Buch lesen: «Сундук Пандоры»

Schriftart:

ISBN 978-5-0055-9322-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Древние Боги, устав от однобокого общения друг с другом, от постоянного соревнования в совершенстве, решили расширить свое превосходство и создали подобных себе. Не задумываясь о конечном итоге этого предприятия, Боги восхищались созданным видом, повторяющим их образ, и нарекли его Человеком – существом живущим. Однако совсем скоро Боги стали замечать, что люди, не больше, чем куклы в их руках, апатичные ко всему, бездушные, безразличные. Тогда они решили одарить людей дарами, вдохнуть в них Чувства. Сделать их жизнь полной, дав возможность Создавать и Пользоваться. Устроили праздник, именовали его Днем Рождения и преподнесли подарки.

Так как бог Мардук сотворил МИР, ему и была оказана честь первому, сделать свой дар. Он вдохнул в людей душу, занял свое место на большом, центральном троне и стал наблюдать, как душа, пробиваясь ростком, наполняет глаза Человека теплом, рисует на лице эмоции. Это понравилось Мардуку, восхитило и остальных. Оставшись довольным, он посмотрел на сородичей, широко развел руками, предоставляя им свободу действия.

Вторым был Один, бог Солнца, наполнивший сердца людей огнем, побежавшим по венам, согревая душу человеческую. Ожили люди, зашевелились, принялись ходить по кругу, не зная, чем себя занять. И тогда Фрейя, богиня любви, сделала для людей неимоверный подарок, отдав часть своего богатства, одарив их ЛЮБОВЬЮ. Три сестры Грации не упустили момента и наполнили дар Фреи: УДОВОЛЬСТВИЕМ, ДОБРОДЕТЕЛЬЮ и ЖЕЛАНИЕМ.

Потекла жизнь людская в любви и тяге друг к другу.

А дарования продолжали на них сваливаться от: Баньши, Валкирий, Дриад и прочих помощников богов.

Полученное в дар так сильно поразило людей, что те не стали задумываться над сущностью, принялись разбрасываться, не думая о последствиях. Первой проявила себя ЛЮБОВЬ. Из хрупкого бутона чувств, взошла одержимость, за ней эгоизм, ревность… И сеяла Любовь уже не блаженство, а болезнь и изнеможение. Желания Познаний стали неудержимы, Счастье – ненасытным. Радость – горькой. Начался среди людей ХАОС.

Разозлились боги, хотели уничтожить весь род человеческий, но пересилил Эмоции их Божественный Разум. Наслали Боги на людей противовес: горе, болезни, невезение и смерть. Чтобы прочувствовали люди всю гамму Чувств, дарованных им, преклонили колени, склонили головы, вынося на своих плечах всю тяжесть, посильную. Чтобы знали свое место в этом мире.

Сгорбленные спины недолго тешили самолюбие богов. Угрюмость, скрытность лиц и стоны отвлекали от божественных дел. Тогда разошлись Боги в разные стороны, разделились. Принялись тянуть людей в свои края, разрывая их в Вере и Выборе. Закрутилось все, завертелось в вихре ураганов и смерчей. Перемешалось все, срывая грани. И росла холодность отчуждения между ВЕЛИКИМИ. И наступили времена Холода. Пришел час распада. Уходит мир между Богами, пропадает благодать. Не смогли Высшие допустить подобного, собрались для решения и пришли к единому мнению – навести порядок во всей вселенной и поставить над людьми смотрителей, попечителей, Ангелов хранителей.

Собрали боги дары свои, вложили в камни, отдали Гномам, искусным каменщикам, кузнецам и ремесленникам, сохранять как благое, так и горестное, глубоко в земле. Отпуская на свет порциями.

Сотворили Гномы ларцы, спрятали в них все доверенное им, запечатали золотом, чтобы на земле воцарилось равенство, чтобы ЧЕЛОВЕК познал все в равной степени, чтобы шел дорогой жизни своей, полной мерой познав все краски Бытия…

Остались боги довольными. Но не Мара – жена Гипноса, мать Фобетора, Фантаза и Морфея, сестра На – Хага, богиня кошмаров, засухи и смерти…

Пепел любви

«Дорогая моя Мира, родная, любимая сестренка! Я пишу тебе не получая ответа, предполагая, что ты даже не читаешь мои письма. Милая, милая Мира! Я очень виновата и прежде всего пред тобой. Если бы ты знала, как мне тяжело, как я всех люблю, как скучаю по вам, по моей необычной, неповторимой, самой лучшей семьей и хочу быть рядом. Но я не могу. Не могу! И у меня есть этому причина, которую я осмелилась открыть только тебе.

Мира, Мирослава! Ты, и только ты можешь быть мне судьей и адвокатом в одном лице. Вот поэтому я и решилась на это признание, чтобы выслушать твой вердикт и тогда уже что-то предпринимать.

Ох! Как же это тяжело! Хочу поведать, да все оттягиваю. Вот только что говорила с отцом, он стал так холоден ко мне, но я не в обиде. Мама сдержана. Агния сердится. Виен… Я знаю, она едва смиряет себя, чтобы не отчитать меня, как малолетнего ребенка. Жану я сама боюсь позвонить. Только Мэй, твой любимый муженёк, говорит со мной, не забывая подшутить, развлечь.

Сестренка!

Нет, у меня все хорошо – работа, оклад. Я даже ни разу не брала денег из отцовских переводов. Представляешь, я домик купила! Маленький такой, уютненький, всего в один этаж. Одна гостевая. И, я сделала комнатку для вас с Мэйем, если ты простишь меня, когда-нибудь, и приедешь погостить. Комната с отдельным входом, верандочкой, виноградной беседкой. Вид из окна прекрасен! Широкий луг, а за ним лесок. Так что, Мэйю будет, где прогуляться. Прости, глупая шутка.

Как же я вас всех люблю!»…

Глава 1

Ай, больно, ай, больно, ай,
Дай мне нежность.
Ай, больно, ай, больно, ай,
Дай мне нежность…*

Графство Оксфордшир. Университетский городок. Весь внешний вид кричал снобизмом. Но лишь внешний. Внутри, особенно ближе к вечеру, студенты делались обычной молодежью. Снимая свои стандартные костюмы, сбрасывали всю свою сдержанность, размеренность, выпуская на волю собственных «тараканов», живя своей повседневной жизнью, понятной только в молодости.

Сестры Гай, Мирослава и Владислава, появились в студгородке за три дня до начала занятий, с молодым, красивым мужчиной. И если взоры тех немногочисленных девичьих глаз, обладательницы коих спешили в «родную» обитель, убегая от родительского покровительства, были прикованы к нему, то, буквально все парни, от первокурсников, до выпускников, забыли о подружках, узрев двух новеньких. Высокие, стройные, со струящимися до самого пояса, отливающими медью, локонами пышных волос.

Девушки, присели на скамью у главного корпуса, тихо беседуя между собой, никого и ничего не замечая, держась за руки.

– Чего вылупились?! – грубо и довольно громко прозвучал женский голос и парни, восседающие на просторном зеленом газоне, свежескошенной травы, повернулись. – Не видите, они из…

– Прекрати! – оборвал ее один из парней и по-хозяйски, потянув за руку, усадил рядом, прижал к себе. – Кончай клеить ярлыки, дорогая, ты их видишь в первый раз.

Девушка собралась было ответить, как парень, не стесняясь, стал ее тискать, покрывая поцелуями.

Но тут на пороге административного здания появился тот самый молодой мужчина, который прибыл с незнакомками, обменялся дружескими рукопожатиями с деканом гуманитарного колледжа, позвал рыжеволосых незнакомок, обнимая обоих за плечи, представил, и они все вмести скрылись из виду.

– О май гад! – воскликнула девица, в тот же момент ее спутники присвистнули.

– А ты говорила! – подскакивая на ноги, сказал ее друг, схватив ее за талию, увлек за собой в жилые корпуса.

Славки и их отец, тот самый молодой мужчина, растревоживший женское воображение, поселились на территории колледжа, в одном из жилых корпусов, не принадлежащих ни одному из общежитий, и он, знакомя девушек с любимым вузом, преподавателями и местными достопримечательностями, просто купался в женских вздохах и обольстительных взглядах.

Но вот он уехал, так никому не ответив на призыв, и Славки остались вдвоем.

Это были первые дни вдалеке от семьи. Великобритания не была чужой, они бывали здесь довольно часто, но всегда с семьей или родными. Прошла эйфория радости от полной самостоятельности. Потекли размеренные дни. Вечерами они гуляли по улочкам близлежащих городков, любуясь архитектурой и перенимая у коренных жителей манеры. Не для того, чтобы выискивать отличия, скорее по привычке. Это была некая игра их рода. Некоторые родственники даже делали ставки, кто из семьи первый за короткое время сможет походить на местного и начнет вводить в замешательство суетливых приезжих, бегающих с картами по городу и плутающих по незнакомым улочкам.

Мирослава и Владислава. Сестры двойняшки. Внешне очень схожи, если не брать в расчет окрас волос и глаз. Мирослава – голубоглазая, с копною волос цвета спелой пшеницы, слегка подрумяненной. Характер мягкий, но далеко не покладистый. Уж если что было ей не по нраву, то норов ее превращался в кремень, давая отпор и добиваясь своего. Мира. Само ее имя говорило о том, что долгие тяжбы были ей чужды, сама же не будет конфликтовать. Однако вторая часть имени – Слава, не давало девушке быть под ногтем у кого бы то ни было. Ребенком она слыла «маминой дочкой», не за капризы и частые слезы, у двойняшек их не наблюдалось, просто Мира держась ближе к матери и беспрекословно принимала ее сторону в любых спорах. Нет, она очень любила отца. Только так уж повелось, что сестра, Владка, с пеленок льнула к нему, по любым мелочам, с любыми вопросами, бедами и радостью.

Владислава, Влада – и этим многое сказано. С раннего детства за ней было первое слово, впрочем, последнее тоже. Светлые волосы, с яркой рыжевинкой, загорались на солнце огнем и струились, как у ее матери, тяжелыми локонами до самого пояса. Светло-голубые глаза, в определенные моменты, наливались зеленью, приобретая лисью хитринку, опять же, как у матери. Находясь большей частью с отцом, она впитывала его ровный, твердый характер. Категоричный, но не к семье. Жена и дочки могли вить из него веревки и ему это нравилось. Возможно, именно эта черта отцовского характера стала основным критерием в подборе спутника жизни, как Владиславы, так и Мирославы.

И так, они жили в чужой стране, в огромном студенческом городке, похожем на муравейник. Обзаводиться друзьями не спешили, но знакомства поддерживали практически со всеми, исключением были те, кто явно и постоянно был под кайфом.

Вечерами туманный альбинос загонял теплолюбивых девушек домой раньше большинства и они, закончив подготовку к занятиям следующего дня, радуясь человеческому интеллекту, часами общались с родными.

Прошла еще неделя, в привычном ритме, обретенном в этих местах. Но вот в учебном заведении начались волнения, новички выбирали себе сообщества и делали все возможное и даже больше, чтобы попасть в одну из университетских «семей», поселиться в определенном общежитии, принадлежащем религиозным орденам без статуса колледжа, веками соревнующимися между собой. Славки, мило улыбаясь, держались от подобных мероприятий в стороне. И даже когда им посыпались приглашения, что было довольно странно, не спешили принять их и вступить в те или иные ряды.

– Прекрасные феи и всегда вдвоем! – возникнув неожиданно за спиной, заговорил высокий, худощавый парень, с необычно светлой кожей, светло серыми глазами, скрывающимися под узкими, темными очками, и как контраст, черными, как смоль, курчавыми волосами, завязанными в узел. Славки сталкивались с ним лишь на древней истории, и никак не могли запомнить его имени. Сделав небольшую паузу, расплывшись в лучезарной улыбке, показывая белоснежные зубы, юноша добавил: – Только вдвоем.

Мирослава сомкнула брови, Влада, скривив прекрасное личико в подобии улыбки, потянула сестру вперед. Парень засмеялся и исчез в многочисленных коридорах учебного курса.

– Ну, ты чего? – летя за сестрой пол-оборота, так и не выдернув локоть, спросила Мира. – Парнишка просто хотел познакомиться.

– Познакомиться! Парнишка! – воскликнула Влада. Резко остановилась, нахмурилась, оглянулась по сторонам и заговорила тихо-тихо: – Ты его хорошо рассмотрела? Мальчишка! Да он…

– Влада! Я тебя прошу, ну не выдумывай того, чего нет. Если родители нам и рассказали о существовании ДРУГИХ, то это не значит, что ОНИ вот так просто бродят среди людей.

– Думаешь?

– Уверена! – серьезно сказала Мира и тут же расхохоталась: – Сестренка, пойдем в кафе. Все эти перемены дурно на нас влияют. Нам пора приходить с себя, вспомнить, что мы молодые, красивые и свободные, и отдаваться жизни. С учетом правил РОДА!

– Пора! – наконец засмеялась Влада. – Пора, пора! Становиться дочками нашей мамочки и вертеть этим миром, как глобусом.

– Ну, сказала! Хотя, я не против. Завтра же примемся за подбор кандидатов.

Смеясь, подшучивая друг над другом, они сделали кружочек по внутреннему дворику, по аллеям с причудливыми кустарниками и вековыми деревьями, кроны которых тянулись высоко-высоко, создавая купол, укрывающий, оберегающий небольшой парк от непогод. Возвратив себе хорошее настроение, они вернулись домой, поменяли книги и побежали на занятия.

Вечерело. Студенческое братство переходило к активному отдыху после занятий и лишь не многие, кто двигался к определенной цели, посещали факультативы.

Несмотря на схожие интересы, у сестер Гаев нашлись такие предметы, которые каждая посещала в одиночку. Как правило, это были дневные лекции, но сегодня профессор Владиславы, преподававший древние мифы, перенес занятия на вечер и она, дискуссируя с ним, задержалась до ночи. Выйдя на улицу, Владка услышала бой часов на башне главного корпуса.

– Ничего себе я дала, полночь! Мирка там, наверное, с ума сходит. – достав мобильный, не обнаружив связи, Влада поспешила домой. Звезды изредка проглядывали сквозь плотные переплетения крон античных тисов, и даже луна, проснувшаяся еще перед закатом, пряталась где-то за строениями студенческого городка. Быстро пробежав учебные корпуса, Влада ступила в проход, ведущий к общежитиям. Он был небольшой, но довольно оригинальный – свод колоннад укрывался под одним куполом, у основания которого разместись изваяния скульптур крылатых созданий, символизирующих грехи и пороки человеческой натуры. Еще недавно, обе Славки, восхищались умелой рукой автора, сегодня же Влада вздрогнула, оказавшись здесь одна. Приглушенное освещение едва осветляло тротуарную плиту, по которой она шла, и совершенно не открывало тайных уголков выступов колон. А вот луна, отделившись от остальных небесных светил, мигающих на черном полотне небосвода «дырявыми» точками, пристроилась к последней колонне, бросая свой холодный свет только на творения, застывшие в камне. Морды скульптур были обращены именно к Владе и, не моргая, выпучив бездушные глазницы, следили за ней, словно живые. Угнетающая тишина опустилась на городок. Ни голосов, ни музыки не доносилось. Даже ветерок не теребил листочки деревьев. Влада вздохнула. Внезапно она услышала тихое шуршание, похожее на шелест крыльев. Плечи девушки невольно опустились и она, присматриваясь к изваяниям, постоянно оглядывалась, ругая себя за чрезмерную фантазию, поторопилась дальше.

– Вот, что такое хрупкое создание делает в этом месте, да еще одна?! – мужской голос, молодой, но уже достаточно твердый, прозвучал так неожиданно, что у Влады, поневоле, перехватило дыхание и она застыла на месте. – Где потеряла свою сестренку?

– Блин! – плечи выровнялись, подбородок задиристо взлетел вверх. Владка сделала полуоборот и, нахмурив брови, посмотрела на парня. – Герман! Ты решил сделать меня заикой?

– Даже в мыслях не было. – улыбка открыла его ровные, белоснежные зубы. Парень стоял, прислонившись к колоне, держа руки в карманах брюк и скрестив ноги. Все так же весел, беззаботен и полон некой иронии ко всем, а быть может и ко всему миру. Сейчас, именно в этом месте, индивидуальность его кожи была наиболее контрастна, мраморность тела и сумрачность камня окружающего его, завораживали взгляд и он, имея правильные и довольно привлекательные черты лица, походил на херувима, спустившегося с небес или отделившегося от той самой колоны, которую выбрал для опоры. – Уверен, вас, Гаев, испугать такими пустяками невозможно.

– Ну, во-первых, твое столь неожиданное появление нельзя назвать пустяком. Второе – я обычная девушка и имею право на слабости, боязливость в том числе. Впрочем, как и моя сестра. И третье – откуда ты знаешь мою фамилию, если мы, практически не знакомы?

– Первое, второе, третье… Просто педантизм какой-то. Влада! Мы же учимся на одном курсе!

Влада скривила мину, хмыкнула. Собралась было высказать ему еще пару пунктов, но сдержалась, заметив, как насмешливо блестят его глаза. Герман махнул рукой, сделал шаг к ней:

– Забей! Я и так приятно удивлен, что ты вспомнила мое имя.

– Ну, допустим, у меня не было времени его забыть!

Парень засмеялся, Влада не сдержалась и тоже залилась смехом.

– Выходит, вы вполне разделимы. – продолжил беседу Герман, слегка склонив голову, предлагая Владе следовать рядом с ним. Девушка пожала плечами, сделала шаг, как он, взяв у нее книги, продолжил: – Значит, ты любишь сказки. – не спросил, не утвердил, просто произнес это как открытие, смотря куда-то в темный угол, идя на полшага впереди.

– Сказки, легенды, мифы…

– А сестра нет.

– Сестра… Мирка тоже, – Влада сделала небольшую паузу, – относится с уважением.

– Странно. На факультатив ты ходишь одна.

– Просто она не любит громких споров.

Герман остановился и повернул к ней голову:

– А ты любишь. – и снова усмешка широко расплылась, но на этот раз в ней не было сарказма.

– Как бы тебе объяснить…

– Прямо!

– Гера! Давай не будем.

– Не будем, что? Тебе неприятно мое общество?

– Я этого не говорила. Я о твоей надменности.

– Стоп! – он поднял руку. – Хочу сразу пояснить – я мир принимаю таким, каков он есть. А сострадать никому не собираюсь.

– Сострадать. Сказал-то как!

– Как на духу и чистую правду! Не вижу смысла в жалости.

– А как же убогие?

– Убогие, с моей точки зрения, сильнее, чем весь остальной люд. И потом, что значит убогость? Всего лишь физическое отличие.

– Ну не скажи. А как же те, кто головой слаб?

– А эти просто с другой планеты. Ну и тему ты выбрала. Да еще в первое свидание.

– У нас свидание?! Не знала.

– А на что же еще похожа наша прогулка? Ночь, звезды, луна и тишина…

– На закономерность случайной встречи.

– Нет никакой закономерности. Простое стечение обстоятельств.

– Не стану спорить. Хотя, так ответить должна была я. А вот ты должен был меня убеждать, что встреча наша предопределена свыше!

Герман снова разразился громким смехом, который разнесся во все стороны, и Влада невольно оглянулась на проход, который остался у них за спиной.

– А отличная из нас получается парочка! – все еще смеясь, заявил Герман.

– Прости! – Влада выхватила из его рук книги: – Ничего не нахожу смешного! И уж тем более, не вижу нас парой! – и побежала к входной двери, не дав ему и слова сказать.

Глава 2

Неделя выдалась загруженной учебой и дождливой. Едва мелкий дождик прекращался, как опускались туманы, заволакивающие всю округу в свою серую, плотную, мокрую «вату». Славки, прячась под дождевики, перебегали от одного корпуса к другому, сетуя на непогоду, мечтая о солнце и тепле. Все эти дни Влада не сталкивалась с Германом. Их мимолетная встреча не оставила след в ее душе, не пробудила должного интереса, чтобы думать о нем. Придя в ту ночь домой, она не стала тревожить сестру рассказом о парне, на утро расстроил дождь, затем навалилась куча работы, теперь же, Владка не видела смысла вообще говорить Мирке о том трехминутном променаде. Единственное, что ее волновало – это проход. Ей безумно хотелось досконально изучить его, пристально рассмотреть каждую фигуру, даже постараться потрогать руками, о чем она, естественно, сообщила сестре. Мира, мило улыбнувшись и утвердительно кивнув головой, заверила:

– Обязательно! Дождемся лишь солнечных дней.

Пятница. День, заполненный факультативами и действием сообществ, где студенты погружались в совершенно другую, полностью отличимую от учебного времени жизнь. И именно в пятницу, как повелось в их университете, учителя многих колледжей спешили домой. Короткие, двадцатиминутные занятия, как правило, заключались в том, чтобы дать задания на следующую неделю, подвести итог прошедшей теме и подтянуть отстающих. Славки, будучи ответственными и пытливыми к знаниям, невольно, что устраивало всех сокурсников, забирали все учебное время, засыпая преподавателей вопросами и задерживаясь в не учебное время, так как им спешить было не куда, ни к одному клану они не принадлежали.

– У меня еще есть вопрос! – смотря в тетрадь, подняв руку, крикнула Владислава.

– И у меня! – добавила Мира.

– Милые леди! – обращение профессора заставило девушек оторвать свое внимание от записей и заметить, что класс пустой. – Прошу меня простить, но сегодня начинается уикенд. Не хочу показаться невежливым, но не пора ли вам, двоим, подумать о прелестях молодости.

– Но… – начала Влада.

– Нет ни какого «НО». Вы – лучшие из курса и скажу по секрету, так как мы здесь одни, мне в пору у вас брать уроки. – славная, добрая улыбка украшала лицо достаточно зрелого мужчины. Его курчавые, совершенно седые волосы светились серебром, делая кожу еще смуглее, а белоснежные, ровным рядом зубы, подчеркивали розовый цвет губ. – Я учил ваших родственников, обоих красавцев Гаев и открою вам тайну, даже они не испытывали такого рвения к знаниям, какое присуще Вам.

– Это вы об Эдгаре? – тихо спросила Мира, смутившись, сама не зная отчего.

– О нем, сударыня, о вашем папеньке и о его братце, Дэниэле. Неужто не знали? – тут удивление посетило мужчину.

– Конечно знали. – ответила Влада. – Слышали его рассказы и не раз.

– Жаль не довелось мне с ним повидаться. Говорят, он все еще в прекрасной форме.

– И это правда. – кивнула Мира, поднялась и взяла стопку книг.

– Как-нибудь, напомните мне, расскажу пару забавных историй, о которых, уверен, оба братца умалчивают. А сегодня, прошу меня простить, у меня есть важные дела. – склонив в легком поклоне голову, профессор приоткрыл дверь. Сестры, вежливо попрощавшись, покинули учебный корпус.

– Нет! – возмущение просто рвалось из Владиславы: – Ты это слышала?! Он поделится секретами! Что за нравы! Говорит так, словно мы не дочери своего отца, а простые…

– Перестань! Он ничего не имел в виду предосудительного. Убеждена, посмеемся и не раз, над тем, что нам расскажут. Папуля чист и незапятнан любовными интрижками. Впрочем, и Дэн тоже. Да, скорее всего мы знаем то, что нам хотят поведать.

– Ну не знаю, мне и слушать не хочется.

– Так никто и не заставляет. Владка, что с тобой творится, ты неделю как ужаленная. Все чем-то недовольна, оглядываешься постоянно.

– Я?!

– Нет, Пушкин! Колись, чего я еще не знаю.

– А ты можешь чего-то не знать?

Мирослава пожала плечами и первой ступила под арку прохода. Взошла по двум ступенькам и замерла. Туман снова сомкнул свое кольцо, скрывая все, что было за пределами колоннад, походивших на древнюю постройку ротонды, потерявшую свой купол. Толстые пилястры из серого камня, намокнув, стали еще темней, местами, в узких ложбинках, скопившаяся влага зависала крупными каплями, контрастируя с общей матовостью. В отличие от основания, мраморный купол выглядел белее обычного, поблескивал от влаги и, как ни странно, сдавался ниже обычного.

– Тебе не кажется, – все еще стоя у самого входа, прошептала Мира: – что здесь что-то не так?

Влада, выглядывая из-за плеча сестры, пытливо изучала каждую мелочь, боясь поднять глаза вверх и встретиться взглядом с бездушными, лишенными глазниц, глазами каменных существ.

– Влада! – продолжала шептать Мира. – Ты видишь то же, что и я?

– А что видишь ты? – так же шепотом спросила Влада и наконец, задрала голову. Все до одной скульптуры уставились на них, держа свои выточенные фигуры готовыми в любой миг сорваться с места и напасть на девушек. Сегодня выражение их морд были вызывающими, насмешливыми. У многих даже рты перекосило от сарказма, с которым они встретили сестер.

– Скульптуры. – проговорила Мира. – Мне казалось они намного выше. Сейчас же я могу поднять руку, и дотронутся до них.

– Наверное, нам казалось. Или это игра освещения.

– Которого нет…

– Ну как это нет?! – Владка взяла сестру за руку: – Три часа по полудню. Мира, еще день! Пойдем домой. Эта сырость сводит меня с ума.

– Похоже, меня тоже… – прошептала Мира.

Однако ни одна, ни вторая с места не сдвинулись. Летели минуты, а сестры так и стояли, как завороженные, смотря на изваяния, которые увеличивались и оптически придвигались к ним. И снова Влада услышала шелест крыльев, только на этот раз взмахи были тяжелыми, словно намокшими перьями, с которых слетает вода. Возможно это же уловила и Мира, потому что обернулись они одновременно. Столкнувшись лбами, словно придя в себя, заспешили домой. И только Влада, оглядываясь несколько раз, присматривалась к теням колон, будто кого-то высматривая.

В комнате было сумрачно и совсем холодно. Бросив книги на стол, Славки забрались на диван, укутались теплым пледом, пытаясь согреться.

– Заварю-ка я чаю. – сказала Мира, с неохотой высунувшись из-под одеяла.

– Угу. – ответила Влада, витая в своих думах.

– А вообще, что это было? Влад! Ты меня слышишь? Я пытаюсь понять свой ступор, а ты, видно, из него так и не вышла. – возясь с чашками, бурчала Мирослава. Влада лишь утвердительно угукала и даже взяв в руки горячую чашку, так и сидела, не моргая, смотря в одну точку. – Интересно, какая это была птица?

– Птица! – воскликнула Владка. – Точно, это была птица! Как же я сразу не поняла! – Влада словно проснулась – взбодрилась, заулыбалась, глаза загорелись. И даже легкий ветерок, нежный и ласковый, загулял по комнате, то и дело, взъерошивая девушкам локоны.

– Влада, прекрати шалить! Вдруг кто войдет, а ты тут с ветром играешь.

– И пусть войдут. Мой седьмой ветерок умный парень, знает, когда угомониться. А ты, сестренка, неужто потеряла дар?

– Ничего не растеряла. – надула губы Мирослава. – Просто особь была неизвестная.

– Конечно! – хохотала Влада. – Птичка-то, заграничная.

И снова Влада не поведала сестре о Германе. Правда, признала себе, что нет-нет, а возвращается к их разговору, короткому и сумбурному. С каждым мысленным возвращением в ту ночь у нее возникало все больше вопросов – почему это он упомянул педантизм, отчего опроверг закономерность, к чему тут жалость?

Наконец проснулось солнышко. В воскресенье вечером, когда Славки, превозмогая свое нехотение и сонливое настроение, съездили на экскурсию и возвращались в колледж, у самых ворот, над их головами, небо словно прорвало и их, теплолюбивых, щедро обласкал солнечный луч и, как путеводная нить, полился, потянулся в заветный парк универа. Они, не сговариваясь, хотя и была возможность попасть домой коротким путем, побежали к арочному проходу, пытаясь разгадать тайну, подброшенную им туманной пятницей. Золото с небес окрасило поляну, осушило верхушки деревьев, украсило блеском все стекла зданий. Славки так быстро бежали, что ничего этого, да пожалуй, и никого живого не замечали вокруг. Остановившись у первой ступени, потупив взоры, они взялись за руки и взошли в проход.

– А прикольно вы смотритесь! – раздался голос Германа. – Газели! – добавил он и приправил свои слова громким, развеселым смехом.

– Шут! – парировала Влада и, прикрыв глаза рукой, так как солнце слепило ее, повернула голову на его голос. – Ты… – договаривать она не стала, так как проход был совершенно пустой. Ни одной души не пряталось в потайных уголках колон, ни красовалось в центре. Лишь растянутая, тонкая тень промелькнула в конце прохода и затерялась между деревьев. Владка было подумала, что это голосовая галлюцинация, что само это место стало наваждением и сыграло с ней злую шутку, как Мира, щурясь от солнечного света, спросила:

– Мне показалось, или это был Герман?

– Не показалось. Это был именно он, шут гороховый.

– Прямо так и клоун? А что он усмотрел прикольного?

– Вот догони и спроси, мне сие не ведомо.

– Влад, ты чего злишься?! Я что-то пропустила? У вас с ним возникли трения?

– Еще чего! Мы с ним никто, мы с ним никак.

– Ладно, не ерепенься. Не хочешь говорить, не надо. И все же тут красиво. – Влада застыла с открытым ртом, собравшись ответить сестре, но та, удаляясь от нее медленными шагами, была полностью поглощена скульптурами, говоря ей: – И ничего тут нет сверхъестественного.

– Совершенно. – вздохнула Влада.

– Видно мы с тобой большие фантазерки. – переходя от одного изваяния к другому, Мира внимательно изучала их. – Простой серый камень. Хотя и мастерски высечен. Влад, я правильно выражаюсь?

– Спроси у Аги и ее родителей, а я далека от искусства.

Ответ заинтересовал Миру и она повернулась к сестре:

– Ты что, на меня дуешься? Влада!

– Да ничего я не обижаюсь. Сказала правду. Сама ко мне придираешься.

– О-хо-хо! Видно ты утомилась больше меня. Идем, сестренка, домой. Выпьем горячего шоколаду, распахнем окошко, впустим такое редкое тепло в комнату и помолчим. Побудем в себе, послушаем умных собеседников, инфинитива совершенного вида, а проще – совесть.

– Можно подумать, мы перед кем-то провинились.

– Мы, Влада, сама добродетель! А совершенство беседует только с равными себе!

Тут Влада не сдержалась, совершенно серьезное, милое и любимое личико сестры, с горящими, лукавыми глазами, взлетевшими чайками бровками, да и весь стан Миры, смотрелись так мило, так хрупко во всей этой каменной твердости, а вместе с тем, была во всем облике сестренки какая-то забавинка, словно некий чертенок, выскочивший из табакерки, противоречил правилам собравшегося злорадства, побеждая бой, даже не начав его.

– Идем, эталон идеальности, домой. Нечего нам с тобой делать в этом сером месте, пусть и прекрасном, по-своему, но проигрывающем тебе, совершенству мира.

Больше они к этому вопросу не возвращались, как и не вспоминали о Германе, который снова не попадался им на глаза, ни на занятиях, ни на вечерних прогулках. Вокруг кипела жизнь, затрагивая их поверхностно. Дружбы с молодежью не прибавилась и не уменьшилась. «Зануды-ботаники», как не комично это выглядело, вооружившись очками, пытались в научных исследованиях открыть неизведанное. Библиотеки оживали новыми знакомствами, как правило, возникающими на одной, необходимой в одночасье книге. Музеи умиляли и восхищали экспонатами. Да и издательство набирало обороты, пытаясь обнаружить и первым передать новость, порою, не разбирая, пересуды это или истина. Сообщества проверяли новичков, отсеивали лишних. В общем, лилась обыкновенная студенческая жизнь.

И снова конец недели, четверг. Влада задержалась за конструктивной беседой с преподом, теперь же, осмысливая разговор, не спеша шла домой, задумчиво глядя себе под ноги.