Buch lesen: «Охота на маленькую щуку»
Juhani Karila
PIENEN HAUEN PYYDYSTYS
© Juhani Karila 2019
© Иван Прилежаев, пер. на русский язык, 2022
© Livebook Publishing, оформление, 2022
* * *
Пролог
Мы опускаемся из стратосферы к маленькому лесному озерцу.
Поначалу Лапландия открывается нашему взору целиком. Она состоит из трех частей. 1) Восхитительная Западная Лапландия. Все эти леви и юллясы1, меянкиели2, чарующие названия деревень и поселков – Мукка, Пальса и Сярестёниеми. 2) Экзотическая Северная Лапландия. Саамы, сопки и кочующие стада оленей, озеро Инари и самые северные в мире лососи – гольцы. 3) Унылая Восточная Лапландия. Болото и гнус. Никому она не интересна.
Кроме нас.
Мы опускаемся именно сюда, хоть встречный ветер и стремится нам помешать. Не может быть! Сама природа пытается отправить нас на запад. Но законы природы создаю я.
Итак, чтобы было понятно: мы прибываем сверху. Лапландия большая. От городка Соданкюля нужно почти пять часов гнать на машине на север, чтобы добраться до Ледовитого океана. Но это неважно. Пустое дело – измерять расстояния ездой на машине. Дорог тут мало. Да и домов. Как и людей. Зато в избытке бескрайние просторы. И бесчисленные топи, сохранившиеся словно от самого сотворения мира. Кажется, Создатель зашвырнул их в Заполярье после того, как обустроил другие места, которым достались луга, вересковые пустоши и дождевые леса. Ну и засранец же этот Создатель! Конечно, я преувеличиваю. Сопки красивые. Однако все остальное… Нет, я не жалуюсь. Здесь никого нет, то есть места вполне хватает. Идея Лапландии – в сочетании простора и пустоты. И еще – в небе, которое по краям протыкают лохматые ели. Его страшная безысходность делает людей неразговорчивыми, а мифы – неистребимыми.
Мифы. Они питаются страхом. Они порождают монстров, которые бродят по бескрайним просторам, словно запущенные в незапамятные времена механизмы, которые никто уже не в силах остановить. Они обитают в темных водах. С горящими, как у сов, круглыми глазами они постанывают в перекрытиях за потолком. И издалека, из-за лесов, топких болот и пустынных озер, безымянные чудища следят за своими владениями и бледными огоньками домов, разбросанных по вершинам сопок.
Взгляни на Китинен, приток реки Кемийоки. Неподалеку от Вуопио от него отходит два вытянутых залива, Малый и Большой. Вот этот, последний, и есть наша цель. Сейчас, в самом начале лета, он маленький и круглый. Глубокий. У дна нагуливают жирок щуки размером с хорошее бревно… В середине Большого залива расположился Мертвяковый остров. Там обитает Олли-Колотун. Но нам не туда, чуть в сторону. В Большой залив впадает крохотный ручеек, и я думал, что мы опустимся рядом с ним, изящно, как дневные бабочки. А может, и шлепнемся. Скоро раздастся «плюх!». В июне плюхаться в болото очень мягко и приятно. Погоди-ка, сейчас я вытащу тебя из трясины – «чмооокс». Зазвенело в ушах? Добро пожаловать в мир! Смотри не на меня, а вокруг. Нас окружает само совершенство. Дрозд поет на сосне, а прямо перед нами, из болота, поднимается серая туча комаров.
Иииииииииииииииииииииииии.
Тебе кажется, жуткий звук? К нему привыкаешь. Не стирай с себя грязь. Она хорошо защищает от гнуса.
Иииииииииииииииииииииииии.
Пойдем по ручью, поблескивающему среди травы. Какие забавные водомерки… Старайся ступать по гнилушкам. Они качаются под ногами, но держат, не то что мочажины, в которые можно провалиться по самое бедро. А тогда наползут торфяные буки, стянут с тебя сапоги и примутся кусать за пятки. Противное ощущение. Однажды в Сауккоаава… Ну вот, добрались до нас кровососы, облепили с ног до головы. Посмотри, как они тычутся своими мерзкими хоботками. Без паники! Им тебя не достать. Грязь засохла и защищает, как броня.
Радуйся еще, что нет полосатоногов. Эти мерзавцы огромные, как вертолеты. Такое чудище способно поднять в воздух взрослого человека. Оно засовывает свой хобот ему в глаз и выпивает все внутренности. Потом бросает сухую оболочку в заросли ивняка, и та полощется на ветвях, как белье на ветру.
Справа на берегу виднеется ферма семьи Юлияакко. В доме сейчас никто не живет, но скоро там появятся люди.
Можешь поверить, что месяц назад на этом месте было полтора метра воды? Весной во время паводка тут образуется большое озеро. Прямо в том месте, куда мы приземлились, целую неделю полно сигов.
Видишь неглубокую канавку во мху, похожую на тропку? Ее протоптала героиня нашей истории. А вон там снова виднеется тот же самый ручей. Пойдем по нему, как по радуге, в конце пути нас кое-что ждет. Но сначала надо опять пройти сквозь ивняк. Ветки расступаются, образуя коридор в самую чащу. Да, так и есть.
Среди зарослей притаилось Укромное озеро. Мелкое, словно лужа, с мутной от водорослей водой. Здесь живут отъевшиеся окуни, большущие, как кухонные рукавицы.
Потихоньку, шаг за шагом, – вперед! Думаешь, мы уже пришли? Хе-хе! За зарослями ивы нас снова ждут болото и топь. Сплавина. И наконец, еще сотня метров болотной няши.
Ноги вязнут все больше.
Иногда мне кажется, что когда-нибудь наш мир закончится не океаном и не пустыней, а превратится в болото. Поля утонут в болоте. Села утонут в болоте. Дорожные указатели и развязки, небоскребы… все они утонут в болоте. Даже хребты и горы утонут в болоте. Болото будет наступать, одолевая озера и океаны, как страшная болезнь, и рыбы лишатся солнечного света, а от Африки до Америки можно будет брести по бесконечной, колышущейся кочковатой трясине, и весь земной шар превратится в одну чавкающую, хлюпающую и колышущуюся под ногами топь, над которой раздается лишь комариный зуд и новый разумный организм перемещается над хлябью на высоких механических ногах.
Но до тех пор еще есть время, и теперь у меня хорошая новость. Мы уже близко. Да, вот к тому, поблескивающему впереди, озерцу мы и направлялись.
Добро пожаловать на Ям-озеро.
Если Укромное озеро – мелкое, то Ям-озеро по сравнению с ним – просто лужа. Тридцать сантиметров в самом глубоком месте. Да и то не факт. Вода мутная, как гороховый суп, и где-то в этой жиже грустит щука.
Вот сцена, на которой будет развиваться наша история, и на дне – покрытая слизью одна из главных ее героинь.
Ради нее-то мы и прибыли сюда.
Но послушай! Как щука оказалась в этом болоте?
Я ведь сказал, что в мае здесь озеро. А на исходе мая и в начале июня вода начинает уходить. Она убывает на глазах, но рыбы, которые медленно соображают в ледяной воде, не понимают, что им следовало бы изо всех сил работать плавниками, чтобы поскорее вернуться в Китинен, приток Кемийоки. Некоторые по глупости замирают на месте, как и многие другие существа в переломные моменты своей жизни, и вскоре они обнаруживают, что стали пленниками наполненного вешней водой озерца. Тогда начинается игра на выживание: рыбы принимаются пожирать друг друга. Озеро становится прибежищем нескольких щук, стайки окуней и дюжины плотвичек. Сначала съедают плотвиц, потом мелких окушков. И так далее.
В конце концов выживает одна-единственная щука. Она оказывается в жутких условиях. Пищи нет никакой, и щуке приходится охотиться за жуками, пролетающими над самой водой, а если повезет, иногда можно полакомиться и глупой полевкой, отправившейся куда-то вплавь… Щуке ничего не остается, как скрываться под водой, хиреть и ждать смерти.
Слышишь? Хлопнула дверца машины. Еще одна наша героиня прибыла на старую ферму семейства Юлияакко. Это значит, все готово. У нее в распоряжении трое суток. А у меня больше нет ни секунды: я начинаю погружаться в болото. К счастью, меня не нужно спасать, это погружение входит в план. Я тут всего лишь гость, просто кратко ввел тебя в курс дела. Ну и участвую в представлении. И помнишь…
День первый
1
Череда неприятных событий привела к тому, что Элине каждый год было совершенно необходимо поймать щуку до 18 июня.
От этого зависела ее жизнь.
Элина отправилась в путь 14 июня, когда половодье на севере уже наверняка пошло на убыль и до озера стало можно дойти в резиновых сапогах. Она выехала спозаранку и оставалась за рулем весь день. Чем дальше она продвигалась, тем меньше ей встречалось городов, заправочных станций и поселков. Деревья мельчали. В конце концов населенные пункты и вовсе перестали попадаться на пути. Лес.
Иногда из-за поворота вылетал встречный автомобиль. Тогда она резко притормаживала. Водители показывали жестами, что Элине следует немедленно повернуть назад.
На обочине стоял дорожный знак, извещавший, что через сорок километров всякая связь полностью пропадет.
Элина подъехала к чисто вырубленной просеке метров пятьдесят шириной – начало пограничной зоны. Посредине стояла белая будка. Дорогу перегораживал шлагбаум. Элина подкатила к нему.
За открытым окошком со скучающим видом сидел пограничник в серой униформе. Под мышками у него расплылись темные пятна пота. В будке тарахтел вентилятор. Элина наклонилась к окну и поздоровалась. Пограничник сразу завел обычную пластинку. Сказал, что правительство Финляндии не рекомендует продолжать путь. Если Элина все-таки решит ехать дальше, то любые страховки перестанут действовать и Элина будет отвечать за себя сама.
– Я оттуда родом, – ответила она.
Пограничник протянул руку. Элина положила в нее удостоверение личности. Пограничник рассмотрел документ, взглянул на Элину, потом снова на удостоверение. Вернул ей карточку и сказал, что помнит ее – уже доводилось встречаться.
– Да, – отозвалась Элина.
– Чертовски жарко, – заметил пограничник и обернулся посмотреть на градусник, висевший на стене будки. – Двадцать восемь в тени! – воскликнул он.
– Ого!
– Никогда не поступайте на государственную службу, – сказал пограничник.
– Хорошо.
– Ну, тогда счастливого пути.
Пограничник открыл шлагбаум. Элина на прощание подняла руку и нажала на педаль акселератора.
После просеки, отделявшей пограничную зону, лес снова подступил к дороге с обеих сторон. Шоссе было пустым. Элина прибавила газу. Сломанный в драке палец на правой ноге отозвался болью.
После пересечения полярного круга Элина стала поглядывать в зеркало заднего вида и на обочины. Если замечала темные бугры, то притормаживала, пока не убеждалась, что это пни или корни. Включила радио. По всем каналам предсказывали жару, лесные пожары и наводнения.
Время от времени она останавливалась на придорожных стоянках, выходила из машины и, повернувшись лицом к лесу, тихо стояла с закрытыми глазами. Прислушиваясь к своему дыханию, старалась успокоиться.
От стоянки к стоянке комаров становилось все больше.
Она проехала Куйкканиеми, даже не взглянув на реку. Деревня появилась среди леса как мираж. И как мираж исчезла.
Элина добралась до Вуопио в десять вечера. Северное солнце было еще высоко и окрашивало все в теплый цвет старой пожелтевшей газеты. Она повернула направо к мосту и медленно переехала через него. За мостом свернула налево и продолжила путь вниз по течению реки к своему родному дому.
Перед последним поворотом слева стоял дом Аско и Эфраима, следующей была избушка Совы. Свет в окнах не горел. Элина проехала последний прямой участок, который завершался табличкой «Конец дороги общего пользования». Въехала во двор своего дома.
Хозяйство семьи Юлияакко состояло из четырех построек: старая сауна, изба, в которой прошло детство отца, жилой дом и бывший хлев. Вдоль дорожки во дворе тянулся ряд высоких осин. Элина остановилась перед хлевом и вышла из машины. Ее оглушил звон комаров и пьянящая песня дрозда-белобровика. Напористое, наполненное жизнью дребезжание вьюрка. Сосна стояла между сауной и хлевом, словно сторожевая башня на границе двух миров – суши и топи, наклонившись к болоту, неподвижному и напитанному влагой.
Утром Элина проснулась от громкого звука. Она вылезла из кровати, выглянула в окно и увидела кукушку. Та сидела на осине и куковала, отсчитывала срок живущим. Элина никогда не видела кукушку так близко. Заметив Элину, птица замолчала и улетела.
Глядя на опустевшую осину, Элина обдумывала план на день – ловлю щуки.
Элина ночевала в своей старой комнате. Там была кровать, книжная полка, стол и стул. Больше ничего.
Остальным домом она предоставила распоряжаться Сове.
Элина присела на краешек кровати. Провела ладонью по трехмиллиметровой щетине на побритой голове.
Бритье головы было частью ритуала.
Она вытянула вперед правую ногу и стала рассматривать большой палец, посиневший и опухший. Выглядел он хуже, чем казался по ощущениям. С ним надо было что-то делать.
Хромая, она добрела до коридора. Слева была дверь в гостиную, на стенах которой Сова развесил карты с ареалами обитания птиц и путями их миграции, таблицы и рисунки перепончатых утиных лап. Элина повернула направо, в кухню. Взяла с холодильника недельной давности газету «Народ Лапландии», порвала ее на полоски и обмотала ими больной палец и соседний, здоровый. В шкафу нашла ножницы и отрезала кусок сантехнического скотча. Стянула края бумаги и накрепко склеила повязку. Пальцы оказались надежно упакованы.
Элина положила ножницы обратно в шкаф. На его дверце была прикреплена карта, на которой Сова крестиками отмечал карандашом места, где встречал воблинов.
Элина включила кофеварку, открыла створку окна и стала смотреть во двор. Она ничего не ела вечером, но это было обычным делом. Перво-наперво всегда пропадал аппетит. Во дворе галдели те же птицы, что и пятнадцать лет назад. Дрозды-рябинники, трясогузки, ласточки. Они казались теми же, но это были уже другие птицы, множество птиц – во дворе, на деревьях, в строениях. Если смотреть в окно и выглядывать пернатых, то их можно было обнаружить повсюду. Ласточки, словно реактивные самолеты, через окна на чердаке сарая залетали внутрь. Дрозды передвигались по двору ровными прыжками, иногда замирая на месте, и тогда приходилось внимательно всматриваться, чтобы понять рябинник перед тобой или кучка земли.
Элина проглотила кофе и ощутила себя хрупким кусочком коры. Отец однажды сидел на том же самом месте и, услышав, как коготки цокают по полу, перекрестился. Глянув вниз, он увидел ласку. Та смотрела ему прямо в глаза с таким видом, словно и была истинной хозяйкой в доме.
– И откудова эта животина знает, где у человека зенки, – удивлялся отец.
На похоронах матери Элина спросила у отца, почему дом надо было построить у самого болота. Отец ответил, что его предки жили на этом месте испокон веков и что маме такое расположение дома очень нравилось.
Прежде чем выйти замуж, мать тщательно изучила окрестности. Она составила карту местности, на которой нарисовала их будущий дом – этот самый дом, так, чтобы он был сориентирован по востоку и западу и «возлежал на Лапландии» подобно водяному уровню, которым пользуются строители. Мама сказала, что если все сделать именно так, то дом «как нужно» дополнит окружающий пейзаж. Реку, леса и сопки.
Отец посмотрел на мать. Миниатюрная женщина с короткими угольно-черными волосами и маленькими темными глазами, не отражавшими свет.
– Так, – сказал отец, – и что, значится, дальше?
Они построили дом вместе. Он получился одноэтажным и длинным. Совсем не похожим на другие дома в деревне, представлявшие собой просторные избы с печью посредине. Этот дом вовсе не походил на избу. Небольшая кухонька, за столом которой теперь и сидела Элина, располагалась в коридоре, проходившем через весь дом. На западной стороне он заканчивался гостиной, а на восточной – котельной.
– Тутова пульт управления и мотор, – говаривал папа Элине, когда она была еще ребенком. – Мы тебе, значится, космический корабль соорудили.
По ночам, когда сон не шел, Элина, лежа в кровати, прислушивалась к шорохам из-за стен и потолка. Она представляла себе, что они исходят от двигателей ракеты, толкающих космический корабль вперед в окружающей темноте. На самом деле, эти звуки производили мыши, бегавшие в перекрытиях и в полостях стен. Уже в первые десять лет после стройки они сожрали почти весь строительный утеплитель, и зимой отцу приходилось с утра до ночи таскать в котельную дрова.
Летом мышей удавалось вытравить и переловить мышеловками. Однажды отец устроил западню, выкопав яму на их тропе. В углубление он установил пустую банку из-под соленых огурцов и налил в нее до половины воды. Мыши бежали проторенным путем и падали в банку. Утром мать вытащила дохлых мышей из банки и из давилок и выбросила их на крышу погреба, прямо в заросли иван-чая и малины.
В вечерних сумерках Элина, мама и папа сидели в сауне и из окошка парной наблюдали, как мохноногие сычи и ястребиные совы подлетали из-за овсов, посеянных как приманка для дичи, и опускались на круглую крышу погреба.
Недавние события разом навалились на Элину.
Птицы умолкли.
Часы гулко тикали. Чувство вины сдавило ей грудь знакомой, необоримой тяжестью. Пфффффф.
Она прижалась лбом к столешнице. Несколько раз ударила по ней головой.
– Дерьмо, – сказала она. – Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо, – расправила плечи. – Ладно. Пожалуй, пора.
Элина встала и прошла несколько раз взад и вперед по кухне. Подняла руки и потрясла ими перед собой с растопыренными, как от сильного удара электрическим током, пальцами.
Села на пол. Наклонилась на бок, повалилась. Свернулась в позу эмбриона. Это не помогло. Она встала. Добрела до гостиной. Посмотрела в каждое из окон и вернулась на кухню. Помотала головой.
– Дерьмо. Чертово дерьмо.
Она взяла со стола шариковую ручку и подумала, не сломать ли ее. Положила ручку обратно на стол. Она обещала Сове, что больше не будет портить вещи.
Прижалась лбом к дверце холодильника. Ощутила ее прохладу. Запрокинула голову и ударила ею по холодильнику с такой силой, что стеклянные банки на полках зазвенели.
– Вот же черт, – сказала она, голова ее застыла на месте. – Черт, черт, черт.
Она засмеялась и подошла к зеркалу:
– Да ты просто проголодалась. Съешь что-нибудь.
Элина сварила овсяную кашу и стала медленно запихивать ее ложкой в рот, как будто уголь в печку. Вернулась в свою комнату и натянула походные штаны из грубой ткани с карманами на бедрах. Понюхала вчерашнюю рубашку. Та все еще пахла дымом. Элина швырнула рубаху в корзину с грязным бельем. Откопала в шкафу старую серую рубашку свободного кроя и облачилась в нее. Прошла в комнатку рядом с кухней и намазала лицо, шею и руки средством от комаров.
В котельной Элина нашла свои резиновые сапоги, надела их, сняла с вешалки кепку и, водрузив ее на голову, открыла дверь и вышла на улицу.
Было еще только девять утра, но обалдевшие от жары пчелы и слепни уже беспорядочно и неспешно летали по двору. За ними наблюдали барражировавшие в воздухе стрекозы, за которыми, в свою очередь, гонялись ласточки. На стене хлева, наслаждаясь солнышком, уселись в ряд отливающие металлом мясные мухи.
Элина отправилась в бывший хлев за спиннингом.
В помещении было прохладно. Полчища комаров, которые укрывались тут от солнца, обрадовавшись, что еда явилась к ним сама, бросились на Элину. Та, спасаясь от кровососов, нещадно хлопала себя по рукам и шее.
Она старалась все время двигаться. Это помогало. И от комаров, и от мыслей, которые тоже не позволяли расслабиться.
Элина решила сразу же покончить с поимкой щуки. Она принялась искать спиннинги в углу, среди лыж, но там снастей не оказалось. Посмотрела среди вешал для сена, и под кормушками для птиц, и за мопедами. Все было буквально завалено разными вещами. Когда отец перестал заниматься разделкой лосей, он стащил в хлев все, в чем не было повседневной нужды. Барахла набралось много, ведь в последнее время у отца не было иных занятий, кроме как просто сидеть на веранде, пить пиво и глядеть на болото.
Наверху, под самой крышей, в основании коньковой балки, устроили гнезда деревенские ласточки. Птенцы смотрели на Элину и громко пищали.
Она перешла на половину, где раньше стояли коровы. Комары последовали за ней. Тут примостился старый бойлер для нагревания воды. Его принесло наводнением прямо им во двор. Отец его вычистил и переделал в коптильню для рыбы. В старые времена у деревенских жителей в этих краях было заведено по весне выбрасывать весь накопившийся хлам на речной лед. С паводком река уносила мусор на радость тем, кто жил ниже по течению. В реке покоились тонны отходов. Унитазы, холодильники, морозильные камеры, автомобили.
Элина нашла старый спиннинг с обычной катушкой под сложенным спанбондом для огорода. Там же лежала коробка с блеснами, которую, видимо, оставил Сова.
Спиннинга с безынерционной катушкой нигде не было. Ей нужен был именно такой, поскольку его можно забрасывать одной рукой, да и блесна подойдет легкая, десятиграммовый «доплер» или мелкая вертушка «рапала». Длинная рукоятка из пробки на старом спиннинге местами потрескалась. Посредине удилище было сломано и замотано серым скотчем, которым пользуются сантехники.
Элина попробовала согнуть снасть. Отремонтированное место выдержало.
Может, и этот сойдет.
На конце лески уже был привязан стальной поводок со следами щучьих зубов. Она положила в старый футляр для очков несколько воблеров, блесны – ложку и вертушку – и запихнула очечник за голенище сапога. Вышла из хлева во двор, глянула на белые облачка. Они, словно ангелы, принявшие причудливые формы, неспешно плыли по небу. Элина подумала, что день будет очень хорошим.
В этом она была совершенно неправа.
Двор перед хлевом зарос крапивой и иван-чаем. Сова прокосил в зарослях узкий проход, по которому Элина и отправилась в путь. Было душно. Воздух словно устал и, недвижимый, остался отдохнуть во дворе. Элина принялась насвистывать старый шлягер. Ей ответил певчий дрозд.
Иван-чай среди крапивы стремился вверх своими упругими стеблями. Через каких-то пару месяцев эти растения будут выше нее, сгорбятся и склонят свои покрытые розовыми цветами макушки навстречу августу. Постепенно они побуреют от нижних листьев до верхних, засохнут и умрут стоя, их засыплет снегом, который покроет тут все вокруг, воцарится тишина, и только луна будет освещать это белое безмолвие.
За хлевом по краю леса пролегала фермерская дорога. Она уходила под берег и вела через болото и заросли ивняка на поля между Большим и Малым заливом. Спустившись с пригорка, Элина сразу свернула с дороги в болото. Легкий путь закончился. Она обошла Укромное озеро с крупными окунями. Оно заросло по краям кустами ивы, ветки которых, царапаясь, оставляли на обнаженных руках белые и красные полосы. Ей это нравилось.
Комары, почуяв Элину, бросались к ней со всех сторон, и она их прихлопывала. Пахло болотом. Оно казалось сухим, но при каждом шаге нога уходила вглубь на несколько сантиметров, и среди травы проступала вода. Всякий раз, когда Элина вытаскивала ногу, болото издавало резкий всхлип, словно не хотело отпускать лакомую добычу. Она с осторожностью ступала на правую ногу, но самодельная повязка из скотча делала свое дело. Элина топтала сфагнум, багульник и пушицу, мелкие кустарнички, жесткие стебли которых переплетались между собой, словно электрические провода. Сезон цветения клюквы. Ее крохотные нежно-розовые цветочки свисали с кончиков цветоносов словно жемчужинки. Слишком красиво для такой топи. Местами на кочках побеги клюквы образовывали целые заросли, и Элина целилась в них ногой, потому что там, на кочках, сапоги не уходили в трясину. Она остановилась. В теплую погоду торфяные буки ползают быстрее, чем обычно, однако, слава Создателю, все равно это неспешные твари.
Известно, что лоси и северные олени, переходившие через большие болота, иногда проваливались, или их засасывало в мочажины, где торфяные буки впивались в сочные туши.
Как же трудно жить и выполнять множество нелепых дел. Ну вот, например, то, чем приходится заниматься сейчас. Насколько же проще покоиться в холодной глубине под покрывалом из торфа.
А вот ее учуяли и принялись нарезать круги кусачие мухи-пестряки и слепни. Облака сгрудились над лесом и как-то изменились. Элина подумала, что это движется не она, а само время. Что она, как и буки, и облака, – всего лишь серия стоп-кадров. В следующий момент Элина оказалась на берегу озера.
Озеро, как и прежде, представляло собой вонючую яму в болоте. В середине водоема торчали голые стебли хвоща. Вода была наполнена коричневой взвесью. Эта взвесь тянулась к поверхности похожими на колонны сгустками.
Было еще начало дня и, вообще, очень плохая погода для рыбалки. Элина ослабила тормоз на катушке, отвела спиннинг назад и широким движением метнула воблер. Тот плюхнулся в воду посреди озера в метре от зарослей.
Элина оставила приманку просто плавать на поверхности воды. Если щука жива, а она всегда оказывалась жива, то неуклюже повернется на звук, как старая подводная лодка.
Реакция у этой одинокой щуки замедленная. Много дней она ничего не ела и только лежала полусонная в придонном иле, ожидая смерти, но теперь у нее мелькнула надежда, и чувства ее обострились до предела. Дрожа плавниками и расширив глаза, она анализирует движение воды и ила и думает, уж не привалила ли ей еда.
Элина дернула удилище. Воблер перепрыгнул сантиметров на десять и шлепнулся обратно в воду. Из-за зарослей на поверхности воды протянулась борозда. Элина больше ничего не предпринимала, потому что теперь щука знала, где находится добыча. Вода брызнула в разные стороны, и приманка исчезла. Рыбина схватила наживку. Щука сидела на крючке.
Она была с килограмм весом и повела себя так же, как все щуки, то есть потянула приманку. Сначала влево, потом вправо. Элина поворачивала спиннинг, удерживая его под прямым углом к леске. Поставила катушку на тормоз. Теперь щуку держало все удилище.
Раздался всплеск. Рыбина устала.
Элина держала спиннинг одной рукой. В другой у нее была кепка, которой она хлопала себя по бедрам. Целая коллекция прибитых насекомых каждый раз сыпалась в болото. Затем Элина снова надела кепку и начала выбирать леску. Когда щука была в метре от нее, Элина подняла удилище, чтобы вытащить рыбу из воды. В этот момент леска лопнула.
Напс!
Над озером проплывали облака.
Элина взяла леску между пальцев и рассмотрела ее. Она была прозрачной и неровной. Элина спустила с катушки еще несколько витков, крепко взялась за леску обеими руками и потянула в разные стороны.
Напс.
Элина постаралась припомнить, когда в последний раз меняла леску на этой катушке. В голову ничего не приходило.
Это была первая настоящая неудача за пять лет. Раньше щуку всегда удавалось поймать с первого заброса.
Элина немного заволновалась.
Она поставила восемнадцатиграммового «крокодила» прямо на леску, без поводка. Дважды пропустила леску в отверстие на блесне и беспомощно посмотрела на получившиеся узелки. Черт! Как же правильно вязать узел? Элина принялась наворачивать и пропускать леску. Пальцы помнили свое дело.
Ей понадобились обе руки, что немало обрадовало слепней. Один вонзился в запястье. Больно. Элина послюнявила узел и затянула его уверенным, ровным движением.
Затем щелчком пальца отправила слепня прочь.
Откусила кусок лески за узелком, подмотала блесну поближе к концу удилища, замахнулась и забросила приманку. Щука сразу схватила ее.
– Что ж ты, глупая, ничему не научилась-то, – пробормотала Элина.
На этот раз она хотела как следует вымотать щуку. Собиралась действовать осторожно, без резких движений, держать снасть в слабый натяг. Так, чтобы леска не порвалась, но и рыбине приходилось бы изрядно напрягаться. Нужно было, чтобы щука истратила свои последние силы, все свое сису3 и веру в жизнь, и когда ее удастся подтащить к берегу, она уже будет безразличным ко всему бревном. И тогда Элина присядет на корточки и быстро выхватит рыбу из воды, словно выпавший из кармана кассовый чек.
Она ослабила стопор на катушке. Щука начала выбирать леску. Рыбина тянула к середине озера, леска убегала в воду, и катушка жужжала.
Два обстоятельства беспокоили Элину. Если щука заглотила блесну глубоко, она может перекусить леску. С другой стороны, есть шанс, что щука запутает леску, намотав ее вокруг зарослей хвоща на середине озера, и тогда Элина потеряет контакт с рыбой. В этом случае даже одного сильного рывка достаточно, чтобы порвать снасть.
Повлиять она могла только на последнее обстоятельство.
Элина следила за тем, чтобы леска была натянута между ней и рыбой, а для этого обходила озерцо, сообразуясь с перемещениями щуки так, чтобы между ними не оказались заросли хвоща. Щука плыла по часовой стрелке. Элина брела вокруг озера и пыталась удержать добычу, как хорошую мысль, промелькнувшую в голове. Она разговаривала вслух, чтобы сохранять самообладание. Объясняла себе каждый свой шаг и каждый рывок щуки.
Теперь комары и другие кусачие насекомые не давали Элине ни секунды покоя. Пот стекал по шее и рукам, смывал репеллент, и кровопийцы нещадно кусали ее. Они садились на кожу, выбирали местечко получше, чтобы впиться своими гибкими хоботками. Хоботок самки комара состоит из шести частей, это совершенный инструмент, снабженный зубчиками. Они прорезают в коже отверстие, в которое и проникает хоботок. Нижней губой комар придерживает его перпендикулярно к отверстию, а когда хоботок не используется, нижняя губа служит ему ножнами. Кроме того, комар впрыскивает в ранку слюну со специальным секретом, который не позволяет крови свернуться. Красные кровяные тельца отделяются от воды, и затем она капельками выводится через заднюю часть тела комара.
Сотни этих искусно созданных природой аппаратов для перекачки крови и размножения облепили Элину.
Но не только комары досаждали ей. Тут были и поблескивающие зелеными глазами пестряки, стремительные и молчаливые, и бычьи слепни – летающие какашки с крыльями. Они присаживались Элине на голову, примеривались к рубашке, брюкам и кепке. Искали неприкрытые одеждой места. Где могли, забирались в волосы, пронзали кожу и сосали кровь. Конкурировали друг с другом за место на руках и запястьях. Рассекали кожные покровы острыми стилетами, и когда показывалась кровь, приникали хоботком к ранкам. Покрытые щетинками темные брюшки пульсировали и наполнялись кровью. Насытившись, кровопийцы отправлялись откладывать яйца на траву у самой воды – лететь сюда им было недалеко. Слепни – это перочинные ножи, созданные самим дьяволом. А ведь в их ротовом аппарате есть еще и своего рода «губка», которой они «промакивают» кровь.
На слепней охотились потрескивающие сверкающими крыльями стрекозы с голубыми пятнами на брюшках – коромысла. Они хватали слепней, падая на них сверху, и удерживали их своими цепкими ножками. Стрекозы убивали слепней, прогрызая им голову, после чего усаживались на ветки ив и пожирали своих жертв. А самые крупные стрекозы и вовсе не прерывали полета. Они замирали в воздухе, величественные и зловещие, перемалывали добычу жвалами и осматривали окрестности всевидящими глазами. Слепней стрекозы пожирали полностью, оставляя нетронутыми только крылья.
