Buch lesen: «Дух Альбертины и тайна древней книги. Трилогия»

© Виктор Хорошулин, 2016

© Валерий Сергеев, 2016

ISBN 978-5-4483-1204-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Аннотация

Молодые калининградские врачи случайно соприкоснулись с великой Тайной, родившейся в Кёнигсберге три столетия назад. Обладание Ею может сделать человека всемогущим, но может и погубить. Как поступят наши современники, оказавшись перед такой дилеммой? Сумеют ли они сделать правильный выбор, устоять в противоборстве с силами Зла и собственными соблазнами? Смогут ли пройти через все испытания, оставаясь достойными последователями великого Учения?

В поисках «средства Макропулоса»,
или Размышления по прочтении повести-трилогии
Валерия Сергеева и Виктора Хорошулина
«Дух Альбертины и тайна старинной книги»

Уважаемый читатель! Перед Вами захватывающая авантюрная повесть-трилогия опытного врача Валерия Сергеева и кандидата технических наук, инженера Виктора Хорошулина. Жанр повести – научно-фантастическое произведение с элементами мистики. Тема – поиск эликсира жизни и долголетия. Повесть написана высокообразованными и весьма эрудированными людьми, хорошо знающими «натуру». Оба автора еще совсем недавно были кадровыми офицерами, много повидали и пережили за годы военной службы.

Сама тема поиска эликсира жизни и долголетия не нова. Вспомним, пьесу-утопию, грандиозную философскую пенталогию «Назад к Мафусаилу» Бернарда Шоу, действия которой охватывают многие десятки веков. Или знаменитую пьесу Карела Чапека «Средство Макропулоса»; или философские трактаты нашего знаменитого соотечественника, лауреата Нобелевской премии Ильи Ильича Мечникова «Этюды о природе человека» и «Этюды оптимизма», а также работы знаменитого хирурга и кибернетика академика Николая Михайловича Амосова. Эта тема весьма спекулятивна и плодотворна, позволяет делать различные художественные интерпретации. Каждое произведение или исследование, посвященное данному вопросу – некий опыт художественного, философского, научного и этического исследования проблемы. И Бернард Шоу, и Карел Чапек, и другие мыслители ломали голову над проблемой долголетия и сопряженными с ней психологическими и социальными проблемами.

В повести-трилогии тоже есть попытка художественного исследования указанной проблемы. И эта попытка, безусловно, удалась. Не считаю для себя возможным пересказывать сюжет повести, чтобы еще больше заинтриговать читателя, скажу лишь, что эта книга о средневековых и современных врачах, ученых, новых медицинских реалиях, наконец, о дружбе. Она несет определенный гуманистический заряд, от нее веет оптимизмом и верой, что все, в конце концов, образуется: добро победит, а зло будет наказано.

Не берусь судить о сугубо художественных нюансах произведения – это дело литературных критиков, однако, обещаю что, приступив к чтению, окунувшись в поток увлекательных и мистических событий, Вы не сможете оторваться, пока не перевернете последнюю страницу. И я уверен, что никто из Вас не пожалеет о времени, проведенном с такой книгой!

Поиски эликсира долголетия продолжаются и сейчас очень серьезными учеными, например, академиком РАН Владимиром Скулачевым и Ко. Они разработали глазные капли SkQ1, замедляющие старение. Изучен механизм старения на генетическом уровне. Гипотеза российского ученого Алексея Оловникова, утверждающая, что первопричина старения заключается в укорочении редумер как перихромосомных «линий» биологического времени, высказанная еще в 70-е годы, была блестяще подтверждена западными учеными. За эту работу им дали Нобелевскую премию, наш же исследователь оказался «не при делах». Увы! Такова судьба многих русских ученых: еще одна наша Нобелевская премия «уплыла» за рубеж.

В процессе «освоения» повести-трилогии я почувствовал потребность вновь перечитать пьесы Карела Чапека и Бернарда Шоу, книгу В. Скулачева и соавт. «Жизнь без старости», работы И. И. Мечникова, трактат доктора медицины Адольфа фон Гергарда «Практическое руководство к гомеопатической медицине», забытую книгу Петра Юльевича Шмидта «Анабиоз», забытую монографию Герасима Андреевича Югая «Общая теория жизни», материалы по крионике и трансгуманизму. Вспомнил знаменитый трактат Николая Федоровича Федорова «Философия общего дела», труды Владимира Ивановича Вернадского и Александра Леонидовича Чижевского, Елены Ивановны Рерих, Ивана Антоновича Ефремова, Станислава Лема. Так что чтение повести и ее осмысление потребовало определенного времени.

Возможно ли синтезировать «средство Макропулоса»? Однозначного ответа у меня нет. Проблема остается открытой… Слишком много еще предстоит узнать о природе жизни и самом человеке, пристальнее взглянуть на антропный принцип в свете новых данных о Вселенной, полученных с орбитального телескопа Хаббл.

Для меня обозначенная тема, в определенном смысле, интересна, так как некоторые аспекты вмешательства в процессы регулировки продолжительности жизни затрагиваются в моей главной работе, в частности, решение проблемы анабиоза человека путем психофизиологического вмешательства в систему регуляции кровообращения, воспроизведение состояния «саматхи», описываемое в йогических трактатах. Это пока только гипотетическая возможность вводить человека в состояние анабиоза без применения фармакологических препаратов, крионирования, замещения воды в тканях и т. д. Для будущих полетов к звездам, да и к окраинам Солнечной системы такие методики будут чрезвычайно актуальны. Но пока все эти идеи тоже из области фантастики.

Один из авторов повести-трилогии (Валерий Сергеев) вырос и получил образование в Смоленске – на родине знаменитых фантастов Александра Романовича Беляева и Айзека Азимова. Это, согласитесь, ко многому обязывает… Как и то, что большую часть своей жизни оба автора провели в удивительном Янтарном крае, городе философа Иммануила Канта, мистика Эрнста Теодора Амадея Гофмана и писателя-мечтателя, популяризатора современной науки и космической фантастики Сергея Александровича Снегова – в замечательном Калининграде (бывшем Кёнигсберге).

Прежде авторы работали преимущественно над «малыми» литературными формами. Настоящая книга – это дебют в «большой» прозе. И он, на мой взгляд, удался. Это важный опыт в «заточке пера». Думаю, будут и другие не менее увлекательные повести и романы. До новых встреч!

Профессор Смоленской государственной медицинской Академии, доктор медицинских наук В. А. ГЛОТОВ

Книга 1. Энергия жизни
Пролог

«Сего дня, 30 августа 1724 года от Рождества Христова, я, профессор медицины Иоганн Майбах, с благословления Господа нашего и Пресвятой Девы Марии, начинаю своё повествование, обращённое к потомкам, дабы поделиться с ними своими знаниями и богатым врачебным опытом.

Господь свидетель, что я лечил людей честно и бескорыстно, и единственное, в чём до конца своих дней буду упрекать себя, так это в предательстве моего верного друга и мудрого учителя, профессора Вильгельма Пильца. Но, видит Всемогущий и Всемилостивейший Господь, случилось это под давлением жестоких обстоятельств.

И сам Пильц, и другие мои наставники держали свои обширные знания исключительно в голове, не доверяя их бумаге. Я до сих пор поражаюсь, какая неисчерпаемая кладезь медицинских знаний осталась сокрытой от потомков и сколько практической пользы они могли бы извлечь из них! Поэтому я решил взяться за перо и надеюсь на Господа, что мои труды не будут напрасными…»

Старик отложил в сторону остро очиненное гусиное перо и тяжело вздохнул. Пламя свечи беспокойно заколыхалось. По стенам тесной комнаты забегали светлые блики и причудливые тени. «Всё, как в нашей жизни», – подумал старик, поднимаясь из-за стола. Ему вдруг стало тяжело от нахлынувших воспоминаний, он отворил дверь и вышел на улицу.

Вечерело, на небе появились первые звёзды. Ветра почти не ощущалось. Из глубины улицы доносились чьи-то невнятные голоса. Похоже, очередные гуляки возвращались из кабачка «Весёлый угорь», расположенного в сотне шагов от дома старого врача.

Слева светилась огнями величественная громада Замка, в котором по древнему обычаю останавливались прусские короли, прибывающие для вступления на престол и принятия присяги. По звукам, доносящимся оттуда, Майбах понял, что происходит смена караулов, в обязанности которых, кроме охраны покоев, входило и наблюдение с высоких башен за всем городом. В случае пожара караульные трубили тревогу, а чтобы жители знали, куда спешить на помощь, наклоняли в ту сторону развевающийся штандарт, или в ночное время вывешивали шест с большим и ярким фонарем.

Нынешний вечер был тих и спокоен. Внизу малиновой полоской догорало в водах Прегеля заходящее солнце. Острые пики корабельных мачт мирно дремали у речного берега.

Старик достал трубку и чиркнул огнивом: ноздри защекотал ароматный дымок крепкого заморского табака. Майбах любил свой Альтштадт, любил города-побратимы: Кнайпхоф и Лёбенихте, которые в августе по указу короля Фридриха Вильгельма I, прозванного Королём-солдатом, объединились в один, с общим названием Кёнигсберг. По этому поводу до сих пор не затихало разгульное празднование: рыбаки и ремесленники продолжали отмечать это событие в многочисленных винных погребках. Особенно радовался Кнайпхоф: ведь это из его стен вышел первый бургомистр Кёнигсберга.

Старый врач невольно усмехнулся, поскольку хорошо знал Захариуса Хессе, долговязого педанта, в прошлом бургомистра Острова. Ибо Кнайпхоф – это и есть остров, образованный разделением Прегеля на два русла. Хессе, известный юрист, страдал катаром желудка, и Иоганн Майбах довольно успешно лечил его настоями целебных трав. Но бургомистр был страстным курильщиком и именно это, по мнению профессора, мешало полному выздоровлению главы Кёнигсберга.

Возвращаться в дом старому врачу не хотелось. Он с охоткой покуривал трубку, вслушиваясь в городские звуки. Вот процокали копыта – в Королевский замок спешила карета, вот послышалась перебранка со звоном оружия: у самой реки кого-то задержала городская стража. А вот внутри дома хлопнула дверь – это жена Майбаха, заботливая Лизхен, спускалась вниз за своим беспокойным супругом.

Часть 1. Профессор Альбертины

Глава 1. Кёнигсбергский университет

«…С Божьей помощью, получив отцовское благословение, я, шестнадцати лет от роду, стал студентом Кёнигсбергского университета. Мой отец, Гюнтер Майбах, настаивал на этом: «Многие молодые люди получают образование и становятся уважаемыми, зажиточными бюргерами, — говорил он. — Мы с матерью надрываем спину и выбиваемся из сил для того, чтобы сделать из тебя добропорядочного человека. Запомни, если ты не станешь студентом, то пойдёшь в солдаты. А нам бы не хотелось, чтобы ты вспарывал животы таким же молодым парням, как сам, и в результате оказался погребённым в братской могиле на чужбине».

Мой отец занимался строительством. Он работал каменщиком, и укладывал кирпичи с таким проворством, усердием и мастерством, что многие артели старались переманить его к себе. Наш Альтштадт и его пригороды постоянно росли: строились жилые дома, склады, кирхи, бастионы, тоннели, шлюзы. Хорошему каменщику всегда находилось дело, что позволило моему отцу понемногу откладывать деньги, и теперь я понял, для какой цели…»

– Иоганн, – обратился к сыну ещё не старый, крепкого телосложения мужчина с начинающими седеть волосами. – Мне надо с тобой серьёзно поговорить. – Он пришёл с работы усталый и теперь сидел за столом, держа крепкой, похожей на клешню краба, рукой кружку тёмного пива. Женщина, мать Иоганна, хлопотала у очага, разогревая ужин.

– Выслушай меня, не перебивая. В этом году ты окончил городскую школу, и учитель Клаус Заубер остался весьма высокого мнения о твоих способностях. За семь лет ты освоил латынь и древнегреческий язык, математику, а также множество историй из Священного писания. Я считаю, этого вполне достаточно, чтобы мой единственный сын продолжил учебу в университете! Не в Альтштадской гимназии, нет! В самой Альбертине! Слава Господу нашему, в Кёнигсберге есть свой университет и тебе не придется ехать куда-нибудь в Гейдельберг! Я скопил достаточно денег, чтобы оплатить твою будущую учёбу…

– Но, отец… – невысокий светловолосый юноша пытался возразить, только Гюнтер не стал слушать сына.

– Я знаю, что твоя мечта – морские путешествия и жизнь, полная приключений. Ты хочешь стоять за штурвалом корабля и глазеть на диковинные страны. Что ж, и эта мечта вполне осуществима… Дай же мне договорить! Сядь за стол… Эльза! Принеси нам пива… – и, уже немного успокоившись, отец произнёс: – Лучше пиво, чем вино «трёх людей».¹

– Посмотри на эти руки, – продолжал Гюнтер, когда его жена поставили на стол две глиняные кружки. – Погляди внимательно на моё лицо… Оно обветрено и обожжено солнцем, поскольку моя работа, и в летний зной, и в осенний дождь, и в зимнюю стужу проходит под открытым небом. А руки мои привычны лишь к кирпичу и мастерку…. Видишь, как неловко я держу даже ручку этой кружки!..

Иоганн молчал. Он чувствовал, что отцу в этот момент лучше не перечить.

– Помоги мне очистить яйцо, Иоганн… Эй, Эльза, подавай ужин!

Некоторое время они ели тушёные кабачки, запивая их пивом. Во время еды никто не проронил ни слова.

– Я нашёл сведущих людей и навёл справки. Ты получишь хорошую специальность и выбьешься в люди. Но придется долго и терпеливо учиться, Иоганн! Я не думаю, что нас заинтересовала бы теология. Это – наука для бездельников в сутане! То же самое я скажу про философию. Если у тебя достаточно монет, пожалуйста, философствуй себе в удовольствие! Юриспруденция… Это – очень почетно, но туда тяжело попасть… Но уж медицина – это то, что нам надо! Ты будешь врачом! Помни, что любой король, когда ему занедужится, зовёт в первую очередь врача! Только потом к нему приходит священник, и то, если врач не сумел сделать своё дело… Незадолго до твоего рождения закончилась очень жестокая война. Меня едва не убило пушечным ядром, сынок… Но будут ещё войны! Снова станет литься кровь и ядра продолжат отрывать руки, ноги, головы… А кто-то ведь должен помогать раненым? Это – святое дело, Иоганн. Потом война закончится, и что дальше? Люди повсеместно болеют. Тяжело, страшно… Их вновь придется кому-то лечить. Пойми, сын, в наше время врач никогда не окажется без работы. А если он ещё и толковый врач, то озолотит и себя, и своих потомков. Герцогов и королей люди быстро забудут, а вот великого врача будут помнить. Поэтому не спорь, а лучше поклянись, что будешь прилежно осваивать медицинскую науку и не подведёшь старого Гюнтера Майбаха! – он с надеждой посмотрел на сына. – А захочешь, впоследствии устроишься судовым врачом…

Иоганн не нашёл слов для возражения. Он был чрезвычайно благодарен отцу, человеку тяжёлого нрава и обычно немногословному, иногда даже злому и ворчливому, но вдруг проявившему такие искренние и добрые чувства к сыну! Они с матерью, как оказалось, давно готовились к этому разговору, и долгое время копили деньги на его обучение, во многом отказывая себе.

– Спасибо, отец. Спасибо, мама… Я постараюсь оправдать ваши надежды.

– Да поможет тебе Господь…

Так решилась дальнейшая судьба Иоганна Майбаха. С юных лет он действительно мечтал о морских путешествиях, мысленно бороздил воды южных и северных морей, открывал новые земли, входил на своём корабле в порты Гамбурга, Лондона, Лиссабона, намеревался достичь берегов Нового Света. Но судьба распорядилась иначе: отец желал видеть своего сына непременно образованным человеком, что было весьма характерно для того времени. Юноша чувствовал его правоту и испытывал глубокую благодарность за столь искреннее участие и важную поддержку.

В 1544 году в Кёнигсберге учредили свой университет. Он был обустроен по образцу существующих в ту пору германских университетов. Молодёжь XVII-го века охотно шла в них приобретать новые знания и осваивать достойные профессии. И вот, кёнигсбергский храм науки распахнул свои двери сыну каменщика. Что ждёт его за этими дверьми, известно одному лишь Богу…

Кёнигсберг, величавая столица Восточной Пруссии, долгое время был форпостом тевтонских рыцарей, откуда они совершали свои грабительские набеги на Польшу и Литву. Сама Пруссия, обильно политая кровью в многочисленных захватнических войнах, совсем недавно обрела независимость. Впрочем, и о ней самой, и о Кёнигсберге стоит рассказать немного подробнее.

Ох, уж эта Пруссия, бывшая страной-вассалом, и ставшая самостоятельным государством с сильнейшей в Европе армией! А всё началось с них – с тевтонцев, и их воинственных потомков. Одно время Пруссия считалась территорией Польши и тогда, для подавления свободолюбивых вассалов, были приглашены рыцари Ордена. Они ответили на призыв польского князя Конрада I Мазовецкого и, с поистине тевтонской беспощадностью, приступили к истреблению племен пруссов. Полвека ушло на безжалостные войны в этих краях. Пруссов покорили. Вот тут бы тевтонцам и уйти восвояси!.. Но нет, они начали расширять «свои» владения, отхватывая у соседей один кусок земли за другим. И вновь ржали кони, свистели стрелы, звенела сталь…

В 1525 году Пруссия стала светским герцогство. Орденские земли были изъяты из церковной собственности и переданы в гражданское ведение, несмотря на то, что формально они всё ещё принадлежали Польше. Случилось это при Альбрехте Бранденбургском из династии Гогенцоллернов², великом магистре Тевтонского ордена. Так бывшие рыцари превратились в немецких помещиков-землевладельцев. Гогенцоллерны, владевшие бранденбургскими землями, пытались объединить их с прусскими, избавившись при этом от опёки польской короны. В конце концов, это им удалось. После шведско-польской войны, в ходе которой Польша потерпела поражение, был подписан указ, в котором Пруссия объявлялась суверенным государством.

А Кёнигсберг жил и процветал. Население города составляли выходцы из германских земель, которые обустраивали главный город Восточной Пруссии с немецким усердием и основательностью. Следует отметить, что горожане не очень охотно поддерживали политику Гогенцоллернов, олицетворяющую собой тевтонские стремления покорять и грабить соседние народы, словом, жить властно и независимо, постоянно держа в руках обнажённый меч. Жители Кёнигсберга даже выступали против воинствующей династии и против отделения Пруссии от Польши. Молодой Гюнтер Майбах сам едва не погиб в ходе этих столкновений, но, слава богу, его не коснулись последствия этого противостояния, и он, как нам известно, занялся вполне мирной профессией, в которой немало преуспел.

Когда у Гюнтера с Эльзой появился первенец, они решили приложить все усилия, чтобы мальчик занял достойное положение в обществе. А для этого он должен был учиться: сначала в городской школе, чтобы освоить латынь, а затем уже в университете. Гогенцоллерны, хоть и были помешаны на былом величии и доблести тевтонских предков, тем не менее, весьма благоволили к храмам науки и просвещения. Только одно условие необходимо было соблюдать неукоснительно: учёба должна быть оплачена. К счастью, Гюнтер имел работу, платили за неё неплохо, а копить они с женой умели. Иоганн же, с детства худенький, белокурый (как его мать) и невысокий мальчик, весьма успешно постигал те науки, которые ему преподавали в городской школе Альтштадта приезжие учителя и её ректор Клаус Заубер.

Глава 2. В стенах Альбертины

«…В год 1668-й от Рождества Христова я, по воле Господа нашего, впервые вошёл в стены Кёнигсбергского университета. Я до сей поры с благоговением вспоминаю те времена, когда мой ум, словно губка, впитывал самые разносторонние знания, а душа расцветала, ибо каждый день, проведённый в лоне священной Альбертины, был наполнен новыми, необычными событиями, яркими и живыми. Учился я жадно, азартно и весьма успешно…

Горячее желание лечить людей безболезненно, без вмешательства ланцета, а лишь посредством снадобий, мазей и целебных порошков заставило меня искать рецепты чудодейственных лекарств. Я пропадал в университетской библиотеке, общался с профессорами медицины и со знахарями из предместий Кёнигсберга, проводил дома бесчисленное количество опытов, пытаясь найти и проверить на деле те или иные ингредиенты, их соотношения и, незаметно для самого себя постепенно превратился в убеждённого алхимика. А такое увлечение могло вывести меня на очень опасный путь…»

Иоганн, проходя по Лавочному мосту через Прегель³, посторонился, пропуская следующую на Кнайпхоф телегу, гружённую мешками с углём. Пожилой возница, служивший при Кафедральном соборе, улыбнулся и кивнул студенту. Они не были знакомы, но за неполные два года, проведённые Иоганном на острове, столь примелькались друг другу, что при встрече чувствовали один к другому чуть ли не родственную приязнь.

Студент поправил плащ, довольно тонкий для сегодняшней прохладной погоды, натянул на голову капюшон. Со стороны Остзее⁴ дул пронизывающий ветер. От реки тянуло сыростью, смешанной с запахом рыбы, доносящимся со стороны разгружающихся судов. Альтштадт, затянутый пеленой тумана, несмотря на раннее утро, жил своей портовой жизнью. Этот день тоже начинался с большой торговли. Берег реки постепенно заполняли продавцы и покупатели, нетерпеливо фыркали лошади на базарной площади, слышался смех, громкие крики возниц и цоканье подков по набережной.

Иоганн перешёл на противоположный берег, и, повернув налево, стал подниматься к знакомым строениям родного Альтштадта, по улице Хлебных лавок, мимо ратуши с «бородатыми япперами»⁵, готовыми высунуть свои языки в сторону Кнайпхофа.

Альбертина – такое имя университет получил совсем недавно, в память об его основателе, Альбрехте Бранденбургском. На четырёх факультетах более двухсот студентов изучали теологию, юриспруденцию, медицину и философию. Нельзя сказать, что их жизнь была стеснена жёсткими рамками дисциплины. Конечно, порядок существовал, и нарушение установленных правил каралось строго. Однако, преподаватели Альбертины: доктора, профессора и магистры, представители высшей касты немецкого общества, допускали некоторую демократию в отношениях со студентами (некоторые из них даже проводили занятия у себя на дому), утверждая, таким образом, исключительное положение Кёнигсбергского университета перед другими городскими учреждениями. Сухие схоластические лекции зачастую сменялись коллоквиумами, диспутами, шумными спорами, в ходе которых некоторые злободневные вопросы выносились на широкое обсуждение.

Студенты Альбертины были различных сословий и нередко приезжали издалека. Кроме немцев, тут было много поляков, чехов, венгров и литовцев. Сказалась закончившаяся двадцать лет назад Тридцатилетняя война, которая принесла Европе страшные бедствия и опустошения. А этот тихий уголок Восточной Пруссии был далёк от всяческих баталий и жил своей размеренной, неторопливой и спокойной жизнью. Поэтому сюда и устремились тысячи беженцев, которые находили пристанище на здешней земле, обустраивались и обживались, однако не теряли связи со своим прежним миром, со своими родными местами.

Прибыв на учёбу из самых разных уголков Европы, молодые люди «вливались» в существующие в «альма матер» братства-землячества. Члены братств жили сообща, деля все тяготы студенческого бытия, главной из которых была бедность. Нередко случалось, что, задолжав за учёбу, бедолаги были вынуждены отправляться восвояси. Те же, кто, несмотря на трудности, оставался в стенах Альбертины, делили меж собой одежду, обувь и кусок хлеба. Если кому-то из студентов перепадали из дома кое-какие припасы, будь то продукты или деньги, радовалось всё землячество.

Университет располагался в северо-восточной части Кнайпхофа. Храм науки и величественный Кафедральный собор, который являлся также и университетской церковью, разделяло кладбище соборной общины. Альбертина имела два здания. Коллегия⁶ состояла из двух сходящихся под прямым углом крыльев, в одном из которых находился актовый зал. Второй корпус использовался как общежитие для малоимущих студентов. Вне университета, на Вайдендамме, располагался лишь анатомический театр. Многие студенты селились в коллегиях, главным образом, по земляческому принципу. Некоторые, отпрыски зажиточных семей, снимали квартиры.

Иоганн жил дома в Альтштадте. От него до дверей Альбертины студент легко доходил пешком за полчаса. Иоганну было легче, чем иногородним: его родные находились рядом. Отец с матерью работали не жалея сил, и их здоровья, к счастью, хватило на те годы, которые сын провёл на студенческой скамье. Ещё немного, и он сам станет зарабатывать на жизнь, чем облегчит участь своих заботливых родителей…

Учёба давалась Иоганну на удивление легко. Сказались его любознательность и увлечение медициной, как наукой, природная сообразительность и тот основательный задел знаний, который он приобрёл в стенах школы. Лекции в университете читались на латыни, а в ней новоявленный студент был уже не новичок. Умение схватывать мысль «на лету», трудолюбие и аккуратность приносили свои плоды: к окончанию первого года обучения он считался одним из лучших студентов, чем страшно гордились его отец и мать.

Однажды за ужином в семье зашел разговор о светилах медицинской науки.

– …Как ты сказал, Гиппократ? – переспросил Гюнтер сына. – Кто же он, немец? – отец считал, что все великие люди родом из Германии. – Фамилия наша – немецкая. Похоже, из швабов… Говоришь, грек, великий врач… Вот и старайся быть похожим на него!

Немного позже, когда Иоганн самостоятельно изготовил микстуру, которая хорошо снимала проявления простуды, довольный отец обратился к матери:

– Видишь, Эльза, теперь у нас есть собственный врач! Незачем ходить к еврею Лаппе с Аптекарской улицы, чтобы платить большие деньги за его бесполезные снадобья, от которых ничего кроме расстройства желудка не получишь!

На что получил ответ:

– Одеваться надо теплее! Тогда не простудишься.… А сынок наш и впрямь молодец!

Спустя некоторое время в доме появилась ещё одно новое лекарство – настойка на янтарных крошках, которую отец и мать принимали как средство от усталости и старческих недугов.

– Я от неё молодею! – радовался Гюнтер и в его глазах вспыхивали задорные искорки. – И недорогая, зараза, а как бодрит и сил прибавляет!

– Да, – счастливо улыбалась Эльза. – Наш Иоганн скоро станет настоящим врачом.

Гюнтер Майбах был не просто каменщиком с золотыми руками, он обладал незаурядным умом и рассудительностью, перемешанной с хитростью, так характерной для немца. Перед тем, как расстаться со своими трудовыми деньгами, он сумел встретиться с деканом медицинского факультета, и даже пытался добиться аудиенции у самого ректора Альбертины, правда, ему это не удалось. Зато теперь он достаточно много знал о традициях, сложившихся в университете, о жизни студенчества и тех неожиданностях, которые могли возникнуть на пути молодого Майбаха.

– Сынок, – сказал он Иоганну, когда тот впервые собирался в храм науки. – Я должен тебя предостеречь насчёт одного скверного мероприятия, которое очень скоро ожидает тебя. – Юноша насторожился. – Не волнуйся, местные шалопаи, посвящая молодёжь в бурши, придумали одну… дурацкую процедуру, которую тебе предстоит пройти… Не беда, если тебе отхватят топором прядь волос на голове, отполируют физиономию на шлифовальном круге… или оттяпают кусок ткани от штанов с задницы… Плохо то, что за этот кусок тебе еще придётся заплатить. Можно, конечно, возмутиться и призвать к порядку, но университетские бакалавры уверяют, что лучше подчиниться традиции, и тогда всё будет хорошо. Затем тебя примут в братство… И для этого тоже потребуется взнос… Что ж, вот тебе несколько талеров. Но теперь нам всю неделю придётся есть одну капусту…

Землячество, в которое был принят Иоганн, носило название «Пруссия». В него входили как местные студенты, жители Кёнигсберга, так и выходцы с западных земель. Братство имело свой герб и флаг, постоянную штаб-квартиру, расположенную вблизи Замкового пруда, и «свои» трактирчики, где молодые люди отдыхали от занятий и веселились в компании с кислым кёнигсбергским вином. Кроме «Пруссии», были и другие братства: «Мазовия», «Венгрия» и «Трансильвания», «Литва» и «Ганза».

– Теперь ты член нашего братства, – вдохновенно говорил Иоганну его старший товарищ, студент юридического факультета (будущий известный кёнигсбергский нотариус) Вольфганг Шёнебург. – Держись нас, братишка. Если тебя кто тронет, только дай нам знать! Мы своих в беде не бросаем. Ну, а если понадобится, приди на помощь своим братьям-буршам! Раз ты местный, из Альтштадта, то сегодня же мы покажем тебе нашу квартиру и посидим в трактире «Усы сома». Это – наш трактир, да и находится он в Альтштадте, совсем недалеко от твоего дома. Не робей, теперь у тебя есть много друзей!

Сам Вольфганг имел живописный синяк на левой стороне лица, от него резко пахло винным перегаром, но Иоганн с почтением вслушивался в слова «почти бакалавра», как Вольфганг сам себя величал.

С какой нежностью всю свою последующую жизнь вспоминал Иоганн годы, проведённые в стенах Альбертины! Какой важный и неожиданный поворот вскоре произошел в его судьбе, насколько захватывающе, интересно и колоритно завертелась жизнь! Тут было всё: и нескончаемые лекции, и практические занятия, и страх ошибиться… Порой посещало чувство неуверенности, но его все чаще сменяла гордость за себя. Вспоминались драки с горожанами и буршами из других братств, вечеринки в «Усах сома», пошловатые песни, переделанные местными вагантами⁷ из стихов Симона Даха⁸ и псалмов Валентина Тило⁹, известного поэта и бывшего профессора кёнигсбергского университета… А друзья-студенты! А наставники!..

Как большинство студентов, Иоганн Майбах внимательно слушал лекции и аккуратно записывал всё сказанное магистрами и профессорами. Но больше всего ему нравились диспуты: живое, шумное и полезное для ума обсуждение той или иной практической ситуации.

– К вам привезли больного! – Магистр Гуго Розенталь внимательно оглядел притихших студентов. – Больной в беспамятстве. – Ещё один долгий, изучающий взгляд… – Студент Иеронимус Штетлих! Каковы ваши действия? Потрудитесь поделиться с нами своими соображениями.

Поднявшийся со скамьи щуплый бурш одёрнул тёмную мантию и возвёл очи ввысь, подыскивая подходящие слова.

– Больной лежит на санях, – уточнил магистр. – На улице мороз. Если врач будет слишком долго размышлять, то несчастный просто замёрзнет! – среди буршей послышались редкие смешки. – Разумеется, тех, кто его привёз, вы тут же пригласите в дом и угостите глинтвейном, расспросите про погоду и цены на овёс… – смех усилился.