Buch lesen: «Знаменитые мудрецы»

Schriftart:

Они были первыми

Фалес из Милета
(625 г. – 547 г. до н. э.)

Древнегреческий мудрец, первый исторически достоверный представитель античной философии. Историк Диоген Лаэртский приписывает Фалесу сочинения: «О солнцестоянии»; «О равноденствии».


Милет был городом известным, торговым, славным своими знатными семьями. Из знатного рода происходил и Фалес, первый в иерархии мудрых. В молодости он занимался государственными делами, но затем отошел от политики и обратился к философии. Надо сказать, что такой жизненный путь был для греков вполне естественным, в отличие, скажем, от нынешних времен, когда философские занятия или писательское ремесло являются лишь стартовой площадкой для большой политики. Но в том-то и дело, что, как отмечают исследователи, Фалес в государственных делах был мудрейшим советником. Однако предпочел в итоге жизнь простого гражданина.

Скорее всего, он не был женат, поскольку, во-первых, на вопрос почему он не заводит детей, Фалес ответил: «Потому что люблю их». Во-вторых, на совет своей матери жениться молодой Фалес сначала сказал: «Слишком рано», а повзрослев, решил, что «слишком поздно».

Для Фалеса и его сторонников наука, мудрость – это игра с расчетом, она требует логики, теоретического построения и обязана проверяться практикой. А уже затем практическая мудрость становится мудростью умозрительной, тяготеющей к абстракции. К таким отвлеченным понятиям Фалес отнес прежде всего душу, которую объявил бессмертной. Более того, философ считал, что бессмертной душой обладает всякое тело, ссылаясь при этом на такие предметы, как магнит и янтарь.

Подобно гомеровскому Одиссею Фалес был великим путешественником. Он посетил Египет, Среднюю Азию, Халдею, собирая по крупицам знания минувших эпох. Мудрец строил гипотезы на основе наблюдений, сверяя с опытом те знания, которые были добыты в заморских странах. Его собственные открытия легли в основу научного метода мышления, который состоит в накоплении знаний с последующей проверкой их опытом.

Фалес первым поставил и попытался решить проблему: из какой материи состоит мир? По его мнению, должен быть некий универсальный элемент, который лежит в основе всех физических процессов.

Таким изначальным элементом, согласно Фалесу, является вода. А уж из нее в виде осадка образовалась земля, равно как воздух и огонь, составляющие ее пары. Все возникает из воды и снова превращается в воду. Отложения ила, возникновение туманов над морями, появление блуждающих огоньков над поверхностью пруда – все это, по Фалесу, действие воды. Фалес первым определил значение для мореплавания Полярной звезды, измерил высоту египетских пирамид (по отбрасываемой ими тени), предсказывал солнечные затмения, установил продолжительность года в 365 дней.

Был ли Фалес первым в иерархии семи мудрецов1? Наверное, дело не в этом. Важно то, что он был первым философом, предложившим научный метод познания мира. Фалес искал проявления жизни в каждом явлении и пытался обнаружить сам дух материи, ее физическое и метафизическое начала. Для него земля – это первородная глина, которую откладывает вода. Из земли лепится все живое, в том числе и трехмерное пространство вместе с людьми, храмами, растениями и животными. И над всем этим простирается ум Космоса, одушевленная Вселенная, «полная божеств». И, конечно же, сам бог, который не имеет ни начала, ни конца.

Историк Диоген Лаэртский, писавший о Фалесе в III в. н. э., приводит следующие его диалоги:

«Что на свете трудно?» – «Познать себя».

«Что легко?» – «Советовать другому».

«Что приятнее всего?» – «Удача».

«Когда легче всего сносить несчастья?» – «Когда видишь, что врагам еще хуже».

«Какая жизнь самая лучшая?» – «Когда мы не делаем сами того, что осуждаем в других».

«Кто счастлив?» – «Тот, кто здоров телом, восприимчив душою и податлив на воспитание».

Проще назвать такие диалоги не лишенными остроумия. Но к высшей мудрости их вряд ли можно отнести. Зато некоторые поучения Фалеса справедливо вошли в копилку практической мудрости, актуальной и сегодня.

«Познай себя».

«О друзьях нужно помнить очно и заочно».

«Не богатей дурными средствами, и пусть никакие толки не отвратят тебя от тех, кто тебе доверился».

«Чем поддержал ты своих родителей, такой поддержки жди и от детей».

«Быстрее всего ум, ибо он обегает все».

«Сильнее всего неизбежность, ибо она властвует всем».

«Мудрее всего время, ибо оно раскрывает все».

«Невежество – тяжкое бремя».

Фалес определил некий рубеж в развитии древнегреческой мысли. С него на какой-то момент замирает мифология и начинается новая история, история людей, которые открывают и представляют науку во всем ее универсальном величии, сравнимом разве что с природой. Не забудем и о том, что именно Фалес первым в Греции начал изучать астрономию, предсказывал лунные и солнечные затмения, в числе немногих стал вести беседы о природе.

Прожил первый мудрец Греции около девяноста лет и умер, как гласит предание, «от жары, жажды и старческой слабости». На его гробнице осталась надпись:

 
Эта гробница мала, но слава над ней необъятна:
В ней пред тобою сокрыт многоразумный Фалес.
 

Солон из Саламина
(638 г. – ок. 559 г. до н. э.)

Древнегреческий мудрец, первый античный законодатель. Оставил творческое наследие в виде законов, речей к народу, наставлений, элегических стихов.



Если Фалес считается одним из основателей научной мысли, то его соратник Солон прославился как великий законодатель, а вдобавок к этому и как незаурядный поэт. Платон называл его «мудрейшим из семи мудрецов и самым благородным поэтом». Свое благородство Солон проявил не только на поэтическом поприще. В родном городе Саламине он прослыл истинным патриотом, вначале вдохновив граждан на защиту города от врагов, а затем поведя борьбу против тиранической власти Писистрата.

Объявленный властями сумасшедшим, Солон вынужден был бежать из Саламина. Об этом известно из письма самого Солона философу Эпиминиду: «Мои законы и мое законодательство ничуть не лучше: применявшие их причинили пагубу обществу, не воспрепятствовав Писистрату прийти к власти, а предостережениям моим не было веры: больше верили афиняне его лести, чем моей правде. Тогда я сложил свое оружие перед советом военачальников и объявил, что умнее тех, кто не предвидел тирании Писистрата, и сильнее тех, кто убоялся ей воспротивиться. И за это Солона объявили сумасшедшим. Наконец я произнес такую клятву: «Отечество мое! Я, Солон, готов тебя оборонять и словом, и делом, но они меня полагают безумным. Поэтому я удаляюсь отселе как единственный враг Писистрата, они пусть служат ему хоть телохранителями».

Посещение Солоном критского царя Креза стало историческим в древнегреческой мудрости. Чего стоит хотя бы эпизод, когда спесивый Крез, воссевший на драгоценный трон в богатых одеждах, спросил Солона: видел ли он что-либо прекраснее?

Философ ответил знаменитой фразой: «Видел – и петухов, и фазанов, и павлинов: их убранство дано природой и прекраснее в тысячу раз».

Солон прославился не только краткими и мудрыми изречениями наподобие: «ничего слишком»; «прежде чем приказывать, научись повиноваться» и т. д. Его справедливо называют отцом греческой демократии. Он сумел провести такие реформы, которые возвысили афинскую государственность, обеспечили свободу гражданам и позволили неимущим пользоваться землей.

«Всем я вернул свободу», – писал Солон в одной из своих элегий.

И в данном случае поэзия полностью соответствовала правде жизни.

«Справедливость, – считал афинский законодатель, – это лик божества, в которое невозможно не верить». Не менее разумными представлялись согражданам и другие законоположения мудреца. Солон в своих законах определил, например, что: «Тот, кто не кормит родителей, наказуется бесчестием»; «Кто растратит отцовское имущество – также»; «Кто празден, на того каждый желающий вправе подать в суд»; «Чего не клал, того не бери, а иначе смерть»; «Если правителя застанут пьяным, наказание – смерть».

Не меньшее значение для граждан Саламина имели и поучения Солона:

«Ничего сверх необходимого!»

«Законы подобны паутине: если в них попадает бессильный и легкий, они выдержат, если большой – он разорвет их и вырвется».

«Молчание скрепляет речи, а своевременность скрепляет молчание».

«Те, кто в силе у тиранов, подобны камешкам при счете: как камешек означает то большее число, то меньшее, так и сильные при тиранах оказываются то в блеске, то в презрении».

«От богатства родится пресыщение, от пресыщения – спесь».

«Заводить друзей не спеши, а если завел – не бросай».

«Требуя отчета от других, и сам давай отчет».

«В великих делах всем нравиться нельзя».

И все-таки удивительна мудрость греков! Правитель, государственный человек, один заменявший законодательный орган республики, садится и пишет элегии. Не о любви, не о птичках и вечерних закатах, а о том, каким должно быть правление в честном государстве. Вот как звучит образец такого поэтического творчества на языке сухой прозы:

«Те, кто призваны быть руководителями народа и создающие личное богатство из принадлежащего обществу, поступают несправедливо и пользуются своей властью лишь для того, чтобы грабить! Они, призванные быть стражами религии, грабят алтари! Они, чье поведение должно быть примером повиновения законам и справедливости, лишь оскорбляют закон своей безграничной алчностью! Справедливость сначала молча сносит оскорбления: она лишь хранит в своем сердце память о них и готовит возмездие…»

Тема элегии расширяется. Несправедливость богатых распространяется, словно проказа, на весь город. Разгорается междоусобная война, молодежь гибнет, бедные тысячами вступают на путь изгнания, они обременены всевозможными тяготами, обречены на рабство. Развязанное богатыми общественное бедствие обращается наконец против них самих.

Солон представляет бедствие в виде Злого Гения, которого породило неправедное богатство. Уже никакие преграды не способны приостановить справедливое возмездие. Оно пробивает стены загородных вилл, за которыми укрылись богачи. Оно знает, где их найти, и настигает даже в темных закоулках, куда они спрятались.

Так описывает Солон катастрофу города, в котором богатые правят против совести. В последних стихах поэт славит прекрасные законы, которые хотел бы установить на своей родине:

 
Благозаконие всюду являет порядок и стройность…
И тогда
Всюду, где люди живут, разум с порядком царит.
 

И все же, если говорить не только о гражданском мужестве Солона, но и о его мудрости, то лучшей иллюстрацией может служить рассказ Диогена Лаэртского о медном треножнике, который выловили рыбаки и отправили его дельфийскому оракулу. Оракул изрек такие слова: «Вы спросили меня о треножнике Феба? Вот мой ответ: треножник тому, кто в мудрости первый». После чего граждане Милета поднесли треножник первому из семи мудрецов Фалесу. Тот, отказавшись от первенства в мудрости, передал треножник второму мудрецу, тот, в свою очередь, третьему. И наконец дар Феба дошел до Солона. Солон, однако, заявил, что первым в мудрости может быть только бог, и возвратил треножник дельфийскому оракулу.

Скончался Солон на Кипре, прожив восемьдесят лет. На его гробнице граждане высекли такую надпись:

 
Здесь в Саламинской земле,
сокрушившей мидийскую гордость,
Законодатель рожден – богохранимый Солон.
 

Что бы ни делал и ни произносил великий афинянин, он всегда оставался верен собственному девизу: «Слово есть образ дела».

Лао-Цзы
(VI–V вв. до н. э.)

Настоящее имя – Ли Эр. Древнекитайский философ. Основные сочинения: трактат «Дао-дэ-цзин».



В давние времена где-то на самой дальней границе Поднебесной, где располагались старинные заставы, у дороги, ведущей в неведомую страну «Владычицы Запада», произошло странное явление. Страж пограничной заставы вдруг увидел облако фиолетовой окраски, двигавшееся со стороны той самой неведомой западной земли.

Наблюдательный страж оказался не простым охранником покоя великой страны, но мудрым, знающим человеком, хорошо разбирающимся в тайных знаках небес. Он понял, что облако является божественным знамением чего-то необычайного, а именно пришествия Даоженя – давно ожидаемого мудреца Дао, который должен возвестить о новом учении жизни.

И действительно, приблизившись, облако рассеялось, и перед стражем возник величественный старец, восседающий на белоснежном быке. Мудрый охранник низко поклонился путнику, а тот молча передал ему некую книгу, излучающую тонкое сияние. Это была рукопись ставшей впоследствии священной «Книги о Дао и Дэ» (Дао-дэ-цзин), в которой насчитывалось ровно пять тысяч знаков, что по современным меркам равно примерно одному газетному листу. После этого таинственный мудрец проехал заставу и больше его никто не видел.

Такова древняя китайская легенда, повествующая о «Книге пути», или «Книге Дао», автором которой был легендарный мудрец и философ Ли Эр, писавший под вымышленным именем Лао-цзы.

С самим именем Лао-цзы также связано чудесное предание. Имя переводится как «старец», а точнее, «старое дитя». Будто бы зачат он был от проглоченной его матерью пятицветной жемчужины, в которой заключалась солнечная энергия.

Ребенок пробыл в утробе 81 год (вот откуда псевдоним «старое дитя») и вышел на свет из левого подреберья матери. Кроме того, он оказался совершенно седым. Подобное чудо, видимо, должно было свидетельствовать о врожденной мудрости Ли Эра.

В свою очередь, слово «ли» обозначает дерево, в данном случае сливу, поскольку мать родила ребенка под деревом. А слово «эр» переводится как «ухо», что указывало на непомерную длину ушей будущего мудреца. Так Ли Эр, принявший имя Лао-цзы, стал героем «Дао-дэ-дзина».

Все вышеприведенное – лишь небольшая часть народного эпоса о жизни и творчестве Лао-цзы. Во всяком случае, достоверных исторических сведений о великом китайском мыслителе гораздо меньше, чем легенд о нем. Что и понятно, если иметь в виду огромную давность происходивших событий.

В очень короткой биографии Лао-цзы, изложенной древним (II в. до н. э.) историком Сымой Цянем, сообщается, что родился философ примерно в 579 г. до н. э. в царстве Чу, уезде Ку, волости Ли, в деревне Цюйжень. Далее историк пишет, что Ли Эр был историографом, главным хранителем государственного архива при Чжоуском царстве. Он был женат, имел сына по имени Цанг, ставшего впоследствии военачальником. Ли Эр немело лет прожил в столице Чжоуского царства г. Лояне, трудясь над официальными документами, беседуя с посетителями и гостями самых различных сословий. Впечатления от чтения древних книг, бесед с мудрыми людьми (есть предположение, что он встречался с Конфуцием) постепенно сложились в собственное восприятие природы мира, его естественных и божественных законов.

Прожив долгую жизнь, архивариус Ли Эр пришел к мысли о необходимости отказаться от общественной деятельности. Он ясно видел признаки упадка государства, в котором стали преобладать правила и порядки зарождавшегося феодального строя, осудил захватнические войны, постоянно затевающиеся властолюбивыми правителями. Словом, ясно осознал, что государственная служба вступает в противоречие с естественными законами общества. Вот тогда-то Ли Эр верхом на быке и отправился в то самое путешествие, венцом которого и была передача рукописи стражу пограничной заставы. Где и когда закончил свои дни Лао-цзы, осталось для истории загадкой.

А вот учение легендарного мыслителя пережило века, став в Китае вторым по значению и популярности после конфуцианства. И все это благодаря тому самому трактату Дао-дэ-дзин, главным героем которого является сам Лао-цзы. В трактате содержится основная суть философского учения, получившего название «даосизм» и принесшего заслуженную славу китайскому мудрецу. В основу познания даосизм кладет Дао, Путь.

Как же понимать Дао и можно ли вообще его описать в виде, наиболее приближенном к тому пониманию, какое в него вкладывал китайский философ? Можно, если не ограничиваться одним или даже несколькими определениями. Вначале предоставим слово самому Лао-цзы:

«Иероглиф «дао» состоит из двух частей: «шоу» – голова, и «цзоу» – идти, поэтому основное значение этого иероглифа – дорога, по которой ходят люди, но теперь этот иероглиф приобрел переносный смысл и стал означать закономерность, закон.

Дао – корень неба и земли, Дао – мать всех вещей, Дао лежит в основе мира.

Дао не имеет вида, не издает звуков, не обладает формой. Смотришь на него, но не видишь, слушаешь его, но не слышишь, ловишь его, но не можешь поймать.

Дао рождает вещи. Дэ вскармливает их. Создавать и не присваивать, творить и не хвалиться, являясь старшим, не повелевать – вот что называется глубочайшим Дэ.

Дао рождает одно, одно рождает два, два рождают три, а три – все существа. Все существа носят в себе инь и ян, наполнены ци и образуют гармонию.

Дао постоянно пребывает в недеянии, но нет ничего, что бы оно ни делало».

Другое обозначение Дао – пустота. Но она не является символом «ничто». Лао-цзы сравнивает эту пустоту с предметами, чья пустота необходима: «Из глины делаются сосуды, и, поскольку сосуды внутри пусты, появляется возможность использовать их. Двери и окна выдалбливают, чтобы построить дом, и, поскольку дом внутри пуст, появляется возможность использовать его. Поэтому наличие предметов приносит пользу, а имеющаяся в них пустота делает их полными к употреблению. Дао – это пустота».

Попробуем перевести загадочную символику китайской философии на язык логики. Как известно, всякое единичное бытие, например вещь, имеет свою форму и свой образ – представление о ней. Дао как бытие всеобщее в отличие от единичного ни формы, ни образа не имеет. Иначе бы оно стояло в ряду с единичным.

Там, где в предмете присутствует «есть», Дао говорит «нет», поскольку предмет настолько изменчив, что судить о нем невозможно. Изменение адекватно движению. Но если движение всегда конечно, то Дао всегда недвижимо, а потому вечно. Раз это так, то Дао лучше всего и понятнее всего сравнить с пустотой, которая заполняется изменчивыми сущностями.

Здесь следует еще раз подчеркнуть, что пустота Дао – это образ, метафора, призванная обозначить вечно сущее начало. В оригинале стихов Лао-цзы она именуется другим понятием – «дух долины», который, в свою очередь, является образом вечного и неизменного.

В переводе на современный язык эти стихи будут выглядеть приблизительно так:

 
Пустота (дух долины) – бессмертна, и я называю ее
глубочайшим началом.
Вход в него именуется корнем Неба и Земли.
Это начало бесконечно, как существование,
И действует безо всяких усилий.
 

Понятно, что «дух долины», приведенный в стихотворении, – это Дао, пустота. Как считали древние китайцы, божество долины обитает в ее центре. Центр окаймляется горами, а потому и является местом ровным, как бы пустым.

Дело мудреца – видеть эту пустоту, а в ней – все противоположности мира. Да и сам мудрец должен ощущать себя в центре познания, в том месте, где легче всего видны противоположности бытия:

 
Он не выходит из дому,
Знает, однако, весь мир.
Он не смотрит в окно,
Видит, однако, весь Путь.
 

У Лао-цзы можно встретить немало парадоксальных изречений, например: «Путь, что может быть Путь, не есть вечный путь»; «Кривое – значит прямое»; «Великое остроумие похоже на глупость»; «Правдивые слова напоминают ложь»; «Кто говорит, тот не знает».

Чтобы по достоинству оценить такую мудрость, надо понять тонкость мышления древнекитайских философов. Их целью являлась естественная жизнь, то есть жизнь, согласная с природой. Все искусственное, «сделанное людьми», не имело цены. Поэтому идеал мудреца – не совершенный, а истинный человек (чжэньжэнь). Описывался он так:

«Истинный человек древности:

Не радуется жизни, не отвращается от смерти.

Равнодушно уходит, равнодушно приходит.

Не забывает о том, чем все начинается, не стремится к тому, чем все заканчивается.

Следует естественному ходу вещей и не восстает против него.

Не нарушает Дао чувством любви или ненависти.

Своими действиями не стремится помогать росту Неба».

Выражение «помогать росту» во времена древнего Китая было равнозначно выражению «совершать ненужное дело» и хорошо объяснялось следующей притчей. Одному человеку, возделывавшему поле и с нетерпением ожидавшему всходов, казалось, что ростки слишком медленно поднимаются над землей. Тогда он решил им помочь и подтянуть растение вверх. Когда сыновья пришли на поле, было уже поздно: все всходы погибли.

Древнекитайский мудрец говорил в таком случае, что владелец поля «помог росту», то есть нарушил естественный ход вещей.

Другая особенность древнекитайского мышления касалась видимых вещей. Какие они на самом деле – не знает никто. Поэтому мудрец говорил: «Всякий предмет является и тем, и этим, и ни тем, и ни этим».

Ведь и палка, опущенная в воду, кажется кривой, а путь, по которому идет толпа, может оказаться ложным.

В отличие от обычного человека мудрец видит в парадоксах естественную гармонию мира. В этом отношении смелость Лао-цзы беспрецедентна, чему могут служить такие, к примеру, высказывания: «Высшая добродетель – недобродетель. И поэтому она – добродетель»; «Низшая добродетель не перестает быть добродетелью. И поэтому она – недобродетель»; «Тяжелое – основа легкого»; «Истинные слова не бывают приятны. Приятные слова не бывают истинны»; «Добрые не бывают спорщиками, спорщики не бывают добрыми».

Путь, или Дао, как его понимал Лао-цзы, надолго определил становление и развитие китайской философии. Учение даосизма, возникшее после V в. до н. э., провозгласило автономность, независимость человеческой личности, стихийность ее природы. Получалось, что никаких твердых норм поведения для Дао не существует. Такая «антиэтика» предполагала полное отрицание общественных институтов – государства, общества, принятой в нем морали. Для последователей даосизма эти институты, их принципы являлись только средством для подавления свободы личности.

Собственно, и само понятие «ценности» утрачивало всякий смысл. На первый взгляд такая философия делала шаг назад по сравнению, например, с конфуцианством или европейскими идеалами, воплощенными Платоном, Эпиктетом, Сенекой. На самом же деле Дао, параллельно с античной мудростью, закладывало краеугольный камень того фундамента, на котором впоследствии была построена вся европейская, и не только европейская, цивилизация. Во всяком случае, идеи свободного творчества, независимых искусств обнаружили прямую генетическую связь с идеями Дао – пути раскрепощения творческих сил, вольного парения фантазии художника.

Математически выверенная логика Дао переплавилась, как ни удивительно, в сферу эмоционального, чувственного, восприимчивого ко всем проявлениям иррационального сознания. Дао обозначило путь не столько прагматически мыслящего политика, сколько судьбу художника, не связанного с условностями общества.

И если сегодня кто-то из начинающих талантов, возмутителей эстетических канонов заявляет о себе без всякого страха, то не в последнюю очередь он обязан своей свободой китайскому мудрецу Лао-цзы. Мыслителю, разрушившему незыблемые границы творческой личности: «Высшее добро подобно воде. Добро, которое оказывает вода, приносит пользу всем существам, и она не борется с ними. Вода находится в тех местах, которыми гнушаются люди, поэтому она похожа на Дао».

1.Рождение древнегреческой философии можно сравнить с взрывом, последствия которого трудно переоценить. За два века самая отвлеченная область познания стала величайшей наукой. А сама наука превратилась в тот самый Архимедов рычаг, который перевернул мир. В общем-то, они шли рядом – мудрость и научное, рациональное познание, иногда пересекаясь, а иногда и уходя друг от друга, чтобы снова встретиться на страницах какого-нибудь трактата о душе.
  История оставила человечеству первую веху научного познания мира, обозначенную в понятии «семь греческих мудрецов». Сколько их было на самом деле, самых первых и самых знаменитых, сказать точно сейчас не может никто. Однако выражение закрепилось в истории, и в его канон действительно вошли семь мудрецов: Фалес, Солон, Хилон, Питтак, Биант, Клеобул и Периандр. Все они жили примерно в одно время, в середине VII – начале VI вв. до н. э.
Altersbeschränkung:
0+
Veröffentlichungsdatum auf Litres:
07 September 2014
Schreibdatum:
2014
Umfang:
614 S. 74 Illustrationen
Rechteinhaber:
OMIKO
Download-Format:

Mit diesem Buch lesen Leute

Andere Bücher des Autors