Buch lesen: «Иерусалимские тетради»

© Валентин Серебряков, текст, 2019

© Андрей Тавров, предисловие, 2019

© Интернациональный Союз писателей, 2019

* * *

Предисловие. Андрей Тавров «Мост»

Иерусалим – город особый. Здесь все немного сумасшедшие, хотя бы в течение того времени, которое требуется путешественнику, чтобы адаптироваться в его силовом поле. Больницы полны приезжими, которые ощутили себя здесь пророками, мессиями или великими ясновидцами. Не помню, как называется такое измененное мышление, кажется, «иерусалимский синдром».

Я тоже был одним из безумных туристов, когда на подъезде к городу почувствовал то самое поле – мощное, нежное и чистое до такой степени, что расплакался прямо тут же, в машине.

Впервые я увидел этот город на макете, созданном Иерусалимским университетом. Альбом с фотографиями этого макета, с дворцом Ирода, Хасмонейскими башнями и крепостью Антония подарил мне о. Александр Мень, и мне казалось, что в руках у меня не книга, а пульсирующее светом сокровище. В этом же приходе, где служил о. Александр через некоторое время я познакомился с Валентином Серебряковым. И вот сегодня передо мной его стихи, которые он собрал в книгу.

Первое, что чувствуешь, ее читая, – это огромную притягательную силу великого города, словно бы он произносит какое-то одно большое слово, способное вобрать все жизни, которые так или иначе имели и будут иметь к нему отношение, и человек пишущий обречен на то, чтобы разгадывать губ и воплотить в слова своих стихов. Задача непомерной масштабности и сложности. Парадоксально, что само это слово – а интуиция это чует – невероятно просто. Оно про жизнь, смерть и вечность. Примерно про то же, про что Библия или Тора.

Серебряков внимательно прислушивается к этому Слову, пытаясь откликнуться на него всем своим существом – сначала издалека, как бы предвкушая близость с загадочным городом, знакомым по библейским страницам, и это первый раздел его книги, а потом и вглядываясь в него напрямую, ища в себе нужные слова и интонации. В лучших стихотворениях цикла Серебряков находит то сочетание слова и ритма, к которому стремится. Ориентируясь на классику (Тредиаковский, Державин, Херасков), он перелагает псалмы, нащупывая выразительные средства древней речи в ее входе в русский словарь.

 
У рек Вавилонских в словах вспоминали
мы гору святую Сион.
И наши псалтири давно не звучали —
повсюду лишь слышится стон.
 
 
Пленения нашего недругам мало,
им хочется песен от нас…
Как петь, если сердце от боли устало,
и горя не выплакан час.
 

Первая часть, в основном, это переложение псалмов. Но город, в котором оказывается поэт, – несмотря на свою древность – город современный, и он тоже помощь приходит архитектурная символика – гигантский автодорожный мост, не так давно возведенный в Иерусалиме. Ему посвящается вторая часть книги, по сути ода, а по форме – венок сонетов. Мост становится символическим образом, сцепляющим, как всякий мост, два берега времени – прошлое великого города и его настоящее, но при этом уходя своей центральной вертикальной опорой-мачтой в небо, во вневременное.

 
И мост тебе в награду данный,
великий град, за все дела.
Он для тебя – явленье манны,
он – вызов, вылет, он – стрела.
Стрела, летящая из лука,
а мост – в отдаче тетива.
Разъятые навстречу руки,
как крылья птицы, синева
принять готова эту птицу…
 

В третьей части Серебряков вполне последовательно ведет разговор о Боге и человеке, опираясь на книгу стихотворений Алена Боске, книгу, сколь остроумную, столь иногда и глубокую. —

 
«Называйте любые слова, как захочется, как вам несложно,
все они говорят обо Мне, в них незримо присутствую Я.
Потому что унизить Меня, обругать, оскорбить невозможно —
все на свете слова лишь синонимы есть для Меня».
 

Так звучит финал одного из лучших стихотворений Алена Боске с его взрывным наблюдением из области догадок о нашей и Божественной речи в переложении Валентина Серебрякова.

Хочется отметить, что некоторые недочеты поэтической речи делают здесь прекрасное сальто-мортале и в переводе (переложении) оборачиваются достоинствами. Под пером (или на клавиатуре) Серебрякова отпечатывается немного небрежный и неуклюжий, но в то же время, благодаря своей «неуклюжести», детский и искренний ритм, про который понимаешь, что он здесь – наилучший, наиубедительнейший.

Книжка Серебрякова о географии. Но география эта не школьная – она внутренняя, она – Божественная, она не об экономике, а о гении места, и даже не о гении, а о том его, места, Боге, который живет одновременно в городе и в сердце и способен их совместить в своей духовной стереометрии, в которой внешнее становится внутренним, а внутреннее, глубочайшее, находит себе зримое воплощение.

От автора

Представляемая книга стихов состоит из трех вроде бы не связанных частей (тетрадей), но написанных в основном в Иерусалиме, и потому названа Иерусалимские тетради.

Первая тетрадь складывалась без всякой надежды и даже представления о том, что я когда-нибудь буду в Иерусалиме, но в темах стихов намечался вектор, направленный в сторону этого вечного города. И последние стихи в этой тетради были написаны в дороге и по прибытии сюда.

Вторая тетрадь посвящена Иерусалимскому струнному мосту и написана в августе 2016 г. Мост появился не так давно и был неоднозначно воспринят жителями. Меня он покорил, и я посвятил ему венок сонетов. Хотя сонеты не всегда строги по форме, но это первые стихи об этом мосте, и они помогают жителям принять и привыкнуть к этому сооружению.

Последняя третья тетрадь написана за последний год непосредственно здесь, в Иерусалиме, по мотивам книги французского поэта Алена Боске «Le Tourment du Dieu» (два стиха из этой серии, написанных раньше, еще в 2007 г., я включил в первую тетрадь, они присутствуют там, как знак, что я вернусь к темам этих стихов и не где-нибудь, а в Иерусалиме). Я назвал ее «Дорога вместе» – вместе с городом и вместе с Богом.

И хотя в этой тетради нет ни одного стихотворения, посвященного этому городу или как-то связанного с ним, но ее основная тема – взаимоотношения между Творцом и человеком, как Его творением, настолько естественна для воздуха этого города, который, как выразилась Дина Рубина, не город, а место, где человек неумолимо встречается со следами и знаками проявления Всевышнего. Слава этому животворящему месту, в котором сплавляется древность и современность и, хочется верить, возрастает будущее.

Тетрадь первая. На подступах

Письмо другу

Мой друг, прими не очень ровный слог.

Он благодарностью к тебе сегодня вызван,

Мне, путь открывшему средь земных дорог

простою максимой, что существует Бог,

которому я лишь служить и призван.

По прошлому уже я справил тризну

тюремною баландой. Совотчизна

не поскупилась за мои труды —

грехов моих бессчетные пуды

едва ли отмолить мне в этой жизни.

Но благодать Господня без границ:

жена и дочь, и ты со всей семьею,

сумели меня вымолить из блиц-

ареста. Крик весенних птиц

был мне наградой. Я еще не смею

счастливым быть, еще склоняю шею…

Нет, припадаю к Господу, молюсь

и никаких подонков не боюсь —

один лишь страх Господний разумею.

1989 г.

За журавлем

Мы и заносчивы, и хватки,

но ценим жизнь ближайшим днем.

И за сегодняшним рублем

не видим завтрашней десятки.

Стяжательство не суть зачина,

рубли, десятки – лишь пример

наглядный наших полумер,

которым лень души – причина.

Но из житейского колодца

иной чудак все в небо рвется,

молитвенным согрет огнем.

И к небу руки простирая,

из рук синицу упуская,

он тянется за журавлем.

Июль 1989 г.

Я Библию читаю в 50

«Я Тору изучаю в пятьдесят!»

Ш. Розенберг

Я Библию читаю в пятьдесят.

Жалею, что не соизволил ранее,

а прозябал на долгих партсобраниях,

генсеков наблюдая скучный ряд,

хотя и был сомненьями объят…

Мир зазеркалья изнутри привычен,

закономерен, дьявольски «логичен»:

идешь вперед, а пятишься назад,

глотаешь воздух, а вдыхаешь смрад.

Благоуханья нет – одно гниенье,

под видом созиданья – разрушенье…

И человек всегда в нем виноват…

Но я из безысходности изъят

был промыслом простым и гениальным…

Израненный осколком зазеркальным

я Библию читаю в пятьдесят!

октябрь 1991 г.

Псалом 120 (121)

К вершинам гор

стремлю свой взор,

жду помощи, как хлеба —

и дух, и плоть

спасет Господь,

Творец земли и неба.

Назло врагам

не даст ногам

твоим в коленях дрожи.

Не ест, не спит,

тебя хранит —

Ему ты всех дороже.

И в знойный день

Господня сень

тебя от солнца прячет.

И лунный зрак

в полночный мрак

не призраком маячит.

Народ святой,

Господь с тобой,

но ты не будь беспечен,

и по утрам

спеши в свой храм

и с Богом жажди встречи.

Псалом 129 (130)

Из глубины паденья своевольного

к тебе, Господь, в молитве я кричу:

– Услышь меня, услышь меня крамольного,

прости меня, Господь, спастись хочу!

И Ты прощаешь наши беззакония,

иначе кто бы в этом мире жил?

Сложу перед Тобой свои ладони я,

чтоб Ты меня, Господь, благословил.

Надеяться душа моя не ленится,

на Слово уповать не устает.

Ждет стража утра – наконец-то сменится,

душа моя Тебя сильнее ждет.

Израиль, в годы бедствий, в час усталости

на Господа лишь только уповай.

Исполнен Он и милости, и жалости,

и самым верным обещает рай.

Псалом 136 (137)

У рек Вавилонских в словах вспоминали

мы гору святую Сион.

И наши псалтири давно не звучали —

повсюду лишь слышится стон.

Пленения нашего недругам мало,

им хочется песен от нас…

Как петь, если сердце от боли устало,

и горя не выплакан час.

Не петь нам вдали от родных и великих

Иерусалимских ворот.

Пусть лучше язык мой к гортани прилипнет,

если забвенье найдет.

Воздай же, Господь, разрушителям храма

за наши бездомные сны.

Ты, дочь Вавилона, изведаешь срама —

о камни убьются сыны.

Псалом 137 (138)

Славу всем сердцем Тебе воздаю

вместе с Твоими святыми.

Песнь восхищенья Тебе я пою.

Слышишь слова мои, их отолью

буквами я золотыми.

И перед храмом Твоим преклоню

голову с явным почтеньем.

Славлю великую милость Твою,

истинность слов Твоих я признаю,

не искушаясь сомненьем.

В день, когда снова к Тебе я воззвал,

голос мой, слабый как прежде,

ты среди тысяч других опознал,

понял меня, все слова разобрал,

бодрость вселил и надежду.

Ты выше слов, сколько не говори.

Слава Господня безмерна.

Славят Тебя от зари до зари,

Господа сил, все земные цари

и воспевают примерно.

Наших напастей отвергнув резон,

к жизни Господь призывает,

бодрость вселяет – к чему Ему сон, —

видит смиренного каждого Он,

каждого гордого знает.

Ярость врагов Ты остудишь, Господь.