Buch lesen: «Вороница. Живые или мертвые»

Пролог

– Отопри, лживая дрянь! – Тяжелый сапог вонючего, крайне неприятного толстопуза, с грохотом снова врезается в дверь, вынуждая меня испуганно вздрогнуть.

Скрипит засов. На ржавых петлях ходуном болтается грубо сколоченное плотно из старых неотесанных досок. Последняя преграда между мной и пьяным вдрызг человеком, купившим меня на Первом острове архипелага Изгой.

Где темные носят инзгольдца?!

Я скорее сдохну, чем лягу под пирата! Вонь несвежего белья, перегара и сырости вызывают глубокое омерзение. Даже в Забытом лесу пахло лучше! В комнате, скорее напоминающей чулан, нет и крохотного окна, свежий океанский воздух не знает сюда путь.

Холодными пальцами правой кисти я сжимаю рукоять кинжала. Это единственное, что у меня осталось от Амирана.

В другом кулаке держу кусок черного камня, его острые грани вонзаются в ладонь, но я не чувствую боли. Слезы застилают глаза. Помри я сейчас, и украденный «призыв души» не спасет дорогого мне человека. А значит мне придется…

Крайстен, где же ты?!

Засов не выдерживает. Очередной злой удар срывает металлические петли с прогнившего дерева. До носа долетает новая волна алкогольных паров и перекисшего пота. Тошнота так резко подступает к горлу, что я рискую потерять свой обед. Невкусный, но давший мне силы.

Красный от ярости толстопуз по ту сторону порога не более приятный, чем стухшая нежить на мертвых землях. Как же так вышло, что некоторые живые на этой стороне, по собственному желанию стали подобны тем, кто бродит по Эридару после смерти против своей воли?

Еще крепче сжав клинок, я смаргиваю слезы с ресниц, покоряясь судьбе.

Глава 2. Конь нефрайнзинской породы

В некотором замешательстве рассматриваю диковинное создание передо мной. Откуда он здесь? И Мрак ли это? Фрайнзинский конь был без крыльев, как и все остальные приличные жеребцы Эридара, но чем больше присматриваюсь, тем сильнее растёт убеждённость, что я не ошиблась.

– Это мой конь! – Я решительно встречаю подозрительно-настороженный взгляд Крайстена, стоя́щего на моём пути.

Смирившись, он делает шаг в сторону, но не снимает широченную кисть с рукояти меча, и готов ринуться на помощь в любой удар сердца.

– Эвара! – предостерегающе гудит инзгольдец, при моём приближении к Мраку. Но я ничуть не боюсь.

Крылья агатового жеребца растворяются в воздухе, он знакомым движением утыкается тёплыми ноздрями в подставленную ладонь и издаёт тихое ржание.

– Сбежал значит, да? А крылья от меня зачем прятал? – ласково укоряю его я, в то же время думая, что скрытая ранее способность не самая большая проблема.

Становится чуть легче дышать. Мрак – часть прежней жизни, во многом беззаботной, и его близость удивительным образом утешает недавно раненное сердце, будто одно лишь его присутствие стягивает рваные дыры, делая их меньше.

– Эвара, это не то, что ты думаешь! – упрямый инзгольдец оттаскивает меня от Мрака, как только мой лоб соприкасается со лбом коня, и я прикрываю глаза. – Неужели ты так слепа?! Это мерзкое порождение Тьмы!

– Ты-то откуда знаешь, Крайстен? – я как факел вспыхиваю возмущением.

Мрак вовсе не мерзкий! Мне надоело, что ледяной обращается со мной как с недорослем!

– Ты шестнадцать зим торчишь в Погиблых землях, а десять вовсе не заходишь дальше болот и Забытого леса. Он, – указываю жестом на жеребца. – ни разу меня не подвёл! И даже разыскал в мёртвых землях.

Противный здоровяк саркастично хмыкает и складывает руки на груди:

– Именно поэтому я и знаю, мелочь! Как интересно… – Здоровяк, сощурив глаза, пристально разглядывает скакуна, словно видит впервой. – Значит, Мрак выбрал своей хозяйкой тебя…

Чёрный жеребец выразительно фыркает, я бы сказала, презрительно. Или мне показалось?

Так что же здоровяку известно о Мраке?

– Крайстен, мне бы тоже хотелось всё знать, – примирительно произношу я, а Мрак уверенно круглой бочиной теснит инзгольдца, приближаясь ко мне.

Ледяной, несмотря на свои габариты, вынужденно отступает:

– Несомненно, но сначала уйдём глубже в лес.

Положив руку на гибкую шею скакуна, следую за мужчиной, а конь, не сопротивляясь, ступает рядом.

– Мрак, а ты сможешь и меня нести по небу? – Задаю я глупый вопрос и заглядываю в кося́щий на меня тёмный карий глаз, не особо рассчитывая получить ответ. Но назвал же мне конь своё имя…

Не знаю, удивляюсь ли я, или происходит ожидаемое, когда на мой вопрос Мрак величественно опускает чёрную голову. Он всегда удивлял своей сообразительностью, но я думала, что фрайнзинский жеребец просто умнее остальных собратьев. А дело оказалось в том, что мой конь – и не конь вовсе.

– Однажды, когда я ещё не родился, и темнокнижники не были изгнаны в Погиблые земли, лучшим из них, кто обладал высочайшим мастерством, удалось сотворить троих. – Не стал меня томить инзольдец и приступил к рассказу, как только мы остановились. – В Эридаре появились три агатиса: Мгла, Мрак и Сумрак. – Здоровяк принимается разбирать котомку.

Его слова вызывают внутренний трепет. Значит, презираемые нами маги не только разрушают, но и умеют создавать? Допустим, Мрак дитя Тьмы, но он не стал от этого плохим… или противным. Ведь агатисы сродни чуду, пусть и явились в мир благодаря тёмным.

– Агатисы служили сильнейшим, – выдаёт новую порцию све́дений Крайстен. – И уходили от прежнего хозяина к другому, только при его гибели, сами выбирая нового. А тёмные, в свою очередь, как кочевники сменяли место жительства, бродили по Южному Свету. Выбирали властителей, предлагая свои услуги тому, кто больше предложит златых. Тогда войны за земли не были редкостью, темнокнижники и некроманты в битве ценились поболее остальных, а агатисы неизменно присутствовали на поле брани, оберегая своих могущественных хозяев.

Не слышала я от него ранее столь длинных речей. В задумчивости достаю свой тёплый камзол и плащ, раз мы сделали привал, сидеть на голой почве холодно. Мрак занялся пропитанием, принялся отыскивать редкие травинки, инзольдец, вздохнув, достаёт из мешка большой ломоть хлеба и клубни, которые он выкопал на болоте, и кладёт на землю перед агатисом, и тот сразу же принимается за угощение. Здоровяк присаживается рядом со мной, скрестив ноги.

У меня не было времени подумать, но чем я его прокормлю здесь? Может он и порождение Тьмы, но питается как обычный жеребец.

– Если сунешь свой враний нос в писания тех времён, увидишь запечатлённые рисунки сражений. – Кивает деловито ледяной.

Теперь фыркаю я, не хуже Мрака. Кто бы мне дал взглянуть на них хоть одним глазком, а не то чтобы сунуть нос! Досада о недоступности обучающих и старых книг таким как я, знакомо отзывается в груди.

– В фолиантах изображены тёмные служители государей и их три крылатых верных помощника, – зыркает инзгольдец на коня. Точнее на агатиса. – Хранителей душ.

– Хранитель душ? – я поперхиваюсь воздухом и подозрительно осматриваю скакуна. Он всегда отличался от других, но фрайнзинцы все такие! Мне так казалось… А много ли я их видела? Издалека, под седлом Государя, его приближённых или редких счастливчиков, сумевших купить коня редкой породы.

– Их первейшей задачей было не хозяина по воздуху возить. Чего больше всего боится темнокнижник или некромант? – Протягивает мне кусок хлеба с мясом и сыром Крайстен. – Отдать душу во власть другому. Больше нас знают они, каково это, но когда агатис рядом никто против воли не заберёт и не поработит душу носителя.

– Так значит где-то скрывается ещё двое? А Мгла – кобыла? – Есть я нисколько не хочу, но когда удастся в следующий раз?

– Кобыла. Нет их больше, Эвара. Сумрак и Мгла были уничтожены сумеречниками во время переломного сражения двадцать пять зим назад. А Мрак пропал, когда мастеров тёмных книг и некромантов оттеснили за пределы Роунхельма и выставили Завесу.

Я не знала других агатисов, но мне становится так жаль и не покидает ощущение, что их зря обрекли на гибель. Мы жуём молча какое-то время. Отыскиваю в котомке флягу с остатками отвара от старой вещуньи и опустошаю до дна. Наберу в неё воды в реке.

«Почему Мрак выбрал меня? И как беспрепятственно минует Завесу, если он порождение Тьмы?» – в переполненной от новых знаний голове роятся мысли, вытесняя друг друга. – «А насколько он умён? Притворялся умело так долго, никто и не заподозрил его».

Инзольдец поднимается с земли и отряхивает штаны:

– Мне неведомо, почему агатис выбрал тебя. – Тихо бормочет Крайстен, он тоже озадачен. – Но появился здесь, чтобы спасти, почуял твой агатис, что ты в беде и заражена Тьмой. Вот и принялся искать.

– И как бы это сделал он? Как освободил бы от Тьмы? – хотелось бы мне услышать разъяснения от инзгольдца. Не знаю кем ледяной был живя в Инзольдьяре, но точно образованнее меня, и доступ имел к архивам. – Может, тебе известно, как агатис проник через Завесу?

– Для меня это такая же тайна, как и для тебя, Эвара, – закидывает на спину мешок здоровяк. – Идём дальше.

Теперь мы следуем вереницей: Крайстен снова впереди, но нынче за моей спиной Мрак. Он осторожно и мягко ступает по прелой земле, так что я едва слышу стук копыт о почву. Чем ближе Трезубец Хаоса, тем сильнее шумит река, и голые деревья почти не гасят звуки стремительной воды.

Пока мы шагаем, я думаю о лазейке в Завесе, неведомой не то что мне, но и сумеречникам, защищающим Роунхельм от умертвий. Джамил много лет жил рядом, скрываясь, как и Мрак. Откуда он взялся у Хмаря? Почему искал себе хозяина в землях живых?

– Эвара! – останавливает меня Крайстен. Его низкий голос звучит очень напряжённо, и впервые я слышу в нём страх. – Ты помнишь, что должна сделать? Время пришло.

Моя спина сразу же покрывается холодным потом. Забудешь такое! И захочешь, не сможешь.

– Х-х-хорошо, – вдруг начинаю заикаться я. Не знаю кому страшнее, здоровяку или мне. – Ты расскажешь, что с тобой происходит?

– Когда всё сделаем, – хмурится он. – Я собирался, не выдалось благоприятного момента. А теперь другие, более срочные заботы. Я подумал, хорошо, что Мрак с тобой, он не даст в обиду и скроет от тёмных. – Неохотно признаётся Крайстен. – Ты можешь оказаться в опасности, когда я выпью зелье.

Мы снова отступаем вглубь чащи, здоровяк ищет подходящее место, а я повторяю про себя его наставления, чтобы в момент наибольшего страха ничего не упустить: связать, влить зелье, убедиться, что это он и потом уже освободить от пут. Звучало бы не так страшно, если бы не пугающая часть с отрезанием головы. Я снова мелко дрожу от одной мысли, что мне придётся так поступить. Здоровяк не единожды проходил через подобное, буду надеяться на то, что и на этот раз ритуал пройдёт как надо!

Крайстен останавливается рядом с углублением в земле.

– Мрак пусть сторожит поблизости. – Инзгольдец хмурится, бросив взгляд на агатового жеребца.

Осматриваюсь. Со стороны Трезубца деревья растут плотнее, почти прижимаясь стволами друг другу, надёжным убежищем служить не могут, если мертвяки нападут, но скрывают от любопытных глаз. Крайстен достаёт последнюю флягу с ягодным настоем из мешка, кусок ткани, которую он щедро увлажняет своей магией. Следом в котомке находит широкие ремни из прочной сыромятной кожи. Мужчина садится на землю в углубление и умело связывает себе ноги. Следом вытаскивает из пояса один пузырёк с зельем и протягивает мне.

– Много времени не займёт: лучин двадцать – тридцать, – поясняет он и следом суёт мне ремень для связывания рук. – Приготовь кинжал, Эвара! Мешкать нельзя, если поймёшь, что это не я – действуй! Упустишь миг, и станет поздно! Агатис защитит тебя, но не дай мне сделаться им.

– Им – это кем? – Я накладываю узлы на руки инзгольдца, заранее зная, что ответ не будет обнадёживающим.

Тот оценивает моё плетение глазами, затем дёргает руки, силясь разорвать путы и, удовлетворённо кивнув, ложится спиной на влажную землю и прикрывает льдистые глаза. Скрипит зубами и отвечает мне хрипло:

– Бездушником…

Я молча открываю рот и снова закрываю. Как такое возможно? Подозревала, что с ним дела обстоят непросто. Он заражён Тьмой, далеко не отходит от Альвейд, но при этом вполне себе живой маг и не скажешь, что его душа принадлежит темнокнижнику.

– Начинай, – сухая команда напоминает мне о том, что я должна сделать.

Остриём кинжала сковыриваю сургуч с крышки пузырька и прикладываю его к губам ледяного. Крайстен послушно выпивает зелье до капли, а в нос бьёт его запах. Я помню вкус едкой горечи, которую в меня вливала вещунья. Инзгольдец кривится, а потом застывает на пару лучин. И всё? Встаю.

Но только я успеваю подумать, что ритуал с зельем не такое уж неспокойное или страшное действо, как инзгольдца выгибает дугой. Из стиснутых зубов издаётся жуткий вой, мне хочется закрыть уши и бежать. Снежного крутит, мечет по земле, он не прекращает выть, а я не знаю, как помочь и прекратить его страдания. Пока цела, отскакиваю в сторону, того гляди и зашибёт меня здоровыми ногами. Лицо Крайстена искажено нечеловеческой мукой, а на губах появляется кровавая пена.

Неужели со мной тоже было так, когда меня врачевала вещунья? А инзгольдец много зим проходит через нестерпимое «лечение» каждые десять дней. Про́клятый Трезубец! Угроза потерять душу толкает инзгольдца на столь невыносимое существование. Мне вспоминаются его слова о том, что я вздёрнусь на суку, если мной овладеет Тьма. И его терзают такого рода желания?

Лучины тянутся бесконечно долго, я уже теряю надежду, но когда истекает положенное время, Крайстен наконец-то перестаёт биться как припадочный и затихает. Но рано испытывать облегчение… Помогло ли зелье на этот раз?

Осторожно приближаюсь к ледяному, внимательно осматривая. Как мне понять, что это он, до того как откроет глаза? Инзгольдец дышит, но бездушники, не лишённые сердца, тоже обладают дыханием. Вроде бы. Я не уверена. Так мало тех знаний, что донёс до меня Амиран, а в книгах, попадавших ко мне, не было о них упоминаний. Только общие слова о мастерах тёмных книг и простой нежити. Очень скудно.

Я опускаюсь на корточки рядом, готовая действовать.

Насколько мне повезло, что Крайстен остался живым, я понимаю в тот миг, как только он резко садится, распахивает глаза, целиком подёрнутые инеем, и его путы, покрывшись изморозью, оседают на одежду и землю льдистыми осколками.

– Ты труп, – холодно гудит он. – Долго думаешь.

– Предлагаешь зарезать тебя, не дожидаясь, когда очнёшься?! – обиженно выплёвываю я. – Как мне было разобраться, что это ты? – я протягиваю ему влажную ткань.

– Не кричи, Эвара! – Морщится он как от головной боли и оттирает кровавую пену с губ, подтёки на подбородке и пот с лица. – Понял. Ты не можешь распознать, в отличие от нас – магов. Мне казалось двуликие способны на это. – Задумчиво чешет он лоб. – Что насчёт того, когда перед тобой мертвяк или марионетка? Что ты чувствуешь здесь? – Мужчина прикладывает руку туда, где прячется душа.

– Безотчётный ужас. Живя там, я хорошо ощущала Забытый лес, как мёртвый. Но находясь здесь мне сложно, – вспоминаю я. – Повстречав тёмного во мне нет желания разбираться в его природе, я хочу убежать без оглядки. – Совсем тихо признаю́сь в постыдном желании.

Крайстен, долго не отлипает от фляги с настоем, а мне остаётся ждать, когда он немного очухается. Я живо помню как себя чувствовала, очнувшись в бане.

– Прости, мелочь. Мне нужно было заранее выяснить. На мёртвой земле мало двуликих, а в другой жизни меня не заботило, кто как распознаёт нежить, – виновато выдаёт инзгольдец. – Нечего тут стыдиться. У двуликих инстинкты сильнее, чем у обычных людей. Твой страх и есть предупреждение. Этого достаточно, чтобы выжить. Теперь рядом с тобой агатис. Смотри на его реакцию, если сомневаешься.

Инзольдец снова припадает к фляге с ягодным настоем.

– А теперь рассказывай, что с тобой случилось. Догадываюсь, тебе не хочется об этом вспоминать и делиться с кем-то посторонним. Но я должна знать, – стараюсь негромко произносить слова, но инзгольдец опять морщась, медленно передвигается к деревьям и приваливается к стволу.

Лицо и шея снежного снова покрываются крупными каплями пота, он собирает их той же влажной тканью. А по телу пробегают мелкие судороги, заставляя его кривиться.

– Мне нечем гордиться, Эвара! – Крайстен вскидывает белую голову и невидяще смотрит куда-то сквозь чащу. – Шестнадцать зим назад я заключил сделку с Тёмным мастером. И теперь моя душа больше не принадлежит мне.

Глава 2. Темные тайны инзгольдца

Несмотря на тёплый камзол и плащ, по телу пробегает дрожь. Колкие мурашки зло пронзают кожу, то там, то здесь, а внутренности будто сжимает чья-то невидимая рука.

Ледяной перед приёмом зелья обмолвился об угрозе его превращения в бездушника, но мне всё равно не по себе. Крайстен первый известный мне живой, добровольно отдавший свою душу в обмен на… а на что? Не сомневаюсь, у столь сильного духом воина был весомый довод пойти на большой грех перед своей душой. Передать ее по доброй воле во власть другому – сродни предательству.

– Я ещё посижу, – голос Крайстена крепнет, но он не торопится менять положение тела. – Как раз поведаю тебе свою безрадостную историю, из которой, если смотреть правде в глаза – у меня нет выхода. А настоящая смерть будет не просто концом, а станет для меня избавлением.

Робко киваю, собираясь с духом выслушать ледяного мага. Не я ли настаивала на правде?

– Как скоро ты сможешь идти? – прежде чем мы начнём, я хочу выяснить, как скоро дойдем до Трезубца.

Прошло так много времени с тех пор как мои брачные артефакты испортились. Я надеюсь, что это связано с ослаблением наложенных на них сумеречных чар, ведь наш брак ненастоящий. Мне так хочется верить в то, что Амиран жив и его душа при нём. Слова пророчества «отпустить на ту сторону любимого» не ободряют, но мы и так находимся на «той стороне». Разве нет? Но чем больше часов минует, тем сильнее подогревается желание бежать вперёд и убедиться, что с ним не случилось беды.

– Уже день, к завтрашнему утру будем на месте, – утоляет инзгольдец моё обоснованное любопытство. – Мы доберёмся до обители тёмных. Я помогу тебе разыскать магов и артефакт, не то снова угодишь в ловушку. Но если вынуждены будем разделиться, может статься так, что больше не увидимся вновь. Ты не должна оглядываться на меня, Эвара! Выполняй свой долг, а я исполню свой.

– Ты не надеешься выбраться? Или хочешь закончить свою жизнь? – осеняет меня. – Столько зим бороться и сдаться? – Не мне судить здоровяка, но такой выбор неожидан и будет непросто его принять.

Прямой льдистый взгляд, полный решимости, даёт мне вразумительный ответ.

– Устал я, мелкая, – более мягко обращается он ко мне. – Если готова слушать, я расскажу. Достань ещё клубней и хлеба для Мрака, силы ему понадобятся. А мы с тобой и так не голодаем, будет необходимость, добудем пропитание в реке или в кладовых у тёмных. – Крайстен замолкает, но я легко понимаю его посыл. Запасы снеди нам могут больше и не понадобиться.

Но если домой вернуться мне не суждено, пусть Старая Ворона будет ко мне милосердна, и не даст превратиться в ходячую дохлятину!

Крайстен снова откидывает голову к стволу дерева, отдыхает в то время, пока я кормлю агатиса. Я снова треплю чёрную гриву и глажу морду, а Мрак с видимым удовольствием подставляет её, впитывая ласку, и тихо фырчит, смешно шлёпая мягкими губами. Не понимаю до конца, что за творения агатисы, но им не чужда ласка и привязанность.

– Я тоже поем, так быстрее встану на ноги, – снова подаёт голос инзгольдец.

– А тебя не пугает мысль, что погибнув, ты станешь почти мертвяком? – Я отламываю кусок хлеба побольше, достаю шмат мяса потолще и подаю их инзгольдцу.

– У простых мертвяков душа привязана к телу, чем больше зим умертвие не упокоено, тем сильнее душа лишается силы, уродуется и теряет возможность снова прийти в Эридар. У бездушников всё иначе. Если душа оказывается в полной власти темнокнижника, но тело погибает или сильно повреждается, марионетки из него уже не получится, – легко отвечает маг. По его тону становится понятным, Крайстен смирился с участью, сегодня далеко не первый день, когда он размышляет закончить своё существование. – Я не строю иллюзий, что Чёрный мастер отпустит мою душу, скорее использует для темнокнижных опытов или развоплотит, заполучив её энергию для своих нужд. Но я сделаю всё, чтобы он не заполучил моё тело в сохранности. Это будет несложно, очутившись в горах.

Терпеливо жду пока Крайстен закончит есть и смочит горло водой. Я вывожу веточкой хаотичные фигуры на земле и немного вздрагиваю, когда инзгольдец начинает говорить полностью восстановившимся голосом. Ему явно стало лучше.

– Я и моя жена Исгердин, по велению нашего короля Йоргана, восемнадцать зим назад отправились в путешествие на Отверженных островах. Мы должны были, проживая на них, дождаться приближения к Погиблым землям, как можно лучше подготовиться и не упустить ни дня поисков в Стоунхольце. – По Крайстену видно, что воспоминания о далёком прошлом ранят его. – Тогда мы с женой носили фамилию Хольг.

Я резко вдыхаю от удивления и, поперхнувшись слюной, громко откашливаюсь. Хольги, или как их называют – Ледяные, королевский род Инзгольдьяра. Смутно помню слухи, докатившиеся до Роунхельма. Долго судачили о том, что в Погиблых землях сгинул средний сын властителя холодного королевства. Мы с няней частенько относили заготовленные травы и ягоды в стольный град Арнахдаш. И пусть я была ребёнком, новость запомнилась, потому что тогда у нас появился младенец родом из Инзгольдьяра – Оника.

– Так ты… – Как-то неловко дальше звать инзгольдца здоровяком, если он королевской крови.

– Да, Эвара, я средний принц короля Йоргана Хольга. Я потерял здесь свою семью. Не только жену. – История Крайстена трогает. Прошла не одна зима с давних событий, но в нём и сейчас плещется океан боли. – О том, что жена понесла, мы узнали на пути к мёртвым землям. Я должен был отправить Исгердин назад, но мы были так счастливы, и жене удалось уговорить меня. Я поддался. Решил, что на Архипелаге никакой опасности для нас нет, и хотел быть рядом, когда родится наш первенец. Мы приехали на Острова с важным поручением от моего короля, и я не мог воротиться домой в Хольгдар, но должен был отправить в родную обитель женщину, в которой был весь смысл моей жизни. Под защиту семьи. Должен был, но не сделал. – Хрипло заканчивает он.

Я, замерев, слушаю. Погиблые земли никого не щадят. В стороне шуршит агатис, я отвлекаюсь на него и незаметно смаргиваю слёзы. Мрак расположился на боку, расслабив шею и голову, приготовился ко сну. Чем не обычный конь? Те же повадки.

Инзгольдец шумно отпивает из фляги, прежде чем вернуться к прошлому:

– Постепенно мы обжились на островах: нашли добротный дом, наняли прислугу, жена налаживала быт, а я занимался заданием короля. Мы и не заметили, как пришёл срок родов. Жена подарила мне дочь. Назвали её Одария.

Красивое имя. Как и у жены ледяного принца.

– Дочь росла, Исгердин освоилась, мы жили на Первом, наиболее благополучном острове в Белом граде, в квартале купцов. Я раз за разом отплывал в Стоунхольц, исследуя затопленные храмы, замки, в поисках древних артефактов. Ненужные нам, но ценные вещи я отдавал пиратам за услуги. – Дальнейшие его слова лились легче, но на лице Крайстена пролегли тени. – К тому же это был залог безопасности моей семьи. Часть магов и стражников отправлялись со мной на поиски, а другую я всегда оставлял оберегать Исгердин с Одарией.

Тяжело вздохнув, Крайстен замолкает.

– Моё желание придержать семью подле себя привело к трагедии. В тот чёрный день, когда мы достали со дна затопленного города то, что искал мой король, жену и дочь похитили, а магов и охрану перебили. Моей Одарии было так мало лун! – зло выкрикивает ледяной. От его резкого выпада Мрак издаёт визжащее ржание, я оборачиваюсь к нему. Голова агатиса поднята, а уши прижаты, как при опасности.

– Тихо, тихо, не на твою хозяйку я кричу, – успокаивающе, но без тени страха значительно тише и без напора произносит инзгольдец. – Учитывая, что ты оставила его и недавно была в серьезной беде, теперь он от каждой мыши будет тебя оберегать. Не оставляй своего агатиса надолго одного, станет агрессивным и неуправляемым, посчитает, что хозяйка у него неразумная.

Сложно поспорить. До того как я украла «чёрное сердце» считала себя вполне смышлёной и разумной, но теперь я вовсе так не думаю. Натворила так много глупостей за весьма непродолжительное время…

Но я не дожидаюсь окончания рассказа, потому что измождённый инзгольдец внезапно засыпает. Вот только что он был достаточно бодр и успел очухаться от приёма зелья, а теперь его глаза закрыты, а грудь размеренно вздымается. И агатис, опустив голову обратно на землю погружается в сон. Странно всё это. Я одна остаюсь в бодрствовании. В тревоге подскакиваю на ноги, нащупывая клинок на поясе.

– Пришло время поговорить, вороница, – знакомый голос из-за спины заставляет дыхание сбиться.

Сердце пускается вскачь, и я быстро оборачиваюсь, извлекая кинжал из ножен, не задумываясь над тем, что он бесполезен. Пытаюсь окрикнуть Крайстена, но голос совсем не слушается, и только воздух беззвучно вырывается изо рта. Я часто дышу, борясь с наступающим ужасом.

Я не сдамся. Не сдамся!

Невысокая фигура поднимает руку и небрежно откидывает капюшон с головы. Презрительная усмешка на смуглом лице и прищур глаз вызывает слепую ярость, замещая страх, но как бы я ни старалась – не могу сдвинуться с места. Пальцы, сжимающие рукоять, теряют чувствительность, и клинок с тихим звоном падает на почву. Я по-прежнему не могу произнести ни звука.

– Уверен, тебе он не пригодится, – ехидно заявляет мерхольнец.

Мало того, что он сделал меня безмолвной, теперь и тело перестало слушаться. Сгнить тебе живьем, Джамил!

– Эви, Эви… – почти ласково напевает он. – Как вы уже догадались, я здесь главный. Не просто так я держал тебя подле себя и обучал столько лет. Упрямая, безрассудная. То что надо для добычи артефакта в нужную мне пору. Пришлось надавить на Хмаря, и заставить его потребовать с тебя денег за коня, пренебрегая вашими договорённостями. – Гнусная улыбочка снова скользит по губам Джамила и тут же гаснет, когда рядом со мной становится Мрак.

Так вот почему глава Гильдии торговцев, как бешеный тряс с меня златые! Побоявшись, что придётся расстаться с Мраком, я и взялась за задание Джамила, а оказывается, он всё просчитал! Если бы не стазис на мне…

Джамил вдруг делает шаг назад и вскидывает обе руки в предупреждающем жесте. Он в любой момент готов к магической атаке.

– Стоять на месте! – скрипит зубами мерхольнец.

Я чувствую, как тает заморозка, руки снова обретают подвижность. Это Мрак разрушает магию тёмного?

– Крайстен! – сиплю я, очень тихо, пытаясь позвать инзгольдца на помощь, но вырвавшийся храп из его горла, говорит о том, что ледяной маг беспробудно спит и не слышит меня.

– Не понимаю, почему агатис выбрал тебя, – шипит раздражённо Джамил. Его изнутри сжирает чёрная зависть. – Пришлось терпеть этот досадный факт. Прежде всего мне требовалось «сапфировое сердце». Что же, мы можем договориться: я тебе отдаю твоего ненаглядного сумеречника, а ты отрекаешься от Мрака, и дальше он будет только моим, как полагается. – Алчно сверкают тёмные глаза мерхольнца.

От волнения немного едет голова. Амиран жив! Но он в руках Джамила, если тот не врёт. А как я уже убедилась, лгать и вводить в заблуждение он умеет отменно.

– Советую поторопиться, я могу передумать и забрать на только душу, но и сердце твоего мага! Тогда пути назад для него больше не будет, – щерится в оскале Джамил. – Последний агатис должен служить мне и только мне! Ты поняла?! – В безумстве кричит он, сильнее пугая меня.

Меня мутит. Теряю способность стоять на ногах и падаю на колени, больно ими ударяясь. Я пытаюсь отдышаться, мотаю головой, только бы ухватиться за ускользающее сознание. Позади меня падает Мрак. Что с нами сделает ненавистный темнокнижник?

– Крайстен! – уже громче зову я своего спутника, надеясь пробудить.

– Дружеский совет, Эвара! Брось ты эту обузу. От инзгольдца проку не жди, лишь одни беды, – снисходительно произносит Джамил. – Сопротивляется, но такой жалкий и бесполезный. Упокаивает моих подданных, вытаскивает пиратов из передряг. Но его усилия, как укусы блохи для местных гиен, неприятные, но помешать моим деяниям не смогут. Три ночи даю тебе, Эвара, принять столь щедрое предложение! – И махнув рукой, мерхольнец исчезает в мерцании.

Меня трясёт, а из горла вырываются рыдания. Рядом медленно на ноги встаёт Мрак, он обеспокоенно тычет в меня носом, склонив голову. Я помнила каким был Фарн без души, и как бы ни противилась виде́ниям, Амиран встаёт перед глазами, превращённый в марионетку. А следом накатывает другое, куда более ужасное воспоминание – тело принесённого в жертву Тьме бездушника на ритуальном столе и вынутое сердце на алтаре.

– Нет! Нет!

Моя надежда, что брачные артефакты просто сломались – не оправдались.

– Эвара? – немного сонно хрипит Крайстен. – Что произошло? Сам не понял, как меня вырубило! Ты бледная и вся трясёшься!

Обеспокоенный моим состоянием инзольдец приближается. Он бережно приподнимает меня с колен и осторожно прижимает к себе, гладит мозолистыми ладонями по волосам, словно утешает ребёнка. Уткнувшись в его жёсткий кожаный доспех, я сбивчиво передаю слова Джамила. Или мне следует называть его Чёрным Мастером? Промакиваю лицо рукавом рубахи, постепенно успокаиваясь. Крайстен выуживает из котомки флягу, протягивая её мне. Я долго пью, пытаясь взять себя в руки. Не имею права их опускать и раскисать. Не имею права терять надежду и сдаваться.

– Что же делать… – я снова чувствую себя такой беспомощной. Бесполезной. Из-за меня Амиран потерял душу.

– Пока Мрак в наших руках, Джамил нас не тронет. У нас есть время. Три дня срок немалый, Эви. – Крайстен собирает вещи в котомку, двигаясь всё увереннее.

Отдаю фляжку обратно Крайстену, уже готовому тронуться в путь.

Он настороженно поглядывает на меня:

– Эвара, три дня срок достаточный, но и идти нам прилично, кто знает, какие препятствия нас поджидают впереди. – Он закидывает котомку на спину. – Я не всё рассказал тебе, закончу по дороге.

Не задерживаясь больше, сворачиваю плащ и тёплый камзол в свой кожаный мешок, чтобы не останавливаться по дороге, когда мне снова станет жарко. Мы перемещаемся довольно энергично. Я спешила и раньше, а после встречи с Джамилом, не хочу задерживаться ни на один удар сердца. Меня съедает чувство вины и теперь уже острого беспокойства. Никогда я не прощу себя, если Амиран погибнет.