Buch lesen: «Амулеты»

Пролог

Здравствуйте!

Меня зовут Дмитрий Орлов. Я прожил долгую и счастливую жизнь. Именно счастливую жизнь, несмотря на тот факт, что в последнее время она состояла только из одних потерь.

Первое осознание того, что я буду неуклонно терять, пришло ко мне, когда мне исполнилось сорок семь лет или сорок восемь. Сейчас и не вспомнить. Да и важно ли? Ей-богу, спорный вопрос! Главное, я помню, что двадцать седьмого марта N-года моя единственная дочь Виктория вышла замуж за офисного клерка Анатолия, с которым мы так и не подружились, как бы я не пытался наладить с ним контакт.

После церемонии бракосочетания я плакал. Нет. Я рыдал, как рыдал бы любой родитель на моем месте. Я понял простую истину, что моя дочь выросла, превратившись из скромной и наивной девочки в самостоятельную женщину. Что она ускользает из моей жизни, исчезая в дымке одинокой старости. Что теперь ее сердце принадлежит ему и только ему.

Потом умерла моя любимая жена, с которой мы прожили в счастливом браке больше пятидесяти лет. Мы успели отпраздновать «золотую» свадьбу. Что-то внутри меня умерло, вместе с ней. Я думал, сойду с ума: рассудок затуманился. Но постоянная поддержка дочери помогла мне пережить потерю любимой женщины, матери и лучшего друга. Именно друга, с которым мы вместе преодаливали жизненные трудности и препятствия. Мы вместе скоробили и оплакивали своих умерших от старости родителей и радовались таким мелочам (а вся наша жизнь состоит из мелочей!), как повышение на работе.

…Два года назад Виктория погибла в крупной автокатастрофе. В ее старенький «Шевролет» врезался пассажирский автобус: отказали тормоза. В чудовищной аварии погибло еще десять человек. Виктории было всего шестьдесят шесть. Вот тогда мое сердце не выдержало, у меня случился первый инфаркт. Я чудом выжил, за что проклинал Господа. Я не хотел дальше жить, я не видел смысла в опустевшем мире, где я остался один – дочь не могла родить ребенка, я так и не стал дедушкой – со своим радикулитом и еле работающим сердцем. И через месяц после первого инфаркта, у меня случился второй…

…И я снова чудом выжил. Посчитав, что это знак свыше, я решил жить, невзирая ни на что.

Недавно мне исполнилось девяносто девять лет. Выдающаяся дата. Конечно, девяносто девять – не лучший возраст.

Помню, когда мне было двадцать лет, в те дни мир, казался, молодым и зеленым, я не мог нарадоваться жизнью, все в ней пленило и расслабляло, не было никаких проблем, ни ответственности, ни ежедневных, монотонных и будничный забот. Я был холостым студентом, который познавал не только нудные научные дисциплины по маркетингу и менеджменту, но и другие более нужные и естественные науки, как наука ухаживания за девушками, наука достижения поставленных целей. И другие.

Именно в двадцать лет я впервые увидел свою будущую жену на одной из студенческих вечеринок.

И понеслось. Как будто кто-то свыше нажал на рулетку жизни. От первого нежного поцелуя к первой влюбленности (к первой взаимной симпатии). От влюбленности к первой большой и «крепкой» любви, это, когда ты уже четко понимаешь разницу между первой романтикой и настоящей дружбой двух противоположных полов, где каждый идет друг другу на уступки (а больше никак!). От первой любви к молниеносному обмену кольцами в знак нашей взаимной и вечной любви перед Богом, перед дорогими людьми, перед всем миров, в конце концов. От волшебной свадьбы к первому ребенку, который незаметно для нас стал смыслом жизни. Мы стали семьей, которую нужно было кормить и обеспечивать.

Жизнь – стремительная река. Особенно, когда устраиваешься на работу. Время словно разгоняет свои невидимые стрелки, сменяя зиму на весну; весну на лето; лето на осень; осень на зиму. Не успеваешь проснуться, как видишь перед глазами дочь, которая уже превратилась в юную красавицу и пошла в колледж, а жена в зрелую женщину с первой седой прядью на голове. Ты понимаешь, что ты уже стареешь. Хотя вроде бы только вчера начал жить.

В двадцать лет я думал, что до пятидесяти так далеко, что этого никогда не случится. Как же я ошибался. Это всего пятьдесят белоснежных зим. Всего!

Время никого не жалеет. Все мы – смертны. Казалось, еще вчера я просыпался от оглушительного крика шестимесячного ребенка в соседней комнате, от стонов любящей жены во сне… теперь я просыпаюсь в маленькой и одинокой палате от криков больных стариков, которые мне стали единственными друзьями на этой земле. А самое паршивое из всего этого то, что, когда ты открываешь глаза, вернувшись из мира сновидений, ты понимаешь, что тебе уже далеко не двадцать лет.

А девяносто девять. Ужас!

В девяносто девять я стал смотреть на свое сморщенное и обвисшее тело не с таким открытым отвращением как раньше. Наверное, привык. Хотя поверьте, очень тяжело осознавать, что ты уже давно и бесповоротно постарел, что каждый вздох может быть последним, что ты никому не нужен. Последнее, невыносимо угнетает. У каждого человека будут мысли подумать о самоубийстве. И не надо мне доказывать обратное убеждение. Вы просто молоды! Я тоже думал об этом в свое время. Но уверен, что никогда не смог бы посягнуть на собственную жизнь, я ее слишком ценил, как дар Божий. И всегда считал, что в жизни больше хорошего, чем плохого.

Как вы заметили, я смотрю на мир в очках оптимиста. Это всегда мне помогало. Помогло, когда мы потерли свой дом из-за лесных пожаров. Наш дом был выстроен в непосредственной близости от Уральских лесов, которые часто вспыхивали от халатности людей, но в основном от сильной жары в летнее время года (тогда сгорела большая часть нашей милой улочки). Мы остались у разбитого корыта. Без крова. На улице. Одни. Но это горе не сломило нас, а наоборот: закалило характер. Мы построили новый дом, в который вернулись прежние составляющие: уют и спокойствие. Все шло по-прежнему. Своим чередом…

Только к старости понимаешь истинный вес времени. Время – бесценно. Его не купишь и не продашь. Время – быстрая и опасная река, которая когда-то была полна, а теперь суха. Когда ты молодой и полон сил и энергии, время словно останавливает свои невидимые стрелки. Но, когда ты немощный пенсионер, время в одночасье становится безжалостным и беспощадным к тебе, разгоняя стрелки часов.

Казалось бы, еще вчера я смотрел в зеркало и видел в нем подтянутого и молодого мальчишку с шикарной шевелюрой (сейчас я наблюдаю, к моему большому сожалению, реденькие волосенки, как у ребенка) без единой морщинки на лице, на котором сияла добрая и лучезарная улыбка. Все медсестры говорят, что добрую улыбку я сохранил и по сей день. Знаете ли, это очень приятно, учитывая тот факт, что сейчас я хожу в ровных и белоснежных зубных протезах: свои зубы я потерял еще в далеком 2044 году от парадантоза, когда мне было всего-то пятьдесят пять. Да, было время!

Конечно, сморщенное тело, это полбеды. Меня больше волнует мое больное сердце, которое в последнее время стало барахлить. Как я говорил ранее, я перенес два тяжелых инфаркта. Врачи сказали, что следующего инфаркта я уже не переживу. Не думайте, что я отчаиваюсь, для меня смерть – это естественный и завершающий этап моей долгой жизни. Увы, без нее никак.

Как бы это не звучало печально, но больничный корпус стал для меня родным и единственным домом. В нем лучше, чем в пустом и покинутом доме. Во-первых, здесь за мной ухаживают, кормят и «выгуливают» под строгим наблюдением врача в строго определенное время, в семь часов вечера, если быть точным. Во-вторых, можно пообщаться с такими же, как я развалинами, обсудить типичные проблемы стариков – радикулит, сколиоз, провалы памяти…

Я стал многое забывать. Память словно сама стирает определенные этапы жизни. Вчера я не мог вспомнить, почти два часа, как зовут мою дочь. Я плакал, злился на самого себя, но вспомнил. И это главное!

Вы скажите: «Ну и старый пердун! Совсем обнаглел! Почти сто лет и жалуется на свои провалы памяти и морщинистую кожу!». И вы будите, абсолютно правы. Я ни имею право жаловаться на такие мелочи, как еле бьющееся сердце. Сейчас молодые люди умирают в сорок, а то и тридцать лет. Плохая экология подкинула новому поколению ужасную подлянку – слабый иммунитет ко всякой заразе, которая заполонила наш дряхлый и истощенный мир. Я виню в этом себя, как и все человечество, которое поздно осознало, какой урон нанесло природе.

Но не будем о глобальных проблемах мира сего. Я и так слегка отошел от того, что задумал.

Как я говорил ранее, я стал многое забывать: детство, школьные годы, работу, иногда жену. Так бывает, когда вам девяносто девять.

Но я отчетливо помню, как в двенадцать лет одна история изменила меня раз и навсегда. Двенадцать лет – вот где пристанище для дивных воспоминаний, которые с годами человек бесследно забывает.

Я никогда и не кому ее не рассказывал. И не рассказал бы, да вот не дают мне покоя Иллюзион… я остро нуждаюсь в том, чтобы записать эту историю на бумаге, пока она не стерлась в моей памяти, как ненужная информация.

Вы можете мне не верить. Вы имеете на это полное право. Но для начала задумайтесь, зачем почти столетнему старцу, у которого скоро откажет изрядно износившийся моторчик, обманывать вас и самого себя?

Если же Вы мне не поверите, это не сильно меня расстроит. Честно! Я к этому времени скорее всего буду уже на небесах вместе со своей любимой женой и дочерью и парить, как гордая и вольная птица в пористых облаках, не чувствуя постоянно ноющей боли. Боли утраты.

Еще раз прошу меня извить за то, что с самого начала отступил от своего рассказа, повествуя о своей счастливой жизни.

Начнем? Тогда смелее переворачиваете страницу, чтобы отправиться в самое невероятное приключение в вашей жизни. Вы отправляетесь в Иллюзион.

ЧАСТЬ 1

АМУЛЕТЫ

Глава 1

Все началось с того, что мой отец, Андрей Николаевич Орлов, разбудил меня ранним воскресным утром, чтобы я отнес лекарство нашей любимой бабушке, Валентине Степановне. Ей было под восемьдесят. В последние два года она сильно болела: тело сковал стальными цепями ненавистный артрит, а давление повышалось до критической отметки. Из больницы ее выписали месяц назад, так и не сбив давление до необходимой нормы. Я спросил у отца: «Почему ее выписывают из больницы, когда она еще больна?». Отец ответил мне: «Врачи посчитали, что она слишком долго лежит в их отделении, занимая место для тех, кто еще излечим». В свои двенадцать лет я хорошо понял, что имел в виду отец. Я возненавидел врачей!

Поначалу я не хотел вставать. Кому охота вставать воскресным утром и идти через весь город к бабушке? Но хочешь, не хочешь – а надо. Поэтому я встал с недовольной, сонной миной на лице и пошел в ванную чистить зубы перед завтраком: ароматный запах яичницы обволакивал нашу маленькую уютную квартиру. Мама, как обычно встала пораньше.

И почему им не спиться? – подумал я про себя.

В двенадцать лет почти никогда не понимаешь родителей. Они кажутся тебе чересчур правильными, чересчур умными, чересчур занудными. Как книги по истории или по литературе. Потом уже с годами понимаешь их суть бытия, становясь их точной копией, как бы тебе этого не хотелось в детстве. Так устроена наша жизнь. Человек с годами становится мудрее и нуднее. Его сердце умирает. Никуда от этого не деться.

Я умылся. Съев великолепную яичницу, состоящую из трех яиц, кусок свежего хлеба с толстым слоем высококалорийного масла, я пошел одеваться, как вдруг мама мне говорит, при этом успевая сбивать вязкое тесто, которое обволакивало ее нежные руки:

– Дмитрий, не забудь после того, как сходишь к бабушке, сходить к семье Блинковых и купить у них козьего молока. Деньги лежат на прихожей. На сдачу можешь купить себя все, что захочешь. Хорошо, милый?

– Да, мам. Будет сделано, – сказал я и посмотрел на ванную дверь, из которой вышел взбодрившийся отец с широкой улыбкой на лице: даже казачьи усы удлинились от располагающей улыбки. Не зря он работал учителем географии в старой и маленькой школе.

– Ну что проснулся сынок или еще нет? – спросил он.

– Почти. Холодная вода взбодрила. А плотный завтрак снова приглашает на сон, – улыбаясь, ответил я, глядя на его редкие волосы на голове.

Скоро у меня будут такие же, – подумал я. И не ошибся, проверив эту теорию через пару десятилетий.

– Кто рано встает, тому Бог подает, – сказала мама звонким голосом из кухни, где продолжала мять тесто.

– Мама правильно говорит. Не спи, а то замерзнешь, – отец по-дружески стукнул меня по плечу и исчез в большой комнате все с той же лучезарной улыбкой на лице. Он радовался очередному повышению на работе. Он стал заместителем директора.

Из комнаты раздался его голос:

– Дмитрий, ты молодец. Мы с мамой тобой гордимся, сынок.

– Спасибо, пап, – мне было очень приятно слышать столь теплые слова о себе. – Я скоро приду! – крикнул я, одевая пошарканные коричневый туфли.

– Будь осторожен, любимый, – сказала мама.

– Хорошо!

Утро выдалось отличным. Светало. Птицы звонко пели любовные серенады, а то и романсы. Солнце выходило из-за горизонта. В воздухе витал осенний морозец. Осень все ближе и ближе подкрадывалась к нашему городу, обрамляя его улицы в золотистое одеяние.

В хорошем настроении я дошел до бабушкиного дома, любуясь красотами Уральской местности. Ранней осенью было особенно красиво, светило яркое солнце, освещая и давая жизнь умирающим листочкам. Но затем приходила поздняя осень, и бесконечные серые тучи затягивали небо, красота испарялась так же быстро и бесследно, как молодость. Вроде бы вчера деревья были усеяны желтыми листочками, как через пару мгновений от их былой пышности и роскошности оставались только зловещие силуэты голых чудовищ, по веткам которых стекал противный осенний дождь.

Отрыв входную двери, я снял верхнюю одежду и вошел в маленькую комнату, в которой спала бабушка на большой и мягкой постели, занимающей почти все пространство тесной комнатушки. Напротив кровати стоял деревянный комод, на котором располагался старенький отечественный черно-белый телевизор «Горизонт» (он весил больше 36 килограмм!) и небольшой платяной шкаф для одежды.

Насколько я помню, мы с бабушкой были лучшими друзьями. Она всегда со мной играла и пекла самое лучшее печенье на свете, оно было настолько нежным, что мгновенно таяло во рту, словно плитка вкусного шоколада. А как она танцевала и пела! Приятный голос вкупе с восточными, завораживающими танцами всегда снимали бурю аплодисментов на всех днях рождениях и праздниках. Она словно менялась в танце: живая, энергичная, веселая.

А теперь она лежит целыми днями в кровати. Седые, вьющиеся волосы превратилась в ломкую солому. Похудевшее и постаревшее лет на десять лицо было нахмуренно, брови прижаты друг другу, как будто она чем-то была не довольна. Тощее тело было накрыто белой простыней.

Она спала, тихо сопя. Ее грудь медленно вздымалось и опускалось. У меня на глазах появились горькие слезы: одна слеза скатилась по щеке. Я сдержался, чтобы не заплакать.

Положив на комод лекарство, я достал из верхнего отсека прибор для проверки давления. Я уже не раз приходил к ней по утрам, чтобы проверить ее давление. Я сначала не понимал, зачем я это делаю. Ведь мама и так каждый день приходит ухаживать за бабушкой. Но после двух или трех визитов, я понял их цель – навестить бабушку, поговорить с ней, отвлечь ее и свои мысли от всего плохого. Например, мысли о смерти, которые меня пугали до дрожи в коленках. Я ее боялся. Боялся, что ОНА заберет мою бабушку. Я не хотел ее отдавать. Я молился о ее выздоровление. Я ее безумно любил.

– Бабуль! – почти шепотом сказал я, одной рукой аккуратно касаясь ее лица. – Просыпайся.

– Дмитрий, – сонным голосом сказала она, открыв свои большие голубые глаза. Она улыбнулась. – Я рада тебя видеть, внучок. Ты пришел измерить мне давление? – Я кивнул. – Может, сначала выпьем с тобой по чашечке крепкого кофе?

– Но, бабуль! Тебе же нельзя пить кофе, – возразил я.

– Да я знаю, что мне нельзя. Но когда что-то запрещают, еще больше хочется. Ты ведь меня понимаешь? Пока мы одни. Вдвоем. Нарушим правила. Попьем крепкого кофе со сладкими сушками. Мне нужно тебе кое-что рассказать до прихода твоей матери – моей любимой дочурки. Я уверена, тебе понравится мой рассказ.

– Но… – хотел запротестовать я, как вдруг она меня перебила.

– Без всяких «но» Дмитрий. Сделай бабушку счастливой. Налей горячей, но не кипящей воды в белые, узорчаты кружки. Положи себя пол-ложечки, а мне ложечку, желательно с горочкой крепкого растворимого кофе «Бушидо». И про сахар не забудь. По две ложки. Понял, мой милый? – нежным, материнским голосом сказала бабушка.

– Я понял, – ответил я и пошел на кухню.

Я сдался, хотя был хорошо осведомлен, что бабушке категорически запрещалось пить кофе. Но как я мог отказать любимому человеку, который улыбается такой нежной и приятной улыбкой?

– Спасибо, – сказал она, осторожно и медленно взяв чашечку крепкого кофе из моих рук. Она сделала глоток и застонала от удовольствия, когда черный напиток скользнул по ее гортани, согревая ее тело. Она была счастлива, улыбаясь невинной улыбкой. В тот момент, я увидел в ее глазах ту живую и энергичную бабушку, которой были нестрашны никакие болезни. Некогда поникший огонек в ее глазах на мгновение загорелся ярким пламенем.

– Не за что, бабуль! Меня родители убьют за то, что я сделал, но как я мог тебе отказать? – Я отлил кофе. – Ты мне обещала рассказать историю. И еще она должна мне понравиться, помнишь? – ехидно улыбаясь, напомнил я.

– Какой же ты нетерпеливый. Не даешь бабушки насладиться хорошим кофе. Я не пила его больше двух лет. Как я по нему соскучилась, – сказала она, глядя на полупустую чашку. Она подняла голову и посмотрела на меня. Немного погодя, словно гипнотизируя меня, она начала рассказывать:

– Ты, возможно, не поверишь мне. Скажешь, что я сошла с ума на старости лет, придумав всякие невероятные байки, лежа на постели. Но это правда. От первого до последнего слова.

– Бабуль. Я уже верю тебе. Как ты можешь обмануть внука?

– Вот именно. Ты знаешь, что обманывать я не мастерица. И тем более я не писатель, придумывающий в тесном кабинете фантастические миры.

– Фантастические миры? – озабоченно спросил я.

– Да, Дмитрий. Фантастические миры, которые окружают нас. Они повсюду. Просто мы их не видим, не можем почувствовать или коснутся пальчиком, как к этой чашке. Они за невидимой дверкой наших глаз, поэтому мы их и не видим.

– Но, ба! Как ты узнала, что они существуют?

Эта невероятная история с первых слов захватила меня в плен. У меня загорелись глаза.

– Не торопись. Я тебе сейчас все расскажу, – сказала она, допивая кофе, отдавая пустую узорчатую кружку в мои руки. – Отнеси на кухни и помой с мылом, потом поставь их на то самое место, где и взял, чтобы мама ничего не заподозрила.

– Хорошо, ба. Я мигом, – ответил я и побежал на кухню.

– Не торопись.

– Когда ЭТО произошло, – начала бабушка свой рассказ, – я была примерно такого же возраста, как ты. Я училась в старой деревенской школе. У нас было всего пять классов образования. Школа мне никогда не нравилась. Сидеть на деревянных скамейках за деревянными партами целый день, слушая нудные лекции строгих учителей, было не по мне. Поэтому я иногда прогуливала уроки. Говорила родителям, что сильно простудилась и оставалась дома одна.

Целый день был в моем расположении. И никаких заумных мыслей, правил и ответственности. Безграничная свобода. Свобода перемещений. Мне всю жить нравилось путешествовать. Еще с самого детства. Побывать в неизвестных и красивых местах, посмотреть на мир – вот была моя мечта.

– Ба! А почему ты тогда не путешествовала, когда могла ходить? Насколько я помню, ты никогда не выезжала за пределы нашего городка.

Она усмехнулась и продолжила дальше.

– Да, ты прав. Я никогда за всю свою сознательную жизнь не выезжала дальше нашего города. Мне этого и не надо было. Я путешествовала в другом, скрытом от глаз человека, мире. В Иллюзионе.

– В Иллюзионе? – взволнованно спросил я, полностью погрузившись в невероятную историю.

– Да, внучек. В Иллюзионе. Это мир неведом для простых смертных, населяющих нашу планету.

– Но мы ведь тоже смертные. Как ты могла туда попасть?

– Ты снова торопишь события. Но мне нравится читать в твоих глазах заинтересованность и неподдельный интерес к этой сумасшедшей истории. Поэтому я и решила рассказать тебе ее, – сказала она.

– Ты не рассказывала моей маме? – спросил я.

– Пыталась. Но она только посмеялась надо мной. И быстренько забыла об этом, так и не поверив мне. – В ее голосе звучали обидные нотки.

Она отвернулась от окна, в котором завывал осенний ветер, посмотрела на меня, точнее сказать: на мои изумленные глаза.

– Ты же мне веришь? – спросила она.

– Конечно, бабуль! Но почему она тебе не поверила?

– Я не знаю. И уже не хочу знать. Ты слушаешь?

– ОЙ, прости. Я внимательно слушаю тебя, – сказал я и аккуратно лег рядышком с ней, обнимая ее за шею.

– Вот. Когда мои родители уходили, я не лежала дома. Это было слишком скучно. В то время не было ни телевизоров, в которых гоняют с ночи да утра мыльные оперы, ни даже радио. Вот такая я древняя. – Мы засмеялись. Потом бабуля сильно закашляла. Мне стало не по себе. Как будто внутри ее тела пробегала слизистая вулканическая порода. Когда кашель прошел, она продолжила. – Я всегда убегала в лес и развлекала себя как могла. Придумывала разные миры со своим населением, со своими правилами, где я была доброй королевой, которая оберегала своих поданных слуг и жителей от злой и нечистой силы. Я растворялась в прекрасной атмосфере единения с природой, которая в то время дышала всеми красками жизни. Ни как сейчас. Не встретишь не одного зверька. Ужас.

В нашем лесу, вблизи города – раньше город был намного меньше, чем сейчас – можно было встретить миллион пушистых белочек, грациозно и изысканно грызущих спелые орешки, скидывающих скорлупу с веток. Многообразие птичьих представителей: от гордых, пролетающих мимо орлов до дятлов, непрерывно стукающих по дереву. А также ежей, бобров, белых пушистых веселых зайчиков, змей, рысей, волков и даже медведей.

Однажды я увидела серого медведя. Очень испугалась. Я побежала с криками прочь от моего царства к себе домой. Медведь, наверное, сам дико испугался от моего девичьего вопля, нарушавшего безмолвную тишину леса. Я бежала, что было сил, не глядя под ноги. И упала, зацепившись ногой за корень дерева.

Я помню, что содрала колено до крови. Как и подобает девочке, я звонко заплакала, закрыв лицо руками. Как вдруг рядом со мной, почти у самого носа пронесся странный нечеловеческий голос, словно шепот летнего ветра. Убрав руки с лица, я увидела невероятную картину. Сначала я не поверила в реальность происходящего – это было больше похоже на красивый сон – и снова закрыла глаза. Потом открыла…

… ничего не изменилось. Передо мной стоял маленький человек-нечеловек, ростом не больше тридцати сантиметров. Вместо кожи у него была красно-оранжевая чешуя. На голове возвышался длинный разноцветный гребешок. Глаза светились ярким голубым оттенком. Из-за рта свисал красный язычок, как у собаки. Из-за спины торчали прозрачные, почти невидимые крылышки. Он смотрел прямо на меня. В его глазах читалось и страх, и изумление, и неподдельный интерес. Как и в моих.

Потом послышались еще крики из лесной рощи. И он скрылся, так же не заметно, как и появился. Я хотела последовать за ним, догнать и поговорить, но решила, что это идея глупая и бессмысленная. Одно и то же, что искать иголку в стоге сена.

Я уже хотела уходить, как вдруг на том месте, где стояло это неземное существо, я обнаружила сверкающий на солнце амулет. Золотая цепочка было порвана, а амулет, лежащий в перегное, как мне показалось, напоминал клык волка.

Я прикоснулось к нему. Он был холоднее самого льда. Я взвизгнула от боли. Что же делать? Я взяла в руки чистый кружевной платок, положила в него талисман и побежала домой, чтобы показать амулет родителям.

– И что тебе сказали родители, – спросил я у нее.

Сказать, что я не проникся удивительной историей, это значит – ничего не сказать. Я верил и не верил. Меня терзали сомнения. Но в тоже время меня захватила атмосфера путешествий в неизведанные места. В новые миры.

– Вижу, что ты еще не считаешь свою старушку сумасшедшей. – Она улыбнулась.

– Нет. Наоборот. Мне очень интересно, что будет дальше. Как ты узнала название мира? Значит, ты все-таки нашла этих…как их…

– Иллаев! – добавила она. – Ты очень смышленый мальчик. Ты прав, я их нашла. Или они меня нашли.

– Иллаи, – вдохновенно, по-детски наивно повторил я за ней. – И как?

– Слушай дальше. Я пришла домой, положила находку на свой письменный деревянный стол и пошла умываться. Раньше, как ты понимаешь, не было таких современных удобств, как душ и большая ванная. Был только один-единственный умывальник на кухни и русская баня.

Умываясь, стирая улики преступления – чумазое лицо, грязные руки и кровавое колено – я услышала опять мелодичное шуршание ветра в соседней комнате. Сначала я подумала, что обозналась, просто вой ветра из открытой форточки и продолжила умывать веснушечное лицо, думая только о том существе. Но потом в комнате раздался оглушительный треск. Я испугалась и помчалась в свою комнату, подумав, что кот-негодник снова что-то разбил.

Я вошла в комнату и увидела, как три тени спрятались в разных углах комнаты. Крысы? Не может быть! Я тихонько пошла, отмеряя каждая шаг, оглядывая зорким глазом все самые потаенные уголки комнаты. Сердце бешено билось в груди. Мне было до жути страшно. А вдруг – это действительно крысы? А я этих мерзких тварей просто не выношу, один только дьявольский взгляд заставляет дышать неровно при виде оных созданий.

Дойдя до середины комнаты, я обнаружила, что от моей волшебной находки не осталось и следа, а на полу лежало разукрашенное яйцо, расколотое на две части. Я поняла, что в моей комнате были Иллаи. После услышала волшебное, ни на что не похожее, тихое порхание крылышек. Я обернулась и увидела трех порхающих мотыльков (Иллаев): их ножки светились ярким небесным сиянием. Изумленная и зачарованная, я смотрела на них, открыв рот, наслаждаясь красотой их воздушного танца: сверху красно-оранжевые, снизу – голубые. Только потом я поняла, что они летели к единственному выходу – к открытой форточке.

Когда двое Иллаев благополучно вылетели из большой комнаты, я закрыла форточку, загородив вход третьему…

… – Что же было дальше? – спросил я. – Ты расспросила его, где они живут? Ты его убила?

– Нет, конечно, – сказала она и улыбнулась. – Разве я у тебя такая злая бабушка, способная убить невинное существо, которое было похоже на ангела, спустившегося с небес?

– Прости. Наверное, пересмотрел военных фильмов, – ответил я. Мои уши и щечки от смущения загорели.

– Не извиняйся. Все было гораздо проще. Без допросов. Без…

Разговор неожиданно прервал громкий звонок в дверь. Я посмотрел на бабушку и спросил:

– Ты мне расскажешь, что было дальше? Я завтра приду или сегодня вечером…

– Конечно. Жаль, что у нас не было чуть больше времени поговорить. Я так давно хотела с кем-нибудь поделиться этим секретом. Но боялась. Думала, что надомной снова посмеются. Как это сделала моя любимая дочка, – позвонили второй раз. – Иди, открой двери. Не заставляй маму ждать. Мы обязательно еще поговорим.

– Хорошо, – ответил я и побежал к входной двери, топая пятками.

Провернул замок два раза, открыл дверь и увидел недовольную маму.

– Дима, почему так долго не открывал? Я два раза звонила, – сказала она, входя в квартиру. – Я уже подумала, что сюда не приходил.

– Прости, мамочка. Я не слышал. Мы с бабулей так разговорились о… обо всем.

– Понятно. Посидишь еще немножко с нами? – спросила мама уже не злым, а материнским добродушным голосом.

– Да, – не задумываясь, ответил я.

Глава 2

После необычного разговора с бабулей, я не мог думать ни о чем другом, как кроме удивительного мира, скрытого от глаз человечества, Иллюзиона с его обитателями – Иллаями. Я уже хотел побежать в чащу леса и искать вход в другое измерение, но поразмыслив, понял, что это неразумное и спонтанное решение. Во-первых, бабушка еще не рассказала историю до конца и, возможно, поделиться невероятным секретом, как попасть в эту страну: в волшебный мир сказки. Во-вторых, мне нужно было выполнить просьбу родителей – это сейчас дети не слушаются родителей, а раньше мы своих стариков уважали и чтили – сходить в дом Блинковых и купить у них козьего молока. И рассказать об этой невероятной истории моему лучшему другу Владимиру Блинкову, с которым мы дружили с первого класса.

Каждое дуновение ветра заставляло меня оглядываться по сторонам. А вдруг за мной уже следят эти существа, Иллаи? Но я никого не видел, кроме мимо пролетавших желтых листьев, которые падали с высоких деревьев.

Я подошел к дому Блинковых, и увидел Вову, раздетого по пояс. Он стремительно опускал и поднимал острое лезвие топора, разрубая крупные поленья на две ровные части.

– Вова! Привет! – крикнул я.

– Ооо, какие люди! Привет, Димка! – сказал Вова и отложил топор в сторону, чтобы поздороваться со мной.

– Как дела? С самого утра заставляют работать? – ехидно спросил я.

– Никто меня не заставлял работать. Ты городской – тебе не дано понять деревенщину, – он засмеялся, – который получает удовольствие от утренней работы с топором на пару. Никаких гантелей не надо. Видел, какие мышцы?! – он напряг свою тощую руку, на которой показались первые признаки хорошего бицепса. – Ну как?

– Здорово! Как Шварценеггер в засушенном виде, – сказал я. И мы засмеялись.

Здорово быть с другом. Не правда ли?

– Пойдем в дом. Попьем чаю. А то я здорово выдохся. Три часа колол дрова, – сказал Вова.

– Пошли. От чаю не откажусь. Я как раз хотел тебе рассказать невероятную историю, в которую ты, наверное, не поверишь. Я и сам не знаю верить в нее или нет.

– Пока не услышишь – не узнаешь. Не так ли? – смеясь, сказал Вова, открывая входную дверь.

– Это точно! – согласился я с ним, и мы зашли в дом.

Я в полных красках рассказал все другу, что мне поведала бабушка, не упуская важных деталей. Он слушал меня внимательно. Иногда смеялся. Иногда смотрел обескураженными, заинтересованными глазами.

Когда я закончил, он сказал:

– Друг, да у твоей бабушки хорошая фантазия! Неужели ты купился на эту тривиальную фантастику из обычных детских сказочек вроде «Моста в Тирабетию» и «Гарри Потерра»?

– Я так и знал, что ты мне не поверишь.

– Ты же сам сомневаешься. Нам с тобой уже далеко не пять лет, чтобы мы верили в летающих красных фей. Или каких там? Ипаев…