Когда у тебя нет солидного писательского опыта, всегда очень непросто дается начало. Здесь, по-видимому, как и в музыке, важно выбрать нужную тональность, взять первую ноту, и тогда от этого будет зависеть звучание и атмосфера всего произведения. Еще при написании первой части повести я долго раздумывал над тем, как все-таки вести повествование – от первого или третьего лица, а также, не следует ли автору этого произведения пользоваться псевдонимом? Так, в первой части, до известной степени автобиографических зарисовок, для придания динамичности и выразительности, автор решил вести повествование от первого лица. При этом видны допущенные им просчеты и промахи, особенно это касается эпизодов с личностными переживаниями. А скажите на милость, как можно со стороны наблюдателя-статиста передать атмосферу, наполненную страстями жизни? Мне кажется, это невозможно. И если написанное произведение не хватает за душу, не будоражит мозг, а служит лишь одной цели – как можно эффективнее убить время, такое произведение с полным основанием можно считать вредным и, не колеблясь, предать огню.

Для того, чтобы у читателей не возникало далее никаких сомнений относительно личности автора, то есть того субъекта, с которым в этой повести они будут иметь разговор – размышлять, спорить, соглашаться или возражать, мне хочется, не откладывая дел в долгий ящик, объясниться с ними начистоту.

Дело в том, что реального человека с фамилией и отчеством, поставленной во главе произведения, хоть мне и пришлось их носить долгие годы, не существует. До последнего времени я считал, что в мире я такой всего лишь один, хотя я достаточно тесно знаком со своими родителями и признаю их за таковых. Но если бы они были живы и попытались предъявить на меня свои права, то ничего кроме путаницы у них не вышло…

В век всезнайки-интернета я, как и многие другие, озадачился своим происхождением и корнями. В начале пути я полагал, что найти людей с такой фамилией я не смогу, поскольку приведенная в титуле фамилия и отчество вымышлены. Искаженная девичья фамилия моей матушки послужила псевдонимом моей фамилии. Касательно отчества – то же самое. Я еще застал при жизни своего отца, жителя блокадного Ленинграда, которого окружающие люди называли не Иваном, кем он и был на самом деле, а всем своим соседям известен под другим именем, что удивляло даже меня!

Несмотря на это, интернет отыскал мне двойника и полного однофамильца, к которому я точно никакого отношения не имею. Недавно мне подарили исключительно редкое издание справочника псевдонимов, заглянув туда, я, правда, ничего похожего на свой псевдоним не обнаружил. Думаю, в новом издании справочника составители и издатели рано или поздно внесут необходимые изменения и коррективы и туда, без всяких сомнений, попадет псевдоним автора этой повести.

Не имею я отношения и к фамилии, взятой из библейской притчи «О сынах Заведеевых», хоть эта притча мне очень нравится, и хотелось бы какое-то отношение к ней иметь. Если все-таки предположить, что какое-то отношение к этой фамилии я все же имею, то выходит, что мои дальние предки могли быть близко знакомы с самим Иисусом Христом, что прямо следует из Евангелия от Матфея.

– Тогда приступила к Нему мать сыновей Заведеевых с сыновьями своими, кланяясь и чего – то прося у Него.

– Он сказал ей: «Чего ты хочешь?»

– Она говорит Ему: «Скажи, чтобы сии два сына мои сели у Тебя один по правую сторону, а другой по левую в Царстве Твоем».

– Иисус сказал в ответ: «Не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я буду пить или креститься крещением, которым Я крещусь?»

Они говорят Ему: «Можем».

Несколько иная интерпретация этих же событий изложена в Евангелии от Марка. Там все то же самое и практически дословно, за исключением того, что сами сыны Заведеевы, Иаков и Иоанн, предложили свои услуги Иисусу, а о матери не упоминается ни слова.

– Тогда подошли к нему сыновья Заведеевы Иаков и Иоанн и сказали:

– Учитель! Мы желаем, чтобы ты сделал нам, о чем попросим.

Он сказал: – Что хотите, чтобы сделал вам?

Они сказали ему: – Дай нам сесть у Тебя одному по правую сторону, а другому – по левому в славе Твоей.

Иисус сказал им: – Не знаете, чего просите.

Далее тексты практически дословно совпадают. Простого сопоставления достаточно, чтобы сделать заключение, что описание сцены общения Иисуса с представителями фамилии моего «псевдонима», – либо один апостол списал у другого, как и я это делал в детстве, либо они оба списали у некоего третьего. Поскольку два человека не могут сами по себе написать кусок текста дословно с таким существенным различием.

Автор также не без основания полагает, что его псевдоним схожий с фамилиями друзей и последователей Иисуса – сынами Заведеевыми, дает ему моральное право размышлять и даже высказывать свои собственные суждения о носителе религии и веры, а также таинственных событиях, связанных с его появлением и исчезновением. Может быть, по этой же причине, автор, более чем необходимо, остановился на корнях происхождения своего псевдонима.

По слабому разумению автора, обе эти библейские личности были настоящими друзьями и последователями Иисуса и предлагали ему свою помощь, чтобы сообща вершить дела земные и небесные. При этом Иисусу необходимо было немножко поделиться властью на земле с ними, а самому сосредоточиться на делах небесных, то есть по-нашему – на вопросах идеологии. На что Христос им ответил своей сакраментальной фразой, что «Царство Божие неделимо!». А ведь эти ребята согласились разделить с Иисусом его будущую участь и предлагали ему дружбу и помощь, он же отклонил ее, не желая, по-видимому, делиться с ними известностью или славой. Мне кажется, зря он им отказал, ведь настоящих друзей необходимо ценить и беречь пуще ока.

Кроме того, у автора за всю его не очень короткую жизнь накопились вопросы к церковникам самого общего характера. Где, к примеру, находился и чем занимался сам Христос, пока он не встретил своих последователей – Симона и других апостолов? Каким образом, где и когда он объявился впервые? Где он получил образование, кто занимался его воспитанием, и почему от него самого не осталось никакого документа о его учении, даже самого маленького, он что не умел писать?

Рыбаки Симон и братья Заведеевы, скорее всего, были неграмотны, но написать свое видение происходящего смогли, а Иисус, пусть даже тезисного описания учения, дать не мог? И почему бесконечной доброты и справедливости Бог оставил его умирать на кресте и вроде как оживил, когда тот был замучен вконец?

И что еще бросается в глаза, Христос легко читал мысли людей и до последнего не подавал вида о своих страшных мучениях на кресте. Рядом подобных качеств обладают йоги, достигшие высокой степени управления своим сознанием.

Можно предположить, что кому-то необходимо было породить смуту против господства римлян, а Иисус был разменной монетой в их игре. Возможно, что за его спиной стояли влиятельные особы. Или же последующие представители религиозной элиты, используя эту личность, пытались создать некую цельную, но, на мой взгляд, не очень складную картину происходящего и нового учения. Вопросов море, а ответов на них нет.

Однако с какой стороны ни посмотришь на эти исторические события, теряющиеся в глубине веков, можно сделать вывод, что и жившие тысячелетия назад люди мало чем отличались от тех, которых мы видим сейчас. Путаница имен и фамилий была задолго до моего появления в этом мире, и с тех пор не уменьшается, а даже становится всё больше, так как каждый толкователь прошлых событий добавляет свою точку зрения, искажает реалии и тем самым еще больше запутывает происходящее. При таких обстоятельствах даже в выборе псевдонима нет никакой необходимости.

Я все-таки думаю, что во всех этих хитросплетениях и некотором совпадении судеб и фамилий не обошлось без случайностей, но именно они и являются самым необходимым элементом всякой жизни. Благодаря случайностям, и мы с вами появляемся на свет, а также, по воле случая, из него уходим. У мудрецов Востока правда была иная точка зрения, те вообще считали, что всё, что бы не случилось с нами и с миром, написано на каких-то скрижалях, которых никто не видел, но, тем не менее, многие верят в их существование.

Чтобы как-то примирить существующие противоречия, автор взял на себя смелость высказать предположение, что «случайность» – это и есть элемент «необходимости» жизни или наоборот. Или то, что представляется нам случайностью, происходит всего лишь от ограниченности нашего знания. Вот таким простым способом автор разрешил одну из загадок, о которую безрезультатно Можно предположить, что кому-то необходимо было породить смуту против господства римлян, а Иисус был разменной монетой в их игре. Возможно, что за его спиной стояли влиятельные особы. Или же последующие представители религиозной элиты, используя эту личность, пытались создать некую цельную, но, на мой взгляд, не очень складную картину происходящего и нового учения. Вопросов море, а ответов на них нет.

Я все-таки думаю, что во всех этих хитросплетениях и некотором совпадении судеб и фамилий не обошлось без случайностей, но именно они и являются самым необходимым элементом всякой жизни. Благодаря случайностям и мы с вами появляемся на свет, также по воле случая из него уходим. У мудрецов Востока правда была иная точка зрения, те вообще считали, что всё, что бы ни случилось с нами и с миром, написано на каких-то скрижалях, которых никто не видел, но, тем не менее, многие верят в их существование.вали свои головы лучшие умы рода человеческого.

И еще мне думается, что Господь Бог, сотворив абсолютно правильный и предсказуемый мир, так как он все-таки был величайший мастер, усмотрел в своем труде скучноватый элемент однообразия и определенности, решил впоследствии добавить ко всему этому великолепию элемент случайности. Тем самым разнообразил происходящее до такой степени, что и ему стало интересно понаблюдать, что иногда получается из всего того, что он натворил. Немного погодя, мы вернемся к этой важной для каждого человека теме и посмотрим, как она реализуется на практике, ибо только она и является пробным камнем любой теории и истины.

Вопросы же веры, согласно существующей точке зрения, принято не подвергать критике и сомнению. С этим автор, безусловно, спешит согласиться, как и с аксиоматическим построением геометрии. Но в этом случае, аксиомы должны быть непротиворечивы, и не представлять собой наваленные в кучу порой бессмысленные и противоречивые истины.

Затронув эту важную тему, автор уже не может остановиться и рассуждает, как заправский профессор богословия какого-нибудь провинциального университета. И, таким образом, для сведения читателей он сообщает, что в вопросах веры склоняется к убеждениям философов, которые за божество принимали природу, а также ему близки воззрения сторонников учения Раджи йоги, где наиболее незамысловато представлено устройство мироздания и место в нем человека. Вопросы же религии автор, не будучи теологом, выносит за скобки, тем более что рассмотрение различных верований показывает на их близость с небольшими отличиями, и служат они тем, которые озадачены не объединением людей, а их разъединением. Достаточно сказать, что из-за совершенно ничтожных разночтений религиозных догм было положено неисчислимое число созданных Богом творений. Подумать только, что сторонники одной конфессии, которые крестятся двумя пальцами, готовы передушить сторонников другой, которые крестятся тремя. Я еще могу понять, что спор вышел по причине того, что, по утверждению одних, фигура, которая исполняется тремя пальцами, не может быть исполнена двумя, в то же самое время сторонники другого течения утверждают обратное.

Но, чтобы уж совсем поставить точки, где положено, автор может сообщить читателю, что хоть он далеко отстоит от однофамильцев своего псевдонима. Он не забирался вместе с Иисусом на гору, но ему очень хотелось бы верить в его существование, как человека, принесшего в мир высочайшие морально-этические нормы поведения людей, пусть даже за его спиной стояли другие. Творимые же им чудеса вполне вписываются в деяния человека, владеющего внушением, гипнозом и принципами йоги. А как человек, который немного ближе, чем другие соприкасается с законами природы, автор верит в создателя, конечно, представляя его себе не в виде старичка, сидящего на облаке.

Возвращаясь же к главному, мы можем констатировать непреложный факт, что человек, который написал эти строки, жил без сомнения, а вот был ли он – это большой вопрос. А поскольку в титуле повести стоят конкретные фамилия, имя и отчество, правильнее со всех точек зрения считать все это псевдонимом, который и носит автор этой повести. Псевдоним же дает ему право безнаказанно куражиться, прибегать к смешанному стилю написания, время от времени вживаться в образ героя и повествовать от первого лица. Иногда же, когда как ему кажется, в этом есть необходимость, отстраняться от героя и, как бы со стороны умудренного жизнью человека, критиковать и анализировать его поступки, то есть казаться умнее, чем это есть на самом деле.

Предисловие к «Двадцатому ре-минорному…»

Если автору достанет времени, труда и терпения дописать эти воспоминания, то непременно значительная часть в них будет посвящена всем тем, кто столько сил потратил на нас бестолковых, то есть нашим учителям. Нельзя не сказать и о тех, которые, сами того не подозревая, учили и воспитывали нас и, в сущности, являлись теми, которым мы обязаны всем, а главным образом тем, что мы можем время от времени понимать друг друга.

Один мой старый знакомый, делая акцент на значении слова в жизни человечества, сказал, что существует лишь только то, что написано. «Вспомните! Вначале было Слово!» При размышлении над этими словами, примеряя эту сентенцию по отношению к самому себе и своим близким, я пришел к достаточно мрачному выводу: получалось так, что ни меня, ни других людей, с которыми мне пришлось делить тяготы и радости жизни, как бы и вовсе не существовало. С подобным постулатом, в силу своего упрямого и скверного характера, автор этих строк смириться не мог ни при каких условиях и обстоятельствах. Такие соображения и явились главным толчком, который побудил автора взяться за перо, несмотря на отсутствие подходящего писательского опыта и должной сноровки к написанию рассказов, повестей или романов, впрочем, с короткими рассказами еще куда ни шло.

Этим зарисовкам автору хотелось бы придать название, которое бы в наибольшей степени отражало существо дела. Первоначальный замысел автора состоял в описании происшедших с ним событий, оставивших неизгладимое впечатление в его памяти, и которые были связаны с его пребыванием в далеком степном селении на реке Ишим. Описав эти события в коротеньком очерке «Дети Ишима» и разместив его в средствах массовой информации, автор нашел повышенное внимание к своему труду, как его соплеменниками, так и другой общественностью. Он без определенного чувства удовлетворения обнаружил всего лишь единственное ругательное замечание со стороны своего закадычного друга детства. Но друзьям, тем более друзьям детства, прощается многое…

А поскольку воодушевленный названным произведением народ требовал продолжения повести, автор, поразмыслив недолго, решил продолжить начатое, что в соответствии с первоначальным замыслом и в совокупности с предыдущим трудом должно составить более масштабное произведение. При этом, естественно, придал более масштабному произведению новое название. Название же этого труда, такое, например, как «По волнам моей памяти», хорошо подошло бы к его содержанию, поскольку основано исключительно на зарубках, оставленных жизнью на затылке и в памяти автора. Автор при этом не без основания опасается, как бы просвещенный читатель не обвинил его в плагиате или других грехах, так как рассказов и повестей с подобным названием должно существовать великое множество, поскольку книги сейчас не пишут только уж совсем ленивые.

Согласно законам логики, «Двадцатый ре-минорный» являются частью обширного труда, поскольку объединены главными героями и самим автором. Взвесив все же хорошенько доводы за и против, автор решил своему главному творению «Дети Ишима» и дать ему название «Двадцатый ре-минорный» и с этим наименованием выпустить его в плавание по безбрежному океану жизни. По слабому разумению автора такое наименование, по форме и по существу, должно будет наиболее близко соответствовать написанному.

Но, в конечном счете, поскольку, как уже отмечал автор, эти записки сделаны для себя или, в лучшем случае, для нескольких близких ему людей, он рассчитывает на их благоразумие, чтобы, читая, они не отождествили это наименование с одноименным произведением великого Моцарта. Следует заметить, что подобное наименование вызывает некоторые ассоциации с достаточно грустным или минорным по содержанию двадцатым веком, однако это, по мнению автора, всего лишь случайное совпадение. Хочу заранее предупредить читателя, что сочинение такого жанра пишется автором впервые, и заранее предугадать, что из этого получится, не возьмется никто, даже сам автор.

Небо над Ишимом и сопками

Часть 1 Allegro

Дети Ишима

Чем дальше от истоков меня уносит течение бурной реки «Времени», тем с большей ностальгией тянет в мир детства. Все чаще мне вспоминаются друзья, приятели, наши увлечения и проделки, сопки, река Ишим, многодневные снежные бураны и многое, многое другое. Больше всего меня беспокоит то, что по какой-либо причине я могу все это позабыть, мало ли что может случиться, так вот и сейчас, по непонятной причине, мне почти перестали сниться сны. Мерещится по ночам всякая дрянь. Наверное, старею понемногу. Жаль, конечно…

В детстве я мог по желанию заказать заранее себе сон на ночь. Особенно часто я заказывал полеты во сне. Не сразу мне удалось добиться ощутимых результатов в искусстве преодоления притяжения. Необходимость обучиться этому ремеслу возникла также из сновидений. Многим знакомо чувство беспомощности в ночных кошмарах.

Так вот, обнаружил я в себе способность парить в пространстве случайно. Однажды при прыжке во сне я почувствовал какое-то приятное ощущение легкости и свободы. Опускаться вниз не хотелось. Я вначале сделал движение руками, напоминающее гребок от земли, как вдруг падение замедлилось, а затем и вовсе прекратилось. Если быть точным, это парение в воздухе скорее напоминало плавание под водой с той лишь разницей, что можно было свободно дышать и не требовалось больших усилий поддерживать равновесие. Для новичков, которые начнут осваивать эту стихию, я бы посоветовал остерегаться линий электропередач, они попадаются там, где меньше всего их ожидаешь. Меня, во всяком случае, при подъеме и приземлении они беспокоили больше всего.

Звезды и сопки

Помнится, днем я с нетерпением дожидался вечера, а вечером засыпал с блаженством, ожидая грядущих происшествий и событий в предвкушении радостного ощущения полнейшей свободы. Не зря, видно, древние считали, что свободу не стоит продавать ни за какие деньги. Повзрослев, я не переставал руководствоваться этим правилом, конечно, мне не удалось разбогатеть, но благодаря этому правилу удалось избежать многих житейских проблем.

Несколько позднее, не так много лет тому назад, меня со странной периодичностью начали посещать другие сны. Они приходили сами без моего вмешательства, были более редкими и разнообразными. Это были сны, так или иначе связанные с моим детством, проведенным в маленьком селении, расположенном на берегу реки Ишим. Со временем сны стали беспокойнее.

Мои товарищи и односельчане, развеянные временем и переменами по всему свету, сообщали, что Ишим катастрофически мелеет, что в нашем поселке не осталось ни одного человека, который бы помнил о своих «героях», т.е. о нас, и что всё переменилось до неузнаваемости. В довершение всего, мне приснился сон о том, что на месте «Нашей сопки» вырыли огромный котлован, поскольку геологи обнаружили в ней какие-то полезные ископаемые. Мне всегда казалось, что наши сопки не простые, а в их глубине скрыты безмерные сокровища, и это придавало им особенную таинственность. А на месте старого русла Ишима, где проходили дни нашего детства, прорыли канал и по нему транспортируют открытые в «Наших сопках» эти самые сокровища. Согласитесь, друзья мои, что поводов для беспокойства и даже паники у меня было более чем достаточно. Шло время, а мое беспокойство не только не проходило, а лишь усиливалось.

Как-то недавно редактор одного из журналов, мой старый знакомый, рецензируя очередной мой научный опус, заметил: «А знаете коллега, ведь того, что сделано или есть, уже не существует. Существует лишь только то, что написано!» Вот я и подумал, что, возможно, эти воспоминания, положенные на бумагу, хоть в какой-то степени помогут мне или моим друзьям сохранить немногое из того, что так безжалостно истребило и продолжает истреблять время. По правде говоря, задача эта не из легких, и, на мой взгляд, по плечу настоящим маститым писателям, к которым автор себя не причисляет. Но, насколько мне помнится, среди моих закадычных друзей и приятелей нашего затерянного в степи поселка каких-нибудь потомков Гоголя, Бальзака или Толстого не водилось. Что же касается отсутствия у автора должного таланта для описания исторических событий, связанных с его пребыванием на берегах Ишима, в этом отчасти не его вина.

Был случай в моей школьной биографии, который надолго отбил у меня что-нибудь писать для посторонних. Это случилось в первый мой год пребывания в названных выше местах, куда мы переехали с цветущей Украины. Осенью, в самом начале занятий в четвертом классе, на уроке русского языка, нас, школяров, попросили написать сочинение о наиболее памятном летнем дне. И я написал честно, как на духу. Впервые в жизни ни у кого не списывал.

В память мне врезался один денек, когда я со своими дружками по вылазкам в соседские сады решил посетить и проникнуть на расположенное за городом военное стрельбище и набрать там автоматных гильз и патронов, а если повезет, то чего-нибудь и посущественнее. Дорога перед полигоном проходила сначала по полю, потом пошла через лес. Меня после посещения сада и неограниченного употребления черешни полуденное солнце что-то расслабило, я отстал от остальной толпы и остался один на лесной поляне. Развалился в высокой траве и смотрел на островок неба, окруженный верхушками берез и сосен. Писал я о теплом летнем украинском дне, поляне, зеленой траве и белоснежных облаках, плывущих в лазурном небе, писал, как художник пишет с натуры свою возлюбленную.

Наша учительница Ядвига Адольфовна очень похвалила меня и мое произведение, однако впоследствии долго и деликатно допытывалась, из какой такой книги все это я передрал? Вероятно, этот случай повлиял на мое отношение как к писательству вообще, так и справедливым судам, в частности. Так, едва начав, я завершил свою карьеру художественного писателя, возненавидев не только русский язык, но и все языки в мире, отдав себя полностью изучению науки, техники и жизни.

После этого случая сочинения я только списывал. Но, как говорится, «сколь веревочке не виться.». Это небрежение достигло таких пределов, что, когда наступило время образовываться дальше, у меня возникли серьезные проблемы с сочинительством. Писал я что попало, а знаки препинания расставлял примерно равномерно по тексту написанного. Перед последним вступительным экзаменом по русскому языку в высшую школу я проконсультировался с бывалыми людьми, как мне быть, и мне посоветовали писать как можно более короткими фразами, избегать сложных фразеологических оборотов и кроме точек не ставить никаких других знаков препинания. Я так и сделал. Сочинение написал как можно более крупными буквами и односложными предложениями на половине стандартного листа. Клянусь! История приемных экзаменов в мире не знает более лаконичного сочинения.

В нашем мужском физико-техническом «монастыре» кафедры русского языка не было, а проверку сочинений проводила кафедра иностранных языков. Уверен, они повеселились от души, может быть, даже попадали со смеху, читая тот опус. Я же ждал последнего и окончательного приговора членов экзаменационного судилища. Приемную комиссию физико-технического института раздирали глубокие противоречия, – какое принять решение? Все остальные экзамены, на тот раз, мной были выдержаны даже лучше, чем хорошо. Вместе с тем «кол», хоть и по непрофильному экзамену, согласно действующим законам, с очевидностью лишал меня возможности дальнейшего совершенствования в физических и технических науках.

Неожиданно меня попросили срочно зайти на кафедру иностранных языков и обсудить там какие-то возникшие вопросы. Я понял, всё! Мое появление было встречено присутствующими педагогами кафедры с любопытством и нескрываемым интересом. Пододвинув ко мне наполовину мной исписанный большими буквами лист, они уточнили, точно ли перед ними автор этого произведения. Я и не стал отпираться от авторства и написанной там ереси. После чего меня попросили своей ручкой и своей рукой исправить допущенные ошибки и отпустили. «Беспредельна милость творца и кафедры иностранных языков, – подумалось мне. Будучи, правда, уже студентом и встретившись с представительницами кафедры в другом качестве, я понял, что поспешил приобщить педагогов этой кафедры к ликам святых.

Пишу это все я к тому, чтобы заранее предупредить незнакомого мне читателя о том, чтобы он не искал в этой бесхитростной истории изысканного слога, оригинальных метафор и всего остального, что отличает профессионального писателя от любителя. Одно меня извиняет, друзья мои, это то, что во всем здесь написанном есть истинная правда. В этой истории нет ничего такого, что, почитывая написанное, мои старинные друзья-приятели могли бы сказать: «Ну и мастер же он приврать!» В детстве, конечно, я был изрядным фантазером, мечтателем и хулиганом, причем это все легко уживалось в одном лице. Где-то в классе четвертом за многочисленные проделки меня собирались отчислить из школы, но молоденькая и хорошенькая учительница Вера Станиславовна, жена тирана-завуча, встала на мою сторону. Навсегда запомнились произнесенные ею в мою защиту слова: «Вот из таких, в конце концов, и получается что-то стоящее!». Может подсознательно, в последующий период жизни, я стремился оправдать ее веру, ведь надо же было такому случиться! И имя-то у нее было Вера! Ну, а что из этого получилось, судить не мне. Иногда мне кажется, что получилось, а иногда и нет.