Buch lesen: «Счастливый убийца»

© Влад Ривлин, 2019

ISBN 978-5-0050-2844-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть Первая

Никогда не думал, что мне придётся писать об этом человеке, который в глазах окружающих был типичным, как принято называть таких сегодня – лохом.

Я знал его давно, ещё с тех времен, когда все мы были новыми репатриантами.

Так получилось, что мы около двух месяцев вместе учились на языковых курсах.

За всё это время он ни с кем не подружился и вообще вёл себя замкнуто.

Да и с ним сблизиться никто особо не старался.

Публика на курсах была довольно разношерстная – от советских инженеров до бывших военных. Молодые и старые, мужчины и женщины, среди которых были с семьями и без, в том числе и одинокие молодые женщины, как правило уже с детьми.

Эти женщины часто искали себе спутника жизни или хотя бы «друга».

Но никого из этих женщин он не заинтересовал.

Сейчас мне трудно сказать, почему этот человек ни у кого не вызывал интереса.

Может потому, что все были в то время заняты своими собственными проблемами, а может из-за его замкнутости.

Говорил он очень редко, никто ни разу не слышал от него шутки.

О нём было известно, только, что приехал он с мамой и уже очень старой, больной бабушкой и где-то работает.

Единственной его особенностью или скорее странностью этого человека было постоянное занятие письмом.

Он всё время что-то писал, причём на всём подряд, что было у него под руками.

За все годы, прожитые в купленном на ипотеку роскошном доме, он так ни с кем из соседей и не подружился. Если его о чём-то спрашивали, то отвечал он односложно и всем своим видом показывал, что хочет побыстрее закончить общение. Главной его чертой я бы назвал незаметность: уходил он рано, приходил уже в сумерках. Правда, курил много – буквально прикуривал одну сигарету от другой.

Соседи и знакомые жены считали его странным, называя «вещью в себе». Едва ли они осознавали смысл подобного определения. Но от них этого никто и не требовал, а они, в свою очередь, таким образом выражали своё непонимание странного человека.

Не знаю, был ли он доволен своей жизнью, но он никак не выражал своего недовольства – то ли привык, то ли смирился с отведенной ему ролью ломовой лошади, а точнее, коня в обширном хозяйстве тестя и тёщи.

С тех пор, когда мы жили по соседству, прошло много лет. Но у меня хорошая память на лица, тем более, что он почти не изменился внешне, только волосы поседели да взгляд изменился – сейчас его глаза возбуждённо блестели и смотрел он как будто вглубь самого себя. Меня он, скорее всего, не помнил. Окружающие его никогда не интересовали. Идя по улице, смотрел он всегда прямо перед собой, погружённый в собственные думы и никого не замечая вокруг. Поэтому я и представился так, как будто мы встретились впервые.

– Моя фамилия Т., я общественный защитник, и протянул ему свою визитку.

Так я всегда начинал разговор с моими подзащитными. При этом одни смотрели на меня с недоверием, другие – оценивающе, третьи – с надеждой. А этот посмотрел на меня с недоумением и даже досадой:

– Зачем вы здесь? – спросил он. – Я могу защищать себя сам.

– Это не мы с вами решаем, – ответил я.

– А кто?

– Таков закон, в соответствии с которым я и назначен защищать вас в суде.

– В этом вся беда, – вдруг сказал он. – Если бы мы могли сами решать, что нам делать и как жить, то не было бы убийств.

– Вы полагаете, что после совершённого вами убийства сможете жить так, как вам хочется?

– А я уже живу, – не задумываясь, весело ответил мой подзащитный. – Более того, теперь я по-настоящему счастлив, – добавил он.

Я был полностью обескуражен.

Он действительно выглядел, как совершенно счастливый человек. Скажу больше: за все годы своей работы следователя и адвоката я ещё ни разу не видел такого счастливого убийцы, не просто счастливого, а пьяного от счастья – глаза блестели, движения энергичные… Когда я смотрел на него, он ассоциировался у меня с сильной птицей в клетке.

– Вы, наверное думаете, что я сумасшедший? – будто угадав мои мысли, сказал убийца и весело усмехнулся. – Вы не в силах понять: как можно убить целую семью и стать от этого счастливым?

– Честно говоря, да, – ответил я. – У меня это с трудом укладывается в голове.

В ответ он рассмеялся буквально мне в лицо.

– Остаток дней вы проведёте в тюрьме, – сказал я. – Неужели в тюрьме вам будет лучше, чем на свободе?

– А по-вашему то, как я до сих пор жил, было свободой и вообще жизнью?

– Теперь ваша жизнь станет намного хуже.

– Я не знаю, какой станет моя жизнь потом и будет ли у меня вообще эта жизнь, – ответил он. – Но сейчас никто не мешает мне в моём творчестве и я ещё никогда не был так свободен, как сейчас! У меня ведь никогда не было времени для себя – всю жизнь я жил для чужих людей. Вы вообще представляете себе, что значит не иметь времени задуматься о том, кто ты, чего хочешь, для чего живёшь?! Зато теперь у меня вдоволь времени для всего – целая вечность!

Он внимательно посмотрел на меня и после паузы сказал:

– Неужели вы этого не понимаете? Если вы не можете понять и объяснить суду такие простые вещи, то как собираетесь защищать меня?

Как особо опасного преступника его держали в одиночной камере. Условия содержания – отнюдь не санаторного типа. Тюрьма была старой и очень прочной. Построили её турки триста лет тому назад. У меня сложилось такое впечатление, что строители продумали каждую мелочь для того, чтобы сделать жизнь заключённых совершенно невыносимой. Летом здесь было душно, а зимой холод пробирал до костей. Камеры тесные, потолки низкие. Такое ощущение, что потолок придавливает тебя к полу. Мрачное учреждение. Может быть, поэтому здесь и после турок продолжали содержать под стражей наиболее опасных преступников?

Но мой подзащитный, похоже, не обращал внимания на окружавшую его обстановку, а может, просто свыкся с ней и с утра до ночи что-то без конца писал, а в перерывах бегал из угла в угол, вернее, делал несколько широких шагов то в одну, то в другую сторону, как зверь в клетке, иногда напевая любимые песни.

– Я могу понять мотивы убийства, но принять, а значит и оправдать – увольте, – ответил я после длинной паузы. – Свою задачу я вижу в том, чтобы смягчить наказание, но, поверьте, это будет не просто.

Убийство, совершённое им, относилось к разряду предумышленных, да ещё при отягчающих обстоятельствах.

– Вам не нужно искать оправдание. Единственное, что вам требуется, – это понять. Понять, что у меня не было другого выхода, – возразил мой подзащитный.

Всю жизнь проработав в прокуратуре, я так и не научился безошибочно определять убийцу по каким-то явным признакам. Более того, за время моей богатой практики в качестве следователя и затем адвоката, мне довелось повстречать немало пай-мальчиков и пай-девочек, преданных сыновей и дочерей, отличников и просто добрых, отзывчивых людей, которые вдруг оказывались жестокими убийцами. Ничто ни в их лицах, ни в поведении, ни в образе жизни не указывало на какую-либо предрасположенность или намерение совершить это самое страшное из всех преступлений, совершаемых людьми. Вот как определить убийцу, скажем, по лицу или по манере поведения? Может быть, вы знаете? А может, на убийство способен каждый из нас?

Однажды, ещё в начальной школе, я с удивлением обнаружил, что отличники ничем не отличаются от остальных учеников и если нас всех построить в один ряд, то едва ли кто-то посторонний догадается, кто из нас отличник, а кто – самый обыкновенный ученик. Позже, уже во взрослой жизни, я обнаружил то же самое среди людей богатых и влиятельных. Не всегда, но довольно часто они, эти представители элиты, не отличались ни особым умом, ни какими-либо выдающимися дарованиями. Может быть, поэтому наша повседневная жизнь такая серая? Ведь это они определяют её стиль и содержание. Не могу сказать, что большинство преступников, с которыми меня столкнула жизнь, были какими-то особенными. Разве что одни из них отличались особой дерзостью, другие – изворотливостью, но больше всего среди них было просто малограмотных дураков. Самые умные и изворотливые никогда за решётку не попадали – для этого у них всегда находились дураки. Пожалуй, единственным, что было общим для этой категории людей, – им было тесно в установленных обществом границах. Правда, есть и другая категория людей: тех, кто весьма ловко используют существующие законы и лазейки в них для собственной выгоды. Но мой предполагаемый подзащитный никогда не принадлежал ни к одной из этих категорий: не пытался использовать, изменить к своей выгоде или разрушить те жизненные обстоятельства, в которых оказался.

Часть Вторая

Он всегда старался занимать как можно меньше места в жизни.

У матери моего подзащитного жизнь не сложилась. Оставшись в восемнадцать лет одна с ребенком, спустя какое-то время она оставила трехлетнего сына с родителями и попыталась снова создать семью. Все ее попытки заканчивались плачевно прежде всего для нее самой. Мать начала пить и окончательно поссорилась с родителями.

Ребенок рос замкнутым, его не любили ни во дворе, ни в детском саду за то, что он никогда не улыбался. В школе учился плохо, к тому же был неуклюж, что являлось предметом постоянных насмешек над ним. В добавок ко всему он был еще и неряшлив. Ругать и наказывать его было бесполезно: от этого ребенок никак не менялся к лучшему.

Досадуя на него, старики попрекали мальчика наследственностью и причитали о том, сколько усилий и средств им стоит воспитывать его.

– «Все дети как дети, один ты выродок!» – ворчала бабка. Дети от двух других дочерей прилежно учились и обнаруживали способности кто к языкам, кто к музыке, а кто к спорту.

А моего подзащитного все, включая самых близких, считали бездарью, чтобы не сказать ошибкой природы.

Дед, будучи мастером на все руки, пытался учить его ремеслу маляра, сантехника и многому другому. Но внук к учебе относился с неохотой, дед злился и говорил, что что руки у него растут не оттуда.

Внук же чувствовал себя лишним в этом мире чужих людей. Однако он не впадал от этого в депрессию, а научился жить в своем собственном мире-мире фантазий и размышлений, много читал и раздумывал над прочитанным, а если учителя или старики выговаривали ему за «лень и безответственность», он в это время представлял себя, например, аквалангистом или водолазом, погружающимся на таинственное дно океана, которым на самом деле было его собственное сознание…

– Зачем ты читаешь все эти книги, если в школе у тебя одни двойки?! -возмущалась старуха.

Но чтение и врожденные способности, дремавшие в нем до поры до времени, вдруг дали неожиданный результат: Где-то в классе восьмом он вдруг вместо сочинения написал разгромную статью на роман Толстого «Война и Мир».

Роман ему не понравился- он не почувствовал в нем искренности, язык тяжелый, напыщенность… Он написал то, что думал, а не то, к чему его заставляли тянуться всю жизнь и был уверен, что после этого его выгонят из школы- к чему собственно он и стремился.

На самом же деле все вышло совершенно иначе.

Литературу преподавала Учитель, а не училка, которая по достоинству оценила написанное им.

– «Есть в тебе искра Божья», -сказала Учитель.

В школе она пробыла недолго, но успела укоренить в душе моего подзащитного веру в свое дарование.

Правда мечты его об учебе в Литературном институте так и остались мечтой-вместо этого была суровая школа выживания – когда человек один, он всегда не живет, а выживает.

Но гораздо хуже для него было отсутствие дома или хотя бы собственного угла. Дома у него никогда не было. Ни когда он жил у стариков, ни позже, в общежитии профтехучилища, завода или армейской казармы.

И вся жизнь стала для него борьбой за собственный угол, нишу, пускай самую крохотную, где не нужно слушать ничьих назиданий о необходимости иметь востребованную профессию, где можно быть самим собою и жить так, как хочется, а не как должно.

Когда страна развалилась, он собрал свой скудный скарб в вещмешок и улетел искать свой угол за океан.

Но нашел он здесь совсем не то, что искал. Вернее, едва ли кто-то мог предположить, что все сложится именно так и для него, и для его жертв. Впрочем, кого в этой истории считать жертвой тоже спорный вопрос.

Спустя какое-то время после приезда он познакомился с пожилой, но очень энергичной семейной парой и их давно перезревшей вечной невестой-дочкой.

Тесть с тещей не понятно по каким причинам, всегда считали себя людьми светскими. Деньги у них водились еще с прежней жизни в Ташкенте, где у них все было «схвачено».

Теща всю жизнь вертелась в торговле, а ее муж был тоже не последним человеком в местной иерархии.

Деньги они любили настолько, что если бы их вдруг поставили перед выбором: кошелек или жизнь, то они, вероятно, не задумывясь выбрали бы первое.

Они любили вспоминать свою жизнь, как познакомились и как поженились и постоянно об этом рассказывали новым знакомым, видимо желая произвести на незнакомых людей хорошее впечатление.

Но говоря о своем муже, она каждый раз говорила: -«Я сразу поняла, что это именно тот человек, который мне нужен». О любви она не говорила никогда.

Общительные, энергичные и нахрапистые, в первые два года своей жизни на новом месте они спали по три-четыре часа в сутки, все остальное время работая.

И еще, была у них удивительная способность отовсюду, разве что кроме воздуха, выжимать деньги. Первое время после приезда, отработав 12—14 часов на уборке, старик отправлялся стричь где-нибудь газоны, мыл подъезды или белил стены. Возвращаясь домой, он по дороге успевал еще набирать полный капюшон яблок, слив, груш или еще каких плодов, если дело было в сезон. Под два метра ростом, он легко обрывал плоды с деревьев росших за забором вилл и свесивших свои ветви на дорогу.

Если был не сезон, то он успевал, возвращаясь домой, набрать целый мешок пустых бутылок.

Потом они купили машину и старик тут же начал «бомбить».

Не отставала от него и жена.

Руки у нее росли «оттуда», как теща сама говорила. Она была и парикмахером, и поваром, и педикюр делала, и сидела с больными стариками.

поселившись в престижном районе города, они быстро обзавелись знакомствами с вип-персонами, несмотря на слабое знание языка и оба были, особенно старуха, сама услужливость.

Старуха на добровольных началах взялась ухаживать за немощным стариком-отставным военным, не то полковником, не то бригадным генералом. Дети и внуки поначалу ей не очень доверяли, но в конце-концов привыкли и даже уже не представляли себе, как смогут обходиться без своей помощницы.

Однако после смерти старика разразился страшный скандал: он оказывается доверил ей свой банковский счет и кредитную карточку, а старуха не преминула этой возможностью воспользоваться.

С юридической точки зрения к опекунше было не подкопаться – ведь он сам выдал ей доверенность на пользование своими банковскими счетами.

Короче говоря, до суда дело не дошло, а вскоре старики открыли собственный магазин и кафе, которое позже превратили в маленький ресторан.

Они давно мечтали о «собственном деле», но для этого нужны были деньги и немалые, которых им и не хватало. Поэтому старуха готовила для соседей-с ее то общительностью, а старик развозил.

Покупка магазина и кафе произошла как-то вдруг и вскоре после эпопеи со стариком-соседом. Дело у них пошло и они навсегда закрепились здесь, купив собственный дом.

Тут можно было бы сказать, что жизнь удалась, если бы не их вечная боль- некрасивая, избалованная и вздорная старая дева-дочь, от которой сбегали все мужики.

Единственным, кто задержался на всю жизнь в их доме был мой подзащитный.

По натуре он был тюфяк и они, находившие применение каждому человеку и каждой вещи, нашли применение и ему.

Облапошили они его просто.

Сначала помогли ему найти квартиру на съем, потом стали у него гарантами, бесплатно стригли, приносили ему приготовленную старухой еду, дарили поношенные вещи, подсказывали и помогали в трудных ситуациях если его например обсчитывали в зарплате или давали банковскую ссуду под высокий процент.

Еще Ницше очень точно подметил, что одинокий человек, даже при всей своей нелюдимости, слишком спешит пожать протянутую ему руку.

Так произошло и с моим подзащитным, который все принимал за чистую монету.

Потом они познакомили его со своей дочкой, которая была старше его лет на десять, а то и на все двенадцать. Сразу же после свадьбы они тут же взяли своего зятя в оборот, заставив взять на себя кучу ссуд и обязательств.

С тех пор он работал на них с утра до ночи, став ломовой лошадью в их доме.

Такова была, вкратце, печальная история этого бедолаги, которую он сам рассказал мне чуть позже.

– За десять лет я не написал ни строчки, ни единой строчки! – вскочив в отчаянии крикнул он рассказывая мне свою историю.-Я жил как зомби: затемно вставал и работал до самой ночи.

Потом однажды я заболел и когда стал выздоравливать, то снова начал писать… Это была моя единственная отдушина в жизни- я купил переносной компьютер, научился с ним работать и выкладывал свои рассказы в сети.

– Кому это мешало?! -вдруг снова крикнул он. -И если бы эти упыри оставили мен эту отдушину, не мешали творить, клянусь, я бы покорно тянул свою лямку и не роптал. Но им нужно было все, все до последнего миллиметра, до последней капли моей жизни!

Я урывал минуты и часы от своего короткого сна, чтобы успеть побыть немного человеком…