Buch lesen: «Шут герцога де Лонгвиля», Seite 12

Глава 17

Путь до Парижа составлял около двух часов езды на лошадях, и не казался утомительным.

– Мне необходимо заехать к ювелиру, – сказала Генриетта, когда они миновали городскую заставу.

– Сколько мы пробудем в Париже? – поинтересовался Анри.

– Какая тебе разница, ты ведь будешь находиться рядом со мной.

– Но мне хочется узнать о ваших планах.

– У меня есть намерение сшить тебе приличное платье, поэтому мы посетим портного.

Молодой человек устремил глаза к небу.

– И не гримасничай! – строго сказала баронесса. – Я сказала, значит, так и будет!

– Зачем мне еще одно платье?

– Такого у тебя еще не было! Я задумала заказать богатый костюм, под стать графу или герцогу.

– Но я ни то и не другое. К чему эта затея?

– А вдруг я захочу досадить своему будущему мужу и отправлюсь на какой-нибудь званый ужин с тобой, выдав за виконта или маркиза?

– А мне потом достанется от вашего будущего мужа!

– Не бойся, я сумею тебя защитить! Итак, я закажу костюм, и мы уедем только когда он будет готов.

– А где мы будем жить все это время?

– В гостинице.

– Там мыши водятся… – как бы между прочим уронил Анри, превосходно зная панический ужас своей госпожи перед маленькими серыми существами.

– Ну, если выскочит мышь, ты же ее убьешь! – нашлась баронесса.

– Конечно, если только в этот момент буду находиться в вашей комнате.

– Что за дурацкие мысли? – рассердилась Генриетта. – Ты постоянно будешь в моей комнате.

– Как? – насторожился Анри.

– А ты что думаешь, для чего я придумала эту поездку? – баронесса засмеялась. – Мой любезный, ты будешь жить со мной и любить меня!

– Я буду жить в карете. Или уйду пешком обратно в замок, – пробормотал юноша.

– Дурачок! Другой бы на твоем месте радовался такому шансу!

– Не ожидал найти в вас такую перемену, – признался молодой человек. – Вы, оказывается, совсем другая…

– Глупенький мальчишка! Ты не знаешь женщин! Это страстные существа, способные спалить себя в один мин на костре страсти. Если мы влюблены, то забываем обо всем – о совести, о чести. Любовь! Ты ведь поэт и знаешь, что это такое. Под носом у отца я, естественно, не могла себе позволить вольности. Там каждый лакей – враг и доносчик. Но здесь… Никто не узнает.

– Зачем вам это? – спросил Анри.

– Чтобы показать всему миру, на что способна пылкая девушка! И еще… Когда мой жених узнает правду, от устроит скандал моему отцу, а брак будет недействительным. Ты меня понял?

– Понял. Вы жаждете позора.

– Болван! Мы освободимся от графа и всю жизнь будем любить друг друга.

– Дорогая госпожа, – юноша пристально посмотрел на нее. – А с чего вы взяли, что я вас люблю?

Прием, неоднократно применявшийся в общении с Карменситой, сработал и тут.

Бешеная злость загорелась в глазах Генриетты, она поджала губы и уставилась на молодого человека.

– Что ты сказал?

– Я пошутил…

– Ты решил посмеяться надо мной?! Ладно! Ты только что потерял половину моего расположения! Но к портному мы все равно поедем!

– Как вам будет угодно.

Весь оставшийся день они катались по городу. Посетили ювелира, у которого баронесса заказала несколько богатых украшений. Потом они побывали у портного, и тот замучил Анри своими расспросами и примерками. Генриетта распорядилась поторопиться с выполнением заказа, и они поехали в гостиницу.

– У меня есть в городе тетка по матери, – сказала баронесса, когда они сели в карету. – Можно было бы заехать к ней, навестить…

– Поедем, – предложил юноша. – Доставьте старушке радость.

– Ну, если ты так уж просишь…

Тетка баронессы занимала отдельный трехэтажный дом на окраине Парижа. Ее муж давно скончался, но она по-прежнему носила по нему траур и не появлялась в обществе. Ей было за сорок, но черный цвет одеяния прибавлял к ее возрасту еще десяток лет. Рано поседевшие волосы, вероятно, когда-то были белокурыми. И только живые серые глаза своими искорками освещали увядающее лицо.

Тетка несказанно обрадовалась, когда увидела племянницу, и искоса взглянула на Анри.

– Кто этот юноша? – спросила она Генриетту.

– Это мой будущий супруг, граф до Лозен! – заявила баронесса.

Молодой человек от этих слов чуть не упал в обморок. А пристальный взгляд тетки заставил поежиться.

– Очень приятно, граф, – ответила пожилая женщина. – Я никак не ожидала такой чести!

– Ничего особенного, – отмахнулась Генриетта. – Накануне свадьбы мы объезжаем всех родственников и друзей, – она перехватила взгляд тетки и зло добавила. – Не надо так впиваться глазами в дорожный костюм господина графа. Вы смущаете Анри!

– Простите, граф, – тетка опустила глаза.

– Что вы! Не извиняйтесь, прошу вас, – поспешно сказал юноша.

– Дорогая моя! – вдова растрогалась до слез, – Ты так похожа на свою мать! Бедняжка не дожила до этого счастливого часа, чтобы увидеть тебя невестой! Как бы она радовалась!

– Тетушка, а у вас сохранился портрет моей матушки? – спросила Генриетта. – Ведь после замужества с нее не успели написать портрета.

– Да, да, она ушла от нас слишком рано. Двадцать лет! Она была моложе меня на три года. Здесь есть ее изображение, когда мы еще были детьми. Я очень люблю эту работу. Ее делал один замечательный художник. Он и меня рисовал. Веселый такой. Все шутил. Это чтобы мы смеялись…

Женщина достала из заветной шкатулки небольшой портрет, заключенный в овальную золоченую раму.

– Здесь ей пять лет.

Генриетта и Анри долго рассматривали миниатюрное изображение маленькой девочки с черными кудряшками и ниткой жемчуга в непокорных волосах. Лучистые темно-голубые, как незабудки, глазки смеялись. Круглое личико с нежным румянцем, чудесные ровные зубки… Ребенок был прекрасен, но совершенно не напоминал Генриетту. Разве только формой лица.

– А вот это я, – сказала тетушка, протягивая Анри другой портрет, побольше, в прямоугольной раме. На нем была изображена девочка постарше, лет восьми-девяти, белокурая, с таким же круглым лицом и синеватыми глазами.

– Вы непохожи, – заметила баронесса.

– Да, мы часто даже пользовались этим, – засмеялась тетка. – Она – брюнетка, я – блондинка. Нас узнавали только по глазам. Моя сестра, твоя мать, была очень красива! Говорили, что она может рассчитывать на выгодный союз. И тут к ней посватался герцог! Моя сестра была баронессой, как ты, девочка моя. Де Лонгвиль ослепил ее своим величием и красотой. настоящий лев! Он даже внешне напоминал льва: золотистые, с рыжеватым оттенком волосы, карие глаза…

– Сейчас он уже не рыжий, а седой, – сообщила Генриетта. – И глаза словно выцвели.

– Что делает с человеком время! – вздохнула тетушка.

– Ничего не поделаешь, – встрял Анри. – Всему свой срок!

И вновь ощутил на себе пристальный взгляд пожилой дамы.

– Извините, граф, – сказала вдова. – Мгновением раньше вы мне напомнили отца вашей невесты!

– Какая чепуха! – воскликнула Генриетта.

– Да, да. Такой же высокий и красивый. Картинка, а не мужчина!

– Дорогая тетушка, у вас что-то со зрением!

– Возможно, милая племянница, – ответила вдова, все еще не сводя глаз с молодого человека.

– Ничего удивительного, на свете много похожих людей, – попытался разрядить обстановку Анри. – Мне, например, портрет вашей сестры тоже кого-то мне напомнил.

– Кого? – оживилась Генриетта.

– Не знаю, – ответил молодой человек и тут же поймал на себе ревнивый взгляд своей госпожи.

Последовал скромный ужин, а затем тетушка предложила «молодой паре» заночевать у нее.

– Я предоставлю вам уютные спальни, – уговаривала она. – Никакая гостиница не сравнится с ночлегом у родных людей!

Заслышав о комнатах, Анри мгновенно ухватился за предложение хозяйки дома:

– Да, да, дорогая тетушка, мы согласны!

– Мы? – переспросила его Генриетта.

– Конечно! – ответил молодой человек.

– Но я…

– Не спорь с будущим мужем, дорогая, – спокойно сказал Анри. – Будет так, как решил я. Тетушка, мы остаемся. Прикажите слугам перенести наши вещи из кареты в дом.

Женщины застыли на месте: тетушка – от счастья, Генриетта – от злости.

Комнаты, любезно предоставленные вдовой, находились почти рядом на втором этаже дома. Тетушка проследила за тем, чтобы слуги все приготовили для ночлега гостей, и, пожелав «молодым» приятных сновидений, удалилась в свою спальню.

Анри очень забавляло его нынешнее положение. Генриетта, сама того не подозревая, возвысила его до такой степени, что была вынуждена ему подчиняться. Или открыто признаться во лжи своей тетушке. Но это не входило в замыслы молодой госпожи… Ощущение победы развеселило молодого человека.

Баронесса лежала в комнате с зажженными свечами и с ненавистью смотрела на мерцающее пламя. Она не понимала, почему Анри избегает близости с ней, почему не отзывается на ее любовь любовью. Она родилась женщиной, и ей хотелось пользоваться успехом у мужчин. В отцовском замке ей казалось, что Анри был к ней достаточно привязан. Именно потому и родился в ее головке авантюрный замысел с выездом в Париж. Ей нужно было остаться с ним наедине. И чем он ей отплатил? Грубой издевкой! Наверное, родись Генриетта мужчиной, в ответ на эту наглость она проткнула бы обидчика шпагой. Но увы! Во-первых, она была женщиной, а во-вторых, будь она мужчиной, Анри не стал бы говорить ей подобные дерзости, потому что они последовали ответом на чисто женское домогательство.

Чувство жгучего стыда на миг горячей волной ударило в лицо. запылали лоб и щеки. Баронесса посмотрела на себя в зеркало, висевшее над камином и с неудовольствием увидела там побагровевшую от досады лупоглазую растрепанную девицу.

– Красавица! – сказала она своему отражению.

И тут ее посетила новая бредовая мысль…

Генриетта встала, взяла свечку и тихонько вышла из комнаты.

Подкравшись к двери спальни Анри, она тихонько постучала.

Сначала никто не откликнулся. Но после того, как она повторила стук, в комнате раздалось сонное бормотание, и заспанный голос сказал:

– Имей совесть, Франсуа, дай отдохнуть!

– Это я! – негромко произнесла Генриетта.

– Кто?

– Баронесса де Жанлис.

– Не морочь мне голову, откуда ей здесь взяться?..

– Дурак! А где, по-твоему, ты находишься? – с трудом сдерживая гнев, сказала Генриетта.

– В своей кровати, где же еще…

– А где твоя кровать?

– В моей комнате. Скажешь, не так? И перестань имитировать ее голос, у тебя это плохо получается.

– Я – Генриетта. Открой! – взмолилась госпожа.

– Генриетта? А чего тебе здесь надо? – осведомился полусонный Анри.

– А ты не догадываешься?

– Иди спать, уже очень поздно.

– Ты что не понимаешь, насколько это серьезно? – баронесса снова постучала в дверь.

– Хватит барабанить. Ночью люди спят. А воры воруют. Если ты хочешь меня обворовать, приходи утром, тогда я тебе открою, – Анри был в полусне, он постоянно погружался в какой-то дивный мир, а назойливый голос за дверью постоянно выдергивал его оттуда.

Генриетта закусила губу. Она выскочила босиком, и холодные полы леденили пятки. Она прислушалась. В спальне тетки было тихо. Но такая же мертвая тишина звучала и в комнате, где заперся этот наглец! Сдаться и уйти, прыгнуть под теплое одеяло, согреть замерзшие ноги или, как последняя распутница, ждать любви… Слезы обиды выступили на ее глазах.

В это время Анри незаметно погрузился в сон. Его взору предстал портрет матери баронессы, и он все мучился мыслью, кого же ему напоминает эта милая девочка… Ее улыбка обволакивала теплом и тихим счастьем. Он увидел двух маленьких девчушек, резвящихся на зеленом лугу. Одна была брюнетка, другая, постарше – блондинка. Их игрушки изумляли яркостью и красотой. Но не они привлекали внимание детей. Белый голубь, нежно ворковавший среди клумбы с розами. Младшая девочка стремглав бежала к нежной птичке. Она хотела погладить ее, прижать к сердцу. Но из цветника с отвратительным карканьем выпорхнула грязная ворона. Девочка заплакала. «Как Карменсита…» – подумалось Анри. Рыдания ребенка были настолько громкими, что он выпрыгнул из своего сна. Он снова оказался на границе между реальностью и сном.

– Проснись, душа моя! – плакала под дверью Генриетта.

– Это ты, Генриетта? – удивился Анри и снова погрузился в сон, где он находился в ее комнате, сидя в кресле, держал в руках лютню, а она высокомерно стояла у окна спиной к нему.

– Встань, мой дорогой.

Анри в своем сновидении сделал попытку встать, но ноги его обмякли, и он не сдвинулся с места. Мягкое кресло приятно облегало тело.

– Я не могу, – сказал он. – Мне здесь удобно, да и ты рядом. Чего ты хочешь от меня?

– Об этом нельзя говорить вслух! – ноги Генриетты замерзли окончательно, она плакала от жалости к себе.

Во сне баронесса повернулась к Анри, из глаз ее потекли слезы и обильным дождем пролились на молодого человека.

– Дорогая госпожа, не плачь, – бормотал сонный юноша. – Ты промочишь меня насквозь, я заболею, охрипну и не смогу петь тебе песни.

– Впусти меня! – свечка в руках баронессы дрожала, дрожали и руки госпожи.

Слезы продолжали литься, заливая инструмент.

– Я прошу тебя, Генриетта, не плачь. Я очень тебя прошу. Ты испортишь лютню!

– Ну хорошо!

Баронесса ушла к себе, заливаясь слезами. Она увлажнила ими всю наволочку, но, не взирая на мокрую подушку, быстро уснула.

Наутро за завтраком молодая баронесса выглядела неважно.

– Милая моя, тебе плохо спалось на новом месте? – заботливо осведомилась вдова.

– Нет, дорогая тетушка. Наверное, сказалась дорога.

– Понимаю вас, мои хорошие. Вам не терпится скорее обвенчаться… – женщина с любовью посмотрела на гостей. – Сейчас так редко можно встретить пример такой высокой морали!

– Какой морали? – «супруги» переглянулись.

– Я долго не могла заснуть, – призналась хозяйка. – Я все слышала.

– Что? – Генриетта напряглась.

– Как вы ворковали, словно два голубка, через запертую дверь.

Анри надолго задумался, но никак не мог взять в толк, о чем говорит тетушка Генриетты. Зато баронесса все хорошо помнила, но делала вид, что она здесь ни при чем.

– Помню себя молодой, – сказала тетушка, мечтательно глядя в потолок. – Так у меня тоже была романтическая любовь. Он любил меня без памяти, а мне он казался ангелом, сошедшим с облаков, чтобы украсть меня и унести далеко-далеко… Дети мои, – вдова неожиданно сменила тон. – А ты давно знакомы?

– Десять лет, – беззастенчиво солгала баронесса.

– Да? – удивленно переспросил Анри и посмотрел на Генриетту.

– Да, – подтвердила она.

– Надо же! Никогда бы не подумал, что так долго!

– Для тех, кто любит, время течет незаметно! – улыбнулась вдова

– И любим друг друга с момента знакомства, – подхватил молодой человек. – Это было, как удар молнии!

– Да? – удивилась баронесса.

– Конечно! – подтвердил юноша. – Мы десять лет как помолвлены.

– Когда приходит любовь – это прекрасно! – заключила тетушка.

– Знаете, – обратился к ней Анри. – Госпожа де Жанлис в детстве была чрезвычайно милой девочкой. Она и сейчас недурна, но тогда… Большеглазая, рыжая, в этаком платье… не таком, как у других баронесс… Мне все графы завидовали!

Тетушка в изумлении раскрыла было рот, но Генриетта прояснила обстановку:

– Граф до Лозен большой шутник. Он забавляет меня с детства. Может быть, за это я его и полюбила. Все люди как люди, а мой граф – не от мира сего!

– Я люблю остроумных мужчин! – воспрянула духом несчастная вдова. – Мой супруг был очень интересный человек. Любил подсмеиваться над другими. Многим это даже нравилось. А некоторые, – она вздохнула. – У которых было плохое настроение, дрались с ним на шпагах.

– Да что вы! – удивился Анри. – И что с ним стало?

– Ах, дорогой граф! Его убили, моего маркиза! – вдова тихо заплакала, и Генриетта укоризненно посмотрела на молодого человека.

Тот пожал плечами.

– Жестокая жизнь! Он не оставил мне ничего в память о себе! Даже ребенка!..

– Успокойтесь, дорогая тетушка! – попросила баронесса.

– Да, я постараюсь, мое дорогое дитя! Я люблю вас и благословляю на долгую счастливую жизнь! Раз уж не повезло моей бедной сестре, так пусть хоть дочь ее будет любима!

– Как? – удивился Анри. – Разве ваша сестра не была любима господином герцогом?

– Извини, дорогая племянница, – сказала тетушка и обратилась к юноше. – Граф, это случается нечасто, но есть люди, которые не могут любить никого, кроме себя. Они порой бывают на редкость привлекательны, могут воспламенять незащищенное сердце, но сами не платят любовью. Моей несчастной сестре не повезло. Герцог очаровал ее, но лишь сыграли свадьбу, забыл о ее существовании. Она мечтала вырваться на солнечный свет из семейного затворничества. Но ей не дано было освободиться. незадолго до смерти она сказала мне, что страстно хочет видеть свободными и счастливыми своих детей, потому что была уверена, отец не поделится с ними душевным теплом… О, Луиза! Она ведь умерла из-за мужа!

– Неужели она покончила с собой? – уточнил Анри.

– Не знаю, милый граф, и никто этого не знает. А моей любимой сестры нет! И Бог не вернет мне ее! Прости меня еще раз, дорогая Генриетта.

Старушка вновь горько заплакала.

Время способно лечить только безумцев, лишенных памяти. А для тех, кто вспомнил трагедии прошлого, лекарства нет. И опять заноют кровавые рубцы на истерзанном сердце, сами собой застелются слезами забывшие о чувствах глаза, и захочется все вернуть – такое недавнее… Вмешаться, исправить, рассудить по справедливости, доказать, что надо делать так, а не иначе, обнять не во сне – наяву – ушедших по чьей-то вине дорогих людей, выцарапать их из когтей смерти, вырвать из небытия, воскресить… И долго-долго плакать с ними от тягучего, устрашающего счастья… А потом – исчезнуть, развалиться на части, раствориться, подобно туману, если ничего нельзя исправить. Не надо воспоминаний! Упаси Бог! Лучше умереть! И так, чтобы никто о вас не вспомнил, чтобы никому не причинить боли и страданий! Так будет справедливо! Так будет правильно!

А мы устроены иначе. Наше глупое самолюбие исподтишка мечтает о том, чтобы как можно больше людей мучились, созерцали наши предсмертные терзания, а потом, когда вы уже затихли, давились слезами, травились, вешались, не сумев пережить вашу такую безвременную, такую страшную кончину, будто мир вместе с ней перестал существовать!..

Человек! Распадись на части, растворись, подобно туману – ведь все мы смертны и ничего нельзя с этим поделать!.. Прости… Человек…

В полдень Анри и Генриетта были у портного. И вновь тот довел молодого человека до полного изнеможения. Баронесса распоряжалась налево и направо, она оценила, насколько черный бархат с золотым шитьем к лицу юноше. И портной сделал ей комплемент – назвал Анри красавцем.

Затем последовала вереница покупок для госпожи де Жанлис. Одежда, модные аксессуары женского убранства и тому подобное было сложено в большой сундук и помещено в карету.

Потом они ездили к ювелиру, и Генриетта купила оставшуюся часть драгоценностей.

– Твое платье будет готово завтра, – сказала она, выходя от ювелира.

– Мы уезжаем тогда же? – уточнил Анри.

– Да, вероятно. А что, у тебя есть какие-то дела в Париже? – усмехнулась Генриетта.

– Мой приятель, который вам известен… – начал молодой человек.

– Франсуа?

– Да. Он просил меня зайти в одно местечко…

– Хорошо. Поедем вместе.

Анри смутился:

– Я не думаю, что вам будет удобно туда идти?

– Неужели это бордель? – удивилась Генриетта.

– Нет.

– И ты думаешь отвертеться? Не надейся! Мы все время будем вместе! – заявила баронесса.

Пришлось сдаться.

Когда они подъезжали к зданию тюрьмы, Анри попросил кучера остановиться и выскочил из кареты.

– Подожди! А я? – возмутилась баронесса.

Молодой человек с неудовольствием протянул ей руку.

– Это что? Тюрьма? – удивилась госпожа де Жанлис, оказавшись на твердой почве.

– Да.

– А зачем мы сюда приехали?

– Здесь находится отец моего друга.

– Понятно! – засмеялась баронесса. – Что-нибудь украл!

– Не думайте, что в тюрьму попадают только за преступления, – серьезно ответил Анри. – Он не сумел заплатить чужой долг.

– Зачем ему понадобилось платить его, раз он чужой?

– Это был долг его брата.

– Вот брат бы и платил! – для Генриетты все было просто.

– Хорошо, если бы законы издавали вы, – сказал молодой человек. – Его брат умер.

– И ты приехал, чтобы навестить отца друга? – баронесса в очередной раз удивилась.

– Я привез деньги.

– Да? – Генриетта восторженно взглянула на молодого человека. – Я и не знала, что ты богат.

– Это наше с Франсуа жалованье за месяц.

– Странный ты человек, – сказала Генриетта, пристально вглядываясь в Анри. – Идешь отдавать свои деньги человеку, чтобы тот мог выплатить чужой долг?

– Отец моего друга, выручая семью брата, попал в беду, а вы, госпожа, никак не желаете это понять!

– И сколько у тебя денег?

– Мало. Мне нужно еще два раза по столько же, – угрюмо ответил Анри.

– Хорошо, – вдруг сказала баронесса. – Я дам тебе денег, сколько нужно для освобождения этого человека. Но только завтра.

Молодой человек ответил не сразу:

– А почему не сегодня?

– Хорошо, а где он тогда будет ночевать?

– Вы жестоки! Разве непонятно, что день, проведенный в тюрьме, это – день, проведенный не на свободе! Поставьте себя на место заключенного!

– Хорошо, – сдалась после небольшого раздумья баронесса. – Бери деньги и отправляйся. Я жду тебя в карете. Помоги мне подняться.

Она забралась обратно в карету, а юноша пошел к зданию, где уже который месяц томился неизвестный ему отец его друга.

– Только бы он был жив! – твердил себе молодой человек, петляя по закоулкам тюрьмы.

Он узнал его сразу. Такой же светловолосый невысокий человек, правда, несколько крепче телосложением, чем его друг.

– Антуан Дежере, – грубо крикнул охранник. – Выходи! Освобождай место для других!

Тот решил, что ослышался.

– Да выходи! Не заставляй меня гнать тебя в шею! – охранник захлопнул за спиной ошеломленного узника дверь темницы.

Теперь они стояли рядом – Анри и отец его друга.

– Здравствуйте, – несмело начал юноша.

– Здравствуй, парень, – отвечал Антуан. – Ты что-нибудь понимаешь?

– Разве кое-что… Вы свободны и поедете к сыну.

– Что? – прозрачные круглые глаза посмотрели на молодого человека.

– Я – приятель вашего Франсуа. Он передал через меня деньги для уплаты долга.

– Как он, где? – сбивчиво стал спрашивать освобожденный.

– Он служит у герцога…

– Я знаю. С ним все в порядке?

– Да, конечно. Он замечательный человек и верный друг.

– Здоров?

– Конечно. Пойдемте со мной, и я привезу вас к нему. Его пока не отпускают, он слишком хорошо работает…

Они направились к выходу.