слишком молоденькая – лет семнадцать, не больше, сероглазая брюнетка опустилась рядом на скамейку и, не скрывая усмешки, ответила:

– Приветствую Читающего Вероятности!

«А̀ни … когда-то он звал её своей сероглазой совой… Как же она цепляется за свою внешность! Сколько ей? Две сотни с лишнем? А выглядит так же как в тот день, когда её впервые привели в Город… Что сейчас прячется в её взгляде? Презрение к бывшему любовнику, стоящему одной ногой в могиле? Жалость? А может быть горечь того, что уже не вернуть…»

– Я очень рада, что ты прервал своё затворничество, – тихим голосом сказала А̀ни. – Нам не хватало тебя все эти годы.

«Нам или тебе? Неужели протухший скелет, обтянутый кожей способен вызывать у кого-то какие-либо чувства? Или ты думаешь, что раз я начал выползать в Совет, то скоро стану таким же, как раньше?»

– Моё затворничество не мешало мне делать свою работу, – зачем-то с вызовом в голосе ответил Читающий Вероятности.

– Да, но ведь когда-то ты обучал учеников и помогал нам в мирах. Ты же сам говорил…

– Я помню, что я говорил! – перебил Наблюдающую за Полотном ткач.

«Если я буду только читать будущее – я сойду с ума и забуду всё, понимаешь, А̀ни? Поэтому мне надо двигаться, постоянно делать что-то, кроме чтения. Иначе я просто исчезну, растворюсь в неслучившемся… понимаешь? Ты и другие миры – вот, что спасает меня… Плевать на чужие миры… ты – вот, что держит меня в здравом рассудке»

Как же он ошибался!

– Прости, – поморщилась А̀ни, возможно, тоже вспомнившая что-то из прошлого. – На самом деле я прервала твой отдых не для того, чтобы выразить свою радость. Ну… – девушка, не стареющая уже более двух сотен лет, поморщилась: – Не только для этого. Я пришла поговорить с тобой по поводу мальчика, которого мы ждём.

Мастер А̀ни опустилась рядом на скамейку. Читающий Вероятности отодвинулся на пару сантиметров в сторону, даже не пытаясь это скрыть.

– Возможно ты помнишь, на совете Рохбен дал мне особое задание. Я и все мои ребята сейчас заняты тем, что пытаются проследить путь мальчика и по возможности ускорить и расчистить его. Это сложно.

Злая улыбка появилась на лице девушке:

– Рохбен никогда не был Видящим, он считает, что это просто. Растащить несколько десятков миров в разные стороны, проследить одну единственную нить, изменить её маршрут, убрать всё плохое с её пути. Многие нити почти не видны или же не поддаются воздействия отсюда, из Города. Ты, наверное, тоже не помнишь, какие усилия требуются, чтобы «закрыть» одновременно несколько дюжин опасных миров. А где-то ещё есть две хориты, которые тоже ищут его, а их-то мы не можем отследить. Их нити – вне нашей власти. Мы даже не знаем где они сейчас. Если бы можно было кому-то направиться мальчику на встречу…

– Нельзя, А̀ни, – покачал головой ткач. – Встреча с любым из опытных ткачей гарантированно приведёт к катастрофе в Междумирье. Я видел это много раз. Мальчик сможет добраться до Города только если он будет один. В конце концов, об этом писал Основатель, а он никогда не ошибался. Мальчик должен быть один.

– Об этом я и хотела поговорить с тобой, прежде чем идти к гану, – кивнула Наблюдающая за Полотном. – Ты видел мальчика одного, входящего в Город или с кем-то ещё? Не с ткачом, я имею виду, с… простым человеком?

«Не входящего в Город, а стоящего на холме на границе с пустотой» – Читающий Вероятности решил не углубляться в ненужные подробности:

– Одного… – ткач пожал плечами. – При попытке ввести в алгоритм кого-то из ткачей, я начинал видеть гибнущий Город.

В глазах А̀ни блеснул нездоровый блеск.

«С чего бы это? Ты же, девочка, любишь свою работу?»

– А не ткачей, ты видел?

Читающий Вероятности покачал головой:

– Ты же понимаешь, что он не мог никого взять с собой из родного мира. Рохбен всё это учёл…

– А учёл ли он, что его мальчик провалится в Ключевой Мир, несмотря на то, что мы изо всех сил разводили их по разным краям Междумирья, и подберёт там какую-то девчонку?

С сухих губ Читающего Вероятности сорвался то ли стон, то ли вздох:

– Откуда об этом стало известно?

– У меня есть талантливый ученик. Он видит не только Бездну. Точнее, он может заглянуть в Бездну, чуть глубже, чем даже я. Он увидел, что нить мальчика сплелась с её нитью.

Некоторое время они оба молчали. Затем вновь заговорила А̀ни:

– Ты понимаешь? Мальчик, обладающий силой, чтобы завершить Полотно. Ключевой мир, без гибели которого Полотно не сможет сложиться правильно. Даже если твои видения не показали её как существенную помеху Полотно, простая логика говорит о том, что это совершенно не нужная нам встреча.

Читающий Вероятности кивнул, с трудом сдерживая дрожь.

«Когда-то и у меня произошла «совершенно не нужная» встреча. Бедный мальчик!»

– А если копнуть чуть глубже… – с каким-то нездоровым жаром продолжала А̀ни. – Мы не отказываем в наличии зачатков разумности Междумирью, тогда почему же не предположить наличие грубого, примитивного рассудка у самих миров?

– Ты думаешь, случайно встреченная девочка таит в себе нечто большее? – криво усмехнулся ткач. Его взгляд на мгновение остановился на лице Мастера Видящих:

«Всё-таки насколько они похожи, – мелькнула горькая мысль. – Практически одинаковый овал лица, форма губ. Только нос чуть другой и глаза, да, разумеется, глаза абсолютно не те. Не фиолетовые – серые. Возможно именно поэтому он так долго любил А̀ни, что было редкостью среди живущих столетиями ткачей. Любил, не зная, что любит в ней лишь тень ещё не встреченной женщины…»

– Я боюсь этого, – А̀ни, казалось, ничего не заметила. – Ключевой мир должен был погибнуть ещё тысячу лет назад, тем не менее он здесь, практически в самом центре полотна и держит его, как гвоздь! Вспомни сколько мы затратили усилий на то, чтобы хоть как-то «раскачать» его и то, мне кажется, если бы он сам медленно не катился к своей окончательной гибели, ничего у нас не получилось.

– Но Основатель знал, что ключевой мир погибнет.

– Основатель… – вздохнула А̀ни. – Ты, ган, другие старики превращаете его чуть ли не в божество. Это был всего лишь сумасшедший маг, который смог увидеть узор полотна и смог осознать – пункт за пунктом, год за годом, как нам создать этот узор. Да, ни я, ни ты, ни ган, мы не способны даже окинуть всё полотно взглядом и сохранить рассудок… но говорить о том, что всё учтено Основателем много веком назад…, – Наблюдающая за Полотном раздражённо стукнула кулачком по спинке скамьи, – глупо и опасно. Не он, а мы – завершим Полотно, на счастье или на горе Междумирью. Если будем внимательны ко всем мелочам. Мальчик должен быть один – и по мнению Основателя, и по твоему мнению. А это значит, что девочка…

Читающий Вероятности вопросительно поднял брови, хотя прекрасно знал, что собирается сказать А̀ни.

– … Должна умереть, – недрогнувшим голосом договорила А̀ни.

Глава 2 Миры, миры, миры

1. Время субъективно.

Неполные сутки пути (в какой-то момент Леонид понял, что начинает «на глазок» чувствовать прошедшее количество часов), прошедшие после встречи с Эсте, с какой-то точки зрения растянулись на целую вечность.

С другой – заняли не больше несколько часов.

Они разговаривали практически без передышки и Хальм, то ли нарочно, то ли случайно (в это Леонид не верил) всячески способствовал им.

Девушка продолжала опасаться его, но с каждым часом её страх всё ослабевал.

С двух сторон от дороги Междумирья продолжал тянуться стеной холодный и неприветливый октябрьский лес, однако перегоны с каждым новым миром продолжали становиться всё больше, а встреченные на пути измерения проскальзывали быстро и незаметно – ничего не оставляя в памяти.

Путешественники продолжали двигаться в сторону Эобары.

Следуя терминологии Йоны, они уже практически покинули зону «Ядра» и готовились въехать на рыхлые и пустынные просторы «Мантии» – той части пространства Междумирья, где проводили остатки своих жизней обречённые на смерть миры.

Наверное, там будет зима, – вновь подумал Леонид. – Снег, пустое вымерзшее небо, лёд под колёсами…

В одном из фрагментов миров – совершенно ничем не запоминающимся и выглядящим совершенно по земному, они сделали кратковременную остановку.

Леонид хотел, чтобы Эсте попробовала поймать нить.

Спустя несколько часов бесполезных усилий они сдались.

Либо на это требовалось гораздо больше времени… или же помощь Человека-без-лица, либо же, что казалось Леониду наиболее вероятным, Эсте ни в малейшей степени не обладала даром ткача.

Косвенно об этом говорила её нить, увиденная Леонидом во время его «падения» в Бездну – её бледный, еле заметный цвет, но он, разумеется, не стал об этом сообщать девушке.

Эсте, уже несколько минут, сидевшая с закрытыми глазами, внезапно рассмеялась – зло и саркастически.

Леонид вопросительно посмотрел на неё. Девушка открыла глаза:

– Просто подумала – вот бы Акула, помнишь, я рассказала тебе о нём, увидел бы и узнал всё это. – Она покачала головой, на её глазах выступили слёзы: – Ты даже представить себе не можешь, как они хотели найти хоть что-то о других мирах. Очевидно – собирались свалить из нашего мира куда подальше. А теперь выясняется, что все великие маги прошлого, все мироходцы – герои Старой Страны, – просто-напросто топтались за порогом нашего мира – во дворе, ни разу даже и не выглянув на улицу.

На секунду девушка задумалась и лихорадочно облизала губы:

– Насколько я помню, в справочнике, который мне попался в руки в библиотеке, было указано всего восемь или десять миров, известных мироходцев. А я за сегодняшнее утро успела увидеть, наверное, в два раза больше!

– Ты в порядке? – аккуратно уточнил Леонид, подходя ближе.

Девушка вытерла глаза:

– Извини. Просто… – она вздохнула, – очень тяжело понимать, что твой родной мир – какая-то глупость и что всё, что в нём было – глупо и бессмысленно до невозможности. Глупый, жестокий, бессмысленный мёртвый мир, – рука девушки зашарила по шее, пальцы сжались, будто бы ухватившись за что-то невидимое, висящее там.

Больше всего на свете Леониду хотелось сделать шаг вперёд и обнять Эсте, но он не стал этого делать.

– Мой мир совершенно не лучше твоего, – заговорил Леонид мягким, успокаивающим тоном. – У нас на Земле тоже существует нечто похожее на ваше Алое Пламя, если я конечно правильно понял твой рассказ. И уже семьдесят лет все в моем мире живут на пороховой бочке, ожидая, что вот-вот всё рухнет в тартарары. А по поводу глупостей и жесткостей… – он пожал плечами. – Думаю все миры примерно одинаковые.

– Но ты сам сказал, что почувствовал, что мой мир умирает.

Леонид вспомнил брошенную автостраду – «Великий тракт», серое небо, чахлый, больной лес и ощущение близкой смерти, витающее в воздухе, и сквозь силу заставил себя улыбнуться:

– Я думаю ещё не всё потеряно. В конце концов, ты же для этого искала Эобару – чтобы попросить спасти свой мир. Не думаю, что наша встреча – случайность, не думаю…

Он замолчал на полуслове – Эсте немигающим взглядом смотрела на рубец на шее. Автоматически Леонид закрыл его ладонью.

– Прости… – девушка вздрогнула, словно пробуждаясь ото сна: – Просто… знаешь… та история, что рассказывал мне Дед в детстве – это сказка. А я боюсь верить в сказки. Я боюсь, что у нас ничего не получится или на деле всё окажется иным, не таким, как нам нужно – злым, жестоким, бессмысленным… – Эсте подняла руку, безмолвно прося Леонида не перебивать её: – Но, поверь, я честно стараюсь начать снова верить в сказки.

Эсте вновь улыбнулась – но на этот раз светло и совсем капельку игриво:

– Мне кажется, наши эксперименты стоит прекратить. Надо ехать дальше.

– Поехали, – согласился Леонид, внезапно осипшим голосом.

Чуть позже, на привале. у Леонида состоялся ещё один разговор. С самым, что ни на есть лучшим собеседником.

– Знаешь, а я, похоже, начинаю верить в любовь с первого взгляда, – сообщил Леонид престарелому дубу, стоящему чуть в стороне от полянки, где они остановились. Он обернулся через плечо, проверяя, на достаточное ли расстояние он отошёл от лагеря и не услышит ли его Эсте, а затем вновь заговорил с деревом:

– Разумеется, – лукавая улыбка промелькнула на его губах: – надо принимать во внимание и сон, в котором я впервые увидел её и, собственно, те обстоятельства, при которых произошла наша встреча… но знаешь… – Леонид покачал головой: – Я начинаю задаваться вопросом, а испытывал ли я что-то подобное когда-нибудь раньше и всё больше убеждаюсь, что, похоже – нет. Собственно, из-за этого я начинаю нервничать, бояться всё испортить, говорить какую-то ерунду – ну ты же помнишь меня в шестнадцать лет… ты же помнишь.

Губы Леонида скривились. Дерево молчало.

– А ведь, я подумал, ты мне только один раз дал какой-либо совет по поводу личной жизни – тогда в машине, когда мы говорили про Надю… до этого ты либо отшучивался, либо говорил, что мнение третьего в такой ситуации – всегда неверно, зачастую фатально неверно. Знаешь, что интересно? Я ведь смог забрать её из чужого мира, несмотря на то, что у неё не было и нету ни малейших способностей ткача. А это значит, что при желании я бы смог взять с Земли… тебя.

Дерево молчало. Единственный слушатель Леонида – маленький, чёрный паучок тоже не посчитал нужным как-либо отреагировать на произнесённые слова. Однако весь его вид говорил о том, что слушает он крайне внимательно.

– Помчались бы с ветерком, как в старые добрые времена… – Леонид покачал головой и быстрым, практически неуловимым движением промокнул ладонью глаза: – Почему ты приходишь ко мне во снах? И почему я не могу вспомнить, что мне снилось – только какие-то обрывки, какая-то ерунда…

– Леонид! – издалека послышался голос Эсте. – Всё готово!

– Сейчас! – крикнул он в ответ. – Я иду. Иду.

2. Из леса Леонид вернулся со слабой, немного болезненной улыбкой на лице. Эсте сидела перед кипящим котелком, на её коленях лежал меч.

– Наше путешествие всё больше напоминает мне одну сказку, – сказал Леонид, садясь напротив. – Там группа… антропоморфных сознаний во главе с маленькой девочкой шла в волшебный город, каждый со своей просьбой. Нас меньше, чем персонажей этой сказки, однако же я иду туда, чтобы обрести силу и справится со надвигающимся от меня безумием, – он усмехнулся, намекая тем самым, что его слова не стоит воспринимать всерьёз. – Ты – хочешь спасти свой мир. Что нужно мечу – он признаваться отказывается… – кто-то мурлыкнул в его голове, – но явно он увязался за мной с какими-то своими целями… В этой сказке ещё были летающие обезьяны – у нас вместо них антропоморфные насекомые…

А также там были ведьмы, реки, стирающие память и, о, какая неожиданность, галлюциногенное поле, – ехидно встрял внутренний голос. – Ты уверен, что хочешь говорить вслух о таких вещах в Хальме?

– Расскажи мне эту сказку, – попросила Эсте. – Она хорошо закончилась?

Леонид покачал головой:

– Не совсем. Волшебник оказался обманщиком, однако друзья девочки получили то, что желали, правда несколько в неожиданной форме, а девочка… девочка вернулась домой.

Странная улыбка появилась на лице Эсте:

– Домой… мне бы этого тоже хотелось. Наверное, не стоит сейчас рассказывать эту сказку. Давай, ты расскажешь мне её, когда всё… закончится.

– Хорошо, – легко согласился Леонид и кивнул на меч: – Ты его слышишь?

– Да, – Эсте провела кончиками пальцев по гарде – легко и очень нежно. – Он хорошо ко мне относится и это меня радует. Хотя я не могу понять, что это или скорее кто это. Меня должно было напугать до одури – это непонимание, но, странное дело, – девушка ещё раз погладила меч, – мне не страшно. Несмотря на то, что я всю жизнь боялась всего непонятного, а уж ничего более чудного, чем этот меч – я в жизни не встречала.

– Ну тут же всё элементарно! Волшебный меч, считающий себя котиком!

Эсте не поддержала шутку:

– Если бы всё было так просто. Помнишь, я говорила, что я – эмпат. Вчера… мне пришлось воспользоваться своим даром, чтобы… поверить тебе, проверить тебя. Я ещё раз прошу прощения за это.

– Ничего страшного… – автоматически ответил Леонид и напрягся: – Ты… можешь читать мысли?

– Нет, – рассмеялась девушка. Леонид выдохнул – он не был уверен, что хотел бы, чтобы Эсте узнала всё, о чём он думает. Причём это касалось не столько его мыслей о ней, сколько всего связанного с Человеком-без-Лица. Мало ли как отреагирует заклятие, наложенное сумасшедшим призраком из чёрного дыма?

– Я не умею и не могу читать чужие мысли. Люди, которые могут это делать, очень быстро попадают к безопасникам, – Эсте вздрогнула: – И либо пополняют их ряды, либо исчезают навсегда. Не знаю, что хуже. Мы – эмпаты, мы просто чувствуем. Кто-то лучше чувствует минералы, запрятанные глубоко под землей, кто-то металл, кто-то, как я – книги. Немножко все мы можем чувствовать людей. Не читать мысли, понимаешь, просто чувствовать, какой человек перед нами, можем поймать отголосок какой-то очень сильной эмоции в его душе, не более того. Ну или понять – хороший человек или плохой. Но точно не узнать, о чём он думает сейчас.

Эсте начала раскладывать еду по мискам. Леонид бросился ей помогать. Их руки соприкоснулись над котелком.

– К тому же мы «чувствуем» либо через звук, либо через запах, понимаешь? – после секундной заминки, договорила девушка.

Леонид кивнул и похвалил себя за то, что смог удержаться от шутки про запах.

– Я гораздо лучше чувствую вещи, чем людей. Например, у этой машины, кстати, как и у тебя, и как у всей твоей еды, – Эсте на мгновение опустила глаза в миску с «тушёнкой по-флотски», – есть совершенно определенный чужеродный призвук. А… возвращаясь к мечу – я что-то чувствую, но что – ни понять, ни описать не могу. Как будто я снова на первом курсе…

Девушка неожиданно улыбнулась:

– Можем сыграть в игру, если хочешь. Я буду называть то, что я смогу почувствовать о твоей машине, а ты будешь соглашаться со мной или нет. Мы так играли на первых курсах

– Почему бы и нет. Если машина не против, – Леонид кивнул на стоящий на обочине БМВ.

–Договорились! Итак, начали. – Эсте настроилась, впала в легкий транс. Автомобиль тысячами звуков заиграл в её голове.

–Ты не первый владелец? Первым был какой-то пожилой мужчина?

Леонид согласился с обоими утверждениями:

– Да. Я взял её в кредит в позапрошлом году…

– Здесь никто никогда не умирал, – перебила его девушка.

– И я надеюсь, никто и не будет. Это всё, что ты можешь узнать об автомобиле?

– Конечно, нет, – улыбнулась Эсте. – Однажды ты застрял на этой машине где-то в лесу и, тут я могу ошибаться, но её пришлось вытягивать при помощи трактора?

– Да! – теперь Леонид выглядел действительно удивленным. – Я ехал к друзьям, которые ушли в поход в глушь, и провалился в колею. Пять часов вместо того, чтобы наслаждаться природой и живым общением, я потратил на то, чтобы дойти до ближайшей деревни, найти тракториста, ну и так далее. Но как…

Эсте фыркнула:

– Ты очень много ругался! Вещи впитывают в себя эмоции своих владельцев.

Леонид смутился:

–Надеюсь, то что я говорил, ты узнать не в состоянии?

– К счастью, нет! Но мне кажется, что это были очень сильные выражения! – Эсте засмеялась и оборвала контакт с машиной.

Отсмеявшись, она пристально посмотрела на спутника:

– Впечатлён?

– Ещё как! А что ты почувствовала, глядя на меня вчера?

О, молодец! – похвалил его внутренний голос. – Такой сложный двусмысленный вопрос, и ты смог задать его не запнувшись! Медаль героя, однозначно!

– Если конечно, это корректно, спрашивать такие вещи? – добавил он.

Эсте улыбнулась:

– Каждый человек, знакомый с эмпатами, рано или поздно задаёт этот вопрос. Так что всё нормально. Только не забывай, что людей я чувствую плохо. Нужен долгий контакт, чтобы услышать человека по-настоящему. Сейчас помолчи и расслабься.

Спустя несколько минут ожидания – Леонид даже перестал есть, чтобы не мешать девушке, Эсте заговорила вновь:

– Ты, – сказала она, – хороший человек. Я не шучу, – остановила она готовый прозвучать комментарий. – Я чувствую слабые отголоски чужой боли и страданий. Это, вероятно, следы твоей работы доктором. Но я не слышу ни сильной злобы, ни обиды, ни ненависти к чему-либо.

– Но я же не святой! – искренне удивился Леонид. – Я не раз делал плохие вещи, и обижал людей, и ненавидел!

Эсте грустно улыбнулась:

– Ровно настолько, насколько это делает каждый человек, а возможно, даже меньше. И я чувствую то, что о чём ты рассказывал – убийство хориты. В глубине души ты до сих пор переживаешь из-за этого. Так же, как и за парализованного своим же заклятием безопасника.

На мгновение воцарилась неудобная пауза.

Эсте вздохнула:

– Тот человек, помнишь, Акула? Который нас преследовал? С хлыстом?

– Конечно, помню.

–Я никогда его не пробовала прочувствовать. Но стоило ему приблизиться ко мне, я начинала чувствовать запах гнили.

–Может, он просто не мылся? Или с зубами проблемы были? – неудачно пошутил Леонид – Эсте даже не улыбнулась в ответ.

– Нет, он был насквозь безумен и болен, – она вздохнула: – И я думаю, если бы мне представилась возможность «считать», как ты выражаешься, его, я бы попросту сошла с ума.

– Звучит не очень весело… – не нашёл, что ответить Леонид.

– Именно, – кивнула Эсте. – Так вот, твой меч – он милый, он мурлыкает, он ведёт себя как огромный металлический кот, но… я не могу его «считать». И когда я пытаюсь это сделать, я чувствую, что…

– Ты сойдёшь с ума?

– Да. Это, наверное, так же, как заглядывать в твою бездну. Прости за такое сравнение. Потому что это, что-то значительное большее, чем меч. А может быть, – девушка вновь вернула руки на гарду клинка, – мне кажется. Так же как и с…

– Как с чем? – переспросил Леонид.

– Неважно, – покачала головой Эсте. – Как ты думаешь, Хальм не обидится, если я использую растущую здесь траву для протирания посуды?

3. Он что-то не договаривает, – думала Эсте, тщательно полируя миски сорванной травой. – Правда и я тоже… не всё говорю. Отнюдь не всё.

На мгновение ей пришлось остановиться – настолько сильно задрожали руки.

Ведь дело было отнюдь не в том, что при взгляде – пристальном взгляде на Леонида, она начинала слышать кларнет. Нет, в этом-то она бы, разумеется, ни за что бы ни призналась ему, но, как раз этот факт успокаивал её, говорил ей, что с её спутником всё в порядке.

Вроде бы… Она привыкла, что её дар при чтении придавал людям какой-то определённый запах или же смесь запахов, но не придавал звук. Акула пах гнилью. Падри до трагедии – ромашкой и морской солью. Леонид же не имел никакого эмпатического запаха, а звучал кларнетом.

Как та самая рукопись, как слово «Эобара» из рассказов Деда.

Это было странно. Однако… ведь Леонид был человеком из другого мира, ткачом, чтобы не значило на самом деле это слово. Нет, с Леонидом всё в порядке, – говорила Эсте себе снова и снова. – С. Ним. Всё. В. Порядке.

С её спутником. Но не с его мечом. И не с рубцом на шее.

Не надо было носить на плече нашивки с мёртвым львом, чтобы увидеть, как Леонид неохотно говорит обо всём, что было связано с этим ожогом. Однако Эсте волновало другое – в конце концов, какое ей было дело, если бы история о упавшей сковороде оказалась выдумкой, а след на шее остался в память о ревнивой подруге? Она чувствовала Леонида, но не чувствовала его шрам. Это было нечто совершенно чужеродное и непонятное, каким-то образом поселившееся в теле её спутника. А главное, Эсте никак не могла понять – не живое ли это… существо. Порой у неё возникало такое ощущение – на мгновение, не больше. Правда, затем оно проходило, практически бесследно и она сидела, уставившись болванчиком, на шею Леонида, не понимая, что на неё нашло.

Практически, но не полностью бесследно.

Один раз ей показалось, что рубец усмехнулся ей.