Зеркала напротив -
отражение моих зеркал,
мимо много проходит,
остаются облака.
Облака из прядей
спутаны подушкой,
щеки помятые
полотенцем осушены.
Солнце – пожар -
горит, не чернеет.
За что мне озеро шарма?
Захлебнусь – ничуть не жалею!
Искра томная, вечная,
с поля пара фиалок.
Клянусь, это лучшее зеркало
из всех, в чем я прозвучала!
Раны заживают часто,
если сразу прилепить
на кожу пластырь,
чья любовь, похоже, – дефицит
Оставляет след на теле -
легкий, пышный -
невидимкой мелочь:
он всегда недвижим и неслышен.
Когда влажный, сушит, будто
ветер в поле,
а сухой – разбудит
теплую снаружи, ледяную воду.
Раны заживляют лаской,
если сразу натянуть
обычный пластырь
прямо в сердце через стену-грудь.
Уткнуться носом в ручей,
полный волн,
изгиб горы в лесное ущелье
сполз и умолк.
Начинать с порогами
речной разговор,
Касаться простынью
обнажённых вод.
Остаться не полностью
на ночлег,
рассмотреть звёзды
на глубине.
Лучше обманутых скал
и океана морей
в созвездиях весь прекрасный
горный ручей.
В морозный летний день
под раскаты грома
натягивать на себя плед
лучше дома.
Пить чай из остывшей кружки
под утро.
Плед от холода сушат
только минуты.
Укутаться с головой
внутрь тепла,
спать под горящей звездой
полдня.
Весь в вечных заплатах
от ран одет
любимый и сжатый
теплый плед.
В ладонях нежно шептали
полевые цветы.
Мы с ними кружились в вальсе,
напевая мотив.
Жизнь в стебельках стучала,
словно сердце там.
Следы и телесная память
возвращают назад.
Путались между пальцев
бутоны и листья.
Ими не надышаться:
мы стали близкими.
От грусти нависших туч,
от одиночества и тоски
согрели, как солнца луч,
полевые цветы.