Buch lesen: «Борьба: Пленники Тьмы (книга первая)»
Пролог
Никто уже не помнит того времени, когда мы были свободны. Когда-то давным-давно была война между нами, людьми. Тогда мы ещё не знали, что нам придётся столкнуться с кем-то ещё. Мы думали, что покорили природу, расщепили атом, освоили космос. А потом пришли они… И вся наша техника, все наши «искусственные умы» отказались работать… не на нас, а вообще на кого бы то ни было: они просто вышли из строя. Все наши достижения стали ничем за какой-то миг: перестали функционировать ракеты, компьютеры, системы распределения, да что там… половина всего превратилось в хлам. А шатлы и спутники… да кто знает, что с ними стало. Может, упали в океан, а, может, всё летают… собственно сейчас никому это и не интересно…
И всё это из-за какого-то кристалла. Никто из людей, разумеется, его не видел, но чумы (те самые, что считают себя нашими хозяевами) всегда пропагандировали его силу и величие, утверждая о немыслимых размерах и разуме… Да, он живой. Более того, по их словам именно он велел им начать войну, а затем открыл портал, после чего заглушил всю нашу электронику. Господи, у нас осталось одно огнестрельное оружие да пара тысяч танков, переживших Третью Мировую Войну.
Некоторые возлагали надежду на КАЗ (комплекс активной защиты; оборона бронетехники, работающая по принципу выбрасывания металлических шариков в сторону летящего снаряда), но этого было так мало, как и сил, а врагов так много, что… Господи, ну зачем же мы воевали друг с другом?
Есть то, что осталось
Зачем мы понадобились чумам совершенно ясно – сырьё, материальное и трудовое. Сейчас они качают нашу нефть, наш газ и уголь, и всё остальное тоже наше и только нами самими. Здесь мы рабы и не имеем никаких прав, то есть не то, чтобы на свою нефть или газ, а на себя самих и своих детей. А сколько нас осталось? Не знаю… может, наберётся треть или четверть миллиарда. Кого это волнует, если хватает на добычу?
Люди наконец-то уравнялись в правах. Нонсенс, но это, похоже, возможно, когда прав вообще нет. Когда все должны работать на чумов.
Есть несогласные с этим – маки (в честь когда-то бывших повстанцев). Они где-то прячутся, их мало, но они нападают, хоть и редко. Мы все с ними, но прекрасно видим, что сейчас ничего не можем сделать.
После завоевания чумы разделили всех несколько группировок по материкам, и уже там сформировали в несколько колонн. Самая крупная группировка Евразийская. Она состоит из четырёх колон: Иранской, Индийской, Китайской и Славянской (в последней все смещались, так что в некотором роде стало как прежде).
Гавриил Железнов (для чумов он 643075А2) являлся командиром 381-ой рабочей сомы (на их языке «сома» – раб). В соме его звали не иначе, как «Гора». Иногда даже на прямую. Прозвище оправдывалось целым рядом причин: во-первых, его указание давалось всегда чётко и однозначно, во-вторых, его решение, по крайней мере внешне, нельзя было поколебать никаким доводами, в-третьих, сам внешний вид (выше двух метров, тяжелее сотни килограммов, а лицо.. лицо – сочетание морщин и складок, однако, не напряжённых мышцами), и, наконец, самое главное, постоянство его должности. На этом он стал легендой. Дело в том, что на должности А (командир, что пишется в конце порядкового номера) продержаться в течение пятнадцати лет было невозможно: в случае невыполнения плана убивали чумы, в случае выполнения – маки или те, кто с ними сотрудничал, а такие, почему-то всегда находились. Но Гавриил делал и то и другое с поразительно правильным чередованием. Одни оставляли его в живых, потому что считали, что он порой способен перевыполнить план. Другие, наоборот, надеялись на целенаправленную «халтуру».
Осталось отметить его «кровь». Его прадед участвовал в войне (название её дед отцу говорить не хотел), и дед участвовал в войне (название ей никто не давал), и отец участвовал в войне (конца её никто не видел). Несмотря на такой список, чумам было это неизвестно. Им было также неизвестно, что люди ещё носят имена и фамилии, заключают браки, хоть и всего лишь в умах, помнят прошлое и предков, верят в Бога и в глубине души не могут жить без свободы. Их интересовал только результат, а изучение людей они считали недостойным их власти.
Работа. Теперь это значило буквально всё, и существовало это всё в понимании чумов, того, как они решат кормить и сколько разрешат поспать.
Рудник, буровая, шахта – все места обитания невольного человека.
381-ая сома трудилась на угольной шахте города Макеевка, Донбасс, вместе с 420-ой, 647-ой и 253-ей. Что из себя представляет работа на шахте объяснить нельзя, можно только почувствовать.
Мысли свободного раба
25-ое марта 2170 года.
Сегодня 381-ой соме досталась сортировка и очистка.
«Ну, что, выспался?» – пошутил Гавриил, подойдя к своему заместителю Константину Богатому (номер 5396413Б2; разряд «б» – заместители). Тот обрадовался такой шутке, потому что все остальные, какие он слышал, касались его фамилии.
«Знаешь… Как хочется полезть с тобой в драку», – ответил он двояко: за драку чумы убивали на месте, но это была лёгкая смерть.
«Мне воспринять это с положительной стороны?»
«И только с неё. Целыми днями думаю о смерти…»
«Хорошо. Даже отлично для начала рабочей недели. Что у нас планом».
Константин открыл свою дряхлую тетрадочку жёлто-чёрного (половина угля, половина глины) цвета и попытался что-то прочесть.
«Так. Если 420-ые осилят 11-ать, а 647-ые 13-ать, то нам придётся чистить все 24».
«По поводу «выхода» договорились?»
«Выход» – это «левый» груз, о котором чумы не знали. То есть его добывали, но нигде не прописывали – отдавали «чёрным» (по-другому «обречённые» рабочие, которых сажали в отдельные ямы с незначительным пластом угля и в трёх случаях из четырёх уже не вынимали оттуда; по настоящему спаслось лишь двое).
«Нет», – возвестил зам.
«Хорошо, я сам разберусь. Проследи за всем здесь. Я вернусь через двенадцать минут».
«Есть».
Гора двинулся в сторону 2-его пути.
Сортировочная представляла собой здоровенный зал общей площадью в 30000 квадратных метров (100x300) и высотой в 3 метра, чтобы чума было удобнее наблюдать. Кроме того, имелось электрическое (хоть и слабое) освещение в виде лампочек, прикрытых тонкой решёткой. Несмотря на эти «удобства» работать в очистительной было сложнее всего: чумы слишком хорошо видны. Каждый раз смотреть на эту ужравшуюся рожу, дышащую свежим воздухом через маску, слушать этот отвратительный смех, извергаемый жёлтой глоткой и бледно-зелёного змеиного языка и понимать, то это будет продолжаться бесконечно – это настоящая пытка.
Заходя за угол, командир оглядел помещение – пока пусто, лишь две будки чумов по сторонам; группы «А» и «Б» будятся раньше на пять минут для изучения плана.
Войдя в «зал угольного забоя» (помещение, где производилась непосредственная добыча), взору открылись две фигуры: Доминик Бражик (номер 572644А2) и Петр Дожик (номер 323372Б2). Лица у них не мрачнели от тяжести поставленной задачи, но косились ото сна.
«Что, не спалось?» – поприветствовал шахтёров Гавриил. Он любил воодушевлять народ подобными репликами, пробуждая гнев и злобу в строго ограниченных количествах (и не важно было, на кого она выльется, главное то, что это поможет выжить). Сегодня чумы дали поспать всего 4-ре часа, в отличие от обычных 8-ми; вообще говоря, это единственное, с чем повезло людям – чумам сна требовалось 16-ать часов, и они считали об аналогии в этом с людьми, поэтому урезали время всего до 8-ми.
«Спалось. – шепнул Доминик подошедшему командиру – Эти сволочи помешали. Не в курсе, с чего сегодня такие сюрпризы?»
«Да тут не мудрено понять, – отозвался заместитель. – Осволочели они».
«Два сапога пара. Как им повезло работать вместе. – думал Гора. – Даже глаза одинаковые… Тёмно-голубые с искрой и ненавистью. И как это их до сих пор не поймали?»
«Что думаешь Гора?»
«Да что тут говорить… Козлы…»
Все дружно рассмеялись.
«От слов к делу. – продолжил Гавриил. – Я вот по какому вопросу…»
Их лбы напряглись, глаза засверкали, рты слегка приоткрылись – словом задействовались все части лица, будто в ожидании удара молнии в чистом поле, где стоит лишь один человек.
«Выход».
«Ну, я-то думал», – мышцы расслабились.
«О том, о чём ты подумал, никому не говори. Ещё не время даже думать… А вот мечтать, в самый раз».
«Об этом все думают, и ты прекрасно знаешь».
«И чумы тоже», – тут Гавриила осветила. Он и раньше говорил эту фразу, но только теперь понял, какую силу даёт её осознание. Это шанс.
«Ну Выход…» – сказал Дожик.
«Это шанс. Это действительно шанс», – думал Гора.
«Килограммов 125, а…»
«Что?» – опомнился командир.
«ТЫ спросил про Выход».
«Ах, да. И?»
«Мы – 125, 647-ая – 80. Я уже поговорил, так что можешь не пробовать, говорят их сегодня сильно секут».
«Ещё не закончили работу и уже секут… – по наказаниям у чумов был целый устав – Хорошо. Мы организуем передачу», – ответил Гора и снова подумал: «Это ведь и правда шанс».
По возвращении командира на место сортировки сома начала работу. Но Гору сейчас это как-то не интересовало: впервые за свои сорок пять лет он увидел реальный шанс освободить людей.
«Гора», – позвал Константин своего командира.
Тот в свою очередь «очнулся» уже в третий раз за день: «Что?»
«Рафаил. Он решил выйти сегодня».
«Где он?»
Зам показал куда-то в середину зала, где за спинами и лицами, а так же, конечно, метановой пылью, которой был забит каждый уголок шахты, нельзя было разглядеть ровным счётом ничего.
После десятиминутного поиска молодой парень Рафаил (номер 97899213В2; категория «В2» – «серый» рабочий) был найден.
«Ты что, специально?»
Пять дней назад взорвался метан, и 381-ая сома потеряла троих убитыми и одного раненым. Этим раненым и был Рафаил: ожог второй степени на полруки. Гора выдал ему «отпуск» (за теми, кто не работал, чумы не следили, пока план выполнялся).
«Я уже здоров», – ответил парень, продолжая отмывать землю от угольков, не поднимая головы. Пузырёк от ожога лопнул, затем лопнул ещё один: прозрачная жидкость потекла в воду. Рафаил вздрогнул, затем затряслась рука, но головы он всё же не поднял.
«Перестань. Это приказ», – скомандовал Гавриил.
Рафаил остановился и поднял голову. Серые непроницаемы глаза выражали спокойствие и сдержанность. Высокий лоб и поразительно белая кожа. Она казалась белой, несмотря на очевидную угольную грязь, покрывавшую её почти везде; и даже отдавала синеватым цветом. Гавриил видел в нём потомка ариев, которых считали удивительно развитой и гармоничной цивилизацией.
«Я не могу не работать. Ты же понимаешь это», – ответил парень и впился командиру в глаза своим тяжёлым стеклянным взглядом. Единственным человеком, способным «переводить» это взгляд, являлся Гора. Он часто наблюдал своим самым уравновешенным подчинённым и всегда видел в первую очередь печаль. Его глаза часто смотрели не на чумов, а на людей, занятых работой; они изливались кровью от того, что все трудности, пройденные людьми не приносят никакого толку. Глаза смотрели и страдали от чужого рабства. И сейчас Гавриил видел эти глаза; они хотели, во что бы то ни стало покончить со страданиями людей, в том числе и путём собственной жертвы – за это Гора очень любил своего сына, но смотреть на такой альтруизм было не в его силах.
«Рафаил, слушай мою команду. – перешёл командир на совершенно деловой лад. – Иди в сектор 1 (что-то вроде «людского дома» место отдыха после работы; тоже в шахте, на поверхность чумы выводили два раза в месяц примерно на полчаса) и спи. Не выходи оттуда неделю. Это приказ».
Сын Горы отвернул глаза и посмотрел на женщину лет пятидесяти, отмывающую уголь, в двух метрах от него: глаза залились кровью, а на руке лопнул ещё одни пузырь.
«Есть», – ответил Рафаил и побрёл к 1-ому пути, ещё более, нежели раньше наклонив голову. Он никогда не хотел, чтобы о нём думали, как о ленивом или боящимся смерти человеке. И, хотя никто так и не думал – наоборот, негласно за сильный характер его называли «Скалой», а не «сыном Горы», как бы отделяя его, пусть ещё и не столь большие, заслуги от отцовских – даже его отец не имел такого стремления работать.
«И не забудь забинтовать руку», крикнул вдогонку Гавриил. Вдобавок к тому, что бинтов не хватало до ужаса (так мало, что приходилось мыть старые по несколько раз, пока они полностью не стирались), чумы ещё и запрещали их носить вне 1-ого сектора. Это входило как приложение к «Уставу об одежде», в котором нельзя было носить любые вещи, не имеющие отношение к работе, и шло перечисление этих предметов. А если что-то забывалось (так было в случае со Станиславом Лещинским, который надел цепочку с крестиком много лет назад; вообще говоря, их многие носили, лишь бы был, но заметили за этим именно его), то тут же вводилось, включая «первый случай» (Лещинскому отрезали голову, ведь именно на ней держался крест).
«Отличный у вас сын», – обратилась к Гавриилу та самая женщина.
«Да… Да…»
«Его невеста такая же, правда? Будто созданы друг для друга…»
«Что? – Гора повернулся к женщине и, увидев её искренние и радостные глаза, спросил. – Какая невеста? Елизавета Михайловна, вы ничего не путаете?»
«Гавриил Владимирович. Как же я могу путать? Марией её зовут. Вы её знаете… Светленькая такая… ОН сам хотел вам сказать, но, очевидно, не успел…»
«Вот это да… А сколько они уже вместе?»
«Ооо… Давно. Она из 253-ей сомы. Когда мы сюда «переехали»? Три года назад, по-моему. Вот с тех пор они и вместе…»
«Вот это да», – удивился командир ещё раз, и не от того, что сын не сказал ему о такой вещи (это было нередким явлением), а о том, как долго он смог скрывать сам факт их любви.
«Что такое? Вы не рады?» – спросила Елизавета Михайловна.
«Да нет, скорее наоборот. И очень сильно… А как вы говорите её зовут?»
«Мария».
Гора уставился на неё выжидающим взглядом – нужна фамилия.
«Мария Волина».
«Понятно… Спасибо, Елизавета Михайловна. Здоровья вам», – вывел Гавриил и пошёл в сторону транспортного узла (4-ого, 5-ого и 6-ого путей), где происходила погрузка угля 253-ей сомой.
Теперь все мысли Горы ушли в семью. Он вспомнил, как познакомился со своей женой Еленой двадцать одни год назад. Она тоже была не из его сомы, тем не менее, скрывать это от своего отца ему не удалось больше двух месяцев (это весьма ощутимый результат для ситуации, когда «свободное» передвижение таковым вовсе не является – чумы пропускают на работу, затем обратно, а ещё иногда наружу – вот и всё передвижение). Но три года?! Это настоящая конспирация… Хотя главным фактором обнаружения Гавриила в его связях с Еленой были сильные чувства – он жить ней не мог (именно прошедшее время, теперь приходится: Елена погибла от взрыва четыре года назад). Насколько это сравнимо с отношениями между его сыном и Марией Гора не мог определить – для этого необходимо было увидеть её своими глазами.
Войдя в сектор транспортного узла, Гавриил обозначил себе обозначил себе одну из сегодняшних проблем и рассчитал, с вопросом какого рода сейчас к нему подойдёт командир этого мероприятия – работа у 253-ей сомы сегодня уже не заладилась. Ясно почему: народ не выспался, да в придачу к этому вчера они непосредственную добычу; просто не осталось сил.
Гора двинулся немного от входа к углу помещения: оттуда открывался широкий обзор, собственно, на этой точке он сам часто стоял во время смены своей группы.
Милая девушка на мгновение сверкнула глазами в его сторону, затем отвернулась, продолжив заполнять углём контейнер. Несмотря на свои блестящие золотистые волосы и довольно высокий рост она, в общем-то, не выделялась на общем фоне, но её взгляд уже всё выдал. Она посмотрела на него как на человека совершенно не знакомого ей лично, но в то же время знакомого вообще. Хорошо разглядеть её лицо с такого расстояния Гавриилу было сложно, и всё же оно казалось каким-то знакомым.
«Гора!» – послышался крик откуда-то с краю, сегодня все почему-то именно так его встречают: Георгий Волин, заместитель начальника 253-ей сом (номер 2536484Б2), заискрился от радости.
«Волин, ну конечно! – вскричал мыслями Гавриил. – Вот, чья она дочь. Что ж хорошо. У неё отличный отец. Настоящий актёр».
Через три секунды зам уже был рядом. «Ааааа… – радовался он, обнимая Гавриила. – Рад тебя видеть».
Волин расслабил руки, отклонился суть назад, продолжая держаться теперь за предплечья Гавриила: «А мой шеф тебя заискался. У нас тут ража нет – явно недовыполним план».
«Я думаю, это никому не в диковинку», – ответил Гора, пытаясь упокоить коллегу.
№Да-да. – Волин не переставал играть бровями. – Только вот сегодня мы всех удивим. Ха-Ха-Ха».
«Мне нравится твой здоровый оптимизм».
«Кто здесь может ещё быть здоровым?… Раз тебе нравится, бери меня к себе вместе с семьёй».
«И он, что тоже знает, – подумал Гавриил. – что мой сын скоро женится на его дочери?»
«Да я шучу! – он и правда шутил. – Без таких, как я, здесь люди умрут от потери чувства юмора… Правда, таких как я, здесь почти вся сома. Не находишь?»
«Вся наша колонна этим отличается».
«Вот, кстати, новый анекдот: «Шахтёр спрашивает другого: «Кого можно считать трусом?» Ответ: «Того, кто идёт добровольцем к маки».*1 Ха-Ха-Ха-Ха-Ха. И правда, здесь же только и дохнуть: дышать нечем, всё вокруг взрывается, а про еду и воду и говорить нечего», – в конце фразы он перешёл на серьёзный разговор и отрицательно помотал головой.
«Так вам чем-нибудь помочь?»
«Конечно, дружище, конечно. Вот и командир идёт. Поговори с ним, а я пойду подбодрю народ», – Волин отступил и, развернувшись, ринулся в сторону локомотива, нагружаемого минералами.
Гора повернул голову в сторону – командир сомы №235 Иван Дубровский (номер 547137А2) не излучал и половины оптимизма своего зама (хороший и действенный метод в контрасте руководства). Подойдя, он протянул и пожал руку, затем отвернул свои печальные глаза и проговорил: «Гавриил. Я тебя с начала дня ищу. Жора, тебе, наверное, уже сказал… да и сам видишь. Работа сегодня ну просто не в гору… Извини за каламбур, но это так». Он тяжело вздохнул: «Гавриил, я слышал вашей команде сегодня чистить двадцать четыре тонны…»
«Верно».
«Сегодня мы больше восьми не осилим», – эти слова вырывались у него из сердца: что чумы делали с теми, кто выполнял план на одну треть можно себе представить (их норма – 75 процентов, за каждый невыполненный ниже этого процент два процента из состава сомы подвергалось наказанию в пять ударов камнями, с возрастанием несделанной работы число ударов доходило до десяти, и критическим уровнем были 25 процентов). Глаза Ивана уже наполнялись предстоящими смертями и осознанием того, что ни в его силах было это исправить.
«Не стоит преуменьшать свои возможности. Уверен, ваш результат от 8 до 10… Но неважно. Мы всё равно вам поможем. 14 тонн. Меньше нельзя».
«Четырнадцать?»
«Да, именно. Это максимум того, что до вас дойдёт сегодня. Даже, если они добудут все 24».
«Гора… Господи, ты просто нас всех спас».
«Поблагодаришь позднее. И не меня, а моих людей. Двадцати семи процентам из них получать по пять ударов каждый. Всего в моей команде сто восемьдесят три человека. Двадцать семь процентов это пятьдесят человек, то есть 250 ударов. Из них мои всего пять. Чего они стоят?»
«Да-да, Гавриил. Ну вы нас просто спасли…»
«Хорошо, хорошо. Об этом потом, иди лучше выжми максимум, в том числе и ради нас».
«Ещё раз большое спасибо, Гавриил…» – Иван тут же бросился вперёд, в труд.
Теперь представилась великолепная возможность пообщаться с Марией.
«Мария? – спросил Гора милую девушку.
Она повернулась: «Да… А вы, я думаю, Гавриил Владимирович».
«Да-да, совершенно верно. Могу я у вас кое-что спросить?» – Гора, как и любой уважающий себя начальник, умел и любил разбираться в формулировке предложения, как, например, сейчас. Распространено выражение «Могу я с вами поговорить» и производные от него, но он заметил, что слово «поговорить» не редко настораживает собеседника, поэтому в его интерпретации это обращение включат именно слово «спросить», которое, в частности, очень применимо к женщинам, любящим рассказывать о себе.
«Конечно можете. Только не хотелось бы отрываться от работы, – глаза её переполняла искренность. – Вы, скорее всего, уже знаете о том, что мы не укладываемся сегодня…»
«Альтруистка, но частично. Это хорошо. Будет превосходной мамой… и женой, конечно, тоже», – подумал Гавриил и сказал: «Ничего, по поводу этого вопроса вы можете не беспокоиться. Наша команда поможет вашей… Вы понимаете, что я имею в виду».
«Честно говоря, не важно, кем бы вы были по рангу, но не знай я ваш авторитет – не поверила бы», – призналась девушка и спрыгнула с вагону на землю.
Наконец, она стояла в шаге от Горы, и свет целиком освещал её. Ещё более милая девушка нежели раньше. Даже немного похожа на своего жениха, а глаза так вообще почти такие же: в них виднелась воля (причём внутренняя, до глубины души, хотя и другого характера), определённая непроницаемость (гораздо меньше, чем у Рафаила, и закрывала она чётко личные места, а не всё, что вообще интересовало), а так же отсутствие слабости (конечно, слабости есть у каждого, но и Рафаил, и Мария не показывали их, он по причине неуступчивости самому себе , она – нежелания показывать это другим, а, если что-то не получалось, у всех имелись «свои» выходы: У Рафаила – это молитва и самоубеждение, у Марии – злоба до определённых границ; она злилась, в принципе, по каждому поводу, при этом всегда исключительно на себя, что двигало вперёд, к достижению поставленной цели, которой она не могла не добиться). Кроме глаз примечательна была в ней мимика, при удачном «переводе» показывавшая её настроение, в том числе и к себе самой.
«Так, что вы хотели у меня спросить?»
«Вы не знаете одного парня… светлые волосы, вот вроде ваших, кожа такая белая, ну совсем былая, и ещё рука у него в ожогах… левая?» – «коварно» спросил будущий зять.
«Рафаил? Вы о своём сыне говорите?»
«Да-да… А вы хорошо его знаете?»
«Ну, я почти всех здесь уже знаю… А насколько хорошо… ну, это уже не мне судить».
Гора чуть не свалился –Рафаил, что специально готовил её для подобных разговоров? Или она настолько восхитительно соображает? Да нет. Очевидно, и то, и другое.
Гавриил решил, что пора спросить напрямую: «Мария, вы любите моего сына?»
«Да… Очень люблю».
«Вы давно встречаетесь?»
«Нет, я бы так не сказала, но это не мешает мне его любить».
«А по времени уточните…»
«Три года… Чуть больше».
«Вы считаете, что в наших условиях, это «не давно»?»
«Я не знаю точно, о каких именно условиях вы говорите, но людям требуется много времени, чтобы понять друг друга… Особенно в таких условиях».
«Вообще говоря, вы правы. Я прожил с женой семнадцать лет и так и не успел до конца понять её. Вы правы. Здесь нужно много времени. Своего дома-то нет».
«Я рада, что вы меня поняли».
«Да… насколько я знаю, у вас скоро свадьба…»
«Да. Рафаил вам собирался сегодня сказать».
«значит… вам достаточно отношений для свадьбы».
«Я его люблю… И он меня тоже… Для меня этого более, чем «достаточно»».
«Тогда можете считать, что моё благославление у вас есть… Я желаю вам счастья…»
«Спасибо. Это лучшее, что я надеялась услышать от вас. Спасибо, Гавриил Владимирович».
«Да и… хотелось бы…» – Гавриил хотел сказать слово «внуков», как Марию вдруг вырвало. Легко, ни с того, ни сего. У Гавриила у самого была жена, ему не надо было объяснять, от чего бывают такие вещи – вопрос отпал сам собой.
Мария сразу встала на ноги, так что Гора только успел помочь ей, поддержав за локоть.
«Маша, родная, что с тобой?»
«Ничего, ничего. Всё хорошо».
«Можешь меня и не пытаться обманывать. У самого есть ребёнок. Так сколько это у тебя?»
«Месяц, вернее почти четыре недели».
«Ничего, не волнуйся. Это обычное дело… Я пойду, скажу Ване, чтоб освободил тебя…»
«Не надо. Всё в порядке».
«Надо. Ещё как. Я хочу здоровых внуков, так что никаких разговоров».
«Спасибо, Гавриил Владимирович. Я рада, что у меня такой свёкор».
«Я тоже тобой доволен… И одна просьба…»
«Какая?»
«Люби его всегда как сейчас».
