Кто я? Книга 1. Сын врага народа

Бо долi ще змалку здаюсь я нелюбий

Я наймит у неï, хлопцюга приблудний

Чужий я у долi, чужий у людей,

Хiба ж хто кохаЄ нерiдних дiтей?

(М. Петренко, «Дивлюсь я на небо»)

© Юрий Михайлович Стальгоров, 2020

ISBN 978-5-0051-1572-0 (т. 1)

ISBN 978-5-0051-1571-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

В августе 1941 года наша семья эвакуировалась из Белоруссии в Сталинградскую область. Моя мама получила там работу учительницы сельской школы в Киквидзенском районе Сталинградской области, колхоз «Красный Боец». Хутор, где мы поселились, был небольшим, не более ста дворов. Зданием школы был обыкновенный сельский дом, в учительской комнате мы и поселились на какое-то время. Мы с мамой при обследовании чердака нашли небольшую художественную книжку. Я не помню, что это была за книжка, но мама ее начала читать и сразу же мне сказала, что в этой книге написана моя фамилия – Штальберг.

Но в то время наша фамилия была Стальгоровы, и я о Штальбергах ничего не знал. Мама сказала: «Твой прадед Штальберг Владимир Иванович поменял в 1914 году фамилию Штальберг на фамилию Стальгоров. Но твой папа носил фамилию Штальберг до 1918 года, и только в 1918 году твой папа и его старший брат Владимир перешли на русифицированную фамилию Стальгоров». Мне было в ту пору 8 лет. И вот только в 2000 году я решил заняться своей родословной и начал искать в российских архивах данные о Штальбергах. Я точно знал, что мой прадед был Штальберг Владимир Иванович и что он жил в Смоленске.

Я начал искать Штальбергов в Смоленском областном архиве, получил оттуда несколько справок и стал составлять семейный альбом и генеалогическую таблицу Штальбергов, живших в Смоленске. Пять лет я работал над составлением альбома и генеалогической таблицы. В этой книге я попытаюсь описать жизнь смоленских Штальбергов-Стальгоровых.

Штальберг Владимир Иванович

Это мой прадед, то есть дедушка моего отца. Родился в 1860 г., проживал в г. Смоленске. С 1891 г. по 1906 г. – помощник начальника, а с 1907 г. по 1917 г. – начальник почтово-телеграфной конторы г. Смоленска. В 1910 г. ему присвоен чин статского советника. В 1906 г. совместно с Фон-дер-Рааб-Тилен учредили, а 30 июля 1907 г. официально зарегистрировали «Смоленское теософское общество». Был основателем и редактором журнала «Теософская жизнь». Являлся членом Санкт-Петербургского общества последователей гомеопатии. Имел двоих детей: дочь Александру 1882 г.р. и сына Флорентия 1886 г. р. В октябре 1914 г. во время войны с Германией попросил Императора России Николая II изменить фамилию Штальберг на Стальгоров. Своим указом от октября 1914 г. Император удовлетворил эту просьбу. После революции 1917 г. Владимир Иванович жил у своей дочери Александры в Дагестане, г. Дербент, ул. Буйнакская, д. 53, где и умер в 1938 г.

Александра Владимировна Штальберг (по мужу Спасская)

Родилась в 1882 г. Муж и жена Спасские были художниками. После революции 1917 г. они жили в Дагестане, г. Дербент. Имела двух приемных дочерей: Риту и Зину. Умерла в 1965 г. Дальнейшая судьба мужа и дочерей неизвестна.

Штальбрег Флорентий Владимирович (с 1918 г. Стальгоров)

Флорентий Владимирович Стальгоров – это мой дедушка, отец моего отца. Он родился в 1886 году в Смоленске. Флорентий Владимирович окончил школу, затем окончил сельскохозяйственное училище. В 1909 году работал управляющим имением смоленской княгини Марии Клавдиевны Тенишевой, деревня Полуево Рославльского уезда Смоленской губернии. В 1909 году он женился на крестьянке Селезневой Елене Родионовне – сельской красавице. У нее был жених, рассказывал мне дядя Володя, их старший сын, но она вышла замуж за Флорентия Владимировича. Я спросил дядю Володю: «Почему же она вышла замуж за твоего отца, если у нее был жених?». Дядя Володя сказал, что Флорентий Владимирович был барином, а крестьянской девушке выйти замуж за барина чрезвычайно престижно. Они в дальнейшем прожили всю свою жизнь достаточно нормальной супружеской парой, родили троих детей: в 1910 г. Владимира, в 1911 г. Михаила и в 1918 г. Анатолия.

В то время, до 1918 года, фамилия Флорентия Владимировича и его двух сыновей Владимира и Михаила была Штальберг. После революции, в 1918 году семья Флорентия Владимировича жила в Смоленске, и все уже были с фамилией Стальгоровы. Когда в мае 1918 года родился самый младший сын Анатолий, его зарегистрировали как Стальгорова Анатолия Флорентиевича. После рождения Анатолия Флорентий Владимирович уехал в Сибирь, где воевал у адмирала Колчака под фамилией Штальберг. В конце 1918 года, в ноябре-декабре он был начальником штаба Второй сибирской дивизии. В начале 1919 года он вернулся в Смоленск. Когда я жил у дедушки с бабушкой, мой дедушка рассказывал, как он ехал домой из Сибири от адмирала, хотя я почему-то считал, что ехал он с Дальнего Востока и что он был моряком. Дядя Володя сказал, что мой дедушка никогда не был моряком. Правда, дядя Володя мне не говорил, что Флорентий Владимирович служил у адмирала Колчака.

Дедушка мне рассказал один эпизод из его путешествия из Сибири в Смоленск. Ехал он по железной дороге, а потом где-то на какой-то станции ещё в Сибири он по какой-то причине не смог сесть в поезд и пошел пешком по железной дороге, «по шпалам». А в руках у него было два чемодана. Ему нужно было пройти через тоннель, а где-то в середине тоннеля он попал между двумя встречными поездами. Дедушка говорил, что если бы в его руках не было чемоданов, то он однозначно попал бы под колеса любого из поездов. Он завертелся, как юла, между поездами так, что чемоданы стучали о вагоны, но касались поездов только чемоданы. И воздушный вихрь, образовавшийся между поездами в это время, его не свалил ни под какой поезд. После этого он вышел из тоннеля, посидел, отдохнул, дошел до следующей станции, там сел на поезд и благополучно поехал дальше. Я не знаю, что он вез в чемоданах, но в одном из них была шуба из меха обезьяны. Когда я жил у бабушки с дедушкой, обычно я спал на печи и укрывался этой шубой. С 20-х годов дедушка жил уже в Белоруссии, в городе Осиповичи. Дедушка работал мастером участка линейно-технического управления, так называемое ЛТУ Осиповичской конторы связи. В 1939 году он начал работать почтовым агентом, то есть клерком в почтовом отделении. Впервые я увидел Флорентия Владимировича в 1937 году, когда мы с мамой приехали после ареста моего папы в Осиповичи. Мне было почти 4 года. Я запомнил единственный эпизод, когда бабушка Лена мыла своего мужа, моего дедушку, в оцинкованном корыте во дворе дома. Это был конец августа, и было тепло. Дедушка был полностью неподвижен, и бабушка его переворачивала с боку на бок, как мертвого. Дедушка очень болел, его болезнь называли воспаление седалищного нерва – ишиас. Они жили в коммунальной квартире (я не помню, сколько комнат там было) в доме на первом этаже.

В начале 1938 года дедушка с бабушкой переехали в свой собственный, построенный дедушкой дом. Моя мама говорила, что они с моим папой и дядей Володей помогали строить этот дом, по-видимому, деньгами. Во время переселения дедушки с бабушки из коммунальной квартиры в собственный дом (это было в начале 1938 года) я жил с мамой в деревне Галынка. В 1938 году я приехал в начале лета и жил в этом доме с дедушкой и бабушкой до весны 1940 года. Дом был небольшой, усадьба соток двадцать. И, конечно, в 1938 году там практически ничего ещё не росло, ничего не было. Дедушка высаживал там фруктовые деревья и ягодный кустарник. Потом усадьба ещё более обустраивалась. В 1941 году там появились два улья с пчелами. Дедушка с бабушкой жили, на мой взгляд, достаточно дружно, хотя иногда бывали случаи, когда дрались.

30 июня 1941 года немцы заняли Осиповичи. Дедушка стал работать в русской полиции и служил там до конца июня 1944 года, целых три года. Трудно мне объяснить, почему он пошел в полицию. Я вижу в этом поступке комплекс причин: во-первых, он по происхождению немец; во-вторых, он родился и вырос в привилегированном сословии дворян и в гражданскую войну воевал против советской власти; в-третьих, его сын Михаил был безвинно репрессирован советской властью в 1937 году и умер в тюрьме; в-четвертых, он остался на оккупированной немцами территории, и ему нужно было как-то прокормить жену и двоих малолетних внуков. Он жил в городе, продукты можно было получить только по карточкам, выдаваемым оккупационными властями. Я считаю, что все вышенаписанное и явилось причиной для его поступления на работу в русскую полицию. Службу моего дедушки в полиции, на мой взгляд, можно оправдать и тем, что русская полиция все же защищала мирных граждан от криминала – от воров и бандитов, которые все же имелись на оккупированной территории. А немцы не особенно старались бороться с уголовными преступниками. Да, это была оккупационная власть, да, она прислуживала немцам, да, им приходилось идти на борьбу с партизанами. Дедушка дома рассказывал, что как-то их послали на борьбу против партизан. Во время боя партизаны кричали: «За Родину! За Сталина!». И дедушку очень поражало, почему это кричат «За Сталина!», когда Сталин уничтожал русских людей. 25—26 июня 1944 года наши войска начали вести бои, в том числе за освобождение города Осиповичи.

26 июня начался сильный артиллерийский обстрел и бомбежки Осиповичей. Не знаю, как бомбежка, но сильный артиллерийский обстрел велся по площадям. Получалось в основном по мирному населению. 27 июня во время сильного артиллерийского обстрела были убиты жена Флорентия Владимировича и его внук Эдуард, а также была ранена и контужена его внучка Ольга. 27 числа Флорентий Владимирович похоронил свою жену и внука. Внучку свою Олю, раненую и контуженую, он завернул в одеяло и положил на крыльцо своего соседа Василевского. По-видимому, с Василевским об этом он договорился заранее. Как вспоминает его внучка Оля, он сел на коня и ускакал. 28 июня 1944 года в Осиповичи вошли наши войска, и город был освобожден от немецких оккупантов. Флорентий Владимирович не отступил с немцами, а убежал в Смоленскую область к родственникам своей жены.

В сентябре 1945 года Флорентий Владимирович написал письмо своему старшему сыну Владимиру, который в это время служил в штабе Забайкальского фронта. Он спрашивал у него совета, что ему делать дальше, объяснив при этом, что все три года оккупации служил в русской полиции. Мой дядя Володя ответил своему отцу, что ему надо сдаваться властям. Всё – война кончилась, и лучший вариант сдаться. В марте 1946 года дедушка сдался, и его арестовали. Следствие шло до октября, в нем все искали криминал – издевался ли он над людьми на оккупированной территории, выдавал ли связи какие с партизанами. Во время оккупации в городе Осиповичи немцами были уничтожены 13 690 евреев. Немцы предварительно собрали их в местное гетто, затем всех расстреляли. Флорентия Владимировича проверяли, не участвовал ли он в этих расстрелах. Установлено, что не участвовал. Если бы он участвовал, его бы судили за массовое убийство. А так его судили по Указу Президиума Верховного Совета Белоруссии за работу в оккупационных правоохранительных органах, в полиции. За такую службу указом предусматривалось 15 лет лагерей. Этим указом предусматривалось конкретно 15 лет, без увеличения или уменьшения срока. Ему дали 15 лет и поместили в Озерлаг, в Тайшетский район Иркутской области. В 1946 году Флорентию Владимировичу исполнилось 60 лет. Конечно, до 75 лет, если бы он был здоровым, он вполне мог бы досидеть. Но сидеть в тюрьме, в Озерлаге и работать там с такой болезнью, как воспаление седалищного нерва, просто невозможно. Обострения ишиаса проходят без температуры, поэтому заключенного не признают больным и заставляют работать. Однако при таких обострениях человек не может ни ходить, ни сидеть, ни что-либо поднять. Даже лежать больно. Вот и мой дедушка не вынес этого. Флорентий Владимирович умер в августе 1949 года и похоронен на кладбище вблизи деревни Шевченко Тайшетского района Иркутской области, могила №Е-43. Хочу добавить, что в 1954 году всем осужденным по этому Указу была амнистия, и бывшие полицейские и бургомистры вышли на свободу, кто выжил. 4 октября 1954 года я был призван в армию и ехал из Челябинска в город Киров поездом Владивосток-Москва. Более половины пассажиров вагона, в котором мы ехали, были амнистированными полицейскими и бургомистрами из Прибалтики. Освобожденные ехали домой. Все они были враждебно настроены против советской власти и вообще против России как имперской державы. Если бы мой дедушка дожил всего лишь до 1954 года, он так же вышел бы на свободу. Притом ему было бы не 75, а 68 лет. Вот так закончилась жизнь Флорентия Владимировича. Все же он старался быть самим собой и при советской власти, и при оккупационной власти, не зверствовал, не грабил, работал честно и добросовестно.

Штальберг Владимир Флорентьевич (с 1918 г. Стальгоров)

Владимир – старший сын Флорентия Владимировича Штальберга-Стальгорова, мой дядя. Родился он в октябре 1910 года. В своей автобиографии от 1985 года он пишет, что родился на даче Лущи Рославльского уезда Смоленской губернии. Его отец и мать были Штальберги, фамилии Стальгоров ещё не существовало. В 1918 году дядя Володя и остальные Штальберги поменяли свою фамилию на Стальгоров. Дядя Володя окончил Могилевский землеустроительный техникум в 1930 году и получил специальность «геодезист». С 1931 по 1937 г. он работал в Народном комиссариате земледелия Белоруссии, занимался установлением границ земельных участков и разработкой соответствующих документов на землепользование вновь образованными колхозами в связи с передачей им земли на вечное ее пользование. С 1933 по 1934 г. проходил срочную службу в Красной Армии. Там он окончил краткосрочные командные курсы, после чего ему было присвоено воинское звание «командир взвода». Службу в армии он проходил по месту жительства в городе Минске. После демобилизации в 1934 году он женился на студентке 3 курса Минского института землеустройства Немчиновой Ксении Васильевне. В 1936 году у дяди Володи и его жены родился сын Эдуард. В июне 1937 года жена дядя Володи Ксения Васильевна окончила институт, и они уехали в Москву к месту жительства родителей Ксении Васильевны. В октябре 1937 года в Москве у них родилась дочь Ольга. В столице дядя Володя первое время работал лаборантом при кафедре геодезии в Институте землеустройства, затем старшим техником в «Совхозпроектмонтаже» для работы в экспедициях. Он участвовал в экспедициях в Якутии и в городе Усть-Кут Иркутской области. 22 июля 1941 года из экспедиции в Иркутской области он был призван на службу в Красную Армию, так как началась война с Германией. Во время войны он служил на офицерских должностях в штабе Забайкальского фронта, с частями Красной Армии короткое время был в Маньчжурии. Несмотря на то, что его Забайкальский фронт принимал участие в сражениях и воевал с японскими войсками, дядя Володя в силу своей должности лично в боях не участвовал.

В сентябре 1945 года дядя Володя получил письмо от своего отца Флорентия Владимировича, который сообщил ему, что был полицейским в городе Осиповичи все три года немецкой оккупации, а теперь скрывается от властей. Спрашивал, как ему поступить в дальнейшем. В своем ответе дядя Володя посоветовал своему отцу немедленно сдаться властям. Дядя Володя показал письмо своего отца командованию Забайкальского фронта, своему непосредственному начальнику и сказал, что его честь и совесть не позволяет служить начальником строевого отдела. Начальник ответил дяде Володе, что он зря показал ему это письмо, что он лично доверяет дяде Володе и в дальнейшем служить в этой должности и ни в чем его не подозревает. Дядя Володя настаивал на демобилизации. В сентябре 1945 года его уволили с должности, направив в резерв, и в декабре 1945 года он был демобилизован в звании старшего лейтенанта.

С 23 января 1946 г. до ухода на пенсию по возрасту в октябре 1977 г. он работал в Гипрохолоде в должностях инженера, начальника изыскательской партии, заместителя начальника и начальника отдела технических изысканий, заместителя директора института. В 1943 году во время службы в Красной Армии он вступил в члены ВКП (б). Работая в Гипрохолоде, без отрыва от производства в 1954 г. он окончил Вечерний университет марксизма-ленинизма при МГК ВКП (б). В 1956 г. он поступил и в 1962 г. окончил заочный факультет Московского института инженеров землеустройства с присвоением звания инженера-землеустроителя. Но, как это бывает, ему не совсем доверяли, несмотря на то, что он был членом коммунистической партии. Руководство института ему доверяло, а вот КГБ – нет. Он даже какое-то время был секретарем парткома этого института. Тем не менее, когда нужно было послать в Турцию специалистов из отдела технических изысканий (там Советский Союз строил большой промышленный холодильник), дядю Володю туда не пустили. Его кандидатуру отклонил КГБ, без разрешения которого ни один специалист из Советского Союза не мог выехать за границу, особенно в капиталистические страны.

Дядя Володя вел себя чрезвычайно тихо, скромно, и не то слово, что скромно – боязливо. Я не могу не отметить, что он всю жизнь боялся. И он вообще был очень настороженным, осторожным человеком. Я помню, примерно в 1981 году мы с ним ходили в недавно открывшийся музей в районе парка имени Горького. И там был целый этаж, посвященный Леониду Ильичу Брежневу. В это время Леонид Ильич был Генеральным Секретарем. Я приехал в Москву в командировку, и мы с дядей Володей пошли в этот музей. И тут дядя Володя тихонько меня спрашивает, при этом озираясь по сторонам: «А вот умрет Леонид Ильич, после его смерти что будет с этим залом?». Я ему отвечаю: «Ничего, зал освободят от всех этих экспонатов и разместят другие». Я ему ещё напомнил: «Помните, был музей подарков Сталину, который сделали в 1947 году из музея имени Пушкина? Весь музей был буквально завален подарками, которые дарили люди из всех стран земного шара. И уже после 1956 года там ничего этого не было – там уже вновь восстановился, слава богу, музей имени Пушкина, который функционирует до сих пор». Я говорил дяде, что после смерти Леонида Ильича здесь будут совершенно иные экспонаты, а эти все вынесут и, скорее всего, поскольку я не вижу здесь настоящего искусства, всё выбросят на свалку.

Я очень уважал своего дядю. Поскольку с 1937 года отца у меня не было, я его считал своим отцом. Впервые я его встретил в конце июля 1953 года в Челябинске. Меня направили на работу в Челябинск на завод шлаковых материалов после окончания техникума. По пути туда я заехал в Москву, где тетя Ксения, жена дяди Володи, сказала мне: «А Володя в Челябинске, и вы с ним можете встретиться. Я ему дам телеграмму, чтобы он тебя встретил на вокзале». Я его и увидел в окно вагона, когда поезд подходил к перрону. Я его узнал, мы встретились, обнялись и пошли в гостиницу «Южный Урал», где он проживал. Он был в командировке и занимался размещением холодильника, то есть своей работой. Надо сказать, что он всю жизнь провел в командировках. После совместного с дядей обеда в ресторане я уехал на завод. Дядя Володя мне перед этим сказал: «Ты, как устроишься, сразу мне сообщи». Я устроился с жильем и с работой, а через неделю приехал к дяде Володе снова в гостиницу. Снова мы обедали в ресторане гостиницы, и я ему объяснил, что у меня все нормально, все хорошо, я работаю начальником цеха литой дорожной брусчатки с окладом в 1000 рублей. Он был очень рад моему успеху. Потом я часто приезжал в Москву. В 1963 году я приехал в отпуск вместе с женой и дочерью, тогда у меня была единственная дочь – двухлетняя Ольга. В то время у дяди Володи была уже двухкомнатная квартира на Первой улице Строителей. Там мы провели отпуск.

Дядя Володя ушел на пенсию в 1977 году. После ухода на пенсию он ещё поработал в Гипрохолоде в отделе капитального строительства. В 1977 году он заболел раком предстательной железы – злокачественная опухоль, ему сделали операцию. Обратите внимание – в 1977 году при советской власти была бесплатная медицина, тем не менее, он заплатил 500 рублей хирургу. Он спрашивал потом врача: «Вы как сделали операцию мне? Хорошую?». Врач ответил: «За плохую или плохо проведенную операцию я денег не беру. Я у вас все там вырвал». После этого дядя Володя постоянно принимал какие-то лекарственные препараты. Я помню, как он приезжал ко мне примерно через год после операции, когда я работал в Славянске-на-Кубани. Моя жена – медсестра – делала ему уколы. Дядю Володю периодически клали в московскую онкологическую больницу. Один раз я к нему пришел, он лежал в больнице на профилактике. Я тогда жил в Камышине, это было после 1980 года. Я к нему зашел, он обрадовался и сказал: «Сразу видно – наша кровь». Это обо мне. Приезжая в Москву, я всегда жил у дяди Володи. Один или два раза я ночевал в гостинице, и он очень обиделся: «Зачем ты ночуешь в гостинице? Я всегда с удовольствием принимаю тебя, когда ты приезжаешь в Москву». Я старался чем-то помочь, бывал несколько раз у них, когда они жили на улице Образцова, однокомнатная квартира у них была. Эту квартиру они получили после разделения квартиры на Первой улице Строителей с сестрой тети Ксении, так как та квартира была выдана семье дяди Володи и сестре тети Ксении. Мы с дядей Володей затеяли на кухне менять обои. Мы начали с утра и возились до глубокой ночи – работы много, а мы неопытны. Тетя Ксения помогала, обои разрезала так, чтобы они стыковались. Это были так называемые моющиеся обои, достаточная редкость была в то время. Тетя Ксения говорила: «Я работала картографом в Главсевморпути и совмещала куски карт, я знаю, как это делать». И она клала две полоски обоев, резала их, чуть ли не зажмурив глаза, ножом, и узоры совмещались.

Дядя Володя чудесно играл на балалайке. Не просто чудесно – виртуозно. Он мог играть и на гитаре, но только аккомпанировать. А на балалайке он играл все, что можно было играть. До знакомства с его игрой я не знал, что для балалайки существуют ноты – оказывается, есть. Он играл по нотам любые произведения. Играл самозабвенно, притом мог играть в такой позе, что балалайка у него на спине сзади или пониже спины, и он там играет. Потом берет ее на грудь, на голову и т. д. Он играл очень даже хорошо на мандолине. Он мог ходить, лежать, что угодно делать и одновременно не выпускал из рук балалайку, замечательно играя на ней. Я не встречал больше нигде виртуозов-балалаечников.

В 1985 году дядя Володя с семьей жили уже на юго-западе Москвы, на Ленинском проспекте в трехкомнатной квартире. В настоящее время это буквально рядом со станцией метро «Юго-Западная». Эту квартиру дали, в общем-то, мужу Ольги, но дядя Володя переехал с тетей Ксенией к ним. Во-первых, за ними уже понадобился уход, во-вторых, при всем при этом дядя Володя отказался от однокомнатной квартиры на Образцова в пользу своего внука Антона, сына Ольги. Тогда ещё не было приватизации жилья, но они совершили так называемый родственный обмен.

Дядя Володя умер в начале октября 1987 года. После операции он прожил 10 лет, и на момент смерти ему было 77. Конечно, он мог бы жить ещё, если бы не рак предстательной железы. Так было написано в свидетельстве о смерти, отчего он умер. Вот все-таки рак его одолел. И, когда мне тетя Ксения сообщила, что умер дядя Володя, я тотчас же сел на поезд и приехал в Москву. Хоронили дядю Володю на Ваганьковском кладбище, на могилках, где похоронены папа и мама тети Ксении. На Ваганьковском кладбище нужно иметь закрепленное за семьей место, на этом кладбище уже не хоронят обычных людей. Хоронят либо того, кто покупает за огромные деньги место себе на кладбище, либо того, у кого есть удостоверение, по которому это место принадлежит именно ему, чтобы хоронить там своих родственников. В 1991 году умерла и тетя Ксения. Так же я был на похоронах, но тетю Ксению кремировали – без кремации ее нельзя было хоронить там, где похоронен ее муж. Дядя Володя прожил почти все время существования Советского Союза, и с самого начала советской власти, со времен революции он все время жил, учился и работал. Сын погиб, а его дочь Ольга осталась после его смерти продолжателем рода Стальгоровых. Выйдя замуж за Игоря Килля, она оставила фамилию Стальгорова за собой. Свою дочь Лену и сына Антона она также записала под фамилией Стальгоровы. У дяди Володи была трагическая судьба. Его отец все время воевал с советской властью, вначале у Колчака, а затем служил в русской полиции города Осиповичи во время немецкой оккупации, был арестован и умер в тюрьме. Его мать и сын Эдуард погибли во время обстрела города Осиповичи. Дальнейшая его судьба – это судьба дрожащего или не дрожащего, но опасающегося любого подвоха со стороны властей. Брат его, мой отец, был арестован в 1937 году за контрреволюционную деятельность и умер в тюрьме города Орши в 1940 году. Дядя Володя помогал мне, когда я учился в техникуме, каждый месяц присылал 50 рублей. Стипендию я получал в то время 115 рублей, а у него была семья, и зарабатывал он не так уж много. Дядя Володя присылал мне деньги все 4 года, пока я учился, в одно и то же число каждого месяца. Для меня его деньги были достаточно серьёзной поддержкой. После войны он был все время до конца жизни «на крючке» у КГБ. Тем не менее, он был удовлетворен своей карьерой, благодарил руководство Гипрохолода, что его не выгнали, а могли.