Buch lesen: «Синичка»

Schriftart:

ISBN 978-5-0055-9671-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Шмель и синичка

Всего лишь раз времён поток
Себе затихнуть позволяет,
Когда в свои объятья Бог
Навечно душу принимает…

Мой отец, Аркадий Павлович Алексеев, человек во всех отношениях мирный и терпеливый, отошёл ко Господу апрельским полднем в понедельник Светлой седмицы. Хоронили его, как и положено, на третий день. Было солнечно и не по-весеннему тепло. Завершив чин отпевания в храме, процессия не спеша тронулась в сторону кладбища. Несмотря на пробки, до места доехали на удивление быстро, нигде ни разу не задержавшись, словно в патрульном облачении стояли вдоль дороги сами ангелы и всё улаживали. Попрощались и, предав тело земле, оставили на новоявленном холмике множество зажжённых красных пасхальных свечей. Расходиться не спешили, а стояли и молились об упокоении новопреставленного раба Божия Аркадия. Свечи горели ровно, и в воздухе чувствовался очень приятный аромат захваченных с собою пасхи и кулича. А ещё у нас были блины, кутья и компот, и мы поминали водворившегося во благих.

Тишину нарушил голос маминой подруги. «Смотрите, шмель!» – воскликнула она. И все мы увидели большого, точнее, огромного шмеля: он ловко, будто слаломист, маневрировал между горящими свечами. Мохнатый трёхцветный красавец вызвал невольную радость, и кто-то вдруг воскликнул: «А ведь это не шмель, это Аркашина душа! Смотрите, какой красивый!» Понятно, что в такие минуты каждый человек ищет поддержку, а потому такие вот ассоциации вызывают естественное согласие и благодарность. Мне же подумалось, что апрельского красавца, скорее всего, привлёк аромат пасхи, потому он и появился. Но рассуждать подобным образом в окружении скорбящих людей и близких было бы неправильно.

Возможно, это бы забылось, если бы не случай… Какое-то время спустя я решил начать сорокодневную молитву об отце, но не нашёл у себя дома «Канон за единоумершего». Я пошёл в библиотеку своего храма. Подходя к дому причта, застал буквально в дверях уже уходящую с работы заведующую библиотекой, Татьяну Ивановну, кстати, по фамилии Алексееву, как и мой отец. Любезно согласившись выполнить просьбу, она попросила немного подождать, а сама зашла внутрь. Ждать пришлось минут пятнадцать: оказывается, она никак не могла найти нужную мне книгу. И мне была рассказана весьма необыкновенная история, случившаяся только что. Татьяна Ивановна, к своему удивлению, не обнаружила книгу на месте. Искала и в шкафу, и на столе, и даже в подсобке. Совершенно неожиданно через форточку влетел огромный шмель и, немного покружив, присел на тумбочку. Она подошла ближе, чтобы спугнуть гостя и дать ему возможность вылететь на свободу. Каково же было её изумление, когда она увидела, что шмель сидит на той самой книге, которая была мне нужна! Татьяна Ивановна, заметив, что её рассказ меня удивил, хотела, видимо, о чём-то спросить, но, взглянув на часы, все-таки поспешила домой. Я же пошёл к могилке схимонахини Серафимы, затеплил лампадку и начал молиться об отце. В какой-то момент я вдруг вспомнил кладбищенского шмеля и то, как разумно объяснил для себя его появление… И в очередной раз удивился собственному маловерию.

Через десять лет после смерти отца ушла из жизни моя мама, Людмила Георгиевна. Ушла она скоропостижно. Помню, когда её взяли в больницу, я, ни о чём не помышляя, стал собирать вещи, дабы, дождавшись звонка врача, отвезти их ей. Неожиданно на край оконного проёма села синичка, замерла, а потом стала вращать головкой, как бы всматриваясь в комнату через стекло. Удивило то, что улетать она не собиралась, хотя и сидела в не совсем удобной позе. За окном дул ветер и моросил мелкий дождь. Вскоре она все-таки улетела, а примерно через час мне позвонил врач и сказал (этот голос я запомнил на всю жизнь), что они сделали все возможное, но спасти её не удалось. Оказалась, у мамы была редкая форма безболевого обширного инфаркта… Месяц спустя я написал стихотворение:

Синичка

Казалось, выцвели рассветы,
Недолог день стал, хворым – час.
Неузнаваемого цвета
Вода в реке… И тон у фраз

Но вода в котле остыла:
Время варки истекло…

Произносимых поменялся
На отстранённый, став скудней.
Но я жить так, как жил, старался
В квартирке маленькой своей.

Не то чтоб по привычке старой,
Но по согласию с собой,
Минуя строгие уставы,
Я вымерял шаги и строй.

Но только время оставалось
Невозмутимым, как конвой,
И к прошлому склоняло крой
Того, что с юности досталось.

Исчезли верные приметы,
В забавах не сошлись пути…
«Всё позади, – шепнуло лето, —
Всё позади, всё позади».
Ещё чуток, и травы скосят —
Дорог обратных не найти.
«Всё позади, – вздохнула осень, —
Всё позади, всё позади».

Не получается сначала
Начать! Задор игривый сник…
«Всё позади, – зима сказала, —
Всё позади, всё позади».

И вдруг, на удивленье смело,
Как только может новизна,
Ко мне, как словно бы из сна,
В окно синичка залетела.
«Всё позади, – она пропела, —
Но только… не твоя весна!»

Летом следующего года, находясь на даче, я сидел в беседке и, по обыкновению писал. На этот раз статью для одного искусствоведческого журнала. И вдруг под крышу залетела… синичка и, сев на край столика, что-то сказала. «Фьюить, фить-фить» – запомнилось мне. Какое-то мгновение мы сидели вдвоём и смотрели друг на друга. В тот раз мне удалось внимательно рассмотреть гостью, и с тех пор для меня эта лимонно-черно-серо-белое созданьице – самая красивая из всех пернатых Божиих тварей.

Моё изумление усилилось ещё больше, когда на цветок обвивающего беседку клематиса сел шмель. Помню, как перекрестился, и синичка, видимо от неожиданности, вспорхнула и улетела. На душе наступила прозрачная и лёгкая тишина: отложив работу над статьёй, я тихо сидел и слушал, как шмель, мягко и проникновенно, совсем как церковный певчий протодиакон, брал, выводя обертона, низкие басовые ноты. «Миром Господу помо-о-олимся…» – услышалось мне. «А ведь всё так оно и есть,» – подумал я и еще раз перекрестился.

На годовщину смерти отца я издал книгу стихов, и, назвав её «Апреллиадой», нарисовал на обложке шмеля. Бог даст, будет издана и книга в память о маме… С названием я ещё не определился, но в том, что на обложку я приглашу фотографировать синичку, нет никакого сомнения.

За окном моим синичка,
Словно жёлтое яичко.
Посмотри сюда, сестричка,
Я пшена тебе принёс…

Несмотря на то, что стужа,
Со вчерашнего – простужен,
Знаю, что тебе я нужен,
И меня ты очень ждёшь…

И нелюбовь, и непогода

Менялась погода, менялось в душе:
Готовилось сложное жизни клише,
И дождь многомерно весь день моросил…
И не было планов, и не было сил

За что-нибудь браться, тянуть и тащить
За найденный кончик толстенную нить,
На что-то решаться и пробовать вновь
Сил не было тоже – пришла Нелюбовь!

Она отрицала, она не брала
С собою оставшихся без попеченья,
Ей не подошло б закусить удила,
Она не владела ключами к спасенью.

Погода менялась, как детский каприз,
Как всякий запрос избалованной дуры.
А дождь знай старался – так,
словно б на бис
Его вызывали – и без фурнитуры,

Без кем-то приложенных к делу бумаг,
Без фактов, без стойких улик надрывался,
Как будто не дождь был, а уличный маг,
Что до волшебства не дошёл, а дорвался

И понял, что чудо ему по плечу,
Что всё удаётся, как по мановенью,
И крепко – так,
словно б кирпич к кирпичу —
На свет пролезало с ним Невдохновенье!

А что же поэт? А поэт ничего
Не мог изменить в этом акте суровом:
Пришла Непогода, а с ней для него
Предстали иными и тема, и слово,

И что-то ещё из того, что потом
Откроется, как номерная потеря…
И всё же поэты не верят в облом,
Как, впрочем, и в чудо поэты не верят.

12 октября 2020

Так и бывает

И дождь, и сырость, и туман,
И наша новая невстреча…
Октябрьских облаков кафтан
Сечён осеннею картечью.

И кажется, что не пройдёт
Желанье не желать иного,
А дождь крадётся, дождь идёт:
Чуть остановится и снова…

К такому мне не привыкать
Дождю – как есть обыкновенный:
То высохнет моя тетрадь,
То мокнет с ним попеременно.

Всё происходит у меня
Согласно осени, и право
Моё отныне у дождя:
Иду, сворачиваю вправо —

Вот детский сквер, а вот и дом,
И никогда не забываю:
Здесь та, в которую влюблён,
Живёт и ничего не знает…

О том, что в этот самый век,
Что в этот год и день с ней рядом —
Без уточнений, без оглядок —
Живёт влюблённый человек!

13 октября 2020

Во время Трисвятого

Был день осенний – просто день
С его обычными делами.
Не грело солнце, в синий тень
Окрашивалась… Временами

Дождливей и сырей была
И холодней, чем прежде, осень:
То ветер налетит и косит
Листву с дерев, а то метла

Метёт опавшую, да так,
Что понимаешь: до скончанья
Осенних дней всё за пятак —
И содержанье, и названье —

Я раздаю, друзья, и вновь
К трудам оседлым приступаю.
Нет, ты не девка крепостная,
Душа моя! В тебе – любовь,

Любовь такая, что не может
Ничто на свете помешать
Дыханью твоему слагать:
Святый, Бессмертный, Крепкий Боже
Во всякий день, во всякий час,
Помилуй нас, помилуй нас…

14 октября 2020

Пока ходячий

Даст Бог, и останется в силе
То время, когда в поездах
Я исколесил всю Россию,
От счастья купаясь в слезах.

С печалью и тихою грустью
Я мерил родные концы
И ставил зарубки искусством!
Как на спор идут сорванцы,

Я лез от села до деревни,
От сенника до куреня,
Влача поэтический требник
Да искру простого огня,

Того, что скитальца под вечер,
В полях, где туман холодил,
Огарочком ставленной свечки
От бед пустоликих хранил.

Нехитрое дело – отвага,
Куда посложней не сойти,
В присест подзаправившись брагой,
С этапа большого пути.

Даст Бог, и останусь, как прежде,
Пройдя перевалочный путь,
Бродягой в истёртой одежде,
Сумевшим любовь не спугнуть.

Она ведь, что птица – не станет
Считаться с тобой, коль боднёшь:
Взлетит только так и растает,
А ты, дуралей, не поймёшь.

15 октября 2020

Данила

Оставив дома сон полночный,
Привычку – вечно не спешить,
Я тороплюсь к осенним рощам
С надеждой тайной: перешить,

Перекроить остатки лета
И непременно доносить
Костюмчик травяного цвета,
Где ручейкова всяка нить.

Играет солнце на суслонах
Так живо, словно бы гармонь,
И тянут молодые клёны
Ко мне червлёную ладонь.

Смолою гретой дышат сосны,
Засухостоил бугорок,
Нездешний, явно папиросный,
Ноздрями ловится дымок.

Соляркой тянет и мазутом,
Гляжу, к обочине приник
В резину старую обутый
Зилка̀ сородич – грузовик.

Иду, заметив: без излишка,
Улыбкой, полной жемчугов,
Мне улыбается парнишка
Неполных двадцати годков.

И столько неподдельной силы
В наивном этом ездоке,
Что возраст свой наполовину
Делю я – снова налегке

Иду бродить, а мне водила
Вдогонку весело кричит:
«Мужик, меня зовут Данила!»
И ближе подойти велит.

Коль откровенно – намотался
Я по округе за денёк.
Разговорились: оказался
Моим соседом паренёк.

Подбросил аж-таки до дома
И объяснил, где разыскать
Его на случай, если снова
Придётся пёхом мне шагать.

13 октября 2020

Яблочный трам-тарарам

Почти что с полного разбега
Затормозил – и сразу в сад
Ко мне не листьев и не снега,
Не звёзд, а яблок спелых пад!

Яблокопад: пора прощаний
С распаха летнего теплом,
А потому – не обещай мне!
Ни с навыком, ни с ремеслом

Природы ход не перестроить:
Она в мильёны раз умней,
А потому давай-ка зорить,
Давай рассветить вместе с ней.

Давай осенним наслаждаться
Паденьем яблок и ловить
Особо крупные стараться,
И доверять, а значит – жить!

Стучат, стучат шары о землю,
С отскоком падают они —
Простые яблоки – приемлю
Я тарарам все эти дни.

А иногда мне удаётся
В неброском танце распознать
То, что стихами назовётся
И примется в мою тетрадь.

14 октября 2020

От советского информбюро

Живу давно, а непривычно
Следить, как третий день подряд
На землю ягодой черничной
Дождинки-капельки летят.

И небо сизо-серо-сине,
И ветер тот, что валит с ног:
Сдаёт экзамены Россия —
Пришёл отчитываться срок.

Не знаю, то ли перед Богом,
То ль пред собою ей стоять
И каяться: ошибок много —
И сразу все не распознать.

Но время выставило требы
Такие, что нельзя списать.
Тот, кто в России часом не был,
Тому, быть может, наплевать,

А тем, кто на Руси родился,
Кто смог невежество разжать —
Придётся много повозиться,
Пожать, потыркать, потрудиться,
Чтоб слово данное сдержать.

Печёнкой чувствую: приходят
Совсем иные времена…
Наворошённое – на взводе,
И честь, и совесть – на подходе:
Крепись, великая страна!

25 октября 2020

Я рос, как все

Я рос, как все: то локоть, то коленку
Сдирал я об асфальтовый наждак.
Терпеть не мог в молочной каше пенки —
Их пальцем выковыривал, чудак.

Я рос, как все: играл, не замечая
На улице прихода темноты,
Ел с донца сахарок в остывшем чае
И с клумб девчонкам приносил цветы.

Я рос, как все, и ночью спал со светом —
Боялся темноты и каждый раз
Следил, как дед в торшер пихал газету,
Чтоб свет не раздражал покоя глаз.

Я школу не любил, но я старался:
Как мог, учился – значит, хорошо!
По свалкам знаний десять лет скитался,
Где много нужного и дельного нашёл.

Я рос, как все: дружил и свято верил
Друзьям своим, и дружбой дорожил.
Я рос, как все: шагами счастье мерил
До самых звёзд, а значит, просто жил!

14 октября 2020

Зелёный стих

Кому в подмогу и метели,
Кому – дождей по лужам пляс,
А мне, признаюсь честно, зелень:
Когда весенний мир щеляст

Я ворожусь тем, как приходит
На Божий свет зелёный лист.
С ума меня лист этот сводит,
Как запредельный финалист.

Я пью зелёное, как пьётся
Влюблённым крымское вино,
Как содержимое колодца,
Где остудёнисто темно.

Быть может, потому и летом
Родиться маму упросил,
Что без зелёного поэту —
Ни жил, ни выделки, ни сил

Не хватит – нужно то, что в почках
Находится до майских дней,
Чтоб превращал поэт листочки —
В листы с поэзией своей!

14 октября 2020

Под Покров

Зимой – особая природа,
И далеко не по зубам,
Когда лёд сковывает воду,
А холод жизнь гнёт в пополам,

Зима – особая порода:
Не каждому она в обхват,
И не спеши тягать на пробу
Её трескучий самосад.

Зима по-русски – это много
Кусачих завываний вьюг,
По самый не балуй – сугробов,
И быстро стынущий утюг —

Он тоже из зимы по-русски,
Как и дубак тот, что в сенцах.
А коли так, то для отгрузки
Ищите крепче молодца.

Когда в деревне ты, то слышишь,
Как выкрутасничает снег,
Как с крёхтом снег ползёт по крыше,
Так, словно б это человек.

И хочется зарыться носом,
И с тёплой печки не слезать.
Что, бедолага, смотришь косо?
Пора бы о зиме и знать.

Еще зимой особый привкус
Квашений чувствуешь во всём,
А потому не важен прикуп
К тому, чего отведал днём.

Ещё узор в стекле оконца,
Карниз с сосулечной тесьмой,
И то белье, что пахнет солнцем,
Морозцем крепким и зимой —

Всё есть! Чего ещё желаешь
Иметь здесь, парень удалой? —
Купель! Теперь ты это знаешь:
Крещенская – она зимой!

13 октября 2020

Старосветская хандра

Среди ненастного молчания,
Его омшелистых кустов,
Я тихо нёс свои печали,
Став с осенью в один росток.

Всё дальше, дальше уводила
Меня придачная хандра,
И пахло вырытой могилой
От леса, тленом – от костра.

И ничего не нарушало
Поры забвений и утрат:
Природа, что едва дышала,
От жизни отводила взгляд

И больше к небу обращалась,
Туда, где стая журавлей,
Как и она, со мной прощалась
До отведённых счастью дней.

Дождь, мимо проходя, к полудню
Всё ж заглянул на огонёк:
Его во всём уставший путник
Был от меня совсем далёк.

Лил дождь, и я в саду – в беседке —
Пережидал, пока уйдёт
Он, наконец, к моей соседке,
А тот как лил, так всё и льёт.

Поэту много и не надо,
Чтобы с хандрой войдя во вкус,
Перебирать с потухшим взглядом
Рябины ягоды для бус,

Иглой нанизывать на нитку —
Занятье впору для тоски:
Сидеть, подсчитывать убытки
И доверять волкам пасти

Своих овец, и свято верить,
Что златорунным повезло,
И отворять с надеждой двери
Грядущим горечам назло —

Всё это, право, от безделья!
И скукоту, и маету,
И кабинет, а с ним и келью,
И неупавшая звезду,

И чай, разбавленный компотом,
И в прихалапчике бардак,
И блажь, и квёлость, и зевоту,
И придурь – всё за просто так —

Отдать могу! Ан не берут же —
У всех довольно своего.
Поэту… что! Поэту – нужен
Мотивчик, только и всего.

20 октября 2020

Что-то необыкновенное

Соловьёвой Ирине Михайловне посвящается…

Ещё не полночь, но темно,
Ещё не спит одно окно,
Ещё в окне том виден свет,
Идущий в сердце тыщу лет.

То свет надежды, свет любви
Твоей… Ты знаешь, мне известно,
Что ранним утром снегири
Краснели: всюду повсеместно

Они пылали, как твои
Пылают губы – влажно алым,
А здесь – простые снегири
Румянились! Душа летала,

Бескрылая ещё вчера,
Сегодня ангелоподобной
Она вдруг стала: у пера
Переливался цвет и томно,

Как переспелый сок айвы,
Он от возможностей лоснился.
И доходя до синевы
Он дальше в синеву стремился,

А вместе с ним душа моя —
К тебе, к твоей душе навстречу.
Открой окно! Для октября
На редкость ночь тепла, и вечер

Такой же тёплый, как и ты,
Как губ твоих прикосновенье:
Неподражаемо мгновенье,
Когда сбываются мечты!

12 ноября 2020

Жизненный опыт

Как-то стало всё неважно,
Будто выпала бумажка
Та, в которую писал
Всё, чем жил, о чём мечтал.

Та, в которой были карты,
Были контуры, штрихи,
Навыки со школьной парты
И наброски схем с доски

Тоже школьной – всё исчезло,
Всё неважно стало вдруг,
Вырос я, уселся в кресло,
Очертил поярче круг,

Чтобы нечисть не проникла,
Чтобы главное решить,
Чтобы не успела в тыкву
Фея планы превратить.

Впрочем, будет всё, как будет,
Память тем и хороша:
Если надо – всё забудет,
Как и детская душа.

Если что, то память вспомнит
Жизнь до самых мелочей.
Без отмычек и ключей
Отопрёт да и наполнит…

А пока я без бумажки
И пишу, и говорю,
И ни чуточку не страшно,
Что не к месту натворю,

Что не в тему выдам ноту,
И не выдержит струна:
Настоящая работа
Без бумажек быть должна!

Бюрократия не может
Двигать массу, как домкрат!
Пропадёт бумажка: что же
Станет делать бюрократ?
Поволнуется и сядет
Но не в кресло, а на стул.
Что поделаешь, приятель,
Вызывай-ка караул!
И начнётся волокита,
И начнётся суета,
Потому как карта бита,
А пронырливость не та.

21 октября 2020