Второй источник богатства Центральной Азии – международная торговля – также зависел от сочетания географических реалий и человеческой инициативы. Взглянув на карту, мы вспоминаем об уникальном географическом положении региона: из Центральной Азии был возможен доступ ко всем великим цивилизациям на евразийском пространстве, и те же цивилизации получали доступ друг к другу по суше только через Центральную Азию. С точки зрения транспорта и торговли Центральная Азия действительно занимает срединное положение, и так же было на заре истории. Жителям региона необходимо было лишь найти средства преодоления расстояний, чтобы воспользоваться этой невероятной удачей, подаренной Творцом.
Они справились с этой задачей к VIII веку до нашей эры. До того времени колесо широко использовалось в основном на боевых колесницах и на повозках с волами. Верблюды же были тягловой силой. Создание конницы на заре I тысячелетия до нашей эры сделало колесницы бесполезными. Затем упадок римских дорог на Ближнем Востоке еще больше снизил значение колесных транспортных средств. Необычным поворотом в ходе истории стало использование верблюдов. Восхищенный автор описывал их как «400 кг мышц, высокомерия и грациозности для тех, кто сможет оценить последнюю». Верблюды, таким образом, заменили колеса99. Оказалось, что верблюды являются наиболее эффективным средством для перевозки грузов и людей в суровых климатических условиях. Вскоре крупные одногорбые верблюды (дромадеры) были выведены для использования в качестве средства передвижения на Ближнем Востоке. Но достоинства двугорбого верблюда (бактриана) доказали, что это животное гораздо более полезно для жителей Центральной Азии, чем дромадер. С одной стороны, он менее восприимчив к холоду, а скрещенные виды с более длинной шерстью оказались особенно морозостойкими. С другой стороны, он увереннее чувствует себя в горных ущельях, которые широко распространены в разных частях Центральной Азии. Именно местный верблюд-бактриан, а не дромадер с Ближнего Востока, стал основным региональным и континентальным средством передвижения.
Но что же перевозили эти животные? Ответ касается как веса, так и объема. Бактриан может нести до 226 кг, и, следовательно, караван из тысячи верблюдов может везти очень много. Если предположить, что современный стандартный контейнер вмещает до 23 000 кг, это означает, что караван даже средних размеров был бы в состоянии перевезти столько же, сколько грузовой поезд с 10 или 12 вагонами. Излишне говорить, что избыточный вес или объем может свести прибыль к нулю. Поэтому идеальный груз – дорогой груз малого веса и объема. В последнее время этот расчет привлек многих афганцев и жителей стран Центральной Азии к торговле наркотиками. Но в 3500 году до нашей эры самым прибыльным товаром на евразийской земле был блестящий синий лазурит, добываемый в Афганистане.
Пять тысячелетий назад афганский лазурит был хорошо известен и ценился как в Египте времен фараонов, так и у цивилизации Хараппа в Индии. Другие драгоценные камни и минералы также ценились, что сделало Афганистан главным источником роскошных товаров на Востоке и на Западе. Жадеит из Хотана (современный Синьцзян), изумруды из Бадахшана (сейчас между Афганистаном и Таджикистаном), золото из богатых шахт на территории Узбекистана, медь из Афганистана вывозились вместе с лазуритом как высокоприбыльные товары. Начавшись с вывоза драгоценных металлов и камней, торговля расширилась, охватив все производства и товары, которыми можно было прибыльно торговать.
Вскоре караваны из сотен, а затем и тысяч бактрианов пошли в Индию100, в Китай и на Ближний Восток, доставляя товары из мастерских и с рынков Центральной Азии. Они привозили назад те товары, которые можно было продать в Центральной Азии или на более отдаленных рынках в других частях света. Тысячи различных предметов заполняли седельные сумки. Длинные караваны передвигались со скоростью около 30 км в день, а в жаркую погоду они шли по ночам101. Поскольку верблюдам не нужны мощеные дороги, проводники караванов могли менять маршруты в зависимости от погоды, экономической и политической ситуации. Подобная гибкость караванной торговли затрудняет многочисленные попытки определить конкретные пути маршрутов с востока на запад и с севера на юг102. Между тем с большей регулярностью, чем мы можем представить себе сегодня, торговцы Центральной Азии перевозили свои товары на крупных прочных лодках по трем главным рекам региона103. Хорошее грузовое судно около 6 м в длину хранится в музее Отрара (Казахстан), давая нам представление о внешнем виде деревянных судов, которые когда-то курсировали по Амударье и Сырдарье.
Эта паутина маршрутов и способов перевозки является тем, что немецкий географ XIX века назвал «Шелковый путь» (Seidenstrasse). Барон Фердинанд фон Рихтгофен (1833–1905), который ввел этот термин, был прав, обратив внимание на то, что шелк из Китая перевозили на Запад по этим маршрутам примерно с 100 года до нашей эры до 1500 года нашей эры. Но он ошибся в своем предположении, что шелк являлся единственным или основным товаром для торговли: он мог точно так же сказать «Лазуритовый» путь из Афганистана в Египет и Индию, «Жадеитовый» путь из Хотана в Китай, «Изумрудный» путь, шедший на восток и запад от Памира в Таджикистане и Афганистане, или «Золотой» путь и «Медный» путь в города Ближнего Востока. Он также допустил ошибку, полагая, что многочисленные караваны с товаром шли в основном в Китай, а не в Индию. Кроме того, он был не прав, полагая, что шелк привозили только из Китая; на самом деле центральноазиатские торговцы решили, что лучше производить шелк самим, чем перевозить сделанное другими. К Х веку город Мерв был единственным крупным производителем и поставщиком шелка на Запад и даже имел что-то вроде «института шелководства» для изучения производства шелка104. И, наконец, он допустил ошибку, полагая, что не было ни одного равноценного товара, который перевозили в Китай и Индию из Центральной Азии и с Запада105.
При исследовании того, как эта торговая система, простиравшаяся на весь континент, повлияла на культуру Центральной Азии, будет полезно сосредоточиться на трех различных аспектах: во-первых, возникновение городов вокруг складов для транзитных грузов; во-вторых, появление класса профессиональных торговцев с опытом работы на маршрутах, далеких от их родного города; в-третьих, развитие экономики на основе международной торговли продуктами местных отраслей промышленности и производства.
Континентальной торговле по определению необходимы грузоперевозчики и негоцианты из разных стран. Индийские купцы, например, постоянно находились в крупных городах Центральной Азии. Даже в Северном Хорезме, чьи основные торговые пути шли на восток и запад, а не на юго-восток, их было так много, что жители Хорезма познакомились с индийской десятичной системой задолго до того, как она стала известна на Ближнем Востоке. Позднее ученый из Хорезма сыграл ключевую роль в том, чтобы убедить арабов в Багдаде принять эту систему106. Не менее часто приезжали торговцы и гости из Сирии. Это были почти исключительно христиане-несториане, многие из которых расселились по всей Центральной Азии примерно после 400 года нашей эры.
Удивительно, что, несмотря на огромный объем товаров, которые циркулировали между Китаем и другими странами, сами китайские торговцы играли незначительную роль в караванной торговле. Нидэм в одном интересном отрывке своей работы говорит о «явном нежелании китайцев путешествовать далеко за пределы того, что, как они полагают, является их естественными географическими границами»107. Это чувство культурных границ у китайцев открыло чрезвычайно благоприятные возможности для согдийцев, а также жителей Хорезма, уйгурских торговцев из Восточного Туркестана, несториан, проживающих в Центральной Азии, и всех других обитателей этого региона.
Присутствие всех этих торговцев предполагало, что города Центральной Азии станут крупными финансовыми центрами на торговых путях между Китаем, Индией и Ближним Востоком. Древний город Тараз, находящийся сейчас в Казахстане, был так тесно связан с торговлей, что само его название, по одной из версий, происходит от слова «весы». По этой причине возникла сфера услуг, в том числе гостиные дворы, или караван-сараи, базары и хранилища. Это позволило городам стать основными международными складами Евразии, местом сбора для всего и всех.
Было неизбежно, что сами жители Центральной Азии станут опытными купцами. В конце концов, в отсутствие китайцев жители этой местности имели огромное преимущество над всеми своими соперниками. К III веку до нашей эры они стали частыми гостями в Индии и в больших центрах Ирака, Сирии и побережья Средиземного моря. Благодаря географии определились сферы влияния. Купцы из Балха сосредоточились на индийских рынках, торговцы из Мерва шли на запад, в то время как торговцы из северных районов вокруг Самарканда (Согдиана) и Ката (Хорезм) контролировали большую часть оборота с Восточным Туркестаном и Китаем. Торговцы из Акшикента в Ферганской долине чувствовали себя так же комфортно в Дамаске или в Лахоре, как и торговцы из Мерва или Балха. Показательно, что средневековый китайский писатель Ли Яньшу (618–676) считал, что правитель Бухары сидел на троне в виде верблюда108.
В течение четырех веков до арабского завоевания именно согдийские купцы из Самарканда, Пенджикента и соседних городов стояли во главе евразийской торговли109. Согдийские торговцы, казалось, были повсюду. После обретения «плацдарма» в Восточном Туркестане, а затем во Внутренней Монголии110 они создали большие диаспоры – правильнее назвать их колониями – вдоль маршрутов, ведущих в Китай. Это позволяло им доминировать в торговле с Китаем на протяжении веков111. Сегодняшние восточные территории Казахстана и Кыргызстана усеяны руинами древних городов, которые создавались изначально как колонии согдийских купцов112. Согдийцы следовали тому же принципу вдоль всех основных маршрутов в Индию113. Безграничные амбиции их купеческих домов распространялись также на морские пути, у которых было преимущество – требовалось меньше посредников. Это привело согдийцев к открытию маршрутов по Черному морю в Константинополь и из Басры в Ираке через Индийский океан в Шри-Ланку и Кантон; в обоих пунктах у них были представительства114. Единственный недостаток такой торговли состоял в том, что ее график был продиктован не рынком, а муссонами, это означало, что для поездки в оба конца требовался почти год115.
Согдийцы, конечно, знали секреты успешной торговли, включая искусство «навязывания товара». Один торговец, который ездил в Китай, понял, что может привлечь внимание публики, одевшись в даосские одежды для совершения якобы алхимических ритуалов. В результате он делал «эликсир бессмертия» и продавал его доверчивым китайцам116.
Результатом многовекового расцвета торговли стало возникновение во всех городах Центральной Азии класса торговцев. Эти люди знали мир лучше, чем их правители, привыкли сами принимать решения и платили достаточное количество налогов, чтобы заставить правителей с ними считаться.
Многолетний торговый бум, предшествовавший арабскому завоеванию, дал толчок развитию местных производств. В городах возникли отрасли для поддержки торговли. В населенных пунктах Ферганской долины, имевших доступ к месторождениям угля и железа, производились стальные лезвия, которые выгодно продавались на Ближнем Востоке и в Индии117. В Акшикенте, Папе, Мерве и других центральноазиатских центрах металлообработки технология требовала наличия плавильных котлов, которые могли выдерживать температуру до 1600°С; в этой части Центральной Азии люди хорошо знали свойства местной глины и поэтому могли делать такие резервуары. Зародившись в самом сердце Центральной Азии, технология производства тигельной стали распространилась оттуда в Дамаск и в конечном итоге на Запад118. Литье по восковым моделям, историю которого французские археологи Бенуа Милле и Дэвид Бургари проследили до области на севере Пакистана, примыкающей к Центральной Азии, также являлось работой центральноазиатских обработчиков металла119. Еврейские ремесленники, которые привезли стеклодувные технологии из Египта в Мерв и другие города, к концу IV века вывозили свои товары из Балха в Китай120.
Из других стран Центральной Азии в Китай попали такие технические достижения, как шуруп, напорный насос для перекачки жидкостей и коленчатый вал121. Были и менее тривиальные товары, которые вывозились в больших количествах из Центральной Азии в Китай: лютни, арфы, поперечные флейты, щипковые и смычковые струнные инструменты, также китайцы познакомились с центральноазиатскими танцами122. Все это там прижилось и стало частью китайской культуры. Тот факт, что все эти товары шли от народов, говоривших на согдийском, бактрийском и других иранских языках, привел некоторых авторов к выводу, что их вывозили в Китай из Ирана. Разумеется, территория современного Ирана играла определенную роль в этом экономическом процессе, однако ключевым игроком была Центральная Азия, а не Иран. Даже стулья, скорее всего, завезли в Китай из Бактрии!123 Многие продукты – а именно гранаты, кунжут, жасмин, горох и бобы – пришли в китайскую кухню из Центральной Азии. И даже сеялка и борона, с помощью которых их выращивали, тоже пришли в Китай оттуда124.
Предприимчивость и стремление к выгоде были в большом почете в мире центральноазиатской торговли. Местные мастерские, которые производили все – от парфюмерии до лекарств, готовых ювелирных изделий, чистых металлов и различных предметов обихода, – могли без труда найти покупателей в Китае, Индии и на Ближнем Востоке; торговля лошадьми, дикими животными и экзотическими птицами тоже процветала125. Впервые шелк был завезен в Восточный Туркестан из Китая между II и IV веками, а вскоре после этого распространился по всей Центральной Азии126. Но это не значит, что раньше текстильного производства в этом регионе не было. Начиная с I тысячелетия до нашей эры местными ткаными изделиями всех видов очень выгодно торговали, вывозя из Кабула, Бухары, Мерва и других региональных центров на Восток и Запад за несколько веков до появления шелка. По этой причине в Центральной Азии было много умельцев, которые могли с легкостью научиться производить шелк самостоятельно и получать прибыль от его продажи. К IV веку они справились с этой задачей, а еще через некоторое время жители Центральной Азии развили собственные производства и начали энергично вытеснять китайцев с рынка127.
Та же история повторилась с другим китайским изобретением – бумагой. Долгое время считалось, что в Большой Центральной Азии ее не делали до Таласской битвы 751 года (между войском империи Тан и арабско-тюркским войском). Считается, что среди захваченных китайцев оказались мастера по изготовлению бумаги, которые принесли свое ремесло в Самарканд. Но археологи доказали, что такие города Восточного Туркестана, как Турфан, Хотан и Дуньхуан, уже производили бумагу к III веку. Эти города находились в тесном торговом контакте с Центральной Азией к западу от Тянь-Шаня благодаря деятельности согдийских торговых домов. Торговцы жадно ухватились за новое изобретение и быстро выведали подробности его производства, чтобы суметь повторить этот процесс дома128. Начав производство собственной бумаги, жители Центральной Азии значительно улучшили конечный продукт. Ранняя китайская бумага была изготовлена из тутового или бамбукового волокна или их комбинации. Получался жесткий и хрупкий лист129. Жители Центральной Азии сразу поняли, что из их собственных длинноволокнистых хлопковых волокон можно произвести более прочную и гибкую бумагу, чем та, которую продавали китайцы. А поскольку их запасы хлопка были практически не ограничены, они также могли продавать свой улучшенный товар по более низкой цене. На много веков вперед именно бумага из Самарканда, а не из Китая, установила мировой стандарт качества. Действительно, бумага как таковая считалась центральноазиатским продуктом. Правда, ремесленники в Багдаде, Дамаске, Каире, Фесе и Кордобе вскоре стали изготавливать бумагу самостоятельно, но центральноазиатская бумага в течение долгого времени была более популярной. Европейцы же начали изготавливать бумагу только в XIII веке130.
За тысячу лет до арабского завоевания Центральная Азия уже могла похвастаться успешной экономикой, развивающейся за счет торговли с другими странами. Как в Японии после Второй мировой войны или в Китае в конце ХХ века, производители Центральной Азии изучали иностранные продукты, проходящие через их рынки, и определяли те, которые они могли бы производить лучше или дешевле. Это означало знание материалов и соответствующих технологий. Хотя атмосфера любознательности, царившая в Центральной Азии в эпоху Просвещения, не основывалась исключительно на этом явлении, тем не менее оно стало благоприятной почвой для формирования широты взглядов и новых идей.
Арабское завоевание в конце VII века стало катастрофическим событием в истории Центральной Азии, но оно не было беспрецедентным. Внешние силы неоднократно завоевывали города-государства региона и подчиняли их своей власти. Среди них – самые могущественные империи Античности и раннего Средневековья. Тем не менее никто из них не добился полного контроля, не говоря уже о налаживании управления на завоеванной территории. Их опыт подтверждает мудрость замечания Гиббона: захваченные земли неизменно являются источником не силы, а слабости. Причина этого ясна: в процессе длительной и трудной истории жители Центральной Азии освоили искусство управления своими завоевателями. Эти таланты были использованы и после арабского завоевания.
Первое исторически известное завоевание произошло в 523 году до нашей эры, когда Дарий Великий, персидский царь из династии Ахеменидов, повел свои войска в Балх (тогда он назывался Бактры) и на окружающие его земли. Греческий историк Геродот сообщал о результате этого похода так: Дарий потребовал от бактрийцев отправить десятки тысяч молодых людей, чтобы сражаться вместе с персидскими войсками на Западе. Таким образом, когда судьба греческой цивилизации решалась в битве при Фермопилах и других эпохальных сражениях против персов, греки воевали в том числе и против выходцев из Центральной Азии. Персы силой заставили участвовать в войне и городских жителей, и скифов (саков) из прилегающих сельских областей, и две эти социальные группы из Центральной Азии сражались бок о бок на Западе131. Позже, однако, правители обнаружили, что им выгоднее нанять степных кочевников, чтобы те сражались за них, что и стало обычной практикой на протяжении эпохи центральноазиатского Просвещения и до XVI века.
Персидская империя Дария часто описывается как «централизованная»132. Но на Древнем Востоке «править» не означало осуществлять полный контроль над данной территорией и ее правительством, не говоря уже о создании там системы права, как это делали римляне. Скорее, это подразумевало взимание дани. Дань устанавливала четкую иерархию власти от небольших городов или территорий до столицы империи. Даже Китаю приходилось платить дань, чтобы удерживать на расстоянии кочевников-гуннов133. Но получение податей не означает постоянный контроль. Фактически это не что иное, как «административная рента», взимаемая силой.
В случае с персами подвластные территории назывались сатрапиями и являлись в значительной степени самоуправляемыми при условии, что они платят достаточно высокую дань. Центральная Азия, например, была вынуждена выплачивать сумму, равную 25 000 кг серебра – лишь немногим меньше, чем требовалось от Месопотамии или Малой Азии134. Эта цифра, несомненно, оказалась бы выше, если бы Центральная Азия в отличие от других территорий не находилась так далеко. Благодаря расстоянию сатрапы, назначаемые для управления регионом, легко соблазнялись и начинали присваивать средства, предназначенные для Персеполиса, и даже угрожали отделением135. Желание имперских наместников «стать своими» в Центральной Азии и отстаивать независимость проявлялась неоднократно, сначала это пытались осуществить греческие завоеватели, затем – арабские, а позже и монголы. Персидское государство Ахеменидов утверждало монополию на чеканку золотых монет, но оно потерпело неудачу при введении их в обращение в Центральной Азии. Тем не менее дельцам в Бактрах и других городах региона понравилось это новшество – металлические деньги, и они уговорили своих ахеменидских сатрапов выпустить и использовать собственные монеты, которые долгое время оставались предпочтительным платежным средством среди местных жителей136.
После уничтожения Персеполиса Александр Македонский вторгся на территорию Центральной Азии в 329 году до нашей эры, что вылилось в кровавую трехлетнюю войну против бактрийцев, согдийцев и маргианцев, в общем, против коренных жителей крупных городов региона137. Позже, после смерти Александра в 323 году до нашей эры, его полководцы (диадохи) разделили территории огромной империи между собой. Один из них, Селевк, получил контроль над землями, простирающимися от Месопотамии до Индии, в том числе большей частью Центральной Азии. Греческие правители царства Бактрия со столицей в Бактрах первоначально подчинялись его державе, но быстро поняли, что Селевк и его наследники в Вавилоне не имеют никакой власти для того, чтобы им платили дань. Они объявили независимость и начали чеканить большое количество собственных золотых монет. Войска независимой греческой Бактрии успешно вторглись в Индию в 180 году до нашей эры, что превратило их царство в континентальное государство – Индо-Греческое царство. Вскоре бактрийские торговцы появились на таких далеких рынках, как Александрия Египетская, а также в Южной Индии. Эти широкомасштабные контакты продолжались даже после того, как Греческое государство в Центральной Азии распалось.
Это гордое эллинистическое греческое царство в Центральной Азии, просуществовав чуть меньше двух веков, погибло к 129 году до нашей эры, после того как положилось на китайцев для защиты от кочевников138. Последний правитель греческой Бактрии, Евкратид, почувствовал опасность и, прежде чем бежать, спрятал свою потрясающую коллекцию индийского золота и предметов обихода в дворцовой сокровищнице. Вторгшиеся гунны захватили Евкратида и убили его. У него была печальная судьба, но именно об этом рассказали писатели Джованни Боккаччо в его труде «О несчастьях знаменитых людей» и Джеффри Чосер в «Истории рыцаря» (из «Кентерберийских рассказов»)139. Через два тысячелетия после смерти Евкратида французские археологи обнаружили часть его сокровищ.
Между 100 годом до нашей эры и 100 годом нашей эры Китай и Рим стали проявлять интерес к Центральной Азии. Позже тибетцы также стали участниками этой схватки140. Первой заботой Китая было не допустить, чтобы регион стал плацдармом для угрожающих ему кочевых племен141. Помимо этого путешественники сообщили китайскому двору о торговых возможностях этих земель, что привело к началу торговли шелком около 114 года до нашей эры. Несмотря на то, что Китай несколько раз направлял войска в регион, он не стал истинным властителем в ранней Центральной Азии, и местное самоуправление осталось нетронутым. Однако культурное влияние Китая оказалось значительным, охватывая такие практические вопросы, как литье монет. Деньги китайского типа – с квадратными отверстиями – чеканились в Самарканде и других городах Центральной Азии в VII веке142.
Политический интерес Рима к Центральной Азии возник в связи с тем, что далекое царство Парфия, как утверждал Страбон, стало соперником самому Риму и может представлять угрозу143. Парфянскую династию создали иранские племена, которые поселились в Хорасане и усиливали свой контроль над ключевым транспортным и торговым коридором Восток – Запад. Первая парфянская столица Ниса (в 18 км к западу от современного Ашхабада в Туркменистане) находилась на основном торговом пути. После завоевания оставшихся греческих колоний в Афганистане и Хорасане парфяне начали продвигаться на запад, в конце концов встретившись с легионами Рима. Рим тем временем активно противодействовал усилиям парфян по отстранению иностранных купцов от торговли с Китаем и Индией144.
Страбону было из-за чего беспокоиться. Парфянское войско победило римского военачальника Красса в 53 году до нашей эры и взяло под свой контроль большую часть Леванта. Марк Антоний произвел наступление, заставив парфян вернуться на свою территорию, но не победил их. Во время этого противостояния парфяне захватили 10 000 римских воинов, большую часть которых составляли германцы из Рейнской области, и послали их в качестве заложников в Мерв. Там, где сейчас Туркменистан, европейские виноделы помогли наладить местное производство вина. Столетие спустя другие захваченные в плен римские воины оказались в селе Кара Мамар к северу от Амударьи в современном Узбекистане, где они позже построили в пещере храм Митре145.
Парфянский царь принимал послов во взмывающем ввысь двухэтажном зале, оформленном в эллинистическом стиле. Центральная комната дворца в Нисе была расписана красным, черным и белым цветами, были коринфские колонны, лепные украшения в виде листьев аканта и статуи, в которых чувствовалось римское влияние. Сам царь восседал на троне из слоновой кости с богатой резьбой, фрагменты которого находятся в Национальном музее Туркменистана146. Борьба между наследниками этого трона постепенно подточила политическую власть парфян. Наряду с продолжающимися конфликтами с Римом и вторжениями кочевников междоусобные распри послужили причиной падения данного центра власти Центральной Азии к началу III века.
Современниками парфян в Центральной Азии были кушаны – группа кочевых племен, оттесненная на запад и на юг другими кочевниками. Кушаны вскоре создали собственную обширную империю с центром в Афганистане. Между 100 годом до нашей эры и 200 годом нашей эры они правили огромной территорией, простирающейся от Хорасана до Пенджаба в Индии и незначительное время включавшей часть Синьцзяна. Они расширили свою торговлю до Европы, поставляя дорогие ткани для римских сенаторов и их жен, тем самым создавая истинный Шелковый путь.
Как и многие завоеватели до и после них, кушаны «стали своими», укоренившись в главных городах и установив свою собственную столицу в Баграме147 (нынешний Афганистан). Они также приняли многие местные верования и обычаи, в том числе зороастризм и две развивающиеся в регионе религии: эллинистические культы и буддизм. Управляемые ими территории Центральной Азии в конечном счете стали основным путем, по которому буддизм прошел в Китай148.
Хотя кушаны не имели никакого опыта городской жизни, они с радостью восприняли новые условия существования. При их правлении интенсивно шла застройка, появлялись новые города, которые в области планирования и архитектуры были основаны на эллинистическом наследии149. В тесной связи с ростом городов развивалась система орошения, в которой жители Центральной Азии эпохи кушанского правления применили целый ряд улучшений150. Местные жители также убедили своих кушанских правителей в важности стабильной и широко доступной денежной единицы151 и, вероятно, были ответственны за тот факт, что кушаны привязали стоимость своих денег к римскому ауреусу152. Обусловленный всем этим экономический бум нашел свое отражение в невероятном количестве золотых ювелирных изделий, скульптур, орнаментов, которые позже были обнаружены в одной из небольших столиц кушанского царства в Северном Афганистане153.
В то время как в Риме начинался упадок, Кушанское царство было на пике своего развития. Его правители, превратившиеся благодаря собственным подданным из Центральной Азии в активных космополитов, считали своим правом бравировать величественными греческими и индийскими титулами – базилевс («царь» в переводе с греческого) и девапутра («сын бога» в переводе с санскрита) – и направлять своих послов в Рим, Китай и Индию154.
Последней империей традиционного типа, стремившейся контролировать Центральную Азию, была иранская держава Сасанидов, чья столица находилась в городе Ктесифон, к югу от будущего местоположения Багдада. После столетий, проведенных в борьбе за достижение власти, Сасаниды разгромили парфянское войско в 224–226 годах. В течение следующих десятилетий они установили свою верховную власть в Хорасане и Согдиане, но сумели получить лишь частичный контроль над остальными бывшими кушанскими территориями в Центральной Азии и в долине Инда. Несмотря на воинственное прошлое, Сасаниды благоприятствовали торговле, что привело к устранению большинства торговых барьеров между Центральной Азией и Ближним Востоком. Вплоть до своей гибели от рук арабских захватчиков в 651 году правительство этой новой персидской империи получало налоги с местных царьков по всей Центральной Азии, частично в виде товаров, но больше ничем не досаждало жителям региона. Пока они чеканили деньги во всех крупных городах империи, включая Бактры, Мараканду, Мерв и Бухару, местные правители в большинстве районов Центральной Азии не теряли времени даром и выпускали также и собственные монеты.