Buch lesen: «Ее маленькая тайна»

Татьяна Полякова
Ее маленькая тайна

Моей подружке Ирочке c любовью и благодарностью

Эта история началась в казино. Только не подумайте, что я из тех женщин, которые вечно там обретаются. Вовсе нет. На момент начала этих событий я была исключительно скромна и даже невинна (звучит довольно глупо, но я не любительница копаться в памяти, подбирая слова и выражения). В общем, несмотря на свой возраст, я была скромна до безобразия, чем нервировала подруг и настораживала маму, а к азартным играм равнодушна, да и денег у меня не было, так что мое появление в казино в тот вечер объяснялось чистейшей случайностью.

Заканчивался сентябрь, в воскресенье ожидался День учителя – святой для меня праздник, который следовало отметить. Вот я впервые в жизни и отправилась с коллегами в ресторан. Идея принадлежала Ирке Вячеславской, она так же, как я, год назад окончила институт и трудилась в нашей школе. Учились мы вместе, только Ирка на физмате, а я на историческом, но в отличие от меня подружка занималась ни шатко ни валко, большую часть времени посвящая личной жизни, однако диплом получила без труда, а теперь мечтала в очередной раз выйти замуж.

– Если в институте замуж не вышла, – поучала она меня каждое утро, – считай, пятьдесят на пятьдесят – загнешься в девках.

Ирка и замуж вышла, и успела развестись еще в институте, я же вызывала у нее жалость и недоумение.

– Ты красивая девка, – хмурилась она. – Чего ж так не везло? – И тут же возвращалась к наболевшему: – Школа – жуткое болото. В первый год не выйдешь замуж – все, засосет. Коллектив бабский, целый день торчишь на работе, к вечеру на человека не похожа… Охнуть не успеешь, а уже двадцать семь. А после двадцати семи бабы объявления в газеты пишут: «Одинокая, симпатичная, мечтает познакомиться…» – В этом месте Ирка обычно зло хмурилась, потом вздыхала и смотрела на меня с укором: – А ты, чудо природы, о чем думаешь?

Я улыбалась и пожимала плечами, хотя Иркины речи производили впечатление.

Мои родители развелись, когда мне было четыре года. Росла я в окружении женщин: мамы, ее старшей сестры и бабушки. Мужчины были для меня существами диковинными, я взирала на них с любопытством и опаской.

В школе, с пятого по одиннадцатый класс, дружила с одним мальчиком, у него было плохое зрение, иногда я сомневалась: видит ли он меня вообще? Наверное, видел, так как говорил, что я красивая. Хотя, возможно, он врал.

Встречаться с ним я стала исключительно из чувства противоречия: вдобавок к плохому зрению он шепелявил, был толстым коротышкой, любил читать умные книги и всех поучать. Дружить с ним никто не хотел. Мне стало его жалко. Жили мы по соседству, из школы он обычно брел за мной на расстоянии в пару метров, однажды я не выдержала и сказала:

– Ну чего ты там плетешься? Бери портфель и иди рядом.

Он схватил мой портфель и вроде был счастлив.

На следующий день старался не отходить от меня и даже пересел за мой стол, уговорив Димку Караваева поменяться с ним местами. Разумеется, это не осталось незамеченным. Одноклассники недоумевали. Так как недоумение они выразили в довольно грубой форме, я стиснула зубы, нахмурилась и продружила с Вовкой Воробьевым, так звали коротышку, семь лет. Как минимум трижды в неделю мне очень хотелось его придушить.

Наконец мы окончили школу. Вовка уехал в Москву, поступил в МГУ, а я в пединститут, по соседству с нашим домом, – мама решительно заявила, что учиться в другой город меня не отпустит.

В нашей группе было пять ребят. Четыре красавца, пристроенных в институт богатыми родителями, а пятый – рыжий, с оттопыренными ушами и круглой физиономией. Взглянув на него впервые, я глубоко вздохнула.

Через две недели он начал смотреть в мою сторону с томлением, через месяц рискнул заговорить, а еще через две недели проводил домой. Разумеется, мне стало его жалко.

Где-то с третьего курса он начал строить планы по поводу нашей дальнейшей жизни, а я настороженно молчала. Примерно в это время в нашей семье случилось несчастье. Бабушка со своей старшей дочерью, моей теткой, отправились на дачу и попали в аварию. Обе скончались на месте происшествия, а мама оказалась в больнице с инфарктом. После гибели родных она до конца так и не оправилась и вскоре вышла на инвалидность. А я, запустив учебу из-за этих событий, отправилась пересдавать экзамен на дом к одному преподавателю. Он отличался повышенным интересом к студентам женского пола, масленым взглядом, некоторой игривостью и весьма солидным возрастом. Его квартиру я покинула через пятнадцать минут в состоянии, близком к истерике. И порадовалась, что мой рыжий коротышка скромен, тих и рук не распускает.

К этому моменту знакомые ребята поставили на моей особе жирный крест, охотно делились со мной секретами, беспардонно пользовались моей добротой и считали меня «своим парнем»: приглашали в походы, просили передать записки девушкам и дарили ко дню рождения хорошие книги. В целом меня это устраивало. Беспокоил только коротышка. То, что на него придется потратить очередные несколько лет, было ясно, но ближе к окончанию учебы он все чаще заговаривал о женитьбе. Я начала беспокоиться: твердо сказать «нет» я вряд ли смогу, а жить с ним в любви и согласии у меня просто не получится.

К счастью, он смертельно боялся службы в армии, поэтому после окончания института отправился в сельскую школу. Находилась она в отдаленном районе, где ощущались проблемы с транспортом, приезжал редко и неизменно заставал меня погруженной в школьные дела. Визиты становились все реже, о женитьбе он почти не заговаривал и при встрече все чаще отводил глаза. Догадавшись, в чем дело, я собралась с силами, нанесла ему неожиданный и короткий визит, застала в компании с розовощекой брюнеткой лет тридцати и с облегчением вернулась домой: вопрос о моем замужестве был снят с повестки дня.

Еще в седьмом классе я прочитала «Джейн Эйр» и начала мечтать о любви. Само собой, огромной и на всю жизнь. Теперь наблюдения за окружающими мужчинами настораживали: огромной любовью не пахло, а время шло. А тут еще Ирка. Утро она начинала фразой: «Что день грядущий нам готовит? Ничего хорошего…» – а заканчивала: «Ну вот, еще один день кобелю под хвост». Вообще обстановка в учительской располагала к беспокойству, мужчин было только трое: физрук, тихий пьяница без гроша в кармане с постоянной ласковой просьбой одолжить двадцатку, математик в весьма преклонном возрасте, усталый и издерганный, и трижды женатый физик, на досуге изготавливающий модели аэропланов, которые никак не хотели летать. Остальной учительский состав женский, причем только трое из женщин могли похвастать семейным счастьем, прочие мечтали выйти замуж или развестись, растили детей, ругались из-за нагрузки и занимали друг у друга деньги до зарплаты. «Загнемся здесь», – зловеще шептала Ирка и всячески пыталась расшевелить застоявшееся болото.

На День учителя нам выдали премию. По нынешним временам она была смехотворна, и педколлектив, вздыхая и томясь, стал прикидывать, на что ее можно потратить.

– В ресторан сходить, – тут же влезла Ирка. – В конце концов – наш праздник.

– Только с нашей премией в ресторан и идти, – хмыкнула Зойка, англичанка и мать-одиночка.

– А ты своих добавь, – съязвила Ирка.

– А то они есть.

– Зарплату дали.

– А жить на что, умница? Тебе хорошо одной, пустой картошки натрескаешься, а у меня ребенок, ему витамины нужны.

– Ну… заладила, – разозлилась Ирка. – Что за люди? Раз в году можете себе праздник устроить?

– А мне и пойти не в чем, – подняв голову от тетрадей, вздохнула Светка. – Вот в этом платье, что ли? Срамота… Девчонки сейчас так одеты, а мы в обносках… Да кто на нас в твоем ресторане посмотрит? Только комплексы наживать.

– Кончай ныть, ты баба видная, а платье – тьфу… что-нибудь подыщем.

Светка усмехнулась, но задумалась и весь день была тихой. Обычно к пятому уроку она так орет, что в стену стучать приходится, а в тот день была ласкова, дети даже перепугались и тоже затихли. В общем, тех, кому еще не стукнуло пятьдесят, идея увлекла. Стали гадать, куда пойти.

– Места заранее заказать надо, – разволновалась Зойка. – Вдруг не одни мы такие умные…

– Вот именно. Заявимся в ресторан, а там одни бабы.

– Хорош базарить! – рявкнула Ирка, радуясь, что дело сдвинулось с мертвой точки. – Я вас в такое место поведу, где мужиков полно будет.

На лицах окружающих читалось недоверие пополам с надеждой.

Меня предстоящий поход не очень волновал. Я-то знала: даже если мы окажемся там, где ошивается сотня красивых и до пятницы совершенно свободных мужиков, я непременно подберу одного – невзрачного, несчастного и безденежного.

Между тем Ирка свое слово сдержала: вывела нас в люди. В последний момент у большинства коллег нашлись срочные дела, и в ресторан мы отправились вчетвером. Ирка в сногсшибательном вечернем платье, Светка в привычном костюме с сумкой под мышкой, не знающая, куда деть руки, Зойка в моей блузке, то и дело нервно протирающая очки, и я, на редкость спокойная, потому что твердо знала: ничего хорошего мне здесь не светит.

Мы подъехали на такси к огромному девятиэтажному зданию бывшей гостиницы «Интурист». Через весь фасад горели буквы: «Казино».

– Куда это мы? – испугалась Зойка.

– А то не видишь? – Ирка грозно нахмурилась.

– Так ведь в ресторан хотели…

– Будет тебе ресторан… Сто лет в этом городе живешь и не знаешь, где чего есть… Срамота.

Ресторан в самом деле был. Огромный и почти целиком заполненный. Мне стало ясно, что Ирка сваляла дурака: мужики в ресторане, конечно, были, может, и свободные, но нас здесь вряд ли кто из них сможет разглядеть.

Подошел молодой человек в дорогом костюме, окинул нас оценивающим взглядом и без особой радости поприветствовал, после чего проводил к столу в самом центре зала. По соседству, за сдвинутыми столами, готовились отмечать День учителя наши бывшие преподаватели из пединститута, в основном женщины, возбужденные и веселые. Справа, почти в полном составе, восседал коллектив средней школы номер двенадцать.

– Они что, все с ума посходили? – ахнула Ирка, девчонки приуныли, а я начала осваивать меню. Разочарования я переношу легко, потому что заранее к ним готова. В тот вечер я намеревалась получить максимум удовольствия: на людей посмотреть, музыку послушать и съесть что-нибудь вкусненькое.

Через час девчонки решили, что нам точно не повезет, и с отчаяния приналегли на водку. Пошли разговоры по душам, и в мужской половине человечества надобность отпала. Еще через два часа мы пришли к выводу, что вечер удался, «хорошо сидим» и все такое, Ирка высмотрела парня через стол от нас и принялась ему улыбаться. Он проникся и пригласил ее танцевать. К нам Ирка больше не вернулась, отбыла через полчаса, сделав на прощание ручкой. Зойка со Светкой завистливо вздохнули и единогласно решили, что Ирке везет, а вот нам – нет и пора отправляться по домам.

Отвалив премию и часть зарплаты официанту, мы, поддерживая с двух сторон Зойку, направились в гардероб. Бог знает откуда возникли два мужичка, сильно навеселе. Зойка повисла на плече одного из них и затеяла разговор по душам. Он оказался на редкость душевным парнем, его дружок тоже, ухватил меня за локоть и пытался что-то сказать, при этом чуть не плакал: то ли от избытка душевности, то ли от количества выпитого. Я весьма кстати вспомнила, что оставила сумку в зале, и вернулась в ресторан, перепоручив плачущего парня Светке.

Сумка висела на стуле, никто на нее не посягал. И правильно: взять все равно нечего. Вернувшись к гардеробу, ни подруг, ни парней я не застала. Вышла на улицу и успела заметить, что они загружаются в такси, начисто забыв обо мне. Не могу сказать, что меня это огорчило.

Я свернула за угол, с намерением кратчайшим путем достигнуть остановки, и тут подумала, что путь мне предстоит неблизкий и не худо бы сходить в туалет. Поэтому я вернулась в ресторан. Извинилась на входе, сообщила швейцару, что оставила косметичку, а убедившись, что он, потеряв ко мне интерес, смотрит в другую сторону, быстренько свернула в коридор и заспешила ко второй справа двери с изображением дамы в кокетливой шляпке.

Туалет был пуст, это дало мне возможность рассмотреть себя в зеркале, улыбнуться, поправить прическу, подкрасить губы и с чувством выполненного долга покинуть данное место.

Я закрыла дверь, на ходу достав перчатки из сумки, сумка соскользнула с плеча, и из нее вылетел тюбик с губной помадой. Я резко повернулась направо и треснулась лбом о лоб молодого человека, который джентльменски поднимал мою помаду.

– Извините, – проблеяла я, а он засмеялся, потирая ушибленное место.

– Ерунда. В таких случаях говорят: родными будем.

Не знаю, как он, а я была бы не против того, чтобы заполучить такого родственника. Парень был года на три старше меня, высок, красив, одет в дорогой костюм, белую рубашку с галстуком, на котором сверкала булавка с бриллиантом, вроде бы настоящим, а вот обручальное кольцо отсутствовало, и это почему-то обрадовало, хотя повода для радости я не видела. Ну тюкнулась лбом с симпатичным парнем, это вовсе не значит, что мне вдруг повезет. Никогда мне не везло и сегодня не повезет. Так что есть кольцо или нет, меня это тревожит мало.

Я торопливо застегивала сумку, парень меня разглядывал, а я с тоской подумала, что пальто ношу с четвертого курса и против его булавки оно не тянет. «Ну и черт с ним!» – мудро рассудила я и, сказав еще раз «извините», гордо зашагала к выходу.

– Варя, – вдруг позвал он, а я от неожиданности замерла и вроде бы даже вытаращила глаза.

Парень заспешил ко мне, широко улыбаясь.

– Я слышал, как вас называли подруги, – пояснил он, вновь оказавшись рядом. – Если честно, я за вами наблюдал весь вечер.

«Лучше б ты пригласил меня танцевать», – мысленно съязвила я, а вслух произнесла нейтрально:

– Да?

– Да. Наблюдал, но подойти не решился.

Я нахмурилась, парень явно морочил мне голову. Как-то не верилось, что такой тип может страдать застенчивостью, а про себя я точно знала: выгляжу я училкой, и ничего с этим не поделаешь. Можно, конечно, снять очки и выдать лучистую улыбку, она у меня неплохо получается, но через полчаса он все равно сообразит, кто перед ним, так что и напрягаться не стоит.

– Ну и как? – на всякий случай поинтересовалась я, неотрывно глядя на его галстук. Этот самый галстук меня и доконал: с мужчинами у меня всегда были проблемы, а в галстуке я могла припомнить только одного: нашего бывшего трудовика, уволенного за пьянство в начале зимы. Но у того галстук был похож на тряпку и вечно сбивался на сторону.

– Что как? – второй раз переспросил парень.

Увлекшись созерцанием его галстука, я начала страдать глухотой в легкой форме.

– Как наблюдение? – вздохнула я.

– По-моему, вы очень красивая.

«Возможно, – согласилась я опять-таки мысленно. – Только вот из этого заведения пойду одна».

– За красивую спасибо, – ответила я и направилась к двери. – Извините, мне пора домой.

– По-моему, ваши подруги уже отбыли.

– Точно, а я тороплюсь на последний троллейбус.

– Что, если я вас провожу?

В этом месте я пожала плечами и совсем уж хотела обрадоваться, но тут же себя одернула: «Он женат. И к тому же бабник. А кольцо не носит из хитрости». Я заспешила к выходу, а он произнес вдогонку:

– Я вас на углу буду ждать, ближе к остановке.

С этими словами парень исчез в боковом коридоре, а я, раскрасневшаяся и малость растерянная, выпорхнула из ресторана. Глубоко вздохнула и для начала посмотрела по сторонам. Парень был в костюме и исчез в коридоре. На улице холодно, а за пальто он в гардероб не пошел. Выходит, верхняя одежда пребывает у него где-то в другом месте. Значит, он из гостиницы. Приехал в наш город по делам и заодно решил развеяться. Ну и что нам светит, многоуважаемая Варвара Сергеевна? Краткий роман с заезжим ловеласом? В общем, ничего нам не светит. Так что топай на троллейбус и забудь про этого типа.

В этот момент я как раз достигла угла, и вышеозначенный тип возник передо мной точно из-под земли. А я обрадовалась и сказала:

– Привет.

Он засмеялся и тоже сказал:

– Привет, – и взял меня за локоть. Осторожно, даже с робостью и без всякого намека на нахальство. Вот тогда я и решила, что мне, пожалуй, повезло. – Где вы живете? – спросил он, я ответила, а он вроде бы порадовался: – На троллейбусе пять остановок. Что, если мы немного прогуляемся? Или на такси?

– Прогуляемся, – ответила я, радуясь, что парень хорошо ориентируется в городе. Может, он вовсе и не приезжий.

– Меня зовут Саша, – сообщил он, притормозив, и засмеялся. Я тоже засмеялась и окончательно уверилась: повезло. Знай я тогда, что это за везение, бросилась бы от него со всех ног.

Мы не спеша двинулись по проспекту. Я неожиданно для себя разговорилась, чувствуя необычайную легкость, одним словом, была в ударе. Он коротко поведал историю своей жизни. Родился, вырос и живет в нашем городе, сегодня встречался с партнером по бизнесу из Москвы, партнер малость перебрал и теперь отдыхает в гостинице, а Саша безумно рад, что в этот вечер оказался в ресторане, иначе как бы мы с ним встретились?

Чем ближе подходили к моему дому, тем отчетливее я понимала, что наконец влюбилась. И вовсе не потому, что у него дорогой костюм и он какой-то там бизнесмен, а потому, что могу болтать с ним о чем угодно, держать за руку, смеяться и в самом деле чувствовать себя красивой.

Когда мы остановились возле подъезда, я испугалась, что все разом кончится. Саша скажет мне «до свидания», запишет телефон, по которому никогда не позвонит, а потом скроется из моего двора и из моей жизни, а я подожду звонка денек-другой, потом вздохну и скажу самой себе: «Что ж, не повезло…» Мне хотелось зареветь от жалости к себе, но это было глупо, и реветь я не стала.

– Где ваши окна? – спросил он с заметной грустью.

– На пятом этаже. Вон те, видите…

– Мама уже спит?

– Мама на даче. Она у меня на инвалидности и до первого снега предпочитает жить в деревне. А я к ней езжу каждый выходной.

– Ясно. А ничего, если я напрошусь в гости? На пять минут. Телефон у вас есть? Вызову такси, уже поздно, а мне добираться на другой конец города.

– Телефон есть, и вызвать такси вы, конечно, можете.

Мы поднялись в квартиру, но бросаться к телефону Саша не спешил. Снял пальто и прошел в гостиную, улыбался так хорошо, что язвить насчет такси, а тем более выставлять его за дверь совсем не хотелось. Поэтому я пошла в кухню варить кофе, накрыла на стол и замерла на мгновение, глядя в окно. Саша подошел сзади, обнял меня, я вздрогнула, может, от испуга, а скорее от счастья, и повернулась к нему. И он меня поцеловал. Сначала один раз и очень нежно. Потом поцелуи стали жарче, а объятия теснее. «А почему бы и нет?» – решила я и махнула рукой на свое невезение.

В любом случае в ту ночь мне повезло, да так, что и не снилось. То есть я, конечно, мечтала о чем-то подобном, но через час поняла, какими дурацкими и детскими были эти мечты, на самом деле все было гораздо проще и прекраснее… В общем, я провела восхитительную ночь. С утром было сложнее.

Разбудил меня телефонный звонок. Я вскочила, с перепугу спутав его с будильником, и, только дважды тряхнув головой, сообразила, что сегодня суббота, выходной день и вскакивать по тревоге не имело смысла. Вспомнив об этом, я припомнила кое-что еще и удивленно огляделась. Постель рядом была пуста.

– Саша! – крикнула я и взглянула на часы. 7.30. Где Саша и кого угораздило звонить в такое время?

Я схватила трубку и услышала Иркин голос.

– Варька, ты как? – пьяно спросила она.

– Никак, – огрызнулась я.

– Слышь, подруга, ты одному мужику понравилась. Крутому. Познакомиться с тобой хотел, да, видно, проворонил, исчезла ты прекрасным видением. Веришь – нет, расспрашивал о тебе. Валька, официант, который нас обслуживал, он меня немного знает, так вот Валька сказал, что ты моя подруга. И этот приперся ко мне. Мужик-то… Адрес твой спрашивал. Жди в гости. Чувствуешь, какую я о тебе заботу проявляю? Цени.

– Сдурела ты, что ли? – крикнула я и бросила трубку.

После чего побежала в ванную. Свет не горел, вода не включена, и Саши там, конечно, не было. В кухне и остальных местах моей квартиры тоже. И ничто, кроме моих воспоминаний, на его присутствие не указывало.

Я немного побегала, стараясь обнаружить послание или хотя бы номер телефона, записанный впопыхах на клочке бумаги. Ничего.

В прихожей я сползла на пол и горько заплакала, но минут через десять обругала себя матерно и пошла умываться. После чего еще раз обследовала квартиру на предмет пропавших вещей. Все вещи пребывали в сохранности, и это слегка утешило: не хватало только объяснений с мамой.

Я перебралась на постель и заревела вторично, тихо и горько, и ревела до тех пор, пока не услышала звонок в дверь. От неожиданности я сначала подскочила, а потом со всех ног кинулась в прихожую. Воображение услужливо рисовало одну картину радужнее другой: Саша на пороге с огромным букетом и счастливой улыбкой и все такое прочее.

На пороге стояли трое ребят, крепких и суровых, а счастливыми улыбками даже не пахло. Только я собралась задать банальный вопрос: «Вам кого?» – как ближайший ко мне парень пнул меня ногой в живот, и я, охнув, влетела в зеркало родной прихожей, причем с такой силой, что разбила его, на пол посыпались осколки, бравые ребята вломились в квартиру, двое рассредоточились, а третий схватил меня за волосы и спросил:

– Где он?

– Кто? – в полном недоумении проблеяла я и получила кулаком в челюсть. Лишилась пары зубов и быстро уразумела, кто здесь задает вопросы.

Через двадцать минут у меня не было от гостей никаких секретов. К сожалению, их интересовал только один, но я его не знала. Парням потребовалось более двух часов, чтобы убедиться в этом. Что происходило в этот временной промежуток, мне вспоминать не хочется, скажу только, что я очень сожалела о своей живучести и боялась, что никогда не умру.

Квартиру я покинула в бессознательном состоянии. Почему они просто не оставили меня подыхать в родном доме, а, рискуя обратить на себя внимание, поволокли куда-то, ответить не берусь. Может, полутрупы в квартирах оставлять им не положено, а может, ребята были шутники, в общем, меня загрузили в машину и вывезли за город. В двух километрах по объездной дороге притормозили на мосту и сбросили мое бренное тело с очень приличной высоты. Так как я все еще пребывала без сознания, парни с чувством выполненного долга удалились в твердой уверенности, что судьба нас больше не сведет (так оно, кстати, и вышло): если через какое-то время я и всплыву, поведать миру о своих гостях никоим образом не сумею.

Однако я не оправдала их надежд. Ополоснувшись в холодной водичке, я совершенно неожиданно пришла в себя и даже каким-то образом смогла добраться до берега. Этот эпизод я практически не помню, что, впрочем, неудивительно, и склонна считать, что чудесным спасением обязана вмешательству свыше. Именно благодаря этому самому вмешательству в тот момент вблизи берега объявился милицейский патруль. Что они там делали, сказать трудно, главное, что углядели меня, вызвали «Скорую», та прибыла в рекордно короткие сроки, и я очень быстро оказалась на больничной койке, где и провалялась два месяца.

За это время меня несколько раз посещали сотрудники милиции, и я в меру сил пыталась им помочь, то есть рассказывала снова и снова про визит незваных гостей и про то, что последовало далее.

Мои воспоминания были весьма смутными, никто из соседей ничего не видел, никто из водителей при довольно бурном движении не углядел в тот день на мосту ничего подозрительного, и парней, естественно, не нашли. Зато я кое-что смогла узнать о Саше и даже полюбоваться на его фотографию, любезно предоставленную мне сотрудником милиции в целях опознания.

Александр Викторович Завражный, по кличке Монах (почему Монах – понять трудно, мой возлюбленный на одну ночь мог похвастать огромным количеством любовных похождений), так вот этот самый Монах давно и принципиально был не в ладах с законом, а к моменту нашей встречи находился в весьма прохладных отношениях с некоторыми боевыми друзьями, и они имели к нему претензии, а меня угораздило пригласить его к себе как раз в тот момент, когда бывшие друзья прямо-таки горели желанием с ним повидаться. В общем, не повезло мне.

История эта длительное время имела популярность в городе, о ней писали в газетах, болтали в троллейбусах, а на моем примере неразумных женщин предостерегали от случайных знакомств. Мне в роли случайной жертвы бандитских разборок было очень больно и, что еще хуже, стыдно.

Где-то дней через двадцать, когда я начала приподниматься в постели, я смогла увидеть свое лицо в зеркале и упала в обморок. Вид жуткой физиономии и последующий засим стресс несколько замедлили период выздоровления. Врачи, отнесшиеся ко мне с большой чуткостью, утверждали, что следов практически не останется, время все залечит, челюсть мне собрали, склеили и сшили, зубы можно вставить, а глаза, слава богу, целы. Еще две операции, и меня поставят на ноги.

Я слушала, кивала и пыталась понять, как это все могло произойти со мной?

Больницу я покинула, но дома стало еще хуже: я боялась находиться в квартире, боялась из нее выйти, боялась звонков в дверь и звонков по телефону, а также боялась смотреть в зеркало и тяготела к стенному шкафу, в темноте которого чудилась безопасность. Ночью мне снился один и тот же сон, я металась, орала и изводила соседей, потому что дом у нас панельный и слышимость хорошая.

В одно раннее утро, в самом начале весны, пользуясь тем, что мама лежит в больнице и я предоставлена самой себе, я вышла на балкон и с некоторым облегчением сиганула с него вниз. Однако прямо под балконом росло дерево, а снег еще не сошел. Ничего не сломав, я оказалась в первой психиатрической больнице, в палате номер шесть, в компании совершенно сумасшедшей девицы лет девятнадцати, повредившей рассудок на почве безумной страсти и религиозности. Она собиралась стать монахиней, но вдруг влюбилась, с любовью не повезло, и в результате она теперь прохлаждалась на соседней койке.

Мы вели с ней долгие беседы, философствовали, плохо спали по ночам и прониклись друг к другу большой симпатией. Именно сумасшедшая Валька сказала мне как-то ночью:

– Бог тебя дважды спас от смерти. Значит, ты не просто так сюда явилась, а есть у тебя на земле какое-то дело, и он, бог то есть, в отношении тебя имеет виды. То есть не просто так на свет тебя произвели, а с какой-то надобностью. И ты с балконов сигать завязывай, а прислушайся. Бог даст тебе знак, и тут главное не ловить ворон, а внимательно слушать и строго следовать. Слышишь, Варвара?

– Слышу, – кивнула я. – У тебя диагноз какой? По секрету скажу: ты ему соответствуешь.

Однако думать о том, что господь проявлял заботу и спасал меня, было приятно, правда, кое-что меня мучило, и я спросила Вальку не без ехидства:

– Если у господа в отношении меня какие-то планы, почему б ему не избавить меня от неприятностей? Сделать так, чтобы всякие психи не крушили мне челюсть, и все такое, а я бы шла к намеченной цели без увечий. По-моему, пользы от меня было б несравненно больше.

– Дура ты! – рассвирепела Валька. – Он посылает тебе испытания. Неужели не ясно? Выполнить божью волю ох как непросто, и ты должна соответствовать.

– А он тебе ничего не говорил, как долго будут длиться эти испытания? – поинтересовалась я. В ответ Валька швырнула в меня подушкой и вроде бы обиделась. Я отвернулась к стене, заметив ворчливо: – Если у тебя с господом есть прямая связь, намекни ему, пожалуйста, что я не люблю ждать.

– Надо иметь терпение и быть внимательной, – поучала Валька. – Вот увидишь, знак будет.

Явились ли последующие события божьим перстом – судить не берусь. Вот так запросто, чтобы я могла понять, господь мне ничего не сказал, но далее начались вещи удивительные и даже странные. Как именно господь беседует с нами, грешными, я не знала, а потому вскоре поверила Вальке, что все происходящее – не иначе как божий промысел.

А начались чудеса утром в среду. Мы готовились к обходу, Валька рассматривала потолок, как всегда, с заметным интересом, а я неожиданно для себя сказала:

– Да не бойся ты этих уколов. Смотри в сторону и думай о чем-нибудь нейтральном. А то таращишься на иглу и сама себя пугаешь.

– Откуда ты знаешь, что я боюсь? – спросила она.

– От верблюда, – хмыкнула я.

Вместо того чтобы ответить что-нибудь заковыристое, Валька переместилась ко мне на кровать, уставилась на меня пронзительно и даже дико и ласковым голосом повторила:

– Откуда ты знаешь, что я боюсь уколов? Я тебе об этом не рассказывала.

– Слезь с моих ног, больно, ноги у меня многострадальные, и их жалко.

Валька примостилась сбоку, не отрывая от моего лица горящего взора, и еще раз спросила:

– Как ты узнала?

– О господи, – покачала я головой. – Догадалась, заметила, сообразила…

– Да? – Валька нахмурилась, подрыгала ногой, а потом сказала: – А ты знаешь, как я пошла в первый класс?

– Как все, – разозлилась я.

– Понятно, как все. А что-нибудь такое со мной случилось?

Я немного подумала, пытаясь вспомнить.

– А… ты в лужу упала, возле самой школы. Был солнечный денек, дворник с утра полил цветочки, на асфальт натекла лужа, и ты в нее угодила животом. Мама сбегала домой и принесла форму твоей старшей сестры, которая училась во вторую смену, быстренько переодела тебя в туалете, а ты ревела, потому что форма была тебе велика и вообще обидно.

В продолжение моей речи Валькины глаза разгорались все ярче, а улыбка, вначале слабая и нерешительная, стала широкой и лучезарной.

– Ну и откуда ты это знаешь? – бодро поинтересовалась она.

– Ты и рассказала.

– Как бы не так. Ничего я не рассказывала. А что ты еще про меня знаешь?

– Да все, – немного подумав, ответила я. – Это неудивительно. За месяц, который ты обретаешься по соседству, только и делаешь, что болтаешь.

– Память у меня хорошая, – хмыкнула Валька. – И про мой поход в школу я тебе точно не говорила… Да бог с ним. Нужен пример, после которого у тебя глаза откроются.

– Какие глаза? – насторожилась я.

– Твои. Ты считаешь, что я сама все разболтала, а я знаю, что это не так. Необходим пример, который тебя убедит. О чем я точно никогда не говорю?

– Ну… о своей любви, то есть о том парне…

– Правильно. А теперь расскажи, как мы с ним познакомились.

Я нахмурилась, прикрыла глаза и прислушалась к чему-то внутри себя. Происходило нечто странное…

– Ты упала со стула в столовой, все засмеялись, ты лежала дура дурой, а он подошел и помог подняться.