Buch lesen: «Вещи века»

Книга – это материальное тело, имеющее форму, вес, объем, физические и химические свойства. Это – вещь? Да. Но вещь особая. Это средство передачи текстовой информации. И если информация подана правильно, то есть книга хорошо издана, а текст интересный (забавный, полезный, гениальный и т. д.), никто уже не назовет книгу просто вещью.

Про нее скажут:

– Это – Вещь!

Предисловие

Некоторое время назад московские улицы украшал (или портил) билборд, рекламирующий «что-то гламурное» под берущим за душу лозунгом «Комфортно, как в раю!».

Как ни странно, в каком-то смысле можно сказать, что в раю действительно было комфортно – ведь у прародителей имелось все, что нужно, или, точнее, не было ничего, в чем бы они нуждались, то есть не было потребностей. И если комфорт понимать как отсутствие (неудовлетворенных) потребностей, то им действительно было комфортно.

Но однажды Ева, поддавшись уговорам змия (вот кто оказался первым маркетогогом!), вообразила, что у нее есть потребность. Эта потребность была мнимой, или, как говорят специалисты, воспринимаемой (percieved), но Ева этого не знала и не только сама немедленно ее удовлетворила, но и уговорила сделать это своего супруга (вот она, сила «народной молвы» и эндорсмента!).

Мы знаем, что за этим последовало. Но, помимо всех прочих неприятностей, у Адама и Евы появилась и первая реальная потребность – в одежде: они познали стыд, устыдились своей наготы и захотели ее прикрыть.

Потом появились и другие потребности. Для того чтобы в поте лица добывать хлеб, необходимы орудия труда и охоты. Детей, рождаемых в муках, нужно было кормить, пеленать, учить, лечить и т. д. и т. п.

Сначала первому мужчине понадобились соха и лук со стрелами, первой женщине – кастрюли и сковородки. К тому же кожи, которыми она прикрывала свою наготу, вскоре перестали ее устраивать, и она захотела иметь более приличный гардероб. (С тех пор дочери Евы постоянно нуждаются в платьях, украшениях, туфлях, шубках и проч. и любят повторять, что им «совершенно нечего надеть», – возможно, в память о своей праматери, которой действительно когда-то нечего было надеть.)

Так в жизни людей появились вещи.

Прародители и оглянуться не успели, как оказались окружены всевозможным барахлом.

Но это было только начало.

Прошло время, и сыновьям Адама стало мало сохи и охотничьего лука. Сегодня американский фермер пашет землю, попивая кока-колу и уставившись в монитор компьютера, который показывает ему, на какую глубину запихивать в землю семена и какие удобрения и в каком количестве закладывать! Что уж говорить об охоте, которая из способа добывания пропитания превратилась в высокотехнологичное развлечение с применением самого современного «оружия массового поражения».

Потом детям Адама и Евы понадобились корабли, поезда, автомобили, телефоны, компьютеры…

По мере того как удовлетворялись одни потребности, их общее количество не уменьшалось, а росло, причем в геометрической прогрессии. Каждая новая удовлетворенная потребность порождала десятки других.

И вот человек трудится в поте лица своего, чтобы удовлетворять увеличивающиеся потребности, а они все растут и растут. По мере прогресса труд становится все менее тяжелым и продолжительным, появляется свободное время. Но это значит, что возникают все новые потребности…

Оглянитесь вокруг. Что вы видите? Солнце, небо, облака? Деревья, траву, землю? Людей, собак, кошек?

А что еще?

Дома. Автомобили. Стол. Стул. Компьютер. Собственные ботинки (туфли). Осветительные приборы, книги, чашку кофе, бутерброд.

Вы видите вещи!

Они везде и всюду. Их несметное множество. Они надеты на вас, вы держите их в руках, или передвигаетесь при их помощи, или вообще находитесь внутри них (в помещении). Таможенный классификатор товаров, в котором перечислены не вещи, а только товарные группы (так сказать, породы вещей), – увесистый и объемный том.

Некоторые вещи красивы, другие уродливы, одни функциональны, другие ни на что не годятся, просто барахло, которое дорого вам как память. Есть вещи солидные и надежные (раньше их называли «товары длительного пользования»), есть одноразовые, есть особые, неповторимые (картина великого художника или детский рисунок, подаренный маме на день рождения).

Одни вещи живут недолго, другим уготован долгий век, но не бессмертие. Где теперь чернильница-непроливайка или керосинка? Где дамские подвязки, комбинации, нейлоновые рубашки и шляпы-пирожки? А некоторые вещи не меняются вовсе, словно законсервированные. Лопата, деревянная игрушечная лошадка, совок для обуви. Книга.

О них можно мечтать, их можно презирать, их можно сделать, купить, подарить и получить в подарок, унаследовать, украсть…

Наконец, на них можно не обращать внимания. Но будь вы барахольщик или минималист, аскет или сибарит, транжира или скупердяй, принц или нищий, – все равно вы шагу без них не ступите.

Эта книга – попытка показать, как рождаются и живут вещи и какую роль они играют в нашей жизни.

Книга рассказывает о вещах, которые иногда можно назвать и с большой буквы, и предметах, без которых невозможно представить нашу нынешнюю жизнь, потому что они во многом сформировали нас с вами, то есть наш образ жизни и мысли.

В первой части («Вещи, без которых нам не жить») речь пойдет о еде и напитках, сладостях и чулках, табаке и бритве, застежке-молнии, чулках и липучках Post It. Поговорим и о вещах значительных, которые помогают нам перемещаться, побеждать пространство, менять климат (пусть не в глобальном масштабе, а в одном отдельно взятом помещении), передавать на расстояние изображение и «консервировать» музыку.

Во второй части («Вещи на все времена») не обойтись без игрушек для взрослых, например бриллантов и мехов, и детей, например конструктора Lego, а также историй про женскую косметику, магазины и мыло, монеты и таблетки.

Вспомним мы и о вещах зловредных, разрушающих наше здоровье и даже отнимающих жизнь. И о том, как вещи вмешиваются в отношения между людьми, как они пытаются влиять на нас и диктовать нам свои законы.

Разумеется, мы расскажем далеко не обо всех вещах, которые есть на свете, и не все, что можно о них рассказать. Но, возможно, прочитав эту книгу, кто-то из читателей сможет сказать вещам, отравляющим ему жизнь: «Вещь, знай свое место!» Кто-то, наоборот, научится ценить труд мастера, вложенный в скромную, но полезную вещицу или сложный механизм. А кто-то сделает вывод, что формула общества, в котором мы живем, не «товар – деньги – товар», а «потребность – удовлетворение потребности – новая потребность». Чем больше потребностей, тем больше вещей. Чем больше вещей, тем больше потребностей.

Порочный круг, вечная карусель.

Ведь если комфорт понимать не как отсутствие потребностей, а как возможность их полного удовлетворения (порождающего дурную бесконечность новых потребностей), то на московском рекламном билборде следовало бы написать «Комфортно, как в аду!».

Валерия Башкирова

I
Вещи, без которых нам не жить

1
Консервы победы

«Щи да каша – пища наша», а хлеб, как известно, всему голова, но иногда хочется и мясца отведать, и молочка попить. А тем, кто занимается тяжелым физическим трудом, эти продукты просто жизненно необходимы. А какой труд тяжелее военного? Но вот беда – на армию, особенно воюющую, не напасешься свежей убоины, да и солонины где же столько взять? Вот если бы сделать так, чтобы мясо не портилось, чтобы его можно было хранить долго, а готовить быстро… Впрочем, тогда этот продукт любили бы не только военные!

Относительно недавно жизнь советского народа, а уж тем более армии, невозможно было представить без тушенки. При этом мало кто знал о том, что в армейский быт этот «мясной консерв», как его называли до революции, вошел лишь немногим более 100 лет назад. А военные интенданты и медики свыше 40 лет бились над его рецептурой, проводя опыты на заключенных и нищих студентах.

Кумир трех поколений русских императоров – от Петра III до Николая I – прусский король Фридрих II любил поучать своих генералов: «Хочешь создать армию – начинай с солдатского живота». Однако этот завет монарха-полководца в России остался невостребованным за полной ненадобностью. Испокон веков княжьи дружины брали с собой в походы припасы из дома, а по их исчерпании начинали заниматься заготовкой провизии за счет населения (как писали летописцы, «насилье творяху»). Ничуть не лучше дело обстояло и после появления стрелецких полков. Служилые люди должны были получать деньги за службу дважды в год, но выплаты происходили крайне нерегулярно. Так что стрельцы вслед за былинными богатырями в мирное время и на войне занимались самообеспечением. Даже после появления в царствование Алексея Михайловича регулярных полков кормление воинов оставалось делом рук их самих, но для прокорма им хотя бы выделялись наделы земли или давалось право заниматься ремеслами.

После военных реформ Петра I, казалось бы, в деле кормления солдат должен был наконец наступить порядок. Ведь самодержец всероссийский скопировал всю схему снабжения армии у своего австрийского коллеги. С 1711 года каждому солдату кроме жалования полагались выплаты на корм и обмундирование. А на время пребывания «в чужой земле» вместо денег всем нижним чинам выдавались продуктовые «порционы». На день солдату полагалось фунт мяса (409,5 г), два фунта хлеба, две чарки (около 250 г) водки и гарнец (3,28 л) пива. Ежемесячно к этому добавлялось еще два фунта соли и полтора гарнца крупы. При этом император повелел, чтобы солдатский провиант был «самым добрым». Однако этот наказ остался неплохим, но редко исполняемым пожеланием. Интенданты не упускали случая поживиться за счет казны. Скверные дороги, как водится, мешали своевременному подвозу муки, крупы и иной провизии. А провиантские склады часто оказывались не соответствующими своему назначению, из-за чего армейские запасы плесневели и прокисали.

Хуже всего обстояло дело с мясным довольствием. Во время дальних походов следовавшие за армией торговцы-маркитанты, а за ними и местные жители взвинчивали цены настолько, что вместо положенного на каждого нижнего чина фунта мяса в день провиантмейстеры выдавали для солдатского котла не более трети фунта на едока, а то и вовсе заставляли неделями поститься. Конечно, можно было прибегнуть к дедовскому способу прокормления войск. Но подобный образ действий позволяли себе только казаки.

Ко всем бедам в придачу в царствование Елизаветы Петровны офицерские чины стали присваивать людям, ничего не смыслившим ни в военном деле, ни в управлении полковым, батальонным и ротным хозяйством. Неудивительно, что питание солдат современники называли из рук вон плохим. Простой выход из положения нашелся в те же годы. Место муки и круп в армейских обозах заняли сухари. Интенданты расписывали огромные достоинства нового главного армейского продукта питания. Для перевозки сухарей требовалось меньше транспорта, чем для доставки муки. Их легче было хранить, а каждый солдат мог нести запас сухарей в собственном ранце. Установили и правила замены: в месяц вместо 72,5 фунта муки на каждого солдата стали выдавать 52,5 фунта сухарей. Однако вскоре у сухарной диеты обнаружился существенный недостаток, наблюдавшийся особенно часто во время затяжных осад крепостей. Запасы свежего продовольствия в прилегающей местности, как правило, быстро иссякали, и у солдат начинались кровавые поносы.

Казалось бы, именно сухари издавна давали больным при диарее. Но, как установили впоследствии военные медики, долгое употребление сухарей приводило к постоянному раздражению кишечника и желудка и повреждениям их слизистой оболочки, на которую сухари действовали подобно песку. Уже после нескольких дней питания сухарями любые питательные вещества из них переставали усваиваться и начинался «сухарный понос». Единственным средством, помогающим больным, войсковые лекари в XVIII–XIX веках обоснованно считали куриный бульон. Только из чего его было варить в голой степи во время осады турецкой крепости Очаков?

Как установили специалисты Военно-медицинской академии, избежать «сухарного поноса» можно было, размачивая сухари в горячей воде и употребляя вместе с ними свежие овощи и мясо. Но где их было взять, когда в начале XIX века император Александр I во время зарубежных походов русской армии охотно передавал решение всех вопросов ее снабжения на откуп союзникам – пруссакам или австрийцам? Большие друзья России, как правило, «забывали» доставлять припасы, и в русских полках временами царил настоящий голод, а цинга считалась вполне обыденной болезнью. Современники писали, что поговорка «Щи да каша – пища наша» была отражением солдатской мечты, поскольку в реальности нижние чины русской армии питались жидкими похлебками и такими же водянистыми взварами крупы, от одного вида которых бросало в дрожь даже врагов русского оружия.

Еще хуже стало после воцарения Николая I. Мясо солдатам выдавалось в мизерных количествах, и то если была возможность для его доставки. Недоедание и цинга стали обычным явлением не только в походах, но и во время стоянки войск на зимних квартирах.

Высокой смертности солдат от недоедания иногда способствовало и неправильное понимание установлений церкви. Молодых и здоровых солдат продолжали муштровать и во время длительных постов, и в постные дни. И если вне армии можно было исхитриться и оскоромиться, то продовольственный расклад в ротах строго соответствовал всем православным канонам. Количество истощенных и даже дистрофиков нарастало год от года. Причем врачи, не смея спорить с церковью, осмеливались писать лишь о том, что в рационе солдат явно недостаточно мяса и жиров.

Пока естественная убыль солдатского населения легко компенсировалась за счет новых рекрутских наборов, проблема волновала лишь ответственных за смертность солдат медиков да отдельных энтузиастов, пытавшихся перенести на отечественную почву опыт других армий, давным-давно использовавших для питания солдат консервированное мясо. К примеру, барон Зекендорф предложил русскому императорскому правительству порошок из сушеных овощей и мяса, которые должны были завариваться кипятком в кружке и служить подобием супа, легко приготовляемого нижними чинами и офицерами в полевых условиях. Однако изобретение барона, плод его 28-летнего труда, было осмеяно и отклонено. Хотя оно было ничем не хуже того, что предлагалось или использовалось в Европе и за океаном.

Наиболее активно велись опыты по снабжению солдат «портивными» запасами мяса во Франции. Там еще в 1680 году пробовали кормить армию высушенным мясным порошком. В середине XVIII века эксперимент повторили, но также без особого успеха. А в 1804 году французский кондитер Николя Франсуа Аппер предложил собственный способ консервирования мяса. Он варил мясо, как и другие продукты, 1–2 часа, а затем помещал готовую продукцию в сосуды, которые нагревал в соляном растворе до 110–115 °C. Он считал, что таким образом убивает в мясе или овощах все вредные вещества. В сосуде оставлялось небольшое отверстие, которое плотно закрывалось после того, как из него переставал идти пар. Результаты Аппера для своего времени оказались ошеломляющими. Наполеон наградил изобретателя титулом «Благодетель человечества». Но все же французская армия приняла его изобретение с холодком. Вываренные продукты не нравились солдатам и офицерам на вкус. Кроме того, недостаточная герметичность упаковки зачастую приводила к порче консервов.

Немцы, а вслед за ними американцы отдавали предпочтение мясному экстракту Либиха. Но этот выпаренный крепкий бульон имел омерзительный запах и не слишком приятный вкус. Для прусской армии готовили и разнообразные овощные консервы, к примеру высушенный вареный горох, упакованный в пергаментную бумагу. Но особенно много изобретатели и промышленники работали над технологией консервирования мяса. Количество предложенных способов было огромно. Ведь на кону были заказы на поставку армиям – верный и гарантированный доход на многие-многие годы. Предлагались различные способы копчения и соления мяса, для которых были испробованы все известные в XIX веке химические вещества и соединения. Одним из самых оригинальных был запатентованный в Соединенных Штатах способ, при котором вареное или жареное мясо опускали в сладкий сироп и высушивали, в результате чего продукт покрывался непроницаемой, но довольно хрупкой коркой. Но постепенно во всех странах начал побеждать метод Аппера. Англичане, купившие у него право на консервирование продуктов по его методу, значительно усовершенствовали процесс. Мясо или овощи стали помещать в жестяные банки, герметически запаивавшиеся крышками. Технологию, кроме Британии, начали использовать в Штатах и Германии – основных производителях консервов во второй половине XIX века.

Россия же стояла в стороне от консервного бума. Царь-полковник Николай I продолжал считать, что он наилучшим образом заботится об армии. Иллюзия рассеялась в 1854 году, после начала Крымской войны. Оказалось, что запасов продовольствия для войск в стране практически не было. И не в последнюю очередь потому, что кроме сухарей никаких продуктов более или менее длительного хранения российские интенданты заготавливать не умели. А те, которые в срочном порядке заготовили обыватели Курской, Воронежской и других центральных губерний, были плохи даже на фоне отсыревших, плесневелых, затхлых и червивых сухарей, собранных по всей остальной империи по принципу «с миру по нитке».

Но даже это гнилье доставить войскам в Крым оказалось большой проблемой. Все надежды на перевозку провизии морем рухнули после того, как противник взял крепость Керчь и закрыл русским судам выход из Азовского моря. А те мешки с сухарями, которые все-таки удалось доставить, из-за отсутствия складов хранились под открытым небом. Сухопутные дороги пребывали в своем естественном «первобытном» состоянии – в распутицу по ним невозможно было перевозить грузы и даже гнать гурты скота из центральной России. Крымский скот ушел под нож в первые же месяцы войны, и практически никакой замены свежему мясу, кроме доставлявшегося из малороссийских губерний соленого сала, ему не нашлось. За все время кампании, длившейся до 1856 года, войска не видели и свежих овощей, вместо которых солдатам выдавалась перекисшая квашеная капуста.

Питание такого качества новый император Александр II счел одной из причин поражения русской армии. И вскоре после окончания войны приказал приступить к исследованиям для выбора наиболее пригодного для отечественных условий «мясного и иного консерва».

Бюрократическая машина в России всегда работала неспешно, и консервный вопрос попал в разряд «негорящих». В Германии закупили значительные количества либиховского мясного экстракта, сухих овощей и супов, хотя с самого начала было очевидно, что экстракт вряд ли придется по вкусу офицерам и нижним чинам, что и подтвердилось во время Хивинского похода русской армии в 1873 году. Экспедиционный корпус снабдили запасом либиховского концентрированного бульона, сухой капустой, сухими щами и гороховым супом. Однако солдаты практически не притронулись к этим продуктам. А их командиры вместе с врачами и интендантами потом долго рассуждали о том, что русский человек не принимает непривычных ему продуктов.

Выдачу мясных консервов экспедиционному корпусу сочли преждевременной, поскольку к изучению их свойств приступили лишь в 1869 году, когда закупили партии консервов в Соединенных Штатах и Австралии. Эта продукция не пришлась ко двору не столько из-за вкуса, сколько из-за цены. И в следующем году Военно-медицинская академия по поручению интендантства приступила к изучению продукции отечественных производителей.

В 1870 году в России существовали два основных направления консервирования и, соответственно, более или менее крупных производителя консервов, желавших получить долгосрочный армейский контракт. Француз Ф. Азибер, наладивший в российской столице производство консервов по способу Аппера, изготовил для испытаний партию консервов из говядины и баранины, часть которых включала и овощи. Однако желающих опробовать на себе опасный продукт не находилось, поэтому в распоряжение докторантов-медиков были переданы заключенные Санкт-Петербургской военной тюрьмы. Из 200 арестантов были отобраны десять крепких физически и абсолютно здоровых людей в возрасте от 26 до 29 лет, сидевших в одиночных камерах, что позволяло полностью контролировать прием ими пищи.

Но еще до начала эксперимента возникли технологические трудности. Исследования усвояемости продуктов собирались проводить способом, который теперь ничего, кроме смеха, вызвать не может. Лабораторным анализом определяли содержание химических элементов в консервах и тем же путем анализировали результаты жизнедеятельности организма арестантов. Несложный расчет позволял установить, сколько, к примеру, азота усвоено из одной банки жареной говядины или рагу. Но кормить заключенных только консервами считалось опасным, и исследователям пришлось искать способ отделения «консервных» испражнений от всех остальных. Лучшим из опробованных методов оказалось кормление арестантов черникой. С любой едой, кроме консервов, их заставляли съедать довольно большое количество ягод, и подкрашенные результаты отправления естественных надобностей не анализировались. По всей видимости, возня с арестантскими испражнениями не слишком вдохновляла докторов, и, проведя незначительное количество опытов, они поспешили сделать вывод о безвредности и хорошей усвояемости консервированного мяса.

Следующими подопытными кроликами оказались нищие петербургские студенты. На них проверяли, как долго человек может потреблять только консервы без ущерба для здоровья. Голодные студенты с большим удовольствием отъедались в академической клинике, а экспериментаторы пришли к выводу, что «консерв» можно есть достаточно длительное время. Однако делать это больше трех дней подряд все же крайне нежелательно.

Тем не менее армейская и прочая публика результатами не удовлетворилась. В газетах появлялись статьи о том, что жестянки запаиваются сплавом олова и свинца, а свинец – яд и может попасть внутрь банки. Провели дополнительную серию экспериментов, которая показала, что вероятность такого события близка к нулю. Но скептики не унимались. Они потребовали провести анализ на наличие болезнетворных субстанций в уже запаянных банках. И тут продукция Азибера показала себя не с лучшей стороны. В немалой части банок были обнаружены болезнетворные микробы.

По всей видимости, этот афронт и стал формальной причиной того, что вместо Азибера грандиозный военный заказ на изготовление 7,5 млн порций консервов ежегодно в течение десяти лет достался обществу «Народное продовольствие» (в некоторых источниках называется «Народной пользой»). Но в действительности предпочтение отдали чисто русскому предприятию без иностранных корней, чтобы в случае войны не оказаться перед закрытыми воротами фабрики невесть куда скрывшегося поставщика. «Народное продовольствие» на своем заводе в Борисоглебске консервировало мясо по способу А. Данилевского, напоминавшему американский метод засахаривания мяса. Сваренные кусочки в специальном барабане обваливались в казеине, извлеченном из творога, а затем высушивались и укладывались в жестянки. Герметичная упаковка и пастеризация при высокой температуре не предусматривались, и потому на вкус такое мясо отличалось от продукции Азибера в лучшую сторону. Производство постоянно расширялось, и временами на заводе перерабатывали до 250 коровьих туш в день.

Момент истины наступил после начавшейся в 1877 году Русско-турецкой войны. Интендантство отправило войскам огромные партии мяса от «Народного продовольствия» и небольшое количество жестянок от Азибера, купленных просто на всякий случай. Однако когда груз прибыл в войска, открылась поразительная картина. 73 % казеинированного мяса было безнадежно испорчено. В то время как из банок Азибера взорвалось не более 5 %.

Зрелище это, как описывали очевидцы, было весьма неприглядным. Жестянки разрывались надвое с шумом, разбрызгивая зловонную коричневую жидкость. Контракт с «Народным продовольствием» немедленно был расторгнут, и его деятелям оставалось лишь инспирировать в прессе очередные статьи против продукции Азибера.

Частично авторы «антианзиберовских» статей были правы. Вкус консервов из жестянок, несмотря на специи и приправы, оставлял желать много лучшего. Жареная говядина при повторном кипячении теряла товарный вид, а баранина превращалась в неприглядную массу. Некоторые партии имели специфический «скотский», как тогда писали, запах и привкус. С этой проблемой удалось справиться довольно легко. Специалисты Азибера вместе с чиновниками и врачами установили, что лучший способ избавления от неприятного душка – переработка туш через сутки, а лучше через двое суток после забоя.

Жестянки разрывались надвое с шумом, разбрызгивая зловонную коричневую жидкость.

Но проблемы на этом не закончились. Врачи настаивали на том, чтобы в консервах содержалось больше жира. Но говяжий жир в последней четверти XIX века стоил дороже мяса, и завод пытался уклониться от внесения подобных изменений в рецептуру. После споров и трений Азибер все-таки выпустил партию банок с повышенным содержанием жира. Но из войск, где теперь опробовали «мясной консерв», сообщили, что данный вид продукта «по вкусу только малороссам».

Затем начались долгие опыты по определению самого вкусного для солдат и оптимального для казны вида консервов. После многочисленных проб и ошибок интенданты раз и навсегда отказались от мясо-растительных составов. Овощи, как оказалось, можно было заготовлять и более дешевыми способами. Баранину после экспериментов из консервов также исключили. А наиболее приемлемой сочли тушеную говядину. Она при пастеризации почти не теряла вкуса и для солдат стала наиболее лакомой едой из жестянки. Так мясные армейские консервы превратились в «тушенку». Название это появилось в конце XIX века.

Немало вопросов вызвало и то, что в разных партиях тушенки, приготовленных совершенно одинаково, без малейших отклонений от технологии, продукт имел разный вкус. Исследования показали, что это в первую очередь зависит от породы скота и места, где он выращен. У коров средней полосы России мясо за специфический оттенок цвета называлось «красной говядиной». Говядина с юга страны по тому же принципу именовалась «серой». И вкус тушенки из «красного» и «серого» мяса действительно различался. Оценки, конечно же, были исключительно субъективными, но тушенку из «красной говядины» дегустаторы нашли лучшей. Хотя, возможно, все дело заключалось в том, что все дегустаторы жили в Санкт-Петербурге и вкус «красной» им оказался просто более привычен.

Затем подбиралась наиболее рациональная емкость упаковки, и после серии проб и ошибок, когда четырьмя банками пробовали накормить пять солдат, решили, что в банке должна быть дневная мясная порция нижнего чина – один фунт. Но и на этом эксперименты не завершились. Врачи и интенданты длительное время вырабатывали рекомендации по употреблению тушенки. В итоге солдатам предписали вскрывать емкость ножом или штыком, разогревать и есть прямо из банки (в советской же армии предписывалось использовать тушенку в составе блюд).

В своем нынешнем виде тушенка появилась на армейских складах лишь в начале XX века, да и то после того, как закончилась проверка качества заложенных на длительное хранение банок. Стандартный срок хранения мясных консервов во всех армиях мира тогда составлял пять лет. Русским интендантам хотелось увеличить его до восьми. Но тут уперлись врачи. Они доказали, что хотя герметичность банки не нарушается и за восемь лет, однако жир начинает прогоркать, портя тушенку, и потому хранить ее можно не более трех лет, а пять являются крайним и нежелательным максимумом. Потом все участники экспериментов и сторонние наблюдатели не уставали удивляться, как могло случиться, что опыты продлились ровно 40 лет. Но только за такой срок, видимо, и можно было получить поистине национальный продукт.

Все эти годы Азиберу доставались крупные заказы на «мясной консерв», и он превратился в одного из крупнейших деятелей пищевой промышленности России. Для гражданской публики он выпускал разнообразные мясные консервы и стал одним из виднейших производителей колбасы в Санкт-Петербурге. Но основной доход, конечно, приносило ему военное ведомство.

Опыты продлились ровно 40 лет. Но только за такой срок, видимо, и можно было получить поистине национальный продукт.

В Русско-японскую войну технология производства тушенки была доведена до совершенства. На завод Азибера назначили военную приемочную комиссию, которая не давала ни минуты покоя владельцу фабрики и его служащим. Именно тогда был введен двухнедельный отстой банок в штабелях после выпуска. Работники Азибера пытались как можно скорей сдать тушенку интендантству, но комиссия оставалась непреклонной – за две недели банки с неубитыми бактериями вздувались и отбраковывались. Еще одной проблемой, которую часто приходилось решать приемщикам, стала чистота в помещениях фабрики Азибера. В конце концов удалось добиться того, что пол стали посыпать чистой стружкой, а после окончания работы тщательно мыть с мылом.

Беда, правда, состояла в том, что в войска эти жестянки так и не попали. Сделанных до войны в Порт-Артуре запасов хватило лишь на короткое время. А возможности доставки грузов на Дальний Восток ограничивались малой пропускной способностью сибирских и Китайско-Восточной железных дорог. Трудности доставки заставили закупать консервы за границей и доставлять их в осажденный Порт-Артур морем, на кораблях нейтральных стран. Но их количества оказалось явно недостаточно, и защитникам крепости выдавали по банке на троих.

Сделанных до Первой мировой и в ее ходе запасов консервов хватило даже красноармейцам и белогвардейцам.

Куда больше тушенки было съедено во время Первой мировой войны. Не только офицеры, но и генералы русской армии потом вспоминали, что подмерзшая тушенка была едва ли не лучшим из того, чем можно было питаться в ледяном блиндаже страшной холодной зимой 1916–1917 года. Сделанных до Первой мировой и в ее ходе запасов хватило даже красноармейцам и белогвардейцам. И будущие большевистские военачальники так к ней пристрастились, что после Гражданской войны производство тушенки возобновили по старым азиберовским рецептурам. Правда, в начале 1930-х годов, после коллективизации, во время которой резко сократилось поголовье скота, советская власть пошла на выпуск мясо-растительных консервов. Народу объясняли, что мясо с фасолью куда полезней обыкновенной тушенки. В 1931–1933 годах производство тушенки катастрофически упало. В 1931 году планировалось выпустить 11,9 млн банок, но подлинную цифру тогда так и не обнародовали, а в следующем году сделали только 2,5 млн, что для Красной армии было каплей в море. Для армии изготавливали только стандартную тушенку – по старой рецептуре. «Гражданскую» же разрешали делать из замороженного мяса. В армейской тушенке использовалась только говядина, выдержанная 48 часов после убоя. И именно поэтому военная тушенка всегда ценилась выше «гражданской» советскими людьми, даже не знавшими, чем эти продукты различались.