– Выходим из дезинфекционной по одному, вытираемся, следуем в каптерку за кальсонами и пижамой, – нарочито громко кричит, видимо, старшая из них, указывая на стопку вафельных полотенец за своей спиной и незаметно подмигивая напарнице.

Курсанты по мере близости к выходу по одному пересекают линию ворот, попадая под перекрестный огонь режущих струй воды, по команде поворачиваются то влево, то вправо, стыдливо прикрываясь руками от озорных, жгучих, бесстыжих глаз моложавых медсестёр. Затем бегут к спасительным полотенцам, которые, как назло, оказываются слишком короткими для того, чтоб окончательно спрятаться от этих бестий и вернуться в своё привычное спокойно-чинное надменно-ироничное курсантское состояние.

Утром, после кисломолочной диеты и приема изрядной дозы пилюль, госпитальный сад, несмотря на двухметровый забор с колючей проволокой сверху по периметру – все-таки карантин, не курорт! – видится нам настоящим живительным оазисом. Вчерашний конфуз забыт, как впрочем, и лица санитарок. Кто теперь разберет, которые из них? Куда не глянь, всюду торчат довольные физиономии курсантов, без конца и края, хохочущие и заигрывающие с многочисленным женским персоналом госпиталя.

Мы с удовольствием бродим в тени деревьев, без спроса и зазрения совести срывая запретные для наших неокрепших организмов неспелые абрикосы, персики, яблоки, инжир, зелёный виноград, молочные грецкие орехи и едим, едим, едим.

– Мальчики первое отделение, на посев, – кричит до безобразия симпатичная дежурная девчонка-сестричка, выглянув в сад из окна нашего длинного одноэтажного корпуса-казармы, расположившегося рядом с приемным бараком, куда подвозят и подвозят новые машины с нашим братом.

Мы же, лениво шаркая тапочками по песочным дорожкам сада и сверкая попеременно не застёгивающими с обеих сторон естественными отверстиями в кальсонах, едва прикрытых безразмерными, явно не на наш рост, коричневыми пижамами, неспешно бредем в процедурную комнату для сдачи неизвестного пока ещё нам анализа.

Бесконечно широкий коридор отделения полон народа, выстроившегося в очередь. Отовсюду то и дело раздаются шутки, комментарии, взрывы хохота. В кабинете за белой ширмой доктор выборочно по понятному только ему списку осуществляет какой-то необычный супер новый осмотр-диагностику больных под кодовым названием «телевизор».

– Что это? – спрашивает огромный, как настоящий морской пехотинец курсант нашей роты Серега Сергеев, которого почему-то первым отправляют на эту странную, пока ещё незнакомую нам экзекуцию.

– Шагай-шагай, – лукаво улыбается медсестра, – там тебе всё расскажут.

– И по-ка-жут, – по инерции озадачено тянет тот.

– Откуда вы, молодой человек? – слышен вопрос доктора из-за ширмы.

– Да мы тут все… из Ленингра-а-а-да, – неистово басит на весь коридор, застигнутый врасплох, великан, а уже спустя минуту, браво марширует по коридору и, задевая своей огромной головой болтающиеся под потолком лампы-люстры, распевает, – ты уже не мальчик, юный барабанщик, юный барабанщик…

– Тук, тук, тук, – весело, вовсе не понимая, к чему это он клонит, подпеваем мы.

И всё же, всё же, нет, пожалуй, именно поэтому – «…я люблю тебя жизнь…»! – после диагностики мы снова весело несёмся по нашему чудесному Эдему за повидавшее виды строение столовой к натянутой колючей проволоке забора. Там нами уже найдена малюсенькая, едва заметная опытному взгляду, брешь, пробитая кем-то до нас, для скрытого нерегламентированного выхода больных на дикий гражданский пляж нежного мягкого бесконечно синего-синего моря.

А там, там, на этом дивном нескончаемом побережье нас уже поджидают воздушные волшебные неподражаемые создания: женщины, девушки, девчушки в цветных купальниках и белых панамках. Они лежат и ходят, купаются и прыгают, играют с мячом и смеются. А мы просто сидим и смотрим, смотрим и сидим на этом совершенно не препятствующем нашей воли заборе. Нам и, конечно же, им, хорошо и весело, приятно и трепетно видеть друг друга, смотреть и улыбаться, разговаривать, глядя в глаза.

И нет выше счастья и наслаждения, чем быть вместе, рядом!

…Эй, вы там, современные и креативные, вроде бы всё и вся себе позволившие и повидавшие, завидуйте, у вас нет и никогда, увы, уже не будет этого счастья: счастья встреч, знакомств, преодоления и побед. Все ваши желания давно поглотил бездушный гадкий гаджет и прочие химические заменители реальности, вам ничего-то на самом деле больше и не надо. Боже, как жаль их, вас…

А затем, освоившись и дождавшись, когда освоятся… и они, мы кричим им, машем руками, хлопаем в ладоши, зовём. И они, конечно же, останавливаются у забора. Одна, две, три – много, очень много… незнакомок! Они хохочут над нами, вместе с нами, нашим шуткам, что-то говорят в ответ, кивают, улыбаются, соглашаются, делятся с нами гостинцами и конечно зовут к себе, к морю, на волю. И, как по волшебству у нас, невесть откуда, появляется несколько всеразмерных плавок, возможно, даже от женских купальников. И мы тут же по очереди в кустах одеваем их вместо своих нелепых дырявых кальсон и бежим купаться, знакомиться, играть в картошку, а иногда… даже целоваться, встав, стесняясь чуть поодаль от всех, в камышах. Но лишь на пляж входит патруль строгой городской комендатуры, мы резво несемся обратно, к забору ныряем в нашу потайную шхеру и опрометью несёмся обратно, в свои палаты.