Buch lesen: «МанИкен и МанИгёрл. Избранная лирика»

Schriftart:

Разрушьте скорлупу меркантилизма,
Сорвав плюмаж из перьев дикарей!
Поэзия – вот медиатор жизни,
Что превращает циников – в людей.

ISBN 978-5-4483-0437-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Автобиография

Во времена оттепели, школьником, я принёс в журнал «Юность» тетрадку со стихами и был направлен, в Лито «Магистраль», при ЦКАДЖ, к поэту и критику Г. М. Левину. Позже, поэт Дмитрий Сухарев скажет: «Где бы запел свои песни Булат, если бы не было «Магистрали?». «Оттепель» скоро закончилась и для нас 16—17 летних поэтов, настало время испытаний. Дебют в 1977 г., в «Московском комсомольце» и в 1978, в журнале «Юность». Песни и романсы, звучали на «Радио России». Член Союза писателей России.

Первым было слово и это слово было «сука»

Я зависаю на жёлтом высоком пороге между родительской комнатой и детской, где за письменным столом две мои старшие сестры, что-то листают, пишут, готовясь к урокам в школе. Моя очередь ещё не подошла и я – застыл, прислушиваясь к голосу, доносившемуся из чёрного картона – репродуктора, «чёрной дыры», с магнитным сердечником посередине и двуглазыми зажимами для проводов, которые свисают за диван к розетке «радио», как провода наушников, свисают от ушей к смартфонам молодых отпрысков.

«Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят».

Услышать слово «сука» на радио СССР – было невозможно. Это слово улицы. Реальной улицы с инвалидом, вернувшимся с Войны и неуклюже волочившим за собой деревянный протез. Всегда пьяным и с отчаянным «сука», гонявшимся за женой по улице. «Сука» – это слово улицы, реальной жизни, а не той, что на радио. Моё удивление было от стирания жёсткой грани улицы и стерильного официоза. И эту грань, разрушило – слово!

«А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок».

Теперь уличная реальность, захватила меня, ожила. Я бежал вместе с «сукой» к реке, где злая сила намеревалась осуществить свой замысел. А потом, мне, как и «суке», показался месяц над хатой, одним из её утопленных щенков. Я видел всё, как у соседки Клавдии Трофимовной, сквозь линзу с водой, на редком в то время, телевизоре КВН, когда она приглашала к себе посмотреть детскую передачу. Со слезами на глазах, я стоял поражённый мощью переживаний, заложенных в слове. Без линз и экрана, передо мною бушевала трагедия, она увлекала за собой, а воображение, повинуясь слову, находило всё новые цветовые и чувственные оттенки, музыкальные тона, следуя ритму и рифме. СЛОВО, металось в облаке нейронов, переходя на орбиту осмысленности, открывая всё то, что человечеству предстояло создать и обозначить словом. Слово, как решётка ДНК, связывало всё сущее и объясняло необъяснимое. Слово становилось камертоном переживаний. Позже я узнал, что стихотворение «Песнь о собаке», принадлежит перу поэта Сергея Есенина, а декламировал его мастер художественного слова В. И. Качалов.

Иллюстрация на обложке

Питер Брейгель Старший – «Калеки».

Фрагмент картины «Калеки», помещён на обложку книги, как визуальная аллегория к стихам, образ трагедий людей, грубого социального мироустройства.

Брейгель рисует страшный и уродливый мир. На фоне зеленой травы теснятся жалкие калеки, некогда бывшие полноценными людьми. В их глазах – боль, обида, непонимание, недоверие.

МанИкен и МанИгёрл

(«СТИКЛИ» Стихотворный клип)

Ты реп танцуешь – ЙЁ, ЙЁ, ЙЁ
и дышишь горячо как фен
перед пустою МанИгёрл
пустопорожний МанИкен.
Ты тачкою крутою горд,
баблом затоплен до колен
и крутит задом МанИгёрл
перед тобою – МанИкен.
Очками, круто, лоб подпёр,
чтоб крыша не давала крен,
– Прикольно, – шепчет МанИгёрл,
– Ништяк, – кивает МанИкен.
Папье-маше – удавом горл,
гипс застывает в жерлах вен.
Прообразом для МанИгёрл,
был, несомненно, МанИкен.
Коррупции цветок расцвёл-
попса на всех подмостках сцен.
В телеэфире – МанИгёрл
и каждый третий – МанИкен.
ВСЕВЫШНИЙ очевидно, зол-
мы изменяем коды ген,
мутируя под МанИгёрл,
клонируя под МанИкен.
В сознанье нации разор.
Сожжён, разграблен «Карфаген»:
толпой бесполых МанИгёрл,
среди бездушных МанИкен.
Заставлен бутиками МОЛ
и страшно осознать: —
Ты – с кем?
Сидит в витрине МанИгёрл,
стоит в витрине МанИкен.

Это – надо

Это – надо: фонарь или свечка,
Обязательно, в каждом из нас,
Загоралось волшебное, нечто,
Ореолом в радужке глаз.
Сам зажёг, зажигалкой щёлкнув
Или встретил любовь и она,
Поцелую, подставив щёку,
Подожгла, воспылав – сама.
Засияют глаза друг друга
И сбегутся на этот свет,
Люди доброго, светлого круга,
Это – лож, что таких больше нет.
Это – надо! Необходимо!
Уголь теплится, значит цел,
Раздувай, отмахнувшись от дыма,
Чтоб невзгодам назло – горел.

Мы бросились друг к другу, в руки

Мы бросились
друг к другу, в руки,
Как – будто бы, после войны,
За подвиг верности в разлуке —
Друг другом
В ночь – награждены.
Все наши помыслы и планы —
Любви одной подчинены:
Галактики, столицы, страны…
Не важно, как удалены.
Мы, в апогеи – эгоизма:
Ни с кем, ни что, не разделив,
В одну сливаем наши жизни
И кровь, и поцелуи – слив.
И в тонкой, сказочной реторте,
Где бродит страсти реактив —
Мы были счастливы!
Не спорьте.
Ну, если только, разлюбив.

Толковый словарь Ушакова
РЕТО́РТА, (лат. retorta, букв. повернутая назад) Сосуд с длинным отогнутым горлом.

Деревья в ледяном плену

Деревья в ледяном плену.
Прогнувшись под тяжёлым грузом,
К замёрзшему прильнув пруду,
Берёза, сбрасывает бусы.
Ледышки, ссыпав – мишурой,
В Хэллоуине непогоды,
Страдальца, хрупкою спиной —
Холуйствует перед природой:
Всем хрустом годовых колец,
Всей неминуемостью крена,
Предчувствуя, что ей конец,
Под пыткой, леденящей, плена.
И лес, под коркой ледяной,
В саду – рябиновую наледь:
Кого просить, любой ценой —
Освободить, спасти, оттаять.

Берёза вырвалась из плена

Берёза вырвалась из плена
Стеклянных ледяных дождей
И разгибаясь постепенно,
И реагируя живей.
На ветер. Так и у людей,
Когда их гнут через колено
И слышен хруст живых костей,
Но в лапах карцерного плена,
Они становятся сильней.
Берёза выпрямилась, встала
ещё слегка напряжена,
ещё вчера казалось странно,
что выживет. И вот она —
в пролёте моего окна.

Мы дикари Полинезии

http://echo.msk.ru/blog/yudiv/851530-echo/

В 2006 году Михаилом Ходорковским утверждён грант «Поэзия и свобода». Я хочу напомнить об этом событии потому, что оно имеет непосредственное отношение к предстоящему митингу 4 февраля.

На вопрос Сергею Гандлевскому, стипендиату гранта: Как вы сами интерпретируете название этой премии «Поэзия и свобода»? Он ответил: «Это, вообще, понятия, которые идут рука об руку… это способ внутреннего освобождения».

Откуда оно в нас взялось, это – сладкое желание «внутреннего освобождения»?

«Как ни странно, – писал Герцен, – но опыт показывает, что народам легче выносить насильственное бремя рабства, чем дар излишней свободы».

Продолжим поиск и откроем школьные сочинения своих чад, если не сохранились собственные. А вот и тема сочинения: «Свобода в лирике Пушкина».

«Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, Отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!»

Так, вот где мы и дети наши напитались и поэзией, и свободой, но почему некоторые напрочь забыли всё, чему их учили.

Или прокуроры, следуя, «души прекрасным порывам» берут взятки, суд выносит приговоры «свободою горим», а полицейские всегда «для чести живы», в то время как дети этих чиновников за письменным столом продолжают писать сочинения о свободе и чести. Цинизм, сговор, откат, распил, рейдерский захват, – вот темы сегодняшнего дня для старшеклассников.

Дети пишут о том, как должно быть, а живут в той системе координат, которые установила власть и родители.

Куда девать детей с раздвоенным сознанием, а ещё хуже психикой? Отправить за границу? Но и за границей истинные моральные ценности воспевают поэты. Вольтер пишет: «Свобода состоит в том, чтобы зависеть только от законов». Внутреннему освобождению нас учила поэзия, поэты, с их чувственным восприятием мира, не приемлющим любые формы несвободы.

Сегодня поэзии практически нет ни на телеэкране, ни на радио, ни в газетах, но дефицит по живому не затасканному, как проститутка, не официальному и лживому, не обманному, как сама жизнь – есть, слову откровения, сопереживания, слову, пробуждающему воображение и дарящему веру в себя; слову, объединяющему людей разных социальных групп, разных национальностей и партий и, не самый плохой, опыт обращения к избирателям мы недавно получили при выборе президента, «голосуя сердцем». Кто бы этот лозунг ни придумал, он был поэтически мыслящим.

Сегодня требования митингующих касаются в основном справедливости, но Бердяев утверждал, что «без свободы не может быть никакой справедливости».

Мы дикари Полинезии,
теряет язык народ.
Откройте ему – поэзии
спасительный кислород.
Духовность не коммуникабельна,
бесчувственен интернет.
Язык не протащишь сквозь кабели,
как тащат сквозь кабели свет.
Язык это – компас нации,
структуры ментальной суть.
С английского – репатриацией
живым его не вернуть.
Прислуживающие элиты,
обслуживающие – цинизм,
нелепые в Храме,
молитвою
не вызовут патриотизм.
Ищите живое слово,
и слово поднимет волну,
а этого хватит, чтоб снова
поднять на волну страну.
Жаргона и сленга – суспензией
вытеснен кислород.
Верните народу поэзию,
закачивая» рот в рот».

Кафе «Молчание»

Санкт-петербургскому кафе
«Молчание».

Тусовок, трёп, рёв танцплощадок,
от менторских речей осадок.
Всех разом не перекричать.
Кафе. Есть случай помолчать.

Лапша с ушей спадает – в пояс
по ящику услышав новость.
Без истин бдения пусты-
закройте рты.

Отхаркивая мата слизь
выплёвываем нашу жизнь.
Попробуй паузу держать-
сесть, помолчать.

У слов изъедено нутро
почувствуй на язык – не то.
Слова как холостой снаряд-
нет веры в то, что говорят.

Слова души перевелись,
когда молчим яснее мысль.
Отличный Питерский почин:
Сидим, одумавшись, молчим.

Байдарка

Зое Тартаковской

Судьба тревожно улыбнулась —
Жизнь, удержав на волоске,
Когда вверх дном, перевернулась
Байдарка в мае, на реке.
В холодной глубине течений:
Вниз головой, едва вздохнув,
Сдирала куртку ты с коленей —
Все пуговицы расстегнув.
На берегу – дрожащей льдинкой,
Изящною, полунагой,
Ты кротко принимала пытку
Коллизии очередной.
А у костра мы пили дружно
За случай, что зовут судьбой,
За то, что нам до смерти нужно,
С тобою видеться – живой.

Драцена, зацвела у нас! Драцена

Драцена, зацвела у нас ! Драцена -
пятнадцать лет молчала и – цветёт,
как будто время подошло: – На сцену!
Сова, что стерегла её, зовёт.
Так ночью мы увидели воочию,
сквозь занавес прозрачный из стеблей,
свои цветки пахучие ворочая,
тёк в белой пене молодой ручей.
Ни днём для пчёл, шмелей,
а только ночью,
когда никто к тычинкам не прильнёт,
цветы раскрывшись, трепетно и сочно
заваривают свой душистый мёд.
Смола с ветвей вдогонку ароматам,
прозрачна как роса, как кипяток,
стекает вглубь соцветий,
бриллианты,
закалывая в каждый лепесток.
Не в шуме суеты, где фальшь и блёстки,
притворных женщин и духов полёт.
В расплавленном луной полночном воске
ночная гостья чудо создаёт.

Отморозки

Виновны оба
нас грызла
злоба.
Вот пиво, вобла,
пошли вы – все…
И обод в обод,
и гроб за гробом,
и плоть кусками по полосе.
И ангел чайкой:
– Зачем? – кричал нам-
– Что Вам неймётся, идя на риск?
Прочь по откосу бегут берёзки.
МЫ-ОТМОРОЗКИ
и вот он – ИСК.
Как хорошо там…
На белом свете.
Лудящим ветром
асфальт залит
и алой кровью,
но нам не «светит»…
Глядят бараны
с надгробных плит.

Сгорело солнце

(«СТИКЛИ» Стихотворный клип)
https://www.youtube.com/watch?v=NMz3QZtjetI

Сгорело солнце – угли разгребаю.
В Москве пиратский абордаж теней.
Я в памяти все дни перебираю,
как четки из пылающих углей.
Сейчас состав из привокзальной ночи
рванет на сцепке человечий вой,
в котором скрыты, словно в многоточье,
«любимая моя», «любимый мой».
И, кажется, в кругу чередований
не изменим светил небесных ход,
но солнце, очумев от расставаний,
однажды и на западе взойдет.

Нет смысла

Когда б, как плоть из фруктов
смысл
из слов
изъяли,
орудуя ножом, грызя зубами и
они уже
ничто
не означали,
как в счёте после запятой нули…
Какую бы тревогу обрели-
мы,
языком, толкая меж миндалин
слова без смысла,
без ЕГО любви?
Картинка на компьютере зависла-
нет смысла.
В телеэфире мылится сюжет, —
а смысла нет.
Политикам свобода ненавистна —
нет – смысла.
Когда в словах нет смысла – СМЫСЛА НЕТ.

«Вброс людей» забурлил ручьём»

http://echo.msk.ru/blog/yudiv/856249-echo/

Это было возмутительно, когда в восточной части мемориального комплекса Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов, на Поклонной горе собрались на митинг, совершенно не смущаясь близости священной памяти погибших солдат, отдавших родине главное, что у них было – жизнь, ораторы тщеславия и те, которым «есть, что терять».

Разве им не ведомо было, что на Поклонную гору приходят люди поклониться памяти павших, так же, как ходят в Церковь, кланяясь и ставя свечи за упокой. Не отказались прийти, ничто не дрогнуло, и мурашек, о которых ранее на шоу часто упоминала одна из участниц митинга, не пробежало. Трудно представить подобный митинг на площади у Храма Христа Спасителя, но он состоялся, этот митинг, хотя и у другого храма, Храма Победы.

Символично и то, что Наполеон ждал ключи от Московского Кремля на Поклонной горе, как «ждёт», не хочет выпустить их из своих рук, другой герой.

Бюллетеней оказалось мало…
«Вброс людей» забурлил ручьём.
Лизоблюдства всегда хватало,
но Поклонная тут причём?
Здесь любой —
бессребреник Вечности
перед тем, кому есть, что терять,
кто готов до бесчеловечности
несменяемости присягать.
Митинг в пику
волеизъявлений
под слюнявый речитатив
в ящик с прорезью для бюллетеней
всю Поклонную превратил.
Несовместны —
идолопоклонство
и модернизация страны.
Если Путин это – Наше Солнце,
Северокорейцы это – мы.

А в это же время над Болотной площадью горячий воздух из улыбчивых ртов поднимался по тоненьким ниточкам и, кристаллизуясь, превращался в белые шары с лозунгом «нет», написанным чёрным. А когда ниточки были выпущены из рук, то шары устремились ввысь, сообщая многотысячно кому-то неизвестному, «нет», «нет», «нет»…

10 января 1775 года – на Болотной площади казнили Емельяна Ивановича Пугачёва предводителя Крестьянской войны 1773—1775 годов, в сентябре 2001 в восточной части площади установили скульптурную композицию М. М. Шемякина «Дети – жертвы пороков взрослых».

Тревожные символы, с какой стороны не посмотри.

Стихия

Стихия. Коктейль подавали горячим —
пылала земля и торфяников приторный дым
окутал Москву. Месяц, крошками звезд перепачкан,
как долька лимона в бокале со льдом голубым.
Стихия… Тебя в моей жизни не будет.
Поймем это позже, увидев – космический взрыв
разводит планеты, обнявшись, прощаются люди,
в надежде терзая молитвенный речитатив.
Стихия… На этом сошлись и расстались.
Стихия, судьба – нам по жизни тащить этот скарб.
Те камни, что с моря привез, и которыми мы любовались —
фонят до безумия, счетчик-дозиметр слаб.
Кто создал магниты в двуполом, двухполюсном царстве,
нас тянет друг к другу, нас в разные стороны рвет.
Всю жизнь, проведя в бесконечных долгах и мытарстве,
блажен, кто успеет, и счастье свое обретет.
Плохое – забудем, пока еще живы, забудем,
Запомним – хорошее, силы дававшее жить,
но в прошлом – язычники, как магнетически любим
все то, что стихией, мы можем себе объяснить.

Сжигают продукты

(комментарий на сайте «Эхо Москвы»)

Сжигают
всё то,
что недоедают:
в детдоме, в приюте.
Сжигают,
сжигают…
Чем пахнут сыры
под стальными катками?
Слезами, слезящимися
сырами…
Такого не знала Россия в столетья!
Смотрите, блокадники, фермеры,
дети.
Сжигают надежды
трудов сыродельни.
Ни доли сомнений,
ни капли, ни тени.

«Поддержка бизнеса!»

(басня)

Вдали от пляжа, на привольных водах,
чего скрывать, на дне,
а где ещё – свобода,
шипели скаты, и сюсюкались моллюски-
немного грубовато, но по-русски.
«Поддержка бизнеса!»,
Вот – драма наших бед.
«Поддержка» – прошлая…
пошла ему во вред
и новую, готовил кабинет.
Планктон, опасный задал тон дебатам.
– Минутку господа!
Всё дело в том,
что службы всякие, —
Из тины: Провокатор!
– Коррупцией изводят бизнес, блатом,
все сливки – деточкам любимым и внучатам!
Скат, огрызнулся:
– Этот, мутный парень,
не государственный, простите, взял уклон.
Известно:
тварям – всё,
для остальных —
закон.
Завлаб,
пропахший пивом, Краб:
– Несчастье в бизнесе от не согласных…
– Баб.
Французскую,
оближешь ножку,
жабы,
запьёшь шампанским и…
Дельфин: – При чём тут бабы?
Макрель, чуть подмороженная,
тая:
Канитель!
Поддержка бизнеса? Рассказы для детей.
Медузы: – Мы за скрепы, за союзы.
Так обожжёшь, что бизнес к верху пузом.
Навага
нага,
в чём была,
с намёком выдала:
«Однако» —
Как я люблю в эфире: бла – бла – бла.
Тут полицейский Осьминог:
Кого вязать? Я в этом – бог!
Но в щупальцах запутавшись – умолк.
Кальмар, пуская муть в глаза:
– Я, и виляя задом,
за.
– За – против или против – за? —
спросили у головоногих.
– За – голова, а против – ноги!
Тут – каракатица,
известная всем, пьяница:
Друзья! Мой тост за пятницу…
и – пятится, и пятится
бочком, как кляча,
шепча:
на море трал рыбачий
и как бы он нас не достал…

Вопрос с «поддержкой» – сам отпал.
А малый бизнес угасал.

Удочерите, кто-нибудь

(Запрет на усыновление детей за границей.
Комментарий в блоге на сайте «Эхо Москвы». )

Тревога по поводу симметричного, но никак ни адекватного ответа на акт Магнитского, ощущается, на мой взгляд, в том, что в законе нет, условно, пап и мам, которые удочерят и усыновят детей в самой России, взамен американским папам и мамам. А на ближайшие несколько лет таких добровольцев должно быть – тысячи к тем, кто и без того совершает поистине подвиг спасения. Что мешает провести экспресс опросы, проработать экономические мероприятия и таким образом подготовиться к решению проблемы?

Вопрос журналиста депутату Госдумы: Вы готовы усыновить больного ребёнка?

Ответ: Нет.

Вопрос: Вы будете голосовать за принятие закона о запрете

усыновления детей американцами?

Ответ: Да

МОНОЛОГ (телеканал «ДОЖДЬ»)

Я – девочка с синдромом Дауна;
легко сиротку в спину ткнуть…
Вы, депутаты,
силой данной Вам,
удочерите, кто-нибудь!
Нас закрывать в стране – нелепо,
немилосерден этот путь.
Вы, думцы, люди из Госдепа,
удочерите, кто-нибудь!
Мы, не заложники процентов,
чтоб в детдома нас запихнуть,
в семью министра, президента —
удочерите, кто-нибудь!
Кому – Мальдивы и Багамы,
а нам, не много, нам чуть-чуть:
в семью Медведева, Обамы, —
шучу, шучу, к любимой маме,
удочерите, кто-нибудь.

Дети войны

(http://echo.msk.ru/blog/yudiv/1667618-echo/)

Удивительно, но стало возможным, поведя плечиком, на каком-нибудь центральном телеканале, начать разговор о войне с Турцией, НАТО. Ухудшение памяти – болезнь, у которой есть свои симптомы и способы лечения. Можно забыть, куда положил ключи и запер ли собственно дверь, но забыть глаза детей войны, сирот, которые в 1945 году, остались один на один с послевоенным голодом. Почитайте их воспоминания в книге Людмилы Улицкой, «Детство 45—53: а завтра будет счастье». А теперь представьте, что «такое счастье», выпадет на долю ваших детей.

Представили? Страшно?

Известно, что причинами ухудшения памяти могут быть травмы мозга, длительные депрессивные состояния. Хорошо, если наши проблемы с памятью временные и имеют ситуативный характер, связаны с той или иной неординарной ситуацией, разрешив которую не понадобится даже медикаментозного лечения. Но для профилактики: поменьше соли и сахара и больше умственной деятельности. Успеха.

Рождённые в сорок пятом, —
ПОБЕДА, мы – дети твои,
живые надежды солдата,
на семьдесят лет без войны.
Как вытравить из приказов,
сорвать на лету с языка,
прилипшее, как зараза,
тревожное слово: ВОЙНА!
Чтоб больше о ней – ни звука,
лишь памяти ордена,
оставит для наших внуков
отверженная ВОЙНА.
Чтоб стало гнуснейшим предательством
всего, чем живёт страна,
пошлее любого ругательства,
произнести: «ВОЙНА».

Конь

Конь заржал, прерывисто и глухо,
вверх подняв копыта. На скаку
пулей разрывной вспороло брюхо
тонущему в пене рысаку.

Он упал. И ноздри, еле-еле
раздуваясь,
издавали свист.
Вниз по изуродованной шее
медленно сползал кавалерист.

Конь ходил под бороной и плугом,
под седлом, в повозке и узде.
Будто разговаривал с подругой —
наклонялся низко к борозде.

Знал он хлыст кровавый конокрада,
кобылицы ласковый оскал,
а теперь с кавалеристом рядом
по-солдатски, молча,
умирал.

Саласпилс

Шлагбаум смерти – САЛАСПИЛС
Шлагбаум в ад бараков, тифа,
и мы, под ним, ступая тихо,
поеживаясь, пробрались.
Стучало сердце-метроном,
одно на всех, землей прикрытых,
и, шевеля цветы на плитах,
дышал концлагерь пустырем.
Холодным туфом немоты
наполнились сосуды глоток,
как будто вновь военных сводок
пред нами серые листы.
Под выстрелы подставив грудь,
тень узника кулак сжимала,
как лампу с ниточкой накала,
идущим, освещая путь.
Мы шли, не в силах продохнуть.
А по дороге на автобус
из-под земли был слышен голос —
«Не позабудь. Не позабудь».