Buch lesen: «Новый закон существования»

По данным Всемирной организации здравоохранения, каждая третья женщина в течение жизни сталкивалась с физическим или сексуализированным насилием.

Наиболее часто с насилием сталкивались молодые девушки.

Каждая четвёртая женщина, когда-либо состоявшая в отношениях, сталкивалась с насилием со стороны партнёра ещё до 25 лет.

Часть 1. Ферр. Глава 1

Выдержка из Нового закона существования женщин:

«п. 4. Женщина лишена свободы передвижения. Женщинам от 10 до 35 лет запрещается находиться в публичных местах без сопровождения мужчины».

– Ну давай сходим! Не понравится – сразу уйдём.

Марк склонился к сидевшей напротив Лизе и настойчиво повторил просьбу. Полчаса он уговаривал её сходить на вечеринку по случаю окончания учебного года и наступления летних каникул. Тусовка обещала быть интересной: крепкие коктейли, шумная компания, тёмные углы чужой квартиры – идеальное место для того, чтобы повеселиться.

Лиза прижала к груди потёртую книгу по латыни и поджала губы. Она никак не решалась ответить, потому что никогда раньше не бывала на подобных вечеринках, её никто не звал. Всё, что она знала о них, – краткие пересказы одногруппниц в институте, случайно услышанные в туалете или между пар. Истории пошлые, порой даже пугающие. Но впервые за два года учёбы её куда-то пригласили. И впервые со смерти отца мужчина выдаст ей браслет сопровождения.

– Лиза! – раздражённо позвал Марк, выдёргивая её из омута раздумий.

– Ладно, уговорил, – Лиза подняла руки, признавая свою капитуляцию. – Но как только я…

– Скажешь, мы сразу уходим, – закончил за неё Марк и, не скрывая победной улыбки, поднялся с места. – Ты не пожалеешь. Вот увидишь! Сама ещё будешь уговаривать меня остаться «хоть чуть-чуть подольше».

Последние слова он проговорил нарочито пискляво, будто подражая избалованной девице. Вышло нелепо, и Лиза ощутила в животе неприятное жжение. Она раскрыла рот, чтобы ответить, но окрылённый Марк помахал рукой, метнул короткое: «Жду в машине», и вышел из комнаты. Озадаченная Лиза принялась собираться на вечеринку. Выудив из глубин шкафа светло-серые прямые джинсы и чёрную плотную майку, она быстро оделась. Затем собрала в пучок густые тёмно-русые волосы, что едва касались плеч. На ноги приготовила проверенные временем бежевые босоножки. Покрутившись у зеркала, она решила, что выглядит «чересчур вызывающе». Распустив пучок и скинув босоножки, Лиза натянула простые белые кеды на плоской подошве и бегло оглядела себя в зеркало:

– Неброско, но вполне мило, – подбадривала она сама себя.

Накрасив губы тонким слоем розового, отдающего переспелой клубникой блеска, Лиза вышла из дома. Она села в дорогую машину Марка и широко улыбнулась ему. Он ответил тем же:

– Готова?

Лиза, будто перед прыжком в воду, набрала в грудь воздуха:

– Готова.

Марк приложил к её запястью браслет. От места соприкосновения по руке Лизы пробежала неоновая змейка, а за ней мурашки: то ли от вечерней прохлады, то ли от волнения. Догнав хвост, змейка издала игривый писк.

«Синхронизация прошла успешно. Вы сопровождаете Елизавету Попову», – донеслось из браслета Марка. На руке Лизы вовсю переливался при свете закатного солнца временный браслет сопровождения. Она поднесла его ближе к глазам и как ребёнок с любопытством разглядывала диковинную вещь: её лицо отражалось в холодном, отполированном как драгоценность металле, как в зеркале. Марк засмеялся:

– Тебя не окольцовывали, что ли, раньше?

Лиза смущённо опустила руку и отвела глаза к окну.

– Давно, – хрипло ответила она, – когда папа был жив.

Улыбка сползла с лица Марка.

– Соболезную.

– Всё нормально, – Лиза выдавила из себя улыбку и повернула голову к Марку. Он смотрел на неё, бесстыдно долго задержав взгляд на её губах. Лиза нервно поёжилась на месте. Марк, будто выйдя из оцепенения, прокашлялся в кулак и повернул ключ в замке зажигания. Двигатель мгновенно взревел, как голодный лев, и, нарушая привычную тишину двора, машина сорвалась с места.

Глава 2

Выдержка из Нового закона существования женщин:

«п 8. Женщина, пробудившая своими словами, действиями или поведением сексуальное влечение у мужчины любого возраста, достатка и рода деятельности, должна незамедлительно удовлетворить вызванную потребность».

Совсем скоро машина Марка припарковалась у ничем не примечательной трёхэтажки. Возле открытой двери подъезда отиралась пара молодых людей, не стоявших толком на ногах, и девушка, всем своим видом демонстрирующая охоту подзаработать. Сквозь опустившиеся сумерки Лиза с сомнением посмотрела на Марка. Проникший в салон машины луч света от ближайшего фонаря едва касался его лица. Он смотрел в окно. А затем, будто решившись на что-то, мотнул головой в направлении подъезда:

– Пойдём, – скомандовал Марк и вышел из машины. Лиза поторопилась за ним.

В подъезде ласкающая прохлада летнего вечера сменилась душной гнилью старого жилья. В нос ударил запах дешёвого пойла и сигарет, которым изрядно пропитались стены. По всему зданию эхом проносился звук танцевальной музыки: то ли техно, то ли чего-то другого – Лиза мало разбиралась в жанрах. С каждым пройденным пролётом звук только усиливался, достигая апогея на площадке верхнего этажа. Здесь собралось порядка двадцати-тридцати человек, большей частью пьяные подростки, отчаянно пытавшиеся прорваться на закрытую вечеринку.

– Как только соседи такое терпят? – брезгливо заметила Лиза, преодолевая последний пролёт.

Марк нагнулся к Лизе и прошептал в ухо:

– Я знаю хозяина. С ним лучше не связываться.

Он широко улыбнулся кому-то впереди и прибавил шагу. Лиза же замерла: тёплый шёпот, коснувшийся уха, скользнул по коже и защекотал внизу живота. Новое ощущение пугало и казалось неправильным. Она опустила голову, скрывая смущение.

Обогнув малолеток, Марк подошёл к двери и жестом пригласил Лизу войти. В квартире было не протолкнуться. Повсюду стоял шум из музыки, голосов, смеха и звона бутылок. В углу возле входа тискались пара девчонок. Уверенным шагом к ним подошёл парень, расцепил их объятия, и в следующую секунду они целовались втроём. Марк довольно ухмыльнулся и пошёл сквозь толпу, потянув за собой Лизу.

Длинный коридор упирался в открытые двери туалета, где одновременно находилось сразу несколько человек. Внимание Лизы привлекла девушка, сидевшая на полу спиной к унитазу. Торчащие из-под короткой джинсовой юбки длинные ноги раздвинулись и открывали публике кружевное бельё. Растрепанные черные волосы прилипли к влажной щеке. Не открывая глаз, она бурчала под нос что-то нечленораздельное и не обращала внимания на то, что сзади кто-то из парней не совсем точно ссал в унитаз.

Марк повернул направо, открыл дверь, и они оказались в огромной кухне с широким окном.

– Я на минутку отойду поздороваться с другом, – безапелляционно заявил Марк. Лиза испуганно округлила глаза. Марку это польстило. – Не бойся. Я быстро. Заодно принесу выпить.

Лиза выдавила улыбку в знак согласия. Оставшись одна, она сцепила руки на груди и предусмотрительно отступила к ближайшему углу. Вместе с ней на кухне стояло ещё несколько человек, разбившихся на группы. Большая часть просто общалась, кто-то пытался танцевать, хотя музыка едва доносилась из-за двери. Рядом с Лизой встала шумная парочка: парень с девушкой некоторое время очень эмоционально и не стесняясь в выражениях ругались, а затем с той же страстью принялись целоваться. В противоположном углу кто-то блевал. Лиза беспокойно обвела взглядом толпу. Увидев знакомую макушку, она облегчённо выдохнула.

– Держи, – Марк протянул ей бутылку пива.

Лиза жадно отпила из бутылки. Рот наполнился горечью чёрного хлеба и вкусом давно прокисшего сока. Желудок подал недвусмысленный знак. Борясь с желанием выплюнуть пойло, Лиза зажала нос и проглотила. Оставшееся пиво она аккуратно поставила на столешницу возле себя, сделав вид, что допьёт позже. К счастью, Марк не заметил её гастрономических терзаний. Он стоял и смотрел куда-то вдаль. Атлетичная фигура возвышалась над макушкой Лизы почти на полторы головы. Тусклый свет от ближайшего к окну уличного фонаря подчёркивал черты его лица: высокий прямой лоб, аристократичный нос с небольшой горбинкой и узкий острый подбородок.

Они вместе учились в медицинском. С первых дней учёбы, в отличие от большинства одногруппников, заносчивых и высокомерных, Марк проявлял к Лизе дружелюбие и тепло: охотно вставал с ней в пару на лабораторных работах по анатомии или тратил время на разбор тестов по латинскому языку. Поначалу такое внимание парня пугало Лизу. Несмотря на то, что учёба давалась тяжело и ей не помешала бы помощь, она предпочитала избегать навязчивого сокурсника. Но через год Лиза привыкла к Марку и учёбе, как привыкают ко всему неудобному: к тесным ботинкам, острой еде и ненадёжным друзьям.

Стоя в полумраке чужой обшарпанной кухни, Лиза внимательно разглядывала Марка, будто видела в первый раз. «А он красив», – внутри от желудка к диафрагме жирным скользким червём прополз нечаянный интерес. Как если бы тот самый назойливый дальний родственник, что ещё в прошлом году дёргал за косы и боролся с прыщами, за лето превратился в привлекательного юношу.

От собственных мыслей Лизу бросило в жар. Желая отвлечься, она перевела взгляд на окружавшую их пьяную толпу, но всё равно украдкой посматривала то на скулу, то на остро выступающий кадык, то на чёрную шевелюру Марка.

Парочка, что страстно ругалась и мирилась рядом с Лизой, снова заголосила. На этот раз они обвиняли друг друга в измене: то ли в гипотетической, то ли в свершившейся. Поначалу Марк просто бросал на них недовольные взгляды, но, когда те в конец разбушевались и перешли на рукоприкладство, он повернулся к Лизе и предложил поболтать наедине. Она без тени сомнения согласилась.

Поиски места уединения прошли быстро: по соседству с кухней располагалась небольшая ярко освещённая комната с причудливыми голубыми обоями.

– Судя по всему, это детская, – сказала Лиза. Она скромно прижалась к стене возле входа и осматривала интерьер. Марк безразлично пожал плечами, пошатываясь прошёл к низкой кровати, стоявшей в углу, и плюхнулся на неё.

– Кто здесь живёт? – спросила Лиза, глядя, как Марк ставит седьмую или восьмую выпитую бутылку пива на тумбу возле кровати. Его глубокие синие глаза покрылись хмельной дымкой.

– Мой друг и его семья. У них очень большая семья.

– Я так и подумала. Квартира огромная. Я насчитала семь комнат.

– Вообще их двенадцать.

В комнате повисло молчание. Марк отпил пива из бутылки, что стояла на полу до его прихода.

– Что стало с твоим папой?

– Он заболел, когда мне было шестнадцать. Его мучили сильные боли. Как он сам говорил, – раздирающие грудь. Он задыхался день за днём. Пока его не стало совсем.

– А врачи?

Лиза дёрнула головой, смахивая накопившиеся слёзы.

– Они лишь разводили руками, говорили нам с мамой «готовиться к худшему». Очень быстро он перестал обслуживать себя сам, и за ним ухаживала я.

Накатили воспоминания: вот Лиза сидит в коридоре на небольшой деревянной тумбе, словно воробей на жердочке, и прислушивается к шагам за входной дверью. Не она. Пройдёт пара минут – снова не она. Ещё две. Ещё пять. Вот и она. Зайдёт, тяжело вздохнёт. Поставит сумку на ещё теплую тумбу и шёпотом позовёт Лизу. Она спросит, как дела у папы. Она устала, но виду не подаёт. Медленно стягивает старые сапоги. Ноги распухли и неохотно расстаются с обувью. Вешает пальто на хлипкий крючок. Идёт, шаркая, в комнату, где лежит папа. Будит его зачем-то. Может, поговорить. Может, поплакать вместе. Лиза скрывается за дверью своей комнаты, заворачивается в кокон из одеяла и закрывает кулаками уши. Она не слышит больше. Ни стонов, ни слёз.

– Мне жаль, – ворвался в её воспоминания Марк. – А твоя мама?

Лиза закусила нижнюю губу и опустила голову.

– Мы не слишком близки. В принципе так было всегда, а после смерти папы и вовсе не можем разговаривать нормально. Она постоянно пропадает на работе. Приходит, когда я сплю, – Лиза обняла себя за плечи, – я в школу-то вернулась, чтобы как-то отвлечься. Из-за смерти единственного мужчины мне разрешили покидать дом только в часы занятий. Но учиться было сложно: сверстники меня не понимали и не принимали. И, как ты мог заметить, со временем мало что изменилось.

Лиза посмотрела на Марка. Он понимающе кивнул и, не отрывая взгляда от неё, снова отпил из чужой бутылки. В его затуманенных глазах блестел похотливый огонь. Взгляд скользнул ниже – на её грудь. Лиза поёжилась и пожалела, что решилась остаться с ним наедине.

– А почему решила пойти в медицинский?

– Так получилось. Признаться честно, медицинский мне не нравится. Я мечтала совсем о другом…

– И о чём же?

– Быть адвокатом…

– Но женщинам по новым законам запрещено изучать юриспруденцию, – закончил за неё Марк.

– Да, так же, как политику, финансы, точные науки. Зато беспрепятственно можно учиться на медсестру или педагога. Мне показалось, что ухаживать за людьми у меня получается лучше, чем их обучать. А ты почему выбрал стать врачом?

– Мой отец – врач. Мой дед – врач. Прадед вроде бы тоже, – Марк отставил пустую бутылку в сторону, поднялся с места, едва пошатнулся и сощурил глаза.

– Забавно, что у тебя, как у мужчины, есть выбор, кем стать, а как у сына своего отца…

– Заткнись! – Марк выплюнул это слово, как старую жвачку. Глаза его потемнели, ноздри раздулись, лоб прорезала глубокая морщина. Разгорячённая алкоголем кровь прилила к щекам. Он мученически закрыл глаза, будто подавляя внутреннюю боль, а затем подошёл к Лизе вплотную и без тени смущения положил ладонь на её промежность.

Сначала Лизу сковал ступор: возможно, ей это привиделось? Но затем волна возмущения поднялась по её телу от места соприкосновения с его ладонью. Рука сама схватила Марка за запястье. Ей нестерпимо захотелось впиться пальцами в грубую кожу и разорвать плоть до кости, а кость переломать пополам. Навсегда лишить возможности пользоваться этой рукой.

С немым вопросом она посмотрела в его обезумевшие глаза. Крепко держа Марка за запястье, Лиза резко шагнула влево. А затем, как учил папа: заломила ему руку за спину и отогнула два пальца к тыльной стороне ладони. По комнате пронёсся звериный рык Марка:

– Отпусти и нормально поговорим!

В ответ Лиза сильнее надавила на вывернутые пальцы. Рискуя повредить руку, Марк дёрнул правым плечом вперёд. Потеряв равновесие, он упал на пол, увлекая Лизу за собой. Секундной растерянности хватило, чтобы Марк перехватил инициативу. В мгновение он оказался на Лизе сверху, прижимая её спиной к полу и до боли сдавливая коленями бёдра.

– Что ты творишь, Марк?

– А на что это похоже? – одурманенный превосходством, он обхватил правой рукой Лизу за грудь, левой сжал тонкие запястья над её головой.

– Да что на тебя нашло? – Лиза с силой оттолкнула Марка от себя так, что тот грохнулся, ударившись головой об кровать.

– С ума сошла? – вскричал он.

Лиза поднялась на ноги.

– Какого чёрта ты стал распускать руки? Мы же друзья!

– Мы. С тобой. Не друзья! – отчеканил он. – Я парень. Ты понимаешь это? Обычный парень. Который хочет тебя! И ты не в праве мне отказать!

Лиза растерянно уставилась на него. Это была правда: по новым законам в подобных ситуациях отказ в близости ей грозил заточением в колонии. Лиза нервно облизнула губы и ответила:

– Ты ведь не сделаешь этого, Марк.

– О-о-о, ещё как сделаю. Если, конечно, ты не передумаешь, – при этих словах он приблизился к ней и схватил обеими руками за бёдра.

– Пошёл ты, – Лиза выдала ему оплеуху. Не сильную, но однозначную.

Ни один мускул на лице Марка не дрогнул. Щетинистая щека ещё горела алым румянцем, когда короткий писк разъединения браслетов прервал их молчание. Низкий безжизненный голос выдавил:

– Твой выбор.

Он подошёл к двери, открыл её и вышел, бросив на прощание:

– Увидимся в Джайкате.

Глава 3

Выдержка из Нового закона существования женщин:

«п. 10. Женщина, нарушившая данный закон и признанная судьей Джайката виновной, приговаривается к принудительному перевоспитанию в колонии Ферр сроком на один год».

Возле дома Лизу ожидали двое патрульных. Облачённые в белоснежную униформу и огромные скрывающие лица шлемы, они получили в народе нелестное прозвище – головастики.

Один из патрульных, высокий и худой, при виде Лизы крепко обхватил одной рукой электрокнут, висевший у него на поясе. Второй – коренастый и значительно уступающий в росте первому, обернулся. Луч восходящего солнца блеснул на позолоченных погонах, привлекая внимание к его званию, очевидно старшему в их паре. Механическим голосом он обратился к Лизе:

– Елизавета Попова, прошу сдать телефон и пройти с нами.

Лиза сглотнула и крепко сжала одной рукой маленькую сумочку, перекинутую через плечо. Перебегая взглядом от одного патрульного к другому, она выдавила из себя:

– У меня есть пять минут?

– Не положено, – безэмоционально ответил старший патрульный.

– Я должна предупредить маму, – страх одновременно сковал движения и развязал язык. – Хотя бы ей позвонить.

– Никаких звонков! – рявкнул младший патрульный и угрожающе выставил электрокнут.

Лиза прикусила губу. В рот брызнула тонкая струя крови. Не поворачивая головы, старший патрульный плавным движением руки велел напарнику убрать оружие и повторил:

– Пройдёмте.

Лиза умоляюще посмотрела в тёмное и холодное стекло шлема:

– Хотя бы оставить сообщение? У неё никого нет, кроме меня.

Высокий патрульный недовольно засопел, но коренастый неожиданно согласился:

– Пускай пишет, – он мотнул головой в сторону Лизы. – Только быстро.

Лиза поблагодарила патрульного и, отыскав в сумочке телефон, принялась печатать сообщение. Мысли в голове налетели растревоженным ульем пчёл. Времени рассказать подробности не было. Детали – заставят нервничать. Нужно, чтобы мама подумала, что Лиза ушла сама. Сжав покрепче гладкую поверхность экрана вспотевшими пальцами, она напечатала сообщение и нажала кнопку «Отправить». Со свистом строчка исчезла из окна печати и появилась в чате. В неуместно жизнерадостном зелёном облаке мигало: «Мама, прости».

Лиза заблокировала телефон и отдала старшему патрульному. Он едва кивнул ей:

– Пойдём, тебя ожидает судья.

Патрульные посадили Лизу в чистый белый фургон с мягкими широкими сидениями по периметру. Одну из стен фургона заменяло тонированное панорамное окно, возле которого Лиза и предпочла разместиться. В салоне стояла приятная прохлада, и пахло чем-то сладким. Даже не верилось, что с таким комфортом они направляются прямиком в Джайкат.

Цепляясь взглядом за мелькавшие в окне пейзажи, Лиза вспоминала, что мама рассказывала ей про Джайкат. Это небольшой район на юге, в центре которого располагалось здание Городского суда. Мужчины могли свободно передвигаться по Джайкату в любое время. Женщины же оказывались в нём только в фургонах патруля, а покидали большей частью в направлении Ферра. Но об этом Лиза думать отказывалась. Она потёрла запястье, на котором ещё пару часов назад горел неоновый браслет. В детстве она не раз видела, как перед выходом из дома отец надевал на руку матери такой же. Это было ещё до того, как он заболел. Лиза каждый раз с любопытством расспрашивала отца об этом, но он всегда поступал одинаково: приспускал на носу круглые очки, упирался взглядом в растерянную Лизу и безразлично выдавал: «Подрастёшь – узнаешь». Разочарованная ответом, Лиза начинала придумывать свои версии. Он воображала, что браслет – это признание папы в вечной любви маме, о котором все должны знать. Глубоко вздыхая, она мечтала, что когда-нибудь кто-то будет так же сильно её любить и надевать на запястье неоновый браслет. Позднее Лиза узнала, что ношение браслета – правительственное требование. Всем гражданам старше десяти лет запрещается покидать свои дома без этих атрибутов. Мужчинам браслеты выдавались по праву рождения. Женщинам – после тридцати пяти лет. Девочкам старше десяти лет браслет не полагался. Покинуть дом они могли только в сопровождении мужчины, который их «окольцевал»: выдал временный браслет-разрешение.

Пытаясь успокоить волнение воспоминаниями, Лиза не заметила, как они прибыли на место. Фургон постепенно стал сбавлять скорость, приближаясь к огромной мощёной площади. В центре на изумрудном пьедестале возвышалась мраморная статуя: грозная атлетичная фигура мужчины словно застыла за секунду до того, как спрыгнуть с возвышения. Из-под широкого напряжённого лба «смотрели» большие глаза, не упускавшие ничего из виду. В поднятой правой руке победоносно сжат электрокнут. Левая рука, украшенная изумрудным браслетом, держит книгу, на обложке которой высечены слова: «Новый закон существования женщин».

Фургон проехал мимо статуи и остановился перед входом в суд. Нервно перебирая пальцами, Лиза задержала дыхание. Может быть, это всё – сон? Может быть, вот сейчас она проснётся, вынырнет из мучительной дремоты? Может быть, ей приснится, что она умирает? Если умереть во сне, то наяву ты проснёшься или тоже умрёшь?

Дверь фургона распахнулась, и ослепляющий солнечный свет впрыгнул в салон. Следом прозвучал приказ:

– На выход.

Лиза на секунду замешкалась: не сбежать ли ей прямо сейчас? Она могла бы обхитрить патруль и броситься наутёк. В школе она неплохо бегала на занятиях по физкультуре…

– На выход, – угрожающе повторил чей-то голос.

Лиза вышла из фургона и упёрлась носом в электрокнут. Повернув голову сначала направо, затем налево, она насчитала шестерых патрульных, каждый из которых направил оружие на неё. Идея побега отпала сама собой. Инстинктивно подняв руки вверх, Лиза покорно последовала за патрулём в здание суда.

«Чувствую себя не обвиняемой, а уже приговорённой», – подумала Лиза.

Внутри суда царили темнота и прохлада. Небольшое фойе на входе разделялось на шесть узких низко сводчатых коридоров. Под потолком каждого из них, убегая вглубь, светилась тонкая красная лента. Некоторое время патрульные стояли, будто ожидая, когда их позовут. Затем один из них скомандовал: «Сюда», и все двинулись в крайний левый коридор, лента которого загорелась зелёным светом.

Поначалу Лиза пыталась запомнить дорогу: «Налево, затем направо, снова направо, налево…». Развилок становилось всё больше, и на каждой из них конвой ожидал, когда здание или тот, кто им управляет, «выберет» для них дорогу. Наконец они остановились возле ничем не примечательной чёрной металлической двери, над которой зелёная лента обрывалась. Раздался звуковой сигнал, и дверь открылась. Один из патрульных толкнул Лизу внутрь. Небольшое помещение занимал только металлический подиум, на который Лизе приказали встать. Как только она встала на указанное место, дверь с шумом закрылась, и комната наполнилась назойливым тихим гудением. Лиза прислушалась. Она никак не могла понять, что является источником навязчивого звука. Гудение исходило со всех сторон одновременно. Она попыталась сойти с подиума, но ноги приклеились к полу, не давая сделать ни шага.

«Наверное, подиум создаёт какое-то поле, чтобы я не смогла с него сойти. И звук, вероятно, тоже от него», – догадалась Лиза.

Начались долгие минуты ожидания. Спустя некоторое время над головой Лизы раздался сначала треск, затем чей-то кашель, и грозный мужской голос спросил:

– Елизавета Попова?

Глядя в потолок, Лиза ответила:

– Да, это я.

Голос из динамика снова откашлялся и продолжил:

– Верно ли утверждение, что первого июля этого года в двадцать один час тридцать две минуты вам выдали браслет сопровождения?

– Верно.

– Верно ли утверждение, что этот браслет сопровождения выдал вам Марк Старцев?

По коже Лизы пробежал неприятный холодок.

– Верно.

Голос в динамике замолчал.

– Но я ничего ему не обещала. Я не соблазняла его. Он неправильно меня понял…

– Елизавета Попова, – прервал её голос в динамике. – За нарушение пункта восемь Нового закона существования женщин вы приговорены к заточению с целью перевоспитания в колонии Ферр сроком на один год.

Сердце Лизы провалилось под подиум. Собравшись с мыслями, она попыталась возразить судье, но вместо слов изо рта вырывалось лишь невнятное бульканье. Воздух вокруг заглушал её слова. Затем подиум под ногами засветился, окружив Лизу куполом яркого света. На руках и ногах материализовались чёрные электрические браслеты. Лиза дёрнула руками в стороны, и по телу пробежал электрический разряд. От боли она упала на четвереньки. В памяти тут же всплыло лицо Марка, который однажды с упоением рассказывал ей про браслеты-наручники: «Браслеты срабатывают, только когда расстояние между ними становится больше тридцати сантиметров. Чем дальше отводишь руки или ноги друг от друга, тем более мощный разряд тока пропускают они по телу. Попытка побега обречена на провал. Ты просто сгоришь заживо».

Лиза тяжело отдышалась и подняла глаза. Купол света постепенно меркнул. Комната вернулась в первоначальный вид. А затем платформа под Лизой раскрылась, унося её глубоко под землю. Растерявшись от скорости развития событий и потеряв бдительность, Лиза несколько раз получила разряд тока по телу, падая по неведомой тёмной кишке. И чем дольше она находилась в ней, тем больше сознание мутнело, мысли путались, а веки тяжелели. Последнее, что она увидела перед тем, как отключиться, – мелькнувший под ногами свет.

Очнулась Лиза на пухлом потрёпанном матрасе. В носу стоял сильный запах чужого пота. «Видимо, этот матрас никогда не стирали». Лиза приподнялась на локте. Матрас валялся прямо на полу в вагоне мчащегося поезда. Вокруг – метров пять в длину и два в ширину – не было ни окон, ни видимых дверей. Высоко над головой была крыша, наполовину стеклянная, наполовину металлическая.

Лиза попробовала встать. Уперевшись одной ладонью в матрас, она выбросила вторую руку вперёд для рывка. Тело обожгло зарядом тока: на руках и ногах всё ещё висели браслеты.

Обессилено Лиза упала обратно на матрас. Она лежала и смотрела в потолок, пока солнце ослепляющим жалом не стало прорываться к ней сквозь стекло в крыше. Вагон нагревался, превращаясь в жерло вулкана. Собравшись с силами, Лиза медленно поднялась, стараясь держать руки и ноги на максимально допустимом расстоянии, и перешла в теневую часть вагона. Присев на грязный пол, она подняла глаза. Из стеклянного потолка выглядывал кусочек июльского неба. Лиза улыбнулась, прикрыла глаза и задремала.

Ей снилось, что она снова десятилетняя девочка. И рядом папа – живой и здоровый, улыбаясь, подзывает её ближе. Она трясётся от страха и волнения, но подходит.

– Дорогая. С сегодняшнего дня в глазах общества ты стала женщиной. А значит… – папа делает паузу, чтобы коснуться браслетом тоненькой ручки. На запястье Лизы загораются неоновые буквы «Сопровождение». – Без этой штуки выходить тебе никуда нельзя. Запомнила?

Лиза робко кивает. Папа едва улыбается и обнимает её. Из-за его широкой спины выглядывает кусочек трюмо, а в нём – насмерть перепуганное отражение Лизы.

На повороте поезд дёрнулся и вырвал Лизу из дрёмы. Нагревшийся на солнце вагон наполнил горячий воздух. Дышать стало сложнее. Лиза подняла голову и посмотрела на свободно гуляющие на небе облака, кучерявые, как непоседливые овцы. А ветер, будто пастух, всё гонял их из одной стороны в другую и никак не мог собрать в одно стадо. Качаясь из стороны в сторону, поезд гнался за ними подобно бешеному псу, жаждущему настигнуть отбившуюся скотину. Убаюканная движением, Лиза вновь прикрыла глаза.

Лиза бежит. Сначала по квартире, затем по подъезду, перепрыгивая через ступени. Она выбегает на улицу и несётся прочь. Вслед она лишь слышит одну и ту же фразу: «Нашему папе не помогает лечение. Нам нужно смириться…». Внутри неё бушует гнев, он гонит прочь от этого душного и чужого места. Лиза бежит. Бежит. Бежит. В конец выдохшаяся останавливается и с ужасом осознаёт, что не понимает, где очутилась. Она спешит вернуться, пока не заметил патруль. Но дорогу ей преграждает незнакомый мужчина в тёмном пальто и с грязным, почти полностью заросшим тёмной густой бородой лицом. От него разит гнильём, и Лиза задерживает дыхание, чтобы лишний раз не вдохнуть неприятный запах.

– Что вам нужно? – говорит Лиза. Но её не слышно. Только «бульк-бульк» вырывается из уст.

Мужчина бубнит что-то неразборчивое и хватает за руку. Он жадно тянет её на себя. Лиза кричит, но выходит опять только «бульк-бульк». Она со всей силы ударяет незнакомца по руке. Затем ещё и ещё. Но это не помогает. Он лишь сильнее сжимает её запястье и тянет за поворот. И Лиза знает, что за поворотом с ней случится что-то плохое.

Она замечает справа мелькнувшую тень. Это папа. Он пришёл за ней. Стремительным движением руки он бросает на её запястье браслет. Хватка незнакомца ослабляется, и он исчезает. Лиза поворачивается к папе. Он протягивает ей руку:

– Пойдём домой, дочка.

Лиза открыла глаза. На ресницах слёзы. Она вытерла их кулаком и запрокинула голову, чтобы новые слёзы оставались там. Внутри.

Пустой желудок издал угрожающий рёв и свернулся в клубок. Неизвестно, сколько времени Лиза ничего не ела. Последний вкус, что она помнила, – глоток омерзительного холодного пива. Лиза облизнула пересохшие губы. Духота обжигающего вагона плавила мысли. Она представила маму, как та возвращается домой. Открывает заедавший дверной замок. Находит в кармане телефон, читает сообщение… Она плачет? Она перезванивает, но слышит лишь короткие гудки? Она пишет в ответ? Она ждёт? Или уже не ждёт? Они понимает, что больше не увидит дочь?

Круговорот мыслей снова затянул Лизу в сон.

Бах-бах. Лиза распахнула глаза. Поезд стоит. Чёрное звёздное покрывало укрыло стеклянную часть крыши. Безжалостная духота сменилась освежающей прохладой. Голова Лизы ещё немного кружилась, но разум постепенно прояснялся.

Лиза прислушалась: за стенами вагона звучали голоса и шаркающие по камням шаги. Вероятно, они прибыли на место. Лиза медленно поднялась на ноги, опираясь спиной на стену. Через некоторое время в противоположной стороне вагона раздался предупредительный сигнал, и часть стены с грохотом отъехала в бок. В образовавшемся проёме показалась фигура головастика, приказавшего ей покинуть вагон.

Аккуратно ступая, Лиза приблизилась к выходу. Поезд растянулся на километры в обе стороны: ни хвоста, ни головы Лиза разглядеть не смогла. Всё видимое пространство кишело головастиками. Здесь они исполняли роли охранников: одни выводили из вагонов женщин, другие встречали их на выделенной площадке возле сетчатого забора и строили в шеренги.

Лиза спрыгнула с вагона на устланную щебнем землю и вклинилась в общую шеренгу осуждённых позади сухонькой низкорослой старушки. Охранник, что вывел Лизу из вагона, подошёл к возглавлявшему шеренгу головастику: