Раскаленный плац, лишь слегка продуваемый морским бризом со стороны незнакомой бухты, кажется теперь живительным холодильником. Ноги, хотя и с трудом отрываются от земли, идут на автопилоте довольно-таки споро в такт движения ротной «коробки» со среднемаршевой скоростью около 90 шагов в минуту.

«А-а-а, раз!.. Рота-а-а, смирн-а-а… Рав-не-ние налева-а-а…».

Несмотря на то, что строевой шаг на плацу получается после восхождения не очень-то, встречающий нас полковник, глядя на нас, молчит, провожая, кажется, даже сочувственным взглядом до казармы.

«Стой, раз – два».

«Разойдись».

Ввалившись в казарму, мы дружно падем на прохладный каменный пол перед гальюном и в упоении, гладя его ладошками, ожидаем своей очереди восхождения на «трон». Никто уже никого не стесняется, лишь бы поскорее унять рвущуюся из живота бомбу, пусть даже и под десятком завистливых глаз окружающих.

– Внимание по казарме, через полчаса построение на обед, – весело кричит не участвовавший в марше дневальный.

Какой обед?

Теперь даже вода не лезет в глотку!

Да, похоже, самое время ползти в медсанчасть.

– Рыжий! Андрю-у-уха! Я… в санчасть, – кричу своему командиру отделения, кутаясь в теплый бушлат из-за охватившего вдруг озноба от растущей, по-видимому, температуры.

– Ну-у, давай, – огорчается, – я после обеда тоже… пойду. А где она тут, кстати?

– Да, нь-нь-не знаю, – стучат мои зубы, – с-спрошу кого-нибудь.

– Хорошо, и мне потом скажи, – дает напутствие Рыжий, мой добрый товарищ, одноклассник.

Ползу по перилам вниз. Всё плывёт. Кружится. Концентрируясь, пытаюсь что-нибудь сообразить.

Куда ж идти-то?

У входа в казарму огромная «курилка», человек на сто… не меньше. Вот где на самом деле процветает полная демократия и плюрализм: ни какой тебе лжесубординации, никаких строевых приемчиков и докладов – офицеры, матросы, мичмана, курсанты сидят и стоят все вместе, все учтивы, доброжелательны, довольны. Народ отдыхает. Я, вообще-то, не курю, но в «курилке» бываю часто. Мне нравятся её нравы, разговоры, шутки. Люди там ведут себя совсем по-другому, как-то по-особому, домашнему, что ли, как когда на лавке в нашем дворе детства: свободно, расковано, непринужденно.

Взглянув на меня, прапорщик-морпех, даже не прервав своего свежего анекдота и недослушав вопроса, ткнул пальцем в направлении одноэтажного небольшого домика за казармой. Похоже, я не первый ищу… «светлый путь».

Небольшое помещение перед дверью кабинета доктора-терапевта абсолютно квадратное, нет – кубическое: по четыре метра во все стороны. Это необычно – словно в коробе! Высокий потолок далеко, рассчитан на рост двухметровых морпехов. Скамеек нет, людей много, встать и так некуда. Занимаю очередь и, прижавшись к стене в углу, медленно скатываюсь по гладкой поверхности вниз, приседая на корточки. В голове – полный калейдоскоп из обрывков мыслей и слов: в глазах разноцветные звездочки, всё причудливо вертится, живот безостановочно режет и бурлит, в горле клокочет, тошнит. Сознание нестерпимо рвется наружу, прочь из бренного измученного тела на волю, «в пампасы». Время теряет очертания и летит к дьяволу в «трам-тарары», постепенно сжимаясь во всепоглощающую точку подобно черной космической дыре, описанной, кажется, в моем учебнике астрономии или где-то ещё, не помню, неважно.

Память работает фрагментарно!

– Кто последний? – слышу потусторонний голос.

Молча, поднимаю руку, не поднимая головы, но меня, кажется, увидели.

Чуть позже кто-то в белом, возможно, медсестра толкает и сует градусник мне под левую руку.

– Та-а-ак! – вдруг эхом разносится над нашими головами.

В дверях появляется чья-то, кажется, огромная безразмерная фигура.

– Смирна-а-а, – глухо, словно эхо выстрела в горной долине «Каменный мешок» у озера Рица, звучит знакомая из прошлой жизни команда.

Кажется, встаю вместе со всеми в своём относительно удобном углу.

– Ах вы, бездельники! – врывает в сознание, срывающийся на фальцет «рык». – Освобождения от физической нагрузки захотели?

У меня что-то со звоном падает к ногам – трудно понять! – перед глазами всё плывет, качается, убаюкивая и успокаивая, становится тепло, уютно, безразлично.

– Что-о-о?.. Нога? – неумолимым тяжелым градом стучат по очумевшему сознанию чьи-то слова, словно удары кувалды по наковальне, вызывая жуткую, невыносимую боль где-то в районе затылка, мозжечка.

– Пять кругов бега вокруг стадиона! – не унимается голос.

Медленно сползаю по стене на пол, нащупываю под ногами упавший градусник и…

– Что у вас, товарищ курсант? – материализуется где-то там под потолком прямо надо мной неизбежность, ураган.

Машинально поднимаю руку с градусником вверх, не открывая бесполезных глаз и не пытаясь подняться, жду.

– Тут, почти сорок, – не слышу, чувствую легкое колебание воздуха над собой и понимаю, что ладонь пуста, градусника нет.