Buch lesen: «Призрак Невесты»

Сарепта… Странное местечко с библейско-старинным названием.

О, эти мистические извивы истории! Будучи затхлым поселением Финикии, Сарепта вдруг реинкарнировалась через три тысячи лет в совершенно иной стране. И не удивительно ли, что переселенцы Западной Европы решили вдруг поддаться зову российской императрицы и двинуться через гигантские расстояния, чтобы построить здесь свой «град солнца», чьё имя звучало совсем не по-немецки? Они обживали обожжённые солнцем степи и пытались оцивилизовать диких аборигенов, наивно веря, что несут свет и слово божье. А вместо того получили после революции жестокий урок, как на деле строится «новое и справедливое» общество.

Об этом размышлял журналист Владимир Павшук, когда направлялся в музей «Старая Сарепта». Около десятка строений в стиле барокко, когда-то окружённых пустошью, ныне прятались в кварталах современного Волженска. Вдоль дороги поднималась пыль от июльской жары.

«Давненько хотел написать о моей загадочной родине, да всё не получалось, – меланхолично текли мысли в голове журналиста, пока он крутил руль синей «девятки». – В прежние годы о Сарепте замалчивалось, так как много было «неприличного» в советской истории. Позже без меня коллеги растрезвонили, казалось бы, всю подноготную о немецкой колонии, основанной ещё в восемнадцатом веке. Хотя некоторые белые пятна в её истории почему-то больше похожи на чёрные, так как за ними скрываются тьма тайн. Зато теперь подвернулся просто невероятный случай! Что ж, я не упущу возможности написать сенсационный материал».

Павшук свернул налево – на площадь Свободы. Здесь в каре стояли двухэтажные постройки позднего средневековья. Здания имели достаточно аскетичный вид в соответствии с представлениями протестантов-гернгутеров¹. По центру подпирал небо обелиск погибших в Великую Отечественную войну. У его подножия находился давно угасший «вечный огонь». Именно здесь у колонистов журчал фонтан, куда поступала вода с дальней возвышенности Ергени. Напротив памятника возвышалась кирха с большими вертикальными окнами и колокольней с часами. Над ней рассекали воздух крикливые стрижи.

Журналист оставил автомобиль и направился к длинному двухэтажному зданию справа от кирхи. Сейчас в нём располагалась администрация музея, тогда как у колонистов он именовался Домом холостых братьев. У гернгутеров для каждой корпорации (незамужних девушек, вдов, вдовцов и т.д.) был собственный дом, который в наше время назвали бы общежитием. Однако сравнивать проживание в них тогда и сейчас – бессмысленное занятие, ибо все гернгутеры называли друг друга братьями и сёстрами.

В администрации журналиста ждали библиотекарь учреждения Татьяна Михайловна и некий чудак, обещавший поведать нечто сногсшибательное. Это «нечто» имело непосредственное отношение к легендам Старой Сарепты.

***

Нелли. Это имя заставляло волноваться не одного юношу в немецкой Сарепте на Волге. Её красоту было трудно скрыть под весьма скромными одеяниями, которые носили последователи протестантского толка. А все жительницы колонии носили чуть ли не одинаковые длинные платья с белыми передниками, на плечах – большие цветные платки, на головах – чепцы, покрывающие затылок.

Тем не менее, тонкие черты лица с бровями вразлёт выделяли Нелли среди сверстниц. Из-под чепчика девушки выбивались игривые кудряшки блондинки. Её кожа была молочно-белой и чистой. «Настоящий ангелочек! – восклицали многие, видевшие милашку ещё в детстве. – Не хватает лишь крылышек!».

Незаметно девочка уже превратилась сначала в слегка неуклюжего подростка, после – во всё более расцветающую девицу с привлекательной фигурой, которую не могли скрыть складчатая юбка с горизонтальными полосками тёмных тонов и синяя жилетка с серебряными пуговками. Её волосы чуть прикрывались белым чепцом. И девственная красота уже порождала у мужского населения общины отнюдь не святые мысли. Приближалась пора, когда она была обязана выйти замуж. Однако именно это обстоятельство вызывало печаль Нелли. Более того, не печаль – страх пополам с горечью.

– Если бы можно было остановить время! – воскликнула тихо Нелли, глядя в закатную даль. Она сидела на траве вместе с Томасом на берегу Сарпы, впадавшей чуть далее в Волгу. Густой тростник скрывал их от любопытных глаз.

Девушка перевела взгляд на юношу. О, как она сейчас хотела прикоснуться к нему! Нелли очень нравился этот блондин с белесыми ресницами. Он казался ей викингом нордических мифов – с таким же прямоугольным лицом и чуть продолговатым носом, с красиво очерченным ртом.

Обоих едва не околдовывал одуряющий аромат акаций. И может ли быть более замечательное время для любви, чем весна! Но юные сердца сковывали тяжкие цепи традиций: в колонии девушки выходили замуж не по собственному желанию, а так, как решало руководство общины.

Томас сидел рядом, уткнувшись взглядом в песок. У него тоже не находилось слов, чтобы выразить отчаяние от преграды, которую нельзя преодолеть. Оба должны были подчиниться строгим устоям единоверцев.

– Я люблю Бога больше всего на свете, – с жаром продолжила девушка. – Я знаю, что Он милостив к нам и всегда справедлив. Но почему Он отказывает нам, своим детям, в том, чтобы они соединялись по велению сердца? Не понимаю! Даже русские и ойраты² чаще женятся по любви. Почему у нас это запрещено?

– Меня тоже одолевают подобные мысли, – поддержал её Томас. Юноша был одет в белую рубаху, короткие тёмные штаны и кожаные башмаки, на шее был повязан небольшой платок. – Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассказать священнику это на исповеди.

– А я не сдержалась!.. – промолвила Нелли. Её лицо стало пунцовым.

– Ты всё рассказала? – возмутился юноша. Он посчитал это предательством их чистых чувств.

– Извини, – стала оправдываться девушка. – На исповеди я сказала председателю нашей корпорации, что не достойна причастия, так как меня мучают греховные мысли. Но я не открылась, что имею необъяснимые чувства к одному юноше, что тянет к нему против воли, и хочется быть с ним всегда. Боюсь, тогда мне не поздоровилось бы.

Нелли посмотрела на Томаса прямо и тут же отвернулась. Ещё немного, и из её голубых глаз польются слёзы. Она едва сдерживалась, чтобы не кинуться на шею парню. Но разве может девушка позволить себе проявление столь низменных порывов? Им даже нельзя соприкоснуться рукавами!

– Пастор советовал мне отбросить греховные мысли и чувства, так как это не соответствует заветам предков, – закончила Нелли. Она поднялась, отряхнула от сухой травы синие чулки. – Он сказал, что любовь к другому человеку – искус, которым дьявол отвлекает от истинной любви – к Богу. А Ему лучше ведомо, кого с кем соединить. Были уже смотрины, и родители дали, к сожалению, согласие на мой брак с братом Дитрихом.

– Как?! – чуть не закричал Томас. От злости он даже стукнул кулаком по земле. – Этот старый пень уже побывал в вашем доме? Тогда всё кончено…

Он тоже поднялся:

– Боюсь, намерения твоих родителей достаточно ясны. Напрасно уповать на волю Господа, который вразумит твоих родителей. У нас нет шансов соединить судьбы. Что ж, пора идти, чтобы родные не кинулись нас. Мой отец уже сделал предупреждение – мол, часто видит меня рядом с тобой, а это – неприлично. Пойду, помогу ему на мельнице перекидать мешки. Надо это сделать до вечернего богослужения, чтобы после успеть подготовиться ко сну.

Юноша и девушка пошли разными тропками в колонию. Неимоверная тоска одолевала обоих. Лишь последней надеждой загоралась первая на вечерней заре звезда по имени Венера. Скоро небеса совсем посинеют, и тогда она уже станет полноправной подружкой среди подобных в небесном хороводе. А Нелли никак не могла поверить, что она видела Томаса в последний раз.

***

– И что, так прямо и пропала в закрытых дверях? – Павшук внимательно рассматривал собеседника чуть старше двадцати пяти лет. Этот блондин с прямоугольным лицом, продолговатым носом и белесыми ресницами напоминал скандинава. Однако образ «маршрутчика» совершенно не вязался с содержанием: по поведению – типичный российский раздолбай с забавной фамилией Фыкин. Наверняка, не дурак выпить и потаскаться за девками. Верить ему было трудновато.

Они находились втроём в кабинете Татьяны Михайловны. Но в беседе принимали участие только двое мужчин. Сама благообразная дама с короткой седой причёской и белой блузке с ажурным воротником сидела чуть в сторонке.

Парень, перестав уминать «жувачку», оскорбился:

– Не верите? Я видел её, как вас! В натуре.…

Была полночь. Сергей возвращался на своей машине домой после работы. До его дома оставалось два квартала. Он уже хотел сворачивать на улицу Астраханскую, примыкавшей к площади Свободы. Да опять застучал движок, который мучил его целый день.

– Я притормозил. Вышел, поднял капот. Вижу, останавливается у пешеходного перехода легковое авто, – с таинственным шёпотом вспоминает очевидец. – Там подъезд к площади плохо освещён, и не могу сказать, что за модель. Погасли фары, и из машины выходит баба. Я тоже погасил фары, но зрение у меня – как у кошки! И что сразу насторожило – больно странно она одета: в шляпке, длинное платье старинного покроя, фигура стянута корсетом – как рюмка. Машину уже разворачивается и уезжает. Только после я дотюхал, что она уехала без звука!

Водитель опять заработал челюстями, переживая увиденное. Потом продолжил:

– Включил фары ради прикола, и баба частично попала на свет. А-а, теперь понял, что показалось подозрительным! Дамочка была на каблуках, но их стука я тоже не слышал. Через плечо у неё сумочка тоже серого цвета с застёжкой – типа, серебряной. Ещё заметил длинные, распущенные волосы. Не могу утверждать, но при лунном свете они показались блестяще-седыми. Вижу, она направляется в сторону заброшенного дома, где рядом торговый ларёк.

«Он говорит о двухэтажном доме проповедника, – сообразил Владимир. – Тот имеет полукруглое крыльцо в несколько ступенек». Спросил с небольшим нажимом:

– Какие ещё подробности?

– Вот самое интересное! Дамочка двинула к дому. Я слегка подался вперёд, и она поворачивается ко мне… Лица не видно под вуалью, но меня почему-то сразу пробрала жуть! А она поднимается по ступенькам, подходит к двери. Р-р-раз – и растворяется в них, будто нет препятствия. Я покрылся липким по̀том… Представьте, когда на твоих глазах происходит такая фигня! Я не верил в происходящее. Ёлки-моталки, был атеистом-таксистом, а здесь перекрестился. Завёл машину и рванул оттуда! Жаль, не снял такое чудо на мобилу. На следующее утро меня всё подначивало пойти на то место. Днём-то не страшно! Иду на площадь, приближаюсь к дому и уже издали понимаю, что не сошёл с ума. Хотя от такой чертовщины можно! На железных дверях висит огромный замок, и дверь опечатана. Каково?!

Павшук тоже не знал, как относиться к рассказанному. Бывает, глянешь на интервьюируемого – весьма складно тарахтит, не усомнишься в его байке. Зато после оказывается ложью. А, бывает, человек запинается, путается, однако после выясняется, что изложенное им – правда. Так и с Серёгой – он свидетель необъяснимого или лжец? Водитель совсем не желал прославиться в газете – Татьяна Михайловна случайно о нём поведала журналисту. Откуда же это видение? Не понятно.

***

Аптекарь Вундерлихт также не без трепета поглядывал на Нелли. «Это юное создание сведёт меня с ума идеальной фигурой и певучим голосом, – ловил себя на мысли Дитрих. – Я обязательно овладею её сердцем! Потом увезу её в Европу. И там будем жить так, как нам заблагорассудится».

Этот рослый вдовец с длинными волосами, расчёсанными на пробор, долго не вступал в брак после смерти жены. Но жизнь брала своё! И, как человек набожный, Дитрих решил, что сорок лет ещё вполне достаточный возраст, чтобы в судьбе проторить новую дорожку, пока не поздно. Как там говорят русские, лечившиеся у аптекаря? На Бога надейся, сам не плошай! Тут, конечно, они правы. И Дитрих иногда рассуждал: «Разве Всевышний не для того нам дал часть божественной воли, чтобы мы изменяли собственную жизнь, как заблагорассудиться? Даже великий Гиппократ говорил: «Тому, кто не хочет изменить жизнь, помочь невозможно». И высшим примером служит наш Спаситель: он собственноручно понёс тяжкий крест, хотя мог бы отказаться от жестокой участи». Вундерлихт, одновременно мистик и рационалист, пытался соединить вольнодумное учение Фесслера³ с логическим построениями разума.

Своенравный Дитрих был доволен изменениями, которые произошли после пожара в колонии в 1823 году. Раньше для гернгутеров жребий считался промыслом божьим, который определял их бытие. «Человек непрозорлив, – убеждали они себя и других братьев во Христе. – А Провидение – светочь во тьме, позволяющий безошибочно находить правильное направление. Разве можно противиться судьбе, данной свыше?». Это относилось и к женитьбе, когда по жребию определяли, кто из общего числа женихов и невест соединится вместе. Но после упомянутой трагедии большое количество мужчин покинуло Сарепту, вернувшись в Германию. И незыблемая традиция дала трещину: конференция старейшин постановила: отныне жребий больше не влияет на то, как поступать. Коли мужчина в их колонии докажет, что сумеет содержать семью, то вправе обратиться к семье невесты с просьбой о женитьбе.

И вот перед Пасхой Вундерлихт в синем сюртуке и темных панталонах посетил дом пивовара Краутвурста. Глава семейства в коричневом сюртуке пригласил Дитриха присесть. Это являлось хорошим знаком, так как у гернгутеров не было принято ходить в гости без дела. Супруга пивовара поставила перед гостем чайный сервиз и мармелад.

Попив чая, мужчины церемонно закурили длинные трубки. Посидели степенно ещё около двадцати минут. Наконец, Краутвурст попросил рассказать о цели визита.

– Я прошу руки вашей дочери, брат Хайнрих, – сказал аптекарь без предисловий. – Моя аптека даёт хороший доход, и я смогу обеспечить содержание Нелли. Я уже обсуждал данный вопрос и в Совете старейшин общины, и с настоятельницей корпорации незамужних девушек. Все согласились, что моя кандидатура вполне пригодна для брака. Теперь я обращаюсь к вам, уважаемые супруги Краутвурст. Могу ли я рассчитывать на ваше согласие?