Buch lesen: «Размышления о смысле жизни. Гипотеза Бога»

© Виктор Молокоедов, 2020

ISBN 978-5-4498-8842-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Природа и Сознание. Человек разумный

Мыслящему человеку, как и путешественнику, случается остановиться и оглядеться. Путешественнику – чтобы сориентироваться на местности, мыслящему – чтобы уяснить смысл и определить цель жизни.

На вопрос о смысле жизни, однако, нет лёгкого ответа, и большинство людей безнадёжно оставляют его. Вместо этого обращаются к средствам устроить жизнь. Целью жизни становится расширение ассортимента этих средств. Путешественник останавливается и начинает пастись.

Милостивая природа оставила нетронутым богатство чувств человеку, возвысившемуся разумом среди живого мира. Но сохранить и прирастить это богатство она передоверила разуму, своему союзнику.

Пренебрежение разумом есть предательство, и безнаказанным для человека оно не остаётся. Меркнет запущенный разум – тускнеют для человека и краски мира. И эту потерю уже не восполнить ни разнообразием впечатлений, ни искусственным подогревом.

Повседневная жизнь часто недооценивается в виду надежд на многообещающее будущее. Но вот отрезвляющий вопрос: согласился ли бы ты проскочить эту неудобную жизнь, чтобы оказаться в блистательном конце своей судьбы?

Тот, кто не знал духовного наслаждения, бытовые удовольствия ставит верхом желаемого. Так равнинный житель ближний бугор принимает за гору.

Мы заглатываем всё больше по мере того, как остывает напиток. Всё больше нам надо от жизни с возрастом и с распущенностью.

Философия никогда не была в почёте. Даже во времена расцвета приверженцы её едва могли сохранять зыбкий круг посреди людского моря.

Среди прочих товаров, как слишком сложная в употреблении, философия пользуется у населения наименьшим спросом.

Древние философы известны большинству людей – не по книгам, а по рисункам и статуям. И ничего особенного они собой не представляют. Чтобы походить на них, достаточно приладить курчавую бороду.

«Терпеть не могу философии», – слышишь нередко, едва разговор отвлекается от обыденности. Не сразу и найдёшь, с какой стороны обличить добровольную глупость. Но лучше промолчать: тому, кого нельзя вразумить, всякое доказательство длинно.

Неизлечимого больного, находящегося в коме, сравнивают с овощем. Много ли отличается от растения тот, кто в памяти, но не пользуется ею. Кто бежит от обзора своей жизни?

Под словами «узнать жизнь» подразумевается всего-навсего общение с возможно большим числом людей и участие в возможно большем числе ситуаций. Но ошибочно считать, что другие люди знают жизнь. Они такие же, как мы, и не имеет смысла перенимать их неясное понятие. Знание жизни не даст и обилие жизненных обстоятельств, всё равно они не могут быть всевозможными. Его может дать только собственное размышление, для которого хватает и немногих примеров.

Понимание жизни сходно с процессом чтения: то в рассеянии понимаешь слова и не понимаешь фразу, то воспринимаешь эпизоды и не улавливаешь замысла. Так и жизнь несобранный человек видит разнородными кусками, целое от него ускользает.

Вполне доверяясь методичному, научному познанию мира, мы плотнее закрываем себе путь живого, интуитивного познания.

У глубокомыслия дна не достанешь.

Признавая, что основным инструментом разума в нашем мире является логика, признавая безусловную однородность разума во всех мирах, нельзя всё же настаивать, что и в других мирах логика имеет ту же непререкаемую силу, или что она вообще используется. Вместо логики с её дроблением событий на причины и следствия, кому-то посилен единовременный охват и проникновение.

Нет ничего устойчивого и надёжного в нашем мире, кратка история человечества, коротка память человека. Остаётся надеяться на то, что существует и ждёт нас более прочный, высокий мир, где ничего не теряется.

Человек прозревает дважды – когда рождается и когда одумается.

Сверхъестественным часто называют то, что вернее бы назвать неизвестным или необычным. Как для необъезженной лошади, каждое открытие проходит через стадии: поразительно, непривычно, ничего удивительного, а как же иначе.

Правила не без исключений. Подозрительны только правила, в которых больше исключений.

То, что видел и представлял себе, первый человек изображал рисунками; потом, упрощая, схемами; потом стал прибегать к формулам – всё дальше отходя от самого предмета. Теперь между предметом и его выражением пролегает длинный путь специальных знаний. Очевидно, что это не самый рациональный путь – ни для обучения, ни для записи.

Мысли и слова в таком же несравнимом соотношении, как живая природа и попытки её воспроизведения.

Реальность наверно и проще, и сложнее нашего видения и наших суждений.

При желании в каждой мысли можно найти, что оспорить. Вся надежда на добросовестного собеседника, он воспримет именно предлагаемую тобой часть.

Давайте работать не только для доказательств, но и для истины.

Злой человеческий ум раздувается, как резиновый шар, и уже близок к тому, чтобы лопнуть.

Эволюцией человеческой породы можно управлять. Но если браться за это, то осторожность требует прежде знать, для чего, и только потом – как.

По логике рассудок несовершенен, по страстям неисправен.

С опытом естественно приходит к человеку пусть и не совсем верное, но твёрдое понятие о пространстве, времени, о последовательности событий, о причине и следствии. Поучившись, можно понять механизм зарождения жизни из неживой материи, можно представить себе эволюцию живого. Но выше нас понимание способности материи мыслить, понимание перехода из материи в мысль, понимание самой природы мысли.

Мы не можем ответить себе на вопрос, что такое разум. Мы годны только на то, чтобы осилить частные, практические вопросы: для чего живым существам чувствительность и элементы рассудка, как эволюция подвигает их до способности мышления.

Если пространство способно переносить мысль, оно способно быть и её вместилищем.

Неощутимо для человека мысль его воздействует на пространство. Можно только предполагать, насколько тесна её связь с общепространственным сознанием.

Мы и отвлечённо мыслим не без волнения. Чувство – это природное свойство мысли. Машина, как бы она далеко ни ушла от арифмометра, способна только на имитацию мысли.

В наше время уже мало кто сомневается, что память и мысли человека могут быть записаны. Вслед за первым успехом можно не сомневаться, что эта операция вскоре станет общедоступной.

Дело техники записавшему нас устройству придать руки-ноги – и возрождается человек в новом организме, из железа и пластмассы, обладающем явными преимуществами перед биологическим организмом: ему не нужны еда, питьё, одежда, любовные дела, он не знает усталости, ничто не мешает ему неустанно трудиться на благо живых.

Иными словами, в таком варианте мы получили бы несчастного уродца, который не оценит своих преимуществ и потребует эвтаназии.

И всё же можно порадоваться чисто техническому прогрессу. Он обнадёживает. Не важно, сколько времени потребуется на поиск путей записи и воссоздания, важно для начала поверить, что бессмертие может быть реально обеспечено техническими средствами.

До постижения своей сути и подлинной связи с миром человечеству далеко. А при коротком человеческом веке решение этой задачи покажется человеку и вовсе нереальным. Но не всех это останавливает. Кому-то через силу, кому-то по воле случая удается приблизиться и заглянуть в манящую бездну.

К сожалению, эти счастливцы (или несчастные) неразговорчивы.

Известны опасения, что машина может поработить человека. Изобрели считалку, восхитились своим мастерством и, возвышая собственный статус, притворно испугались.

Чаще натягивать вожжи и возвращать несущееся воображение в колею зримой возможности.

Загадка озаряет красотой то, что для знающих людей обыденно.

Важнейшие тайны не поддаются разгадке, но верных себе они окрыляют.

Какая выдумка может превзойти реальность!

То, что ты знаешь мало, не так важно; важнее, как ты пользуешься тем малым, что знаешь.

По разговору – глубоко мыслящий человек, по образу жизни – мелкий собственник.

Когда человек оставляет свои мысли на запасном пути, жизнь старается отогнать их в тупик.

То, что некогда высказывалось просвещёнными людьми, многие люди и сейчас передумывают, и будут ещё думать. Просветители ставили точку не потому, что одолели предмет, а от бессилия.

Удачным мыслям по той же природе, что и удачным голам, часто помогает слабость противника.

Мудрость проста. Через поэзию это видно отчётливо.

«Великие люди», – говорим мы, выделяя из нас же. С высоты же Вечности уровни людей едва разнятся, и большинство людей сознаёт, что это отличие не стоит обставлять столь пышно.

Философы с отчаяния делают бесплодную попытку – прожив, оставить царапину на камне времени: «Здесь был Ваня».

Если бы стали известны все мудрые люди, жившие с незапамятных времён человечества, то на тех из них, кого случай оставил в памяти, потускнел бы ореол величия.

Авторство на мысль случайно и сомнительно. Пути развития, ходы ума, и даже обстоятельства, питающие его, сходны у множества людей.

Высказанная кем-то мысль не присваивается и не приватизируется, – это достояние общечеловеческое.

Мыслители, ставшие известными миру, выделились среди людей не только благодаря тому, что умели думать, но и потому, что умели слушать. Половина авторства приходится на окружение.

«Ничто под луной не ново». Неужели действительно весь мир подобен квартире?

Ничто под луной не ново – неопровержимые, многократно опровергнутые слова.

Для тех, кто с ними согласился, выходит, что не только не следует пытаться искать что-то новое, но и старое не стоит того, чтобы его помнить и знать. И человечество забыло предыдущие цивилизации, новые поколения равнодушно шагают мимо красот, столетиями восхищавших людей, вновь и вновь бросают нажитое, стремясь неизвестно к чему.

Эти слова остановили много хороших людей, но мир движется благодаря тем, кто не поддался их очарованию. С тех пор, как они были произнесены, само выражение «под луной» изменило смысл, не говоря уже о том, что мы заподозрили, что мир не заключён в одном видимом пространстве.

Красоты цивилизаций не меркнут, расстояние только для глаз уменьшает их блеск.

Всё ново в каждом человеке, повторяясь в новом качестве.

Каждый человек – это мы с вами плюс нечто ещё.

Большей частью помыслов человек вовне, серьёзнейшей частью в себе.

Для счастья питательная среда – люди.

Ноги – ходить, глаза – смотреть, душа – радоваться.

Осторожно: любой предмет в состоянии заслонить весь мир.

«Не умеет жить» – фраза, над которой нелишне задуматься. Чаще всего её произносят, имея в виду сомнительный рецепт.

Использовать, использовано – слова эти или бессмысленны, или не несут должной нагрузки

Воспитание детёныша обезьяны на первых порах обнадёживает. Сколько-то месяцев развитие его почти не отличается от развития человеческого. Но скоро для него наступает физиологический предел.

Человек тоже излишне обнадёживает. Кажется, что развитие человека не ограничено. Но и тут наступает насыщение. Взрослый человек гордо несёт голову, забитую мыслями о зарплате.

Среда обитания человека предоставляет ему выгодные условия по сравнению, например, с обитателями морей. Те не могут знать о звёздах и великих пространствах над морем. Но и мы ограничены нашей средой, лишь проблесками подозревая о существовании иных миров, рядом с нами и над нами.

Бытовые, повседневные радости – это стёртая разменная монета и мелкие затасканные купюры. Радость высокой мысли – это купюры крупные, хрустящие, они редко ходят.

Мир давно бы устроился, если бы идеи добра и справедливости имели постоянную силу горения, ту, с какой они зажигают людей. Но, вспыхнув на время, они дальше тлеют, теряя приверженцев.

Злого начала – нет, и не было, в природе не видно его преднамеренной надобности.

Если бы не было зла, было бы добро, но не было бы понятия о добре.

Только по недосмотру логики слова: любовь, талант, счастье не соединены корнем друг с другом.

Душа человека могла бы быть изображена вектором мощности, где добро и зло – составляющие напряжения, а темперамент – силы тока.

О славе: не выставлять себя на позор даже достоинствами.

Те, кто убеждён в тщете славы, хотели бы её – на всякий случай.

Природа за верность себе платит добром.

Если предоставляется выбор, здравый человек предпочтёт заменителям естественную и свежую пищу. Для ума естественной пищей является жизнь, и эта пища тем здоровее, чем проще.

На мир мы смотрим то с любознательностью, то по настоятельной необходимости, а то и просто потому, что некуда отвернуться.

Над вопросами жизни и смерти надоедает думать как человечеству, так и человеку. Причина одна – ненадёжность решения.

Дельфины не нападают на человека не потому, что невкусно наше мясо. Видно, у них, разумных, табу на родственных по разуму.

Каков смысл жизни – этот вопрос, как и поиск смысла у смысла, выше человека.

Право на жизнь. Отнял бы ты у кого-нибудь спасательный круг, или же свой – дал ему отдышаться?

Всю жизнь человек на волосок от смерти – поразительно немного ему для этого надо. Кто пожил больше, тот и понял лучше – что жизнь коротка.

Будем же радоваться тому, что нам позволено было видеть этот мир. А перед небытиём – преклоним голову, как перед высшей грозной непостижимостью. Или как перед благословенной тишиной от нашего трескучего мира.

Полноценный человек без участия Бога? Одни лёгкие не справятся без участия кожи.

Жизнь непрочна, и ничто в ней не гарантировано. Надёжна лишь тайна её смысла.

Не зная смысла жизни, не найдёшь для неё разумной цели.

Рисковать жизнью – печальная необходимость нашего времени. Чем больше человек размышляет, тем в больших он неладах со смертью. Подлинная цивилизация должна исключить риск, а желание рисковать сделать атавизмом.

«Отдать жизнь» – слова. Отдать, когда никто не берёт, нельзя. Жизнь можно прервать и прекратить, и суть этого преступна и прозаична.

Отдать жизнь за кого-то – всего лишь лишиться её из-за кого-то.

Если ради идеи приносится в жертву жизнь человека, эта идея злокозненна и не имеет права на реализацию. Ничто не может быть даже приравнено к жизни.

«Прекрасная смерть» – противоестественное, уродливое понятие.

Замкнутая накоротко электрическая цепь перестаёт работать, замкнутая на себя жизнь прекращает развитие человека. Тому и другому нужен какой-то внешний потребитель.

Душа, как солнце, больше утром и вечером.

Жизнь – путь краткий до мгновения и длинный до бесконечности.

Русские сказки предупреждают: иди, но не оглядывайся. Человеку занятому и некогда смотреть назад. Живущий среди людей не беспокоится, он знает, что он и сейчас нужен, что его и завтра везде с руками примут, и что всегда он для кого-нибудь да пригодится. А пустой суетится.

Человек – нечто законченное природой, как и каждый вид животного мира. Наша мечта о физическом бессмертии и о всесилии – это уже не о человеке, это о другом виде.

Веселье повседневно. Радость происходит от успешного дела. Высшая радость доставляется стоящим делом.

Условия своего счастья человек носит с собой, а ищет на стороне: не сразу их в этом качестве распознаешь, не каждый найдёт их у себя.

Человеку с его постоянными промахами и глупостями следовало бы быть недовольным собой. Но он не великодушен. За свои ошибки он винит других.

Человек растёт, меняется, а честность и правдивость перекройки не требуют.

Взглянуть на окружающий мир со стороны. Представление о мире тем вернее, чем чаще мы от него отвлекаемся.

Мысль как дым – чем выше от земли, тем светлее.

На вопрос о пользе наук и стимуле их развития любой встречный ответит вам чётко и с ходу: как же, благо человечества.

Попробуйте получить такой же чёткий ответ на вопрос: что такое благо человечества.

Иногда покажется, что сила исторической мысли пронизывает Землю помимо нас. Своими заезженными решениями она предопределяет дальнейший путь человечества и может предсказать его не хуже Провидения.

Любознательный человек стремится к высоте, откуда лучше виден мир. Место это не гора – с неё хорошо видна лишь местность, и не пост – с него видны только люди. Место это – разум. С этого места доступно всё: и то, что перед глазами, и то, что за экраном, и местность, и даль.

Погружаясь вглубь науки, не забывай поглядывать в перископ здравого смысла.

Умные люди бегут от скрупулёзного изучения предмета, понимая, что их не хватит.

Есть неудобство в обилии идей – многое забываешь. Это то же, как если бы из полных карманов терялись купюры. Кто бы на такое неудобство сетовал.

Кругозор пропорционален высоте общественного положения и широте знаний.

Ум пропорционален любознательности.

Разуму подвластен мир, ибо разум видит и оживляет материальный мир. Это больше, чем управляет. Без осознания мир был бы тупое ничто.

Как документ без подписи, мир не имеет силы без удостоверения его разумом.

Благодаря субъекту существует объективный мир.

Свет мира включило не солнце, а жизнь.

Человек есть животное – говорят те, что имеют в виду его тело и его естественные потребности. А как выразиться тому, кто видит в нём дух и Разум, переваривающий пространства Вселенной?

Деятельному человеку не помешал бы совет: остановись и подумай. И вначале о том, над чем из предлагаемого жизнью следует думать.

Для любознательного мир велик, загадочен, удивителен, прекрасен. Для равнодушного зрения гладкая дорога.

У человека большие задатки. Употребляет же он малую часть их – чтобы обеспечиться. Машина предназначалась возить, а она тарахтит на месте, сжигая топливо.

Бог не всё может. Это мы, необузданные в страсти воображения, могли бы всё, не взирая на разрушения; часть из этого и делаем.

Лишив доисторического человека естественного покрова, природа принудила его к заботам об одежде и жилище и подтолкнула к развитию. Не бесспорно, что она стихийна и нет у неё направления и цели.

Успехи практиков вроде Мичурина, за ним генетиков наводят многих на мысль, что человечество обретает власть над природой. Не властвующий над собой претендует на власть над тем, что его создало!

Но чем дольше трезвый человек всматривается во взаимосвязь вещей и явлений, тем яснее осознаёт свою зависимость и вину.

Есть материалисты, которых создало размышление, а есть – которых формируют материальные блага. Не удивительно, что их больше: даже своих противников они в конце концов ставят в свой строй, урезывая их ножницами необходимости.

Мы готовы верить проходимцу, раскрывшему закон гравитации, или ещё одному, освоившему в чулане превращение дешёвых элементов в золото, с отдачей энергии. Сенсация затем тихо тонет или с шумом лопается.

Когда мы сообразим, что мы легковеры, от нас достанется и правдолюбцу.

Искусство и философия для разума – ноги. Наука и техника – костыли, нужные, пока слабы ноги.

Без техники не уйдёшь далеко; без веры в бессмертие духа – идти некуда.

Стройное учение, каким бы крепким ни казалось, затрещит от вопросов.

Истину не запрячешь, она, как влага, сочится во все стороны, впитывается сверху и поднимается снизу.

Необходимое условие для того, чтобы истина царила, это возможность говорить относительно дела всё, а не выборочно, свободно, а не с оглядкой.

Краткость – сестра таланта, если она результат допустимых сокращений. Важно не перебрать, чтобы не обратить её в плоскость.

Как вести себя – это об обществе, как жить – это о человеке.

Природа и общество. Мы так часто ставим эти слова рядом, что во славу себе привыкли считать их равновеликими.

Наши предки были основательнее нас. Мы пользуемся массой дешёвой информации, непроверяемой, не выше слухов. Нас формируют чужие наблюдения и пересказы. А те учились на собственном опыте.

Долговечны мысли лишь о самом человеке. То, что говорилось о нём ещё в древности, как будто сказано сейчас. А всё то, что когда-то высказывалось об устройстве мира, в наших глазах оказалось наивным, годным разве для шуток. Придёт время – и наше научно обоснованное мировоззрение будет тоже вызывать улыбку снисхождения.

Разуму не с родни разрушить чью-нибудь жизнь или убеждение. Легко в этом плане тому, кто не осознаёт в себе жизнь и разум. Да не пожелаем себе такого облегчения.

Объясняющие мир не знают, но с видом научной основательности соревнуются во внушении своего незнания. Честнее высказывать предположения. Предположения не требуют доказательств.

Стройные философские учения напоминают игру в прятки: требуется угадать, где спрятан подвох.

Философу не важно, существует ли реально то, что он доказывает публике. Дух спортивный заводит его на соревнование. Дух созидателя зовёт дорисовать строение. Дух художника – придать ему гармонию.

Самые зыбкие открытия приходятся на долю философии. Тут бесконечно крутятся вокруг предмета и не находят, где стать, а когда уже готовы схватиться за предмет, он вдруг исчезает, как лужа миража.

Создано много конструкций из человеческих мыслей и слов, законченных, противоположно объясняющих мир. Мы же, любуясь их тонкостями, как не имели понятия о мире, так и не имеем.

Каждое философское учение стремится не оставить места возражению. И ни один мыслитель после Сократа не набрался мужества признать: а вообще-то, я знаю только то, что ничего не знаю.

Принять бы на вооружение принцип Калашникова: доводить любое выражение, любую мысль до предельной простоты и надёжности.

Второоткрыватели древнеиндийских учений об устройстве мира вроде Блаватской представляют их как новое озарение, как истину неизвестного, божественного происхождения, не тронутую молью. С их помощью боги всё ещё сбивают пахту для планет, варят заумный космический суп из троек и семёрок.

Прошло более века с тех пор, и простая русская лапша представлялась бы более современной.

Истина бежит от того, кто отходит от правды.

Тот, кто утверждает, что нет абсолютной истины, плавает в относительной безопасности.

Не всё расспрашивай, больше дерзай. Бывает, заблудившись, набираешь грибов.

Истина, как невеста, предпочтёт того, кто долго обхаживает.

Убеждают – сомневайся, и убеждаешь – сомневайся.

Ссылки на авторитеты, цитаты напоминают шест, которым вооружается канатоходец, не уверенный, что удержит равновесие.

Вл. Цаплин, опираясь на открытия современного научного мира, в котором он будто свой человек, выложил в работе «Гипноз разумности» смелые взгляды на жизнь и разум.

Жизнь, по Цаплину, не могла зародиться на Земле ни при каких условиях, не хватило бы времени для необходимых реакций. Откуда же взялась жизнь, он не знает, предположений не делает.

Что касается Бога, то его нет. Это он знает точно, и с такой страстью знает, что готов окатить каждого, кто с ним не согласится. В его глазах неверие в бога – главный критерий умного человека.

Жизнь, по его мнению, существует благодаря главному закону природы – саморепликации, закону, которым только и озабочено всё живое. Разум в размножении не помощник, жизнью он явно не предусматривался, и вреден. За противозаконное появление он объявлен автором недоразумением.

Пытаясь уяснить смысл, суть жизни, отделим все духовные, побочные ветви в рассуждении: любознательность, любовь к красотам внешнего мира и т. п. – и получим вместе с В. Цаплиным «в сухом остатке» несущий ствол, репликацию. Всмотримся неторопливо в свой продукт, и обнаружим, что, убрав главное, мы оставили ствол действительно сухим, бесплодным.

Что разум – это излишество, ошибка природы, – такое заключение не допускается самим здравым разумом.

Не дать себя зомбировать – научному жаргону, и увлечь – заносчивости.

Ответственный человек не может силой авторитета навязывать мнение там, где требуются доказательства. Он не может заявить, что Бога нет, что все загадки природы, в конце концов, будут сведены наукой к простым физическим явлениям и объяснены, – это бы означало подмену одной веры другой. Наука сама существует благодаря неуверенности и поискам. Наши открытия – всего лишь приоткрытия. Нам ничего неизвестно о 95% невидимой, окружающей нас и заполняющей нас же материи. Многие законы нам ещё не известны, а известные не универсальны, они не могут действовать в чёрной дыре, не действовали до и в момент Большого взрыва во Вселенной.

Что дало бы основание самому грамотному человеку на Земле заявить, что нет Бога, нет всемирного духа, – когда мы все свидетельствуем о наличии собственного духа, и, зная универсальный закон аналогии, вправе ожидать его продолжения в новом качестве.

С одной стороны, то, что наше сознание – случайность, излишество природы – это заявление отчаяния в познании. С другой стороны, в нём можно увидеть и заносчивое самомнение царя природы. Исключение он, видите ли.

Если дух не бессмертен, – пропадает основание у человека любоваться, выделяя себя как нечто значительное на фоне плесени.

Поверив, что человек смертен и душа его никем не востребована, человек с отчаяния соглашается: быть по сему, и – присуждает себя жить с этим.

Но не так просто убить надежду. Человека выручают иногда вновь открывшиеся обстоятельства. Да и самому, истосковавшемуся, на помилование подать можно.

Случайна жизнь на земле. Случайно в живом возник разум. Случайно народился человек. Случайно потянула в мою сторону струя воздуха.

Скорее же дело обстоит по-другому. При данных условиях ветер должен подуть именно отсюда и именно с этой скоростью. И условия для ветра создались не суммой случайностей, они, в свою очередь, одно за другим были обусловлены. И жизнь – закономерное преобразование материи, здесь или в другом месте. И именно к разуму рано или поздно должна приходить жизнь. И сознание – закономерное состояние материи.

Что бы ни выводилось на основе теории вероятности, в конце концов представляется невероятным, чтобы свершившееся могло произойти по-другому. В выборе между равными вариантами верх одерживает незамеченное нами преимущество.

Удивительно то, что во Вселенной появился Разум. И вовсе парадоксом представляется то, что до того как появиться, Разум отсутствовал.

Предположение, что всё в мире состоит из атомов, высказанное в древности Демокритом, в обыденном восприятии мира ничего не поменяло. То, что что-то из чего-то состоит, ни для кого удивительным не показалось.

К нашему времени стало известно, что атомы сами состоят из элементарных частиц, а квантовая физика добавила, что элементарные частицы способны превращаются в волны и обратно. Расстояния между частицами по сравнению с их размерами – огромны, и это пространство не пустота (оно заполнено энергией, как и межзвёздное пространство). В первый раз от этих знаний человек теряется, как будто стул из-под него убрали.

Говорят, галактики могли бы пройти одна сквозь другую. Мы не знаем, может, они и проходят. Когда мы говорим о параллельных мирах, нам предстоит объяснить себе последнее: как устроено, что мы не видны друг другу.

Наши знания об окружающем мире так ненадёжны, что даже всем известная мысль о бесконечности пространства во все стороны может показаться кому-то сомнительной. Отчего не допустить, что удаляясь от Земли, мы не вернёмся к ней с обратной стороны?

И почему не допустить круговорот во времени?

Всё или весь можно сказать о чём-то ограниченном. Применительно к бесконечному (пространству, времени, строению) всё сказать слишком смело.

Мы предполагаем иногда, что в будущем возможны или даже неминуемы духовный застой, а с ним и упадок цивилизации.

А может, мы нашу темноту нескромно называем цивилизацией и считаем деградацией то, что, возможно, является отрезвляющей ступенью развития.

В юности истину пытливо ищут в разносторонности, удовольствия в перемене. В зрелом возрасте мудрость предпочитает простоту, счастье связывается с постоянством.

По одной из теорий, Вселенная пульсирует и всё в ней раз за разом повторяется. Повторяемся и мы бесконечное число раз. А в этом случае правы фаталисты, беспочвенно утверждавшие, что всё предопределено, и что своей судьбы изменить нельзя.

Гаснет ли душа, когда гаснет сознание, или засыпает, чтобы проснуться?

«Оттуда никто не возвращался». В наше время это уже не так бесспорно. Те, кто выходил из комы (после клинической смерти), рассказывают о том, что они успели увидеть за пределом, и как им не хотелось назад. Авторитетные специалисты объясняют уход души через туннель галлюцинациями голодающего мозга. Но когда кто-то из потерпевших рассказывает, что он (без памяти, обездвиженный, с закрытыми глазами) видел сверху, что делали с его трупом, слышал весь разговор между врачами в палате и за её пределами, и те подтверждают это, специалистам на это сказать нечего.

Физически трудный взлёт и сладостный свободный полёт во сне. Кажется, человеку известно это состояние, как будто он летал задолго до того, как изобрёл самолёт. И в радости любви, и в духовном взлёте, и в добром уюте мы обнаруживаем проблески совершенства, к которому причастны от рождения.

Если бы новорождённое дитя ничего не соображало, оно бы и не стало соображать, и не улыбнулось бы в первый раз. Можно ли разбудить то, чего нет?

Неживое безвременно. То, что живет, находится в районе времени вокруг настоящего. То, что обретает память, ещё прихватывает к району. Границы разумного уходят за пределы его жизни, в бесконечность и неподвижность времени.

Смерть это пауза для разума, такая же, как для слуха затишье.

Законы могут оказаться сложнее, чем нам теперь представляются, а могут оказаться и гораздо проще. Может быть, вся сумма известных нам и неизвестных правил сводится к одному простому закону, построен же весь живой мир по единому принципу, из небольшого числа кирпичей. Как это часто бывает, ответ может оказаться проще задачи и выражается одним возгласом изумления.