Buch lesen: «Ошибок не бывает»

Schriftart:

Перед применением рекомендаций требуется консультация врача

ISBN 978-5-0064-6809-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Для кого эта книга

Эта книга представлена для широкого круга читателей: для начинающих психологов, моих настоящих и потенциальных клиентов, друзей, знакомых и подписчиков, а в особенности родителей. Благодаря красочным историям можно увидеть, что я самый обычный человек с непростой судьбой, прошедший через нелегкие испытания в детстве, которые есть у каждого в большей или меньшей степени. Станет понятно, почему я так много работаю с родом и родовыми историями. Родители, имеющие своих детей, через жизненные истории смогут увидеть, как с детьми поступать не надо.

Как я пришла в психологию

На сегодняшний день я мама троих детей. Когда старшим сыновьям было пятнадцать и тринадцать лет, у нас родилась долгожданная девочка – Лера. На тот момент все наши друзья были на пять – десять лет старше нас. У многих уже были внуки, либо они ожидали их появления. Мы были самыми «младшенькими» в нашей компании. Поэтому, когда родилась дочка, она стала игрушкой для всех. Мы все дружно ее баловали. Игрушки, хотелки, требования – все исполнялось. Баловать ребенка можно, но в меру, чтобы не навредить. Мы же меры не знали и вскоре поняли, что совершенно не справляемся с ребенком. В свои пять лет она все уже прекрасно знала и понимала. Могла бы спокойно давать уроки сверстникам на тему «Как сделать так, чтобы родители плясали под мою дудку».

В один прекрасный день я не выдержала и поделилась этой проблемой с коллегами по работе. Помню прекрасно, что в горле стоял ком, а слезы наворачивались сами собой в тот момент, когда я делилась своей болью. Одна из коллег посоветовала обратиться к психологу и дала номер телефона, за что я по сей день ей благодарна. Ни она, ни я не подозревали, что этот момент полностью изменит мою жизнь и мировоззрение.

Я позвонила, записалась на прием. В назначенный день мы с дочкой поехали к специалисту. На приеме я молила психолога: «Сделайте с ней что-нибудь! Она неуправляемая!» После диагностики дочери терапевт сказала: «У вас замечательный ребенок! Проблема совсем не в ней, а в вас. Просто вы не знаете, как воспитывать детей». Для меня это было как пощечина. Как так? Ведь я считала себя супер-мамой и гордилась тем, как воспитываю всех троих детей. И вообще я всегда думала, что я лучшая мама на свете! Я все правильно делаю! Меня распирало от того, какая я классная. Тем не менее я приняла то, что мне сказали, а значит это нужно исправлять. И мы начали посещать психолога на постоянной основе.

Прошло несколько месяцев. Дочь стала спокойнее, ходила с удовольствием в школу. Нам нравилось разговаривать по душам. Гораздо позже я поняла, что в семейных отношениях это самое ценное. Дети узнают о нас только из наших рассказов и рассказов наших родителей. Так хорошо было быть искренней с ней, не выставлять себя супергероем, а рассказать, что и я плакала, мне тоже бывало больно и обидно. Ребенок видит нас живыми, настоящими и получает опыт родителей – смогли они, смогу и я.

На одном из приемов психолог сказала: «Татьяна, вы же понимаете, что ребенок тут не причем. Все дело в вас самой и ваших отношениях с мужем. Тогда я была очень удивлена, но сейчас, пройдя свой путь, именно это я транслирую и всем своим клиентам. Как специалист могу с твердой уверенностью сказать, что это действительно так. Когда ко мне приходят родители с ребенком примерно до двенадцати лет и говорят, что он неуправляемый, я смело говорю – дело не в ребенке, а в вас.

Положительная сторона в том, что до этого возраста родители сами могут справиться с ребенком, без помощи психолога. Просто нужно дать им некоторые рекомендации. А вот когда уже начинается подростковый кризис, желательно работать в комплексе ребенок—родитель. Важно, чтобы оба были в проработке, потому что для хорошего результата родители должны менять обстановку в семье в соответствии с изменениями самого подростка. Должна сказать, что на терапию я ходила долгих семь лет. Из них первые пять – каждую неделю. Для меня это стало нормой жизни. Но я не сторонник долгосрочной терапии и всю свою жизнь ищу методы, которые работают мягко и быстро. И они есть.

Так вот, возвращаемся к моей дочери Лерочке. Мы с супругом совершили серьезную ошибку – дали ребенку слишком много власти. Есть много моментов, которые ребенок еще не должен решать сам. Как результат мы получили то, что получили… Психолог дала рекомендации, как себя вести и что делать, чтобы все исправить. Образно она обрисовала ситуацию так: «Ваша дочь как обезьяна с гранатой, которая не знает, как ее применить и может бросить в любой момент». Я с ней согласна. Границы дозволенного должны быть обозначены для каждого члена семьи, в том числе и для детей. Родителям необходимо создать некий коридор, по которому ребенок может свободно и безопасно гулять. Суть детской психологии такова, что с развитием и ростом ребенок будет постоянно пытаться этот коридор расшатать и расширить. Задача родителей четко проговаривать, что можно, а что нельзя.

Так же и супруги должны друг с другом согласовать важные моменты. Например, распределение обязанностей и ответственности. За что отвечает мама, за что папа. Чтобы не было ситуаций, когда ребенок хочет гулять и бежит к маме, а мама говорит: «Спроси у папы!» Когда он подходит к папе, папа отсылает к маме. Знакомая картина, не так ли? Со временем дитя может использовать недоговоренность между родителями в свою пользу. Например, попросит денег сначала у мамы, а потом у папы.

Что же делать? Однажды теплым вечером за кружкой вкусного горячего чая, когда все домочадцы спят, мама и папа садятся за стол обсудить, кто за что будет в ответе. Например, школа, уроки, питание, внешний вид на маме. Посещение кружков, спортивных секций, прогулки, финансовые вопросы – забота папы. Так проще всем. Ребенок понимает, к кому с какими вопросами обращаться, родители оба участвуют в жизни сына или дочери. Это самый простой пример, чтобы донести, насколько важно самим родителям понимать необходимость работы над собой и взаимоотношениями друг с другом.

И мы работали вместе единой командой. Договорились, кто за что отвечает в нашей семье. Например, муж отвечал за деньги, за время, когда возвращаться с прогулки, с кем гулять и где. На мне была учеба и весь быт. Иногда, конечно, она пыталась манипулировать мной, и я поддавалась. Поначалу ей было непривычно, она сопротивлялась, но постепенно перестроилась. И характер немного, но все же выровнялся. Были сложности с импульсивностью и вспыльчивостью, и до сих пор есть. Тут уж ничего не поделать, это было заложено еще до трех лет, и в этом я, конечно же, опоздала.

Самый беспокоящий нас на тот момент вопрос с Лерой мы постепенно закрыли, но я продолжала ходить сама на сеансы к психологу, потому что были сложности в отношениях с мужем. Мы перестали слышать друг друга. Возможно, это только мне так казалось. На сеансах мы работали с травмой потери папы, историей моего появления на свет и многим другим.

Ежегодно в Армавире проходит гештальт-конференция, и мой психолог предложила мне туда поехать. Я сама сейчас предлагаю своим клиентам посещать подобные мероприятия. Это возможность познакомиться с методом, понять, как ты себя ведешь с новыми людьми и стать ближе к себе. Своему психологу я тогда сказала: «Господи, я же там ничего не пойму. Конференция психологов, а я экономист». – «Ты попробуй. Вдруг тебя заинтересует», – ответила она. И я отправилась на конференцию. Как же волнительно это было для меня! Я долго выбирала, что надеть, собиралась как принцесса на бал. Выбрала самое лучшее и была очень удивлена тем, что многие пришли в джинсах и кроссовках.

Программа была рассчитана на два дня, по два мастер-класса с утра и после обеда ежедневно. На каждом из них я открывала окна своей души, в комнатах которой были боль, обида, непонимание… Я рыдала в голос везде, куда бы не пошла. Поняла, что у меня много проблем и что без помощи специалистов мне не справиться. Еще я увидела, какие они классные – психологи. Они говорят, что чувствуют, смеются, когда смешно, в них много жизни и непосредственности. Вернувшись с конференции я вновь пришла на сеанс терапии отработать те инсайты, которые посетили меня за два дня мероприятия. В конце нашей встречи психолог предложила мне пойти учиться. Я удивленно воскликнула: «Здравствуйте, мне уже сорок лет! У меня дети уже закончили институты!» – «Главное не возраст, а чтобы было намерение и желание. Учиться никогда не поздно!» – ответила мне психолог. Я была настолько счастлива и рада, что она увидела во мне что-то особенное, что-то глубинное, настоящее. Возможно то, что я бываю упряма, но справедлива или что я люблю помогать людям. Не знаю…

Прислушавшись к моему терапевту и своему внутреннему голосу, я приняла важное решение – поступить в магистратуру. Армавирский педагогический институт, факультет «психология семьи и личности». Но меня никак не отпускало состояние, которое я ощутила на той самой конференции и параллельно с первой учебой, я пошла учиться на первую ступень московского гештальт-института. Почему туда? Там училась мой психолог, и она сказала, что это лучшая школа. Я поверила на слово и не ошиблась. Это как армия для мужчины – совершенно особенный опыт. Обе эти программы обучения дополняли друг друга. В магистратуре у меня была классическая психология. Она в основном состоит из теории. А гештальт-институт – это 100% практики, в основном работа в группе.

Полтора года времени – и первая ступень была пройдена. Я чувствовала такую гордость за себя! У меня полностью обновилось мировоззрение. Основное открытие после первой ступени обучения было в том, что работать в группе для меня невероятно сложно. По своей натуре я спасатель. Где нужно и не нужно, где просили и где не просили. Сама по себе группа – это маленькая жизнь. Но моя сущность проявлялась везде и всюду, я постоянно лезла со своими советами. Не раз мне приходилось слышать в свой адрес: «Тебя кто просит, Татьяна?» Часто я впрягалась за всю группу, брала за них ответственность. К примеру, нужно сделать представление команды. Я сразу включала режим «активность» и брала решение задачи на себя. Говорила командным тоном: «Так, слушаем все меня!». На что несколько человек сказали: «А почему мы должны слушать тебя? Может это ты будешь слушать нас?»

Честно говоря, меня это обижало, я же для всех хотела как лучше и искренне не понимала, почему окружающие так негативно реагируют. Именно во время обучения я все это осознала и потом прорабатывала в терапии. Ведь хотелось с этим разобраться и научиться поступать как-то иначе. Да, я знаю, мне очень сложно долго сидеть и молчать, ждать когда кто-то возьмет дело в свои руки, и всю инициативу я брала на себя, якобы «спасала» их. Быстро выскочить вперед и прервать неловкое молчание – это для меня казалось спасением. А оказывается, люди молчали не потому, что не знали, что сказать. А потому что прислушивались к себе, к своим чувствам и ощущениям. А я как тот герой кинофильма «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика»:

– Песчаный карьер!

– Я!

– Цементный завод!

– Я!

– Ликероводочный завод!

– Я!

– Мясокомбинат

– Я!…

Тогда я не осознавала, что это нехорошо, но со временем научилась слышать себя, не забывать о своих чувствах и желаниях. Могу поговорить с собой: «Хочу ли я сейчас говорить? Или хочу посидеть и прислушаться к себе?» Я научилась действовать во благо себе, а не другим. В основном все мои действия шли из позиции «надо». Потребовалось несколько лет, чтобы научиться другому. Да что говорить, я и сейчас, по сей день продолжаю работу над этим.

Обучение в гештальте продолжалось пять лет. И все те, кто был от начала и до конца, стали родными и близкими людьми друг другу. Настолько близкими, что могли открыто в лицо сказать: «Слушай, твои слова сейчас вызывают у меня чувство злости!» Я никогда в жизни раньше не говорила такого вслух. Обычно только про себя, максимум – жаловалась подруге или сестре. А когда говоришь об этом открыто, именно тому человеку, на которого направлена эта эмоция, и вы остаетесь друзьями, получаешь такое удовольствие и легкость в общении, словами не передать. Мы легко могли подойти друг к другу и сказать: «Я вижу, ты на меня злишься. Давай присядем и поговорим об этом. У меня нет понимания, чем я могла тебя обидеть». Такие же моменты часто происходят и в семье. Недосказанность, недопонимание, сдерживание эмоций. Когда я научилась делать это в группе, открыто разговаривать, это перешло и в семью. Я легко могла проговорить свои переживания с мужем, детьми, коллегами. Для меня все, что происходило на учебе в гештальт-институте, стало бесценным опытом.

Однажды мой психолог спросила: «Что для тебя психология?» Я сразу ответила, что для меня психология как спасательный круг в океане. С ним я точно не утону. «А без круга можешь?» На тот момент прошло уже пять лет терапии, и я ответила: «Да, могу!» – «Так может пора передать твой круг кому-то ещё?» Этот диалог меня очень тронул. Я заплакала и поняла, что в океане жизни я уже умею плавать и даже готова отдать свой «круг» другим людям.

В родильном доме

В одной из сессий со мной в качестве клиента я увидела, как лежу в роддоме. Всех детей забрали кормить, а меня не берут. Как так? Почему всех любят, всех берут, а меня нет? Я долго не хотела появляться на свет. Уже в утробе мамы знала, что когда появлюсь, пуповину разрежут и я больше не увижу маму. Это было непереносимо больно.

В терапии есть такой метод «перерождение». Я трижды использовала его в своей жизни в разные периоды в разных группах. Со стороны это выглядит так: группа людей встает на четвереньки и выстраивается в форме канала. Человек, который рождается, должен протиснуться через этот коридор словно по родовым путям. Это дается довольно тяжело. Особенно, у кого были травматичные роды, они боятся это делать. Возникает сопротивление тела и души.

И мне было страшно так, что словами не описать. Все тело трясло. Казалось бы, ну что там страшного? Ползи и все! Но тело и психика помнят предыдущий опыт. Я кричала: «Все! Расступитесь! Задохнусь сейчас!» Тут главное – грамотный тренер. Он помогает поменять нейронные связи. Первое перерождение далось мне очень тяжело, чуть не задохнулась, пока проходила. Во второй раз было уже легче, а третий вообще хорошо. Тогда я уже рождалась с новой установкой: «Я перерождаюсь для радости и счастья!» В тот момент я понимала, что это последняя связь с моей мамой.

Как же ребенку жизненно необходимо чувствовать свою маму. Тепло, запах, ее сердцебиение, потому что он зародился во всем этом и жил девять месяцев. Роднее ничего нет. С этим всем ему безопасно выходить в свет. Когда женщина рожает и сразу берет няню или бабушки в основном с ребенком возятся, это не хорошо для ребенка, это травмирует его психику. И чем раньше это происходит, тем труднее его исцелить. А если травма получена еще до рождения, то она вообще не лечится. С ней необходимо научиться жить. К сожалению, это мой случай.

До года ребенок соединен с мамой энергетической пуповиной. Когда ее нет рядом, даже если присутствует другой любящий взрослый, у него иначе бьется сердце, другой запах, нет материнского молока. И ребенок, теряя связь с мамой, теряя ее как весь свой мир, чувствует это как «если мамы нет, значит и меня нет». Получив подобный опыт, когда мама, оставляет ребенка, уезжая на заработки или учебу, такие люди живут всю жизнь с этой глубинной травмой. И даже если они очень умные, успешные, талантливые, все равно чувствуют себя неважными и ненужными, им сложно почувствовать и признать, что они есть. Исцелить это практически невозможно. Вот почему очень важно ребенку до года не разлучаться с мамой. А уже к трем годам малыш больше контактирует и взаимодействует с папой и близкими родственниками, становится более самостоятельным и заявляет об этом: «Я сам!» Тогда его можно оставлять с другими людьми или в детском саду.

Когда в роддоме я лежала на столе, всех забирали, а меня нет, это было о том, что моя мама меня никогда не согреет, я ее не увижу. Такая боль пронзила, слезы ручьем текли по моим щекам. Терапевт говорит: «Представь, тебя выписывают из роддома, и это обязательно будут твои родители». Меня на самом деле забрали родители, сразу после рождения. Приемные родители. Мой папа уже был болен сахарным диабетом, врачи говорили, что он может передать эту болезнь своим детям. Некоторые советчики предлагали маме родить ребенка от другого мужчины. Но она была однолюбом, и рожать от кого попало не собиралась, для нее эта мысль была неприемлемой. И они приняли решение взять брошенного ребенка. Этим ребенком по счастливой случайности оказалась я. Они к тому моменту уже лет десять ждали подходящего малыша. Поэтому врачи знали, что семья положительная. Им сразу сообщили про рожденную девочку, которую мама оставила в роддоме. Зашли они в здание вдвоем, а вышли мы уже втроем.

Знакомство с Таней

У нас мужем есть семейный бизнес – магазины. В то время в бухгалтерии работало восемь женщин, и одна девушка уходила в декрет. Мне пришлось дать объявление в Центр занятости. Оттуда на собеседование приходили кандидатки, но я не простой начальник, а очень ответственный. Выбор сотрудников – серьезный момент в руководстве. Мне важно, чтобы был хороший человек, и чтобы мы совпадали по ценностям.

Кандидатка по имени Татьяна была одной из немногих, кто ответил на все вопросы в предложенной мною анкете. Я пробежала ее глазами и поняла, что она ответила так же, как это сделала бы я. После собеседования я приняла ее на работу. Она отлично вписалась в наш коллектив, проработав с нами больше двух лет.

Как-то раз за обедом коллеги обсуждали вчерашнюю передачу Андрея Малахова, эфир был про брошенных детей. Вдруг Таня говорит: «Вот моя тетка, например, оставила девочку в роддоме, а теперь всю жизнь страдает. Приезжает в город, где ее оставила и смотрит на разных женщин, высчитывая их возраст в голове, думает, что вдруг, когда-то дочь пройдет мимо». Я поинтересовалась у Татьяны, как зовут ее тетю, она ответила – Геля.

Когда мне было лет шесть, мы поругались на улице с одной девочкой, и она сказала: «Тебя родители не любят, потому что ты не их родная дочь». Я прибежала домой с таким горем на душе, у меня случилась истерика. Я кричала своей маме, умываясь слезами: «Ты что, не родная моя мама? Ты меня не любишь?» Я отлично запомнила этот момент. У нас во дворе была качеля. Я сидела на ней, а моя мама, на корточках напротив меня. Я плакала, плакала, плакала, а она успокаивала меня, целовала, обнимала и говорила: «Ну что ты такое вообще говоришь? Не плачь, а посмотри получше. Мы же похожи с тобой! У нас одинаковый цвет глаз, а пальчики? Взгляни на них. У тебя мои руки. Я посмотрела маме в глаза, потом на руки, и как-то постепенно успокоилась».

Ситуация повторилась, когда мне было двадцать лет. Тогда я ходила беременная первенцем уже на девятом месяце. Муж был в армии. И вот настал тот самый период «гнездования». Многие мамочки понимают, о чем я. В этот период беременная женщина наводит уют, порядок в доме и активно готовится к появлению малыша на свет. Мы с мамой были вдвоем в доме. Мои руки дошли до уборки в шкафу, где на дне ящика лежала старая газета. Я ее выбросила, а под ней листок бумаги. Я взяла его в руки. Это была расписка моей родной матери о том, что я ей не нужна… «Расписка дана Демченко Василию Александровичу от Дьячук Ангелины Георгиевны в том, что я отказываюсь от своей дочери Татьяны. Претензий не имею. Число моего рождения и роспись».

Первый раз прочла бегло. Это меня повергло в шок, и я решила перечитать, может показалось… Читаю во второй раз, а строки уже поплыли в глазах. Мама в этот момент лежала на диване. Обернувшись на меня, она увидела что я что-то читаю. Она быстро поняла, что именно, и заплакала. Так сильно плакала, до истерики, со словами: «Теперь ты меня бросишь, ты теперь от меня уйдешь?» Я говорю: «Ты что? Куда я уйду? Я сама скоро мамой стану». Через время, успокоившись, она поделилась, что ее большим страхом всегда было то, что если я узнаю правду, то уйду от них. Не знаю, как бы я поступила, будучи импульсивным подростком, но в тот момент я была очень благодарна людям, которые знали эту тайну и не рассказали мне ничего об этом.

Сейчас моей маме уже почти девяносто лет, а она до сих пор боится. Этот страх так сильно проник в нее, что не смотря на возраст сильно тревожит. Ей бы успокоиться уже, но она не в силах его побороть. Иногда дело доходит до упреков, если я не звоню: «Конечно, я ж не родная!» Но я пытаюсь донести, что дело не в кровной связи, а в любви и благодарности к ней.

Мама вспомнила про одно фото и разыскала его. Я и раньше его видела, но на вопрос, кто эта женщина на снимке, она отвечала, что это какая-то знакомая отца. Мне всегда было странно, что она хранила это фото. На нем была изображена девушка, на которую я была очень похожа.

Когда Таня пришла к нам работать, мне было уже более сорока лет. И она рассказывает о некой тете по имени Ангелина. Я спросила фамилию, она ответила: Дьячук. Уточнила возраст. В этот момент пазл в голове сложился, и я выпалила: «Это же моя мать!» Все сидящие за столом воскликнули: «О, Господи! Как мать?» Я рассказала им свою историю. На следующий день мне позвонил мой родной дядя. Рассказал, что ему все поведала Таня, и изъявил желание встретиться со мной. Я почему-то на тот момент так испугалась. Думаю, зачем встречаться? Но не отказала. Он приехал. Оказывается, я его и раньше видела несколько раз.

Причем, такая интересная ситуация с ним как-то раз была. До этого он приезжал за Таней на работу. Зашел в офис, приоткрыл двери и крикнул: «Танюша!», и, вы не поверите, я в этот момент подскочила. Для меня самой это была странная реакция, мое тело отозвалось на его голос. У меня потом даже мысль была, что, возможно, это мой отец, но оказалось, что родной дядя.

На встречу он приехал с букетом цветов, мы сели в машину, чтобы поговорить, и проболтали целых два часа. Он плакал, рассказывал историю своей жизни. «Таня мне рассказала про тебя, я в шоке и очень переживаю. Когда все это произошло, я был в армии. А когда пришел, то тебе уже месяца три, наверное, было, и у тебя уже была новая семья. Я объехал все роддома, но мне никто ничего не говорил… твердили лишь одно: «Нельзя. Не положено. Это тайна». Я разругался из-за тебя со всеми, но это уже ни на что не влияло.

Когда мне было семь лет, Ангелине было три года, и наша родная мать бросила отца, нас и уехала с любимым человеком. Когда она вернулась через полгода за нами, то привезла игрушки: мне большую машину, а Ангелине большую куклу. Сестра была мала, и кукла подкупила ее, а у меня была большая рана от того, что она нас бросила. Я взял сестру, и мы ушли в огород. Целые сутки там просидели в кукурузе. Нас искали всей деревней. Отец готов был отдать нас матери, но после этого случая сказал ей: «Ты видишь, что творишь? Выбрала того мужика, вот и уезжай с ним!» И она уехала, а мы остались с отцом. Он был слабохарактерный, запил. А когда начинаешь спиваться, становится не до быта, детей и воспитания…»

Он сказал, что не знает, где похоронена его мать, да и знать особо не хочет. Я пыталась ему объяснить, что вот я, например, зла не держу, почему вы так жестоки? Он плакал как маленький мальчик. Я плакала вместе с ним. Встретились двое людей с одинаковой болью в душе. Примерно через год он умер. Моего дяди не стало. Я была тогда с дочкой в больнице, ее оперировали. Не смогла прийти к нему и попрощаться.