Литературные тайны Петербурга. Писатели, судьбы, книги

В оформлении обложки использована работа Натальи Граве.

@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

© В. В. Малышев, 2023

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2023

Предисловие

Уже давно заметили, что гении появляются далеко не везде. В мире есть всего несколько городов, где миру являлись целые созвездия сверхталантливых людей в самых разных областях, в науке, в культуре, в искусстве. Это, прежде всего, Афины, Рим и… Петербург! С городом на Неве, так или иначе, связаны 12 российских лауреатов Нобелевской премии. Это и Иван Павлов, и Илья Мечников, и Василий Леонтьев, и Петр Капица, и Жорес Алферов, и Иосиф Бродский и другие. Ни в одном другом городе России не было столько талантов, даже в Москве. Но особенно велика была в Петербурге концентрация гениев литературы. Это и Пушкин, и Гоголь, и Грибоедов, и Достоевский, и Тютчев, и Блок, и Лесков, и Мандельштам, и Анна Ахматова, и многие другие. Почти все писатели и поэты «золотого» и «серебряного» веков русской литературы жили и творили именно в городе на Неве.

Почему так получилось? Почему именно Петербург, а не Москва стал в России «колыбелью гениев»? Об этом гадают до сих пор. Когда говорят об Афинах и Риме, то появление там блестящей плеяды творцов во всех областях нередко объясняли невероятно благоприятными природными условиями, особой климатической аурой, где гении росли, будто бы как в теплице. Древняя Греция вообще была климатическим парадизом, раем на земле, где во многом благодаря именно этому и расцвела удивительно плодотворная цивилизация, ставшая основой всей европейской культуры. Но Петербург находится совсем в другом месте, это самый северный из всех мегаполисов планеты. Холод, сырость, туманы – какая там аура! Так что климат тут не причем, даже наоборот. Хотя Петр I, несмотря на то, что Петербург с Грецией в смысле климатических достоинств никак не сравнишь, все же называл основанный им на болоте город парадизом, раем земным.

В этой связи петербургский археолог, историк и писатель, доктор философских наук, автор ряда книг о Петербурге, Андрей Буровский выдвинул свою теорию «особости» города на Неве. Он обратил внимание на то, что через город проходят четыре активных разлома Лапландско-Нильского линеамента. Активный разлом – это линия, по которой расходятся геологические пласты. Или расходятся в разные стороны, или опускаются ⁄ поднимаются. В местах таких разломов геологически неспокойно, среда часто и сильно меняется.

«Сейсмо-геодинамическая активизация, – пишет А. Буровский, – влечет за собой изменение состава атмосферы из-за притока газов, силы тяжести, магнитного поля, низкоамплитудных импульсивных электоромагнитных излучений», – давайте переведем это с профессионального языка: над активными разломами, пока края их расходятся, меняется течение геофизических, геохимических и энергетических процессов. То есть становятся иными как раз базовые, физические и химические характеристики среды; причем меняют облик неоднократно».

И отсюда А. Буровский делает такой вывод: «Люди в Петербурге все время как бы инопланетяне – они дышат воздухом, несущим разные элементы таблицы Менделеева, пьют воду, состав которой непредсказуем, срывают одни и те же растения с разным химическим составом; магнитное поле на их планете постоянно меняется (пусть незначительно), а тела пронизывают разные излучения разной интенсивности». А отсюда, как можно предположить, и все те причины, которые и сделали Петербург местом рождения необыкновенных талантов.

И тут самое время вспомнить еще и о гении места, божестве, духе-хранителе города, о genius loci. Понятие это уходит в глубину тысячелетий, когда религия ещё не знала монобожия. В Петербурге таким местом многие считают воздвигнутый в 1782 году памятник Петру I работы Этьена Фальконе. В городе давно бытует легенда, согласно которой северная столица будет жить до тех пор, пока восседает на бронзовом коне её основатель.

Хотя, как нам кажется, гений места – это вовсе не какой-то материальный объект, памятник, вроде Медного всадника, или здание, как афинский Парфенон, а именно дух-хранитель, и, следовательно, нечто невещественное. Что-то вроде знаменитого: «Умом Россию не понять…» Что имеет место быть, но что никак точно определить нельзя. Не случайно такой знаток Петербурга, как Николай Анциферов, признавал, что «…описать сколько-нибудь точно этот genius loci Петербурга, (который и явился причиной концентрации в городе такого количества талантов), – задача совершенно невыполнимая». А потому этот факт надо просто признать за данность, а не пытаться объяснить. Что и сделал Федор Тютчев, заявив, что в Россию нужно просто «верить».

Но, конечно, дело не только в чудесах природы, на что указал профессор Буровский. Петербург был столицей России в период расцвета Российской империи. Именно сюда стремились все, кто хотел добиться в жизни успеха, получить признание, реализовать свою мечту. Сюда со всех концов страны съезжались и оставались жить писатели, поэты, художники, живописцы и скульпторы. А многие именно в нем и родились. Именно в Петербурге возникла особая, креатогенная, стимулирующая среда, созданная тесным общением талантов, возможностью дискуссий, общими интересами, обменом дарованиями. Именно это – одна из главных причин, почему город на Неве и стал местом небывалого подъема русской литературы и расцвета русской поэзии. Более того, Петербург можно назвать своеобразной родиной современного стихосложения – ведь в 25-ти километрах от него, в Царском Селе, учился и рос, тогда ещё юный, Александр Пушкин, с которого начался золотой век русской поэзии. А еще до него великий Ломоносов с восхищением написал: «Открылась бездна, звезд полна…».

Петербург стал столицей империи, центром самого большого в мире государства, а для России – окном в Европу (и окном из Европы в Россию). Он дал вторую, необходимую для творческого равновесия точку опоры не только русской истории, но и русской словесности. Он явился своего рода лабораторией, где русская национальная кулыура разрабатывала связи и взаимодействия с иноязычными культурами, как российскими, так и зарубежными. Даже в самом имени города соединились три языка: Санкт (SANTA-святой) – слово латинское, Петр (PETER, в голландской или немецкой огласовке – слово по происхождению греческое: PETROS-камень, скала), бург (BURG-замок, крепость) – слово немецкое. От этого «триязычного» и, тем не менее, русского названия тянутся нити связей к античному язычеству, к изначальному христианству, к европейскому возрождению. Город вбирал в себя культуру, религии, быт, языки народов Европы, Азии, Ближнего и Дальнего Востока. Но при этом Санкт-Петербург был и остается крупнейшим архитектурным, научным, литературным центром Русского Севера, памятником, прежде всего, русской культуры. Но Петербург стал еще местом многих трагедий. Здесь был убит на дуэли Пушкин – «солнце русской поэзии», здесь в страшных мучениях умер Блок, в гостинице «Англетер» погиб Есенин, здесь расстреляли Николая Гумилева, могилу которого не могут найти до сих пор. Здесь Анна Ахматова, у которой казнили мужа и бросили в лагерь ее сына, страдала во времена, когда «бессильная корчилась Русь под кровавыми сапогами и под шинами черных «Марусь». А сколько поэтов и писателей были вынуждены покинуть город после переворота большевиков, спасаясь от тюрем и расстрелов? А сколько талантов погибло потом во время голода в страшную блокаду, когда над городом звенел голос отважной поэтессы Ольги Берггольц, призывавший не падать духом и продолжать борьбу? А сколько мучилось потом в тисках советской цензуры, будущего лауреата Нобелевской премии, осудив «за тунеядство» отправили в ссылку.

А потому Петербург-Петроград-Ленинград – не только город, породивший целую плеяду блистательных литературных гениев, это еще и город их драм и трагедий, изломанных судеб, невероятных биографий, многих тайн и загадок. Обо всем этом, о литературных тайнах Петербурга, о необыкновенных судьбах живших в нем великих творцов и рассказывает эта книга. В ней более 60 очерков о писателях и поэтах, тех, кто родился в городе на Неве, или в нем жил. Неизвестное о знаменитостях, и напоминание о несправедливо забытых талантах.

Тайны Пушкина

Как известно, мы говорим, что Пушкин – это «наше всё». Об Александре Сергеевиче, казалось, мы знаем действительно всё: каждый его шаг, почти каждую строчку. Однако при жизни гениального поэта это было совсем не так. «Родители Пушкина не любили своего сына. Третьестепенными французскими поэтами Пушкины восхищались, а в своей семье просмотрели гения», – с грустью писала в книге «Жизнь Пушкина» один из его биографов Ариадна Тыркова-Вильямс. Просмотрели гения и многие другие его современники. Прошли годы и в наши дни мы все более отчетливо понимаем, что и на самом деле Пушкин – это действительно «наше всё».

Начнем с того, что Пушкин, гениальный поэт, камер-юнкер Императорского двора, потомственный дворянин, никогда не имел в Петербурге своего собственного дома, снимал квартиры. В доме на Мойке, 12, который принадлежал княгине Волконской, он поселился в сентябре 1836 года. Это, наверное, самое красивое место в Петербурге – совсем рядом великолепная парадная Дворцовая площадь с царским Зимним дворцом и величественной Александровской колонной. Мойка в этом месте изгибается изящной дугой, образуя неповторимой красоты панораму особняков на закованной в гранит набережной. Увы, жить в этом чудесном месте Александру Сергеевичу пришлось недолго, в этом же доме он, смертельно раненый на дуэли, умер. Потом в его доме сменилось много жильцов, здание неоднократно перестраивалось, а в советские времена в нем устроили коммунальные квартиры. Музей, посвященный поэту, там появился только в 1927 году.

В это сегодня трудно поверить, но после смерти поэта о нем мало вспоминали в России, его собрание сочинений плохо расходилось, и были горячие головы, которые утверждали, что Пушкин, поэт-аристократ, вообще более нам не нужен. После революции его даже призывали «сбросить с корабля современности».

Тридцать дуэлей

Пушкин не только писал стихи. Историки утверждают, что у поэта было в общей сложности около 30 дуэлей. Он даже всегда носил тяжелую железную палку… «Для того, чтобы рука была тверже; если придется стреляться, чтобы не дрогнула», – объяснял Александр Сергеевич. Однако к смертельным поединкам жизнерадостный пиит относился довольно легкомысленно. Как-то поэт стрелялся с неким подполковником Старовым. Старов выстрелил первым и дал промах. Пушкин выстрелил в поле, снял шляпу и шутливо произнес:

 
Подполковник Старов,
Слава Богу, здоров!
 

Часто дуэли происходили из-за всяких пустяков. Но на них сам вспыльчивый поэт никого не убил. Убили его. И он хорошо знал, кто его убьет, – верил в предсказание гадалки, возвестившей ему смерть в возрасте 37 лет от «белого человека». Так и произошло. Его убийца Дантес был блондином…

Там, где его отпевали

Провожали в последний путь Пушкина в храме Спаса Нерукотворного Образа на Конюшенной площади – в двух шагах от его квартиры. До 1917 года в этом храме хранился древний образ «Спаса Нерукотворного» из домика Петра I, чтимая икона Божьей матери «Знамение» и древняя шелковая плащаница, вышитая в Константинополе. Этот храм был приходским для всех придворных и устроен с соответствующей роскошью. В 1923 году церковь закрыли, протоирея отца Федора Знаменского расстреляли, а ключи от нее передали отряду конной милиции. После чего, ворвавшись в храм, красные кавалеристы шашками в щепки изрубили бесценный иконостас, сожгли архив, а потом устроили в здании клуб для танцев…

Однако плясали в храме не долго. Вскоре там устроили приемный пункт ГУЛАГа. Люди заходили в бывшую церковь, сдавали в окошечко документы, а потом их уводили во внутренний двор. Кого на пять, кто на десять лет, а кого и навсегда…

Храм Спаса Нерукотворного Образа был возвращен церкви только в 1991 году. О поэте во внутренних его покоях сегодня напоминают две картины, которые видишь, когда поднимаешься по лестнице. На одной изображена последняя исповедь Пушкина, на другой – его отпевание. Имя раба Божия Александра звучит в храме и в обычные дни на панихидах.

Смирение и благородство

Тело покойного принесли в храм на Конюшенной площади, хотя отпевать его должны были в Исаакиевском соборе, приходской церкви семьи Пушкиных. Но по дороге похоронная процессия неизбежно должна была проходить мимо дома, где жил нидерландский посол, барон Геккерн, приемный отец Дантеса. Чтобы избежать возможных эксцессов, император повелел провести отпевание в придворной Конюшенной церкви, поскольку Пушкин имел придворный чин камер-юнкера. И исповедовал его священник именно из этой церкви. Еще 27 января, когда врачи осмотрели рану, решено было позвать священника.

– За кем прикажете послать? – спросили Пушкина.

– Возьмите первого ближайшего священника, – ответил он.

«Ближайшим» оказался протоирей Петр Песоцкий, настоятель храма на Конюшенной площади. Он вышел от Пушкина со слезами на глазах, пораженный смирением и благородством умирающего поэта.

– Вы можете мне не верить, – сказал он, – но я для себя самого желаю такого конца, который он имел.

Записка от императора

Умирающему Пушкину Жуковский передал записку от императора: «Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе моё прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки», – писал Николай.

Царь видел в Пушкине опасного «вождя вольнодумцев» и впоследствии уверял, что «мы насилу довели его до смерти христианской», что не соответствовало, конечно, действительности, ведь ещё до получения царской записки поэт послал за священником, чтобы причаститься. Однако Николай I выполнил все обещания, данные умирающему поэту. Самодержец распорядился:

1. Заплатить долги.

2. Заложенное имение отца очистить от долга.

3. Вдове пенсион и дочери по замужество.

4. Сыновей в пажи и по 1500 рублей на вое питание каждого по вступление на службу.

5. Сочинения издать на казённый счёт в пользу вдовы и детей.

6. Единовременно 10 000 рублей.

Но и после смерти Пушкин продолжал оставаться жертвой светской суеты. В храм на отпевание пускали только по билетам. Присутствовал весь дипломатический корпус, многие сановник. Случилась давка. У покойника отрезали куски от одежды, волосы, клали в гроб перчатки. «А дамы, – пишет в своих воспоминаниях М.Ф. Каменская, – так даже ночевали в склепе…»

Какое такое поприще?

Сообщение о кончине великого поэта было опубликовано лишь в одной газете: «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду». Его написал ее редактор Андрей Краевский: «Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в середине великого поприща…»

Но уже на следующий день редактор был приглашен для объяснений к председателю цензурного комитета князю М. Дундукову-Корсакову.

– Я должен вам передать, – сказал он Краевскому, – что министр крайне, крайне недоволен вами! К чему эта публикация о Пушкине? Что это за черная рамка вокруг известия о кончине человека не чиновного, не занимавшего никакого положения на государственной службе? Ну, это еще бы куда ни шло! Но что за выражения! «Солнце поэзии!» Помилуйте, за что такая честь? «Пушкин скончался… в середине своего великого поприща!» Какое это такое поприще?»

Князь уже после смерти поэта словно хотел отомстить ему за злую эпиграмму, которую тот сочинил про него:

 
В Академии наук
Заседает князь Дундук
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь,
Почему ж он заседает?
Потому что ж… есть!
 

Памятники рукотворные

Пушкин сам своими стихами «памятник воздвиг себе нерукотворный». Но много, посвященного поэту, в Петербурге воздвигли и другие. Первый – временный гипсовый бюст – был поставлен в 1881 году в сквере на Пушкинской улице. Затем на его месте в 1884 году был воздвигнут бронзовый памятник во весь рост по проекту А. Опекушина. Позднее монументы и памятные знаки, посвященные русскому гению, появились в Царском селе, на месте дуэли Пушкина на Черной речке, во дворе дома на набережной Мойки, где он жил, а в 1957 году открыли замечательный памятник поэту работы М. Аникушина на площади Искусств. Мемориальные доски с именем Пушкина установлены на набережной Фонтанки, на Галерной, на набережной Кутузова, во дворе дома на Мойке, где он жил. Именем Пушкина названы улица в центре Петербурга и ряд других улиц в Пушкинском, Павловском, Колпинском, Курортном и Красносельском районах.

Словом, трудно найти другого поэта, которому было поставлено повсюду столько памятников, не только в Петербурге, но и в других местах. Говорят, что монумент Пушкину воздвигнут даже в Эфиопии. Правда, на пьедестале написано: «Нашему поэту». Недавно бюст Александру Сергеевичу установили в Греции, на знаменитой горе Парнас в Дельфах. А в Михайловском в 2000 году поставили монумент судьбоносному зайцу, который, как известно, спас Пушкина. Он представляет из себя верстовой столб с надписью «До Сенатской площади осталось 416 верст» и с фигурой сидящего на нем зайца. Когда поэт мчался в Петербург, где начинался бунт декабристов, дорогу ему перебежал заяц. Веривший в приметы поэт тут же повернул обратно…

Все было не так

Но вот при жизни великому поэту памятники не ставили. Даже родители Пушкина, как уже было отмечено, не любили своего сына. «Третьестепенными французскими поэтами Пушкины восхищались, а в своей семье просмотрели гения», – писала, как мы уже отмечали, в книге «Жизнь Пушкина» А.Тыркова-Вильямс. Просмотрели гения и другие.

Не имел успеха пушкинский журнал «Современник», где печатались не только его шедевры: «Скупой рыцарь», «Капитанская дочка», «Медный всадник», но и стихи Тютчева, Лермонтова, Жуковского, повести Гоголя. В 1836 году вышло четыре тома. Первый том был издан тиражом в 2400 экземпляров, но из них раскупили не более трети. В результате тираж четвертого снизился почти втрое. После смерти поэта у самого интересного в истории русской литературы журнала осталось всего 233 подписчика. Впрочем, у журнала «Европеец», где Пушкин тоже печатался, было всего 50 подписчиков.

Что ж читали тогда в России? Уже забытых сегодня Марлинского, Булгарина, Греча, Полевого, легковесные «дамские» романы французских сочинителей, приключения бывшего каторжника Видока – прообраз нынешних детективов. За два века до господства гламурного «мыла» вкусы большинства публики, мало чем отличались от нынешних.

Выше всех поэта, пожалуй, оценил в то время все-таки Николай I – тот, кого в советские времена считали чуть ли главным организатором заговора по его уничтожению. «Знаешь, – сказал Николай жене после встречи с Пушкиным, – сегодня я разговаривал с самым умным человеком России». Император, как мы уже писали, назначил после смерти поэта щедрое пожизненное содержание его семье. Чего потом не сделал ни один советский правитель для родственников рано ушедших из жизни или покончивших с собой знаменитых поэтов и писателей.

Всю жизнь страдал

Всю свою жизнь Пушкин жестоко страдал, но не столько от дерзких ухаживаний за его женой, сколько от непризнания в обществе подлинного значения его творчества. Ведь в те времена не было ни премий, ни других знаков отличия для литераторов. Никто им не давал орденов, не сажал в президиумы. Каково же было быть гением, сознавать это и видеть, что другие этого не признают?

Ведь даже «специалисты», литературная критика того времени вовсе не всегда хвалили Пушкина. Когда поэт напечатал гениального «Бориса Годунова», влиятельный журналист Надеждин отозвался на это едким памфлетом:

 
«Бориса Годунова»
Он выпустил в народ.
Убогая обнова,
Увы! на новый год!
 

Даже его друг по лицею Кюхельбекер поставил «Годунова» ниже всеми давно забытых пьес Кукольника. Если его не понимали и не ценили друзья и коллеги-литераторы, то, что же говорить об остальных?

Спорили даже о его внешности. «Невозможно быть некрасивее его: это смесь наружности обезьяны и тигра», – написала однажды внучка Кутузова Дарья Фикельмон, увидев Пушкина впервые у себя в салоне. Хотя дальше у той же Фикельмон в той же записи мы читаем: «Когда он говорит, забываешь о том, чего ему недостает, чтобы быть красивым…». Но ведь в памяти остается негативное.

Не случайно сам Пушкин советовал поэту не слушать мнения других:

 
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспаривай глупца…
 

Разочарованный Александр Сергеевич писал:

 
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
 

Митрополит Московский Филарет на эти слова возразил и тоже стихами:

 
Не напрасно, не случайно
Жизнь судьбою мне дана,
Не без правды ею тайно
На тоску осуждена…
 

Впрочем, вскоре Пушкин и сам понял то, что другие люди понимают только под конец долгой жизни: что благородное сердце умнее умной головы. И именно поэтому его Татьяна оказалась умнее Евгения Онегина. Но наладить собственную жизнь и жизнь своей семьи самый умный человек в России не смог. Когда Пушкин умер, в доме было всего 300 рублей. Не на что было похоронить…