Buch lesen: «Прощай, лето»

Schriftart:

ISBN 978-5-0056-7334-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

КАК ЖЕ ТАК, ДРУГ!

Второй этаж особняка, который перетекал в шикарную гостиницу и сливался с ней, как сливаются эпохи на стыке лет. Где-то и незаметно, а присмотреться – резко и отчётливо. Невзрачный, древний пристрой с покатой крышей, низкими башнями после основательного изменения в проекте, дополнений к нему и переделки, никто не узнавал. Дизайнеры и строители постарались. Внешний вид почти прежний, а вот внутренности отличные от старомодных апартаментов.

– Что тут собственно нового! Что? Покажите нам, – слышались разочарованные голоса, но, сделав шаг в новизну, они умолкали, а критика превращалась в овации.

Переход из одного мира в другой, неожиданный и приятный. Переходов было два. Из современности в старину и супер современность. М-да! Чего только хозяева не придумали, стараясь соблазнить гостей.

Гостиница отстроена на возвышенности, вокруг неё лес, из окон видна равнина, озёра и гряда холмов. Дорога до станции почти не петляла, по кроям бортики, знаки и указатели. Не заблудишься, если любая тропа округи приведёт к тем же воротам. По ночам гостиница сверкала неоном, приманивая к себе и обещая наслаждения. Ни всем эти наслаждения доступны, но номера часто бронировали за несколько недель. В клиентах недостатка не было.

Сафон здесь ни разу не был, но о гостинице слышал. Отзывы восхитительные, единственное что кусало – цены. Они кусались везде, но в этом райском месте чаще. За комфорт, изысканную еду, ухоженные пляжи и сервиз платят. Не только за это, но и безопасность. Некоторые отказываются от привычного отпуска, чтобы приехать и отдохнуть сюда, насладиться видами, воздухом и купанием в прозрачной воде. Собирают средства целый год и потом тратят их за считанные дни.

Он стоял и смотрел в окно. От внутренней отделки гостиничного номера почти ничего не осталось, а рама каким-то образом уцелела. Он даже представить себе не смог, что здесь творилось два дня назад. Сообщили слишком поздно, сообщили бы во время происшествия, в живых осталось бы больше.

«Неважные из них получились герои, зато каковы их роли, – подумал он. – И с чего такой ажиотаж, гостиница как гостиница. Примочки, автоматика и что? Любят люди приукрасить действительность, но она не конфета в блестящей обёртке, прямо перед глазами, тобой и без прикрас. Заиграешься с ней и от беды не спрятаться».

Гостиница напомнила ему платформу, непотопляемый и огромный корабль, но сухопутный, на котором расслаблялись люди. На то он и курорт, чтоб расслабляться и отложить хлопоты на какое-то время. Однако теперь гостиница разрушена, хотя и частично, потерялась среди холмов, сосен. Погибли люди. Про безопасность забыли, и катаклизм их накрыл. Они о нём и не мечтали, а он взял и о себе напомнил.

Лет десять назад, Сафон волею судьбы оказался примерно на таком же склоне у реки. Река мирно текла, омывая берега, на которых разместился дачный посёлок. До того тихое местечко, что душа трепетала. Дачники лес не вытоптали, да и многое им не надо, под боком участок, своих плодов некуда девать. Вода в реке прохладная, а заводи мелкие и тёплые.

Вздумалось одному рогоносцу эту тишину взять да и нарушить. Застав жену с любовником, он решил отомстить. Поджог свою дачу и вместе с ней спалил четверть посёлка. Бытовуха обернулась настоящим бедствием. Примечательно в этой истории то, что сам рогоносец получил ожоги несовместимые с жизнью, также соседи, а его жена – обгорелые брови и только.

«Как бы я поступил, застав жену с любовником?», – размышлял позже Сафон, но окончательного решения задачи так и не нашёл.

Пламя шагало по крышам домов, бань не щадя постройки и посадки, оставляя за собой головешки. Месть не лучший способ призвать к ответу женщину, найденную в постели с кем-либо. Измена останется изменой в любом её проявлении, и Сафону пришла мысль, что, прежде всего женщина проверила себя, став доступной. Значит, любви никакой не осталось, зачем же ей мучиться. Да и кто уверенно скажет, о чём всём этом думают сами женщины.

«Поучительный пример. Погорели в посёлке многие, а ей хоть бы хны. И вины на ней нет. Не повезло мужу ни с ней, ни с домом», – вспомнил случай он.

За окном пролетели птицы. С перерывом стрекотали кузнечики.

«Весна в этот край вернётся, а вместе с весной вернутся любовь и измены, – не сомневался Сафон. – Да, что я заладил об этом! У меня нет ни того, ни другого!».

Он мотнул головой, чтобы отвязаться от мысли, потянувшей нить к прошлому. А там схоронен тугой клубок боли, который доставать и разматывать необязательно.

– Что-то я отвлёкся от основной деятельности, – проговорил Сафон.

В эфире молчок, не писка, а это его напрягало.

Мысль стёрлась, оставив не разборчивую муть в голове. Пелена задумчивости распалась на дымчатые образы, перед Сафоном вновь возникла покалеченная земля, кричащие отчаянием голоса вибрировали в воздухе, смешиваясь с пылью, запахами, появляющимися от страха, жути и рваной плоти. Они врывались в окно, проникали в гостиничный номер, расползались по стенам, обволакивая Сафона. А за этим самым окном, два дня назад из недр выныривали острые кромки камней, трещали стволы деревьев, и падали куда попало, катились с пригорка. Они давили под деревянным катком людей и домики, в которых веселился, расслаблялся и не представлял ничего такого народ.

«И сколько же их сейчас лежит под обломками ветвей, бетонных булыжников и грунта», – подумал Сафон и содрогнулся.

Вода из озёр большей частью хлынула куда-то под землю, потом топила берега, разлилась по части равнины. Теперь это не курорт, а огромное болото с торчащими, столбами, фрагментами железа и бетона. А под водой скрыты останки, что когда-то манили горожан. И их там тоже немало, всех они навряд ли найдут и вытащат. Из самой гостиницы уже двадцать трупов вынесли с колотыми ранами, а день только начался. Третье подразделение за двое суток. Работы не прекращались не на минуту, а их самих сменят вечером.

«И сдаётся, вертушки рейса четыре сделают», – предположил он.

– Чего застыл? В первый раз что ли, – позвал его напарник из коридора.

– Иду, – ответил он и отошёл от окна.

Переломанная спинка спальной кровати, однотонный галстук, приготовленное вечернее платье, разбитые на мелкие осколки вазы, в тёмных пятнах ковёр. На нём и полу вещи и разная мелочь. Желтоватые сосновые иголки, листья, борозды царапин, клочки штор. На стенах две картины перетекающих одна в другую.

Сафон в современной живописи ничего не понимал и не пытался разобраться. Нечёткие, путаные линии, пятна, зашифрованная философия в ярких красках. Что касается искусств, его всерьёз интересовали некоторые, связанные с техникой. Какое наслаждение запустить казалось бы, сдохший мотор.

Вдоль стен вмонтирована подсветка, сразу и не заметишь. Столик, на нём часы и планшет. Овальный пуфик.

Сафон приоткрыл платяной шкаф, на одной створке зеркало, по нему разошлись трещины, разрезав отражение. В шкафу женская и мужская одежда, нижняя полка, обувь. Он отстегнул подбородочный ремешок и снял каску, пригладил седые, редкие волосы, опять надел, ещё раз осмотрел спальню.

Ужас гнал молодую чету в коридор, они добрались, закрывая тела от падающих предметов. Выбежали в коридор. А дальше…

Глянув на дверь номера, он увидел засохшие полоски крови, впрочем, полосок и в коридоре было не счесть, как и сумок, лёгкой обуви, бумаги, опрокинутых горшков с когда-то цветущими, декоративными растениями, цветных стёкол бра.

«Перепуганная и растерянная толпа – не соображающая лавина», – исследовал спешную эвакуацию из помещения Сафон.

Он иногда этим занимался, чтобы выявить ошибки и объяснить при случае, как поступать категорически не рекомендуется.

Сломанный каблук, брошь, косметика. Выбежав из номера, девушка в панике на кого-то налетела и от столкновения ударилась лицом о дверной косяк, не устояла на ногах, упала. Поднимаясь, оставила размазанный отпечаток своей пятерни на стенке. Парень ей помог, но несчастья четы только-только начались.

«Типичное нарушение поведения в экстремальной ситуации, – всматривался в следы Сафон. – А дальше травмы, неадекватные поступки. Из зданий выбираются не все».

– Сафон! Ты где потерялся, – услышал он по рации.

– Я в коридоре, – ответил он.

– Слышу какой-то звук. Не слышишь ничего?

Гул Сафон услышал, шипящий и нарастающий.

– Слышу. Алик, а ты где? – спросил он.

– В соседнем номере.

Слышалось дыхание напарника, он зашептал. Сафон поспешил к нему, гул его насторожил. Встретятся в номере, поговорят.

Пол и стены в коридоре качнулись. Колебания начали затухать, но через минуту возобновились. Гул пропал, а вместо него появились – громкий треск и свист. По стене побежала широкая трещина, поднимая пыль. С потолка посыпалось покрытие, рвалась скрытая проводка.

Сафон присел и глянул по сторонам, втянув голову в плечи, согнув спину. На него просыпалось невесть что, отыграв на каске рваный и скрипучий ритм. Так себе музыка – знакома и опасна. Ни джаз, ни рок. Он задержится на месте, но на секунды, сделав пять-шесть шагов, остановится и опять присядет. Ему необходимо двигаться, иначе завалит.

«Земля уральская взбунтовалась, – подумал Сафон. – Просыпается от вековой спячки. Были встряски, но по сравнению с последним всплеском они лишь быстрая разминка. Поворочается, поворочается, и когда окончательно проснётся, удивится, сколько всего понастроили, а её не спросили. Без разрешения, без договора набурили дыр, нарыли канав. И не понравится ей такое отношение. Ой, как не понравится».

Кости вибрировали, внутренности колыхались, жидкости в теле взбалтывались. Жесткий массаж всех систем организма, серого вещества отражался на восприятии, реакции и устойчивости. Ощущение – будто ты трепещущий, беззащитный птенец на ветки в ураган.

«У них там что под фундаментом… пара десятков мощных компрессоров или роботы отбойными молотами играются!», – возмущался Сафон.

Сравнение не удачное, но в такие моменты дух поддержать – святое дело.

Позавчера он был у Алика в гостях, весёлый вечерок получился.

– Алик! – послышался вопль его жены из гостиной. – У тебя совести с горстку семечек!

– Ну, что случилось? – поспешил он к Юле, сделав удивленное лицо, проглотив тефтель.

Сафон посмотрел понимающе на Алика. Вмешиваться в семейные разногласия всё равно, что ухватить рукой раскалённую сковородку и железо в холод. Он научен житейским премудростям. Минуту повздорят, день подуются, а следующим вечером замурлыкают и обниматься будут.

– Мы дом для дочери строим, каждый рубль бережем, а у тебя в вещах целое состояние припрятано.

– Ты чего искала у меня в шкафчике? – спрашивал Алик.

– Порядок наводила. И с каких пор он твой?

– С прошлой осени! Вредно для психики в выходной день порядок наводить.

– Ой, какой ты у нас умный! Это что? – раззадорилась Юля.

– Что?

– Не видишь, да! – трясла она пачкой денег у носа Алика.

– Они напечатанные? – потянулся он рукой к деньгам.

Юля, прижав деньги к груди, ответила:

– Вижу, что не нарисованные, а напечатанные!

– Они настоящие? – дурачился Алик.

Разоблачение серьёзное и придётся отвечать по всем семейным строгостям.

– Одна пачка? Может в каком-нибудь сапоге, банке ещё припас? Эмигрировать собрался? Бедствующий уклонист от трудностей, да!

– Чего! Сюрприз тебе готовил… для тебя Юля!

Сидя в кухне и слушая перебранку, Сафон положил в тарелку тефтели, пока не остыли, салат из мелко нарезанных овощей. Что-что, а готовила Юля отменно, от еды не оторваться. В ругани ничего угрожающего не проскакивает. Эмоциональные нотки без упрёков и грубости. Ломтик хлеба, рогу, маринованный лук. Про него как будто забыли, но Сафон знал, что ненадолго.

– Сюрприз! И какой же? Ну, ври. Слушаю, – более спокойно спросила Юля.

– И не вру я вовсе, – оправдывался Алик. – Хотел с тобой за границу съездить. На Красное море.

Юля посмотрела на него, будто прощупывая голову, невысказанные слова и мысли в ней. Испытание взгляда, красивых синих глаз Алик не выдерживал, и она об этом точно знала. Природный детектор жены подавлял всякую лож, и произносилась только правда.

– Ты же мечтала! Сама же мне говорила, помнишь, – опустив глаза, проговорил Алик. – Вот я и подумал съездить.

Она прильнула к нему и тихо сказала:

– Спасибо.

Конечно же, мечтала, и хотела и хочет, но море подождёт и никуда не денется. Суммы достаточно, чтобы рассчитаться, а следующим летом обязательно поедут.

– С деньгами то, что? – спросил Алик, поглаживая жену по спине.

Юля отстранилась.

– Это я оставлю при себе, – ответила она.

Они присоединились к Сафону, и вечернее застолье продолжилось. О крупной сумме денег никто из них не вспоминал. Алик кратковременно задумывался, на лице появлялась грусть, меняющаяся улыбкой. Юля рассказывала о доме и внучке, о саде и просторной кухне. Расспрашивала Сафона о подруге, которой у него не было.

«Позавчера, – мелькнула мысль у Сафона, – мы и не думали с Аликом оказаться в коридоре известной гостинице. Приехали на курорт, но не морской, а озёрный».

На ноги вставать он не стал. Так удобней. Упёрся коленом в треснутую плитку пола и приготовился рвануть при первой же возможности.

Отмахиваясь рукой от блестящих в лучах солнца и медленно падающих сверху серых частиц какого-то материала, покашливая, в коридоре появился Алик.

– Валим отсюда Сафон! Валим, пока нас не накрыло! – прокричал он, отряхаясь от пыли.

Голос его звучал не естественно, а напряженно, как будто он находился внутри бумажной коробки, но не дрожал и был утверждающий. За щитком просматривалось недовольное лицо.

– Иди сюда, – позвал Сафон.

Алик приблизился к нему, и он притянул его к себе.

– Попозже, волна спадёт.

– Сомневаюсь я, что она схлынет, – нахмурился Алик и был прав.

Волна не спала и не схлынула, её мощь возросла.

Здание зашаталось и завибрировало. Вновь посыпалась мишура, подпрыгивали и зашевелились предметы. Поползли трещины. Надо было по возможности срочно и быстрей выбраться наружу. До лестницы метров одиннадцать, не такая уж и длинная дистанция. Но посмотреть на неё совсем по-другому, оценить препятствия, условия и покажется метров тридцать, не меньше. А их преодолеть ещё надо.

– Вперёд! – крикнул Сафон. – К лестнице.

И они побежали. На бег прыжками и короткими перебежками перемещение не совсем походило. Их швыряло от стены к стене, пыль мешала видимости. Нарваться на какой-либо появившийся выступ или стекло легче простого, а запнуться об плиту, катающиеся предметы по полу, тем более.

Тряхнуло. Потолок прогнулся. Они прижались к сохранившейся стене.

– Переждём! – предложил Алик.

– Да, – поддержал его Сафон. – Немного.

Падали светильники, таблички, доносилось буханье мебели. Замаскированные крепёжные скобы, пластиковые короба, спрятанные за парадной, лицевой отделкой, дёрнулись и запищали. Образовался видимый разрыв потолка.

– Бежим, – проговорил кто-то из них, и они кинулись к лестнице.

Удерживаясь за гладкие, широкие перила, скатились по ступенькам до пролёта между этажами, словно плоховато залитой зимой наспех горки, сосчитав задницами все до одной.

– А таком спуски нас почему-то никто не предупредил, – часто дыша, негодовал Алик. – Гостиница знаменитая, а приём в разы хуже стандартного!

Предвидеть всего невозможно. Их никогда и ни о чём не уведомляют, действуй по обстановки. Непредвиденных ситуаций на каждый выезд хватает. На то и голова и тренировки.

– Ты как? – спросил он.

Сафон выругался. Он хуже, чем думал. Сердце колотится, локти побаливают, с дыханием проблема.

– Ещё побегаю! – ответил Сафон.

Потолок выгнулся коромыслом, покачался и всё же поскрипев, рухнул. Коридор второго этажа утонул в облаках пыли. Напарники переглянулись, поняв друг друга. Задержаться в здании означало погибнуть.

Семь месяцев назад они побывали в переделки, похлещи этой.

«Лучше пусть трясёт, чем жарит, – соизмерял угрозу Сафон. – Хотя, что в этом хорошего».

Жару после того выезда он не переносил, а духоту, сопутствующую ей и вовсе ненавидел. Видимо, достигнут предел терпимости. Выносишь, терпишь до какого-то возраста перегрузки, а потом устаёшь. Так и с болью, чьими-то выходками, со всем. Никуда от этого не деться и дубы сохнут.

В помещениях предварительно отключенных от источников электроэнергии и газа, произошло возгорание. От чего произошло, так и не объяснили или не захотели распространяться, скрывая безалаберность. Горизонтальный столб огня вырвался из трубы, и этого хватило, чтобы заполыхало и задымило основательно. Пекло жарило с неистовой силой. Тушили часа три.

Сафон вытащил из этого пожарища двоих, а последнего парнишку еле спасли. Выползли с пепелища чуть живые, только и мычали, говорить не могли. Наткнулись на него случайно. Парнишка любопытный, залез, куда не следует. Мальца откачали уже в реанимации, повезло ему с врачами, выжил. Алик получил ожог спины, а он сам левого плеча. Площадь ожогов с ладонь, ничего смертельного, а неприятностей на месяцы. Хорошо, что Юля не застала мужа в тот день и навещала уже в больнице. Представлять её выражения не приходиться, отчитала бы, не стесняясь.

«Старый я стал для таких бросков, – подумал Сафон, сплёвывая перемешанную со слюной пыль. – Прошлый пожар выжал силушку, и она пока не вернулась».

Он ощутил не хватку энергии, свежего воздуха, ритм дыхания был рваным.

«Алик помоложе, резвый как „конёк-горбунок“ и нипочём ему дрожь земли и пепел, адский огонь. Вон, аж улыбнулся чертяка», – посмотрел на напарника Сафон.

Шатания и вибрации здания прекратились, и они воспользовались паузой.

– Ходу, ходу! – прокричал Алик и сиганул по лестнице до первого этажа.

Сафон ринулся за ним. Он едва поспевал, в ноге покалывало. Малость отстав, глянул мельком на следы. А то он и не догадывался! На правом бурые пятна. Прокол подошвы, придётся бежать и терпеть.

«Ничего со мной не случится. Потерплю», – мыслил он и в этот самый момент, опять тряхнуло.

Сафон по инерции перелетел через кушетку, растянувшись рядом с колонной. Внутри неё когда-то горела подсветка, и восходили пузырьки.

«Была бы барная стойка из красного дерева, все рёбра переломал», – проворчал он про себя.

Каска с его головы слетела и покатилась по скользкому полу, за ней фонарик. С ремешком и щитком он зря поторопился. Сафон взглядом проследил за крутящейся каской и увидел стойку. Она впрямь была, но левее.

«Зачем такие полы уложили, по ним не в туфлях, а на коньках кататься самый раз. Лучше бы резиной покрыли», – без шуток в уме, подумал он.

Алик держался за креплёный к стене стеллаж, на котором когда-то и бутылки, и посуда стояли. Блестящие трубки, стеклянные полки, отсвечивающие боковины.

– Да чтоб вас всех разорвало, – прокричал он. – Ни одного поручня в салоне!

Вид у трубок крепкий, показной, но внутри они полые, на дополнительный вес не рассчитаны. Та, за которую Алик ухватился, согнулась.

– Они что, из фольги сделаны!

Напарник Сафона всегда шутил, когда жизнь висела на волоске. В обыденные дни с юмором он не дружил и друзья полагали, что в этом виновны гормоны счастья, которые выделяются у него в экстремальных ситуациях. Алик помалкивал, и шут его знает, почему так получалось. Да и кому, какое дело, что у него носится в организме в стрессовых ситуациях. Для кого-то стресс, а для него удовольствие и работа.

– Найду управляющего гостиницей, вычту компенсацию. Тоже мне курорт! Ни выпить, ни позагорать и девушки разбежались, – громко разговаривал Алик. – Ты хоть видел одну? Сафон…

– Ничего у тебя не получится. Пролетишь сто процентов, – фыркнув, упираясь правым локтём о пол, разочаровал его он.

– Почему это? – поддержал разговор и обижено спросил Алик.

– Управляющий – женщина.

– Да ну! Откуда тебе знать?

– Ознакомился со списком частников и ответственных.

Алик задумался.

Жена, с другими бабами не спит, из детей у них дочь и больше не будет. Вот и заботятся о себе как умеют. Не достаёт одного…

– Деньгами возьму, – проговорил он, чтобы закончить разговор.

Ни о том они говорят, ни о том думают. Тема не в тему.

Раздался противный на слух скрежет, и часть лестницы ведущей к выходу ушла вниз. Грохнулся и стеллаж с оставшимися полками, часть стены. Стойка завалилась и подрагивала, как подстреленный бык. Сафон поднялся, снял перчатку с левой руки и протёр глаза. Состроил злую «мину», бросил перчатку. Алик пошатываясь, шагал к площадке расположенной под открытым небом. Догоняя его, он на ходу расстегнул страховочный пояс и высвободился от лямок. О пол брякнул карабин. За их спинами колонна с пузырьками рассыпалась на множество прозрачных гранул. А они шли, и продолжали идти к цели, петляя по залу, не замечая грохота. Опадал и рассеивался пыльный туман, но с новыми толчками клубился, летел вверх, заполняя помещение.

– Как тебе… ка-кафешка, – пропыхтел, заикаясь Алик.

Вид на гребни холмов. Справа пологий склон.

От бывшей роскоши остались стулья и перевёрнутые столики. Осколки стекла устилали почти всю площадку. Плитка узорчатая, шестигранная. Тут и там, в углах, валялись туфли, лоскуты тряпья и одежды, повядшие цветы, ограждения и бетонная крошка. На склоне сосны, с площадки виднелись каменистые дорожки, ступеньки.

Сафон взвесил шансы.

Зажмуриться и прыгнуть вниз, желательно на растянутый и плотный материал. Обидно будет, если он не выдержит и порвётся. Это так, к слову, а всерьёз – высота плёвая. Их всего-навсего двое, ничего лишнего – ни поясов, сумок, ни снаряжения. Сто шестьдесят пять килограмм. Закрывать глаза они конечно не будут.

– Смешной вес! – проговорил зачем-то Сафон для себя.

Стопу кололо, боль уже отдавалась в колено. Перед глазами кружились белёсые разводы. До прыжка удержаться на ногах, не упасть, и не изрезаться. Доковылять до края и вниз. От теплоизоляции чесалась кожа лица и рука без перчатки. Он часто и неглубоко дышал, не теряя из поля зрения напарника.

«Прорвёмся», – твердил Сафон, но что-то не склеивалось и не срасталось, и что-то ещё не «случившееся» вклинилось в это утверждение.

– Прыгать надо налегке и без… лишнего веса, – проговорил Алик.

Под ногами захрустели осколки стекла и пластика, бодрило дуновение ветерка. Полосы солнечного света пробивались сквозь тучи, появляясь и исчезая на горбатых холмах. Туч было много, они таяли и сливались на удивление чистым горизонтом.

«Кто-нибудь взял и соскрёб облачную шапку над гостиницей. Надоели и тряски с вибрациями и купание в ёдком тумане, – подумал он. – Солнце! Я скучал по тебе и теплу!».

Алик снял с плеча сумку, отбросил в сторону, приготовил маток верёвки. Качка не прекратилась, но стала плавней – без рывков и резких перепадов. Надеяться на то, что она прекратиться, ни к чему. Он заметил, что друг почему-то хмурый, как и он в пыли, а ещё волочит ногу. Должно быть поранился. Сафон жилистый, выносливый и не один. Как-то взвалил его на спину без сознания и таскал по этажам цеха, месяцем позже вытаскивал из глубокой заброшенной шахты. Не справедливо будет сгинуть в этом неприветливом здании. В приличных зданиях они тоже бывают, но редко. А на курортах, таких как этот постоянно. Приехали и попали.

Алик побежал трусцой.

– Сафон, мы у выхода, – стоя на краю площадки, обернувшись, сказал он.

– Почти, Алик, – выдохнул подуставший Сафон. – Выберемся, и я обязательно вернусь, и трахну управляющего за приём, грубые нарушения. От чего тут всё время трясёт? – произнёс он тише, чтобы друг не услышал, а то засыплет расспросами.

Одна половина площадки вдруг трепыхнулась, завизжала и накренилась. Алик замахал руками, теряя равновесие. Сафон закричал и быстро захромал к нему.

– Алик! Алик!

Он не ловко упал и покатился. Заскользил по плите с осколками стекла, цветами и стульями, вместе со всем остальным валяющимся содержимым. Противоположный край обвалился, площадка вздрогнула. И как-то всё померкло, ушло на второй план, стихло. Алика подбросило немного вверх, он мелькнул на фоне холмов и исчез…

Подойдя к самому краю уцелевшей части площадки, Сафон пошарил глазами по обломкам.

– Ну, же ну! – бормотал он. – Ну!

И Сафон застыл. И замер взгляд, на минуты сознание сузилось, фокусируясь на единственной картинке, дыхание перехватило. Алик лежал на боку и не шевелился. Тело проткнуто в трёх местах арматурой. Сафон зажмурился, вытер рукой пот с лица и заскрёб зубами. На его левой и не бритой щеке появилась влажная дорожка. Он опустил голову, по изрезанной ладони стекала струйка крови, но он не замечал и её. Холмы посерели, накрытые тенью туч, качались сосны, задул ветер. Пыль кружила над телом Алика, ложась на его одежду, камни, траву, куски бетона.

Зазвучали сирены, замигали огни, точки людей зашевелились на склоне. Сафон оттолкнулся ногами и спрыгнул на взрыхлённую землю. Боль от стопы, докатилась волной до колена, кольнула. Он фыркнул, сморщил лицо. Такое с ним в первый раз – прокол подошвы! Доковыляв до места, он уселся рядом с погибшим напарником.

– Ну, как же ты так, Алик? Друг, как же, – сказал Сафон и умолк.

То ли пыль, то ли дым струился над обломками, над телом Алика, поднимаясь выше заслоняя исковерканный фасад гостиницы. И если бы сейчас вздрогнула земля, Сафон не пошевелился. Думать ему не думалось, усталость брала своё, как и здание, в котором они оказались. Он отстранённо повернул голову и посмотрел на стены.

«Странно, отпустили одного и его. Захотели двоих, осыпая обломками, корёжа гостиные номера», – появилась мысль у Сафона, который ненавидел эти холмы, этот курорт, гостиницу.

– Смотри! – показал Сафон ей окровавленные ладони. – Напилась!

Он устало повалился на спину и закрыл глаза, задав себе вопрос – почему не он, а Алик. Они же почти выбрались, и оставалось только прыгнуть. Высота пустяковая. Для Алика всё равно, что широко шагнуть. Опираясь на локти, Сафон сел и взглянул на тело.

– Что я Юле то скажу. Что! – проговорил он, развязал шнурки правого ботинка и стянул с ноги.

Осмотрел стопу. Рана рваная и глубокая. До верхушки склона доберётся, а там и обработает. И безумие земли прошло, успокоилась. Солнце совсем не радует. Шапка тёмных туч расползлась по небу сама собой, только от этого ещё и хуже стало.

Взбираясь по склону, Сафон размышлял о случайностях, перегибах и ошибках. Тех друзьях, с которыми теперь никогда не пошутишь, не поговоришь. Каждый шаг давался с усилием, ворошил прошлое. В нём было «всего» и немного – и потери, и любовь, но чего-то всё же не было. Оно всегда скользило где-то рядом, пряталось от него. Сафон так и не понимал, чего именно ему не хватало. Он шагал, перебирая в уме чехарду мыслей, в горку и зигзагообразно. Времени на подъём уйдёт побольше, зато энергия сохранится, а она ему понадобится.

К нему спешила запоздалая подмога. Сафон расстегнул куртку, и дышать стало легче. Сейчас он бы скинул всё, нырнул в студёную воду, напился вдоволь. Вернул те дни, когда молодые парни, ещё не знали, что их ждёт. Замуровал дверь, ведущую и в этот день. Если бы он только мог, но он не может.

«Вы мне ничем не поможете, – подумал он. – Ничем! Ни мне, ни Алику».

В нём окончательно что-то утонуло в недоступных для него и другим, глубинах психике. Сломалось и рассыпалось на множество крупинок, которые улетучились и исчезли вместе с привязанностью к жизни. Она когда-то подмигнула ему солнечным лучом, проливными ливнями, падающими белыми снежинками в морозную ночь. А ещё женскими глазами, которые смеялись и радовались. Вдохнула пульс и сыграла на гармошке мелодию судьбы Сафона. Незатейливую, полную рискованных затей, отбирая у него всё самое лучшее.

За деревьями мелькнуло лицо Покрывалова и Ромы. Он опёрся о ствол молодой сосны и посмотрел вниз. Разрушенная на треть гостиница кого-то и восхищала, но не его. У её развалин лежал погибший Алик, последний из группы – той, с которой Сафон когда-то начинал. Он дождётся людей, укажет им, где тело. Староват он стал для подмигиваний жизни. День как день, словно ничего и не произошло. И не было до него солнечных лучей, дождя и смерти. Не было какой-либо дороги, ни огня, ни воды. Ни Алика и всех остальных.

Сафон тряхнул головой. Вот он и один, против той, которая заграбастает вскоре и его, а он и не против этого.